Не только кровью

Операция прошла успешно. Ликвидация опасных субъектов далась Гриммджоу, как обычно, легко, даже отчасти скучно, но это не помешало ему получить пулю в лоб. Ну, что сказать? Боль будоражила его сознание и давала причину на то, чтобы вырвать сердце какому-то слабаку. Низкосортные вампиры и тупые упыри не смогут убить его, даже если очень сильно постараются. Как ни крути, разница в силе между кошкой и тигром огромна. В случае Гриммджоу она колоссальна: способности Носферату далеки от человеческих. Даже, если ему отрубят голову, она будет находиться на законном месте уже спустя минуту. Жизнь вампира полна своих маленьких радостей. К сожалению, она не избавляет тебя от человеческих проблем. В виде твоего хозяина, например. Не то чтобы Гриммджоу жаловался. Говоря начистоту, ему было и не на что: его почти ежедневно обеспечивают пищей и хорошими драками, у него есть свое место под крышей и, несмотря на власть над ним, некоторая свобода. Что ещё ему, пятисотлетнему вампиру, повидавшему жизнь и потерявшему интерес к беспорядочным войнам, нужно? Люди во все века являлись эпицентром войн. Те, в свою очередь, всегда были развлечением для таких, как он — бессмертных существ, чувствующих себя на своем месте только в пылу сражения. Или же там они чувствовали себя живыми? Да, Гриммджоу уверен, что мертвецы чувствуют себя живыми, только когда сами приносят смерть. Вечереет. Гриммджоу понимает это по своим ощущениям. Тело непроизвольно расслабляется перед наступлением матери-ночи. Ему стоит отчитаться о сегодняшнем инциденте своему хозяину. Кабинет Куросаки находится на втором этаже поместья. Само по себе это место выглядит довольно мрачно: каменные стены, пропитанные грязными тонами, белые колонны, огромные окна, открывающие вид на пустошь, и тусклое жёлтое освещение от готических ламп. Яркие цвета не приветствовались в этом доме. Из выделяющегося тут есть лишь насыщенные зеленые шторы в спальне Куросаки и красный кожаный диван в его кабинете. Хотя, догадывается Гриммджоу, это место не всегда было таким. Возможно, раньше это серое здание, сейчас ничто иное, как место организации по уничтожению нежити, было уютным семейным гнёздышком. Об этом можно судить по большому, теперь вечно холодному, камину в главном зале, огромным нежным коврам с длинным ворсом в комнатах и пыльным редким портретам на стенах, ныне завешанных тряпьем. Сумеречная атмосфера была под стать ему, но Гриммджоу все равно не любил прогуливаться по этим длинным коридорам, предпочитая использовать быстрый способ перемещения, доступный только ему в этом доме — хождение сквозь стены. Нередко, в самом начале их знакомства, Ичиго пугался его внезапного появления из тени угла или потолка. Сейчас он уже настолько к этому привык, что казалось, будто бы он чувствует Гриммджоу на инстинктивном уровне, прямо как вампир. Джаггерджак медленно выплывает из книжного шкафа, заполненного литературой двадцатого века и папками дел, которые Куросаки считает особенно неудачными. Самое глупое, чем Ичиго стоит заниматься, так это подсчётом своих ошибок, и, честно признаться, Гриммджоу давно выявляет в своем хозяине мазохистические наклонности. — Привет, Гриммджоу, — произносит Куросаки уставшим голосом, не поднимая головы от документа. Угадывать, не глядя на бумаги, чем Куросаки занимался в данный момент, стало его хобби. Ему часто приходилось ждать, пока его хозяин закончит с одним делом, чтобы перейти к другому, а затем следующему, и уже после поговорить с Гриммджоу. Сначала вампира это сильно злило, но через какое-то время это стало привычной процедурой. Торопиться ему всё равно некуда. Слушая скрип ручки о бумагу, чужой шепот и размеренное тиканье часов на стене, Гриммджоу сидел на кожаном диване, слева от стола. Редко он брал в руки книгу, занимая себя на пару часов, в основном предпочитая беспардонно пялиться на Куросаки. За работой его лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности: брови нахмурены, глаза прищурены, а рот сжат в узкую полоску. Также в моменты нерешительности Ичиго покусывал свои губы или отбивал ногой под столом четкий ритм. Возможно, такое пристальное внимание раздражало или нервировало Куросаки, но он ничего не говорил. Если бы ему это как-то мешало, то он бы приказал Гриммджоу отвернуться, раствориться в тумане или выдавить себе глаза. Но он молчал и продолжал выполнять свою работу. Кропотливо и ответственно. Документ, над которым Ичиго сложился в три погибели мог оказаться чем угодно: от счетов за нанесение ущерба (чаще всего виной являлось чрезмерно активная деятельность Гриммджоу в запале), до списка новых жертв, попавших в адскую паутину нечисти. — Я собираюсь запросить у капитана Кучики новый вертолет, — говорит Ичиго, зачесывая пятерней рыжие волосы, струящиеся по его плечам и груди. Взгляд Гриммджоу был чересчур очевиден для него. — Наш прошлый пришёл…в негодность. На секунду в голове Гриммджоу всплывает кадр, как при выполнении прошлой операции он самолично поспособствовал вмятине на лобовом стекле. — Бьякуя, конечно, тот ещё заносчивый ублюдок, но если он хочет, чтобы я выполнял свою работу качественно, ему придется обеспечивать меня всем, что я потребую. Гриммджоу приглушённо усмехается. — Он не сможет отказать тебе. — Ты так думаешь? — спрашивает Ичиго, наконец поднимая на вампира взгляд карих глаз. Гриммджоу чувствует, как что-то внутри него только что закоротило. — Я уверен. Он всегда выглядит слишком виноватым и обязанным тебе, после того происшествия с его сестрой. Ичиго в ответ бурчит неслышимые для человеческого уха ругательства. Куросаки всегда послушно выполнял свои обязанности как глава организации по борьбе с нечистью, но, как только обязаны становились ему, он приходил в неописуемую ярость. Прямо сейчас такая ситуация происходила с капитаном Кучики — одним из членов совета круглого стола. В самом начале их знакомства с Куросаки, Бьякуя не видел в Ичиго никого более, чем глупого мальчишку, занявшего пост главы в пятнадцатилетнем возрасте. И даже когда Куросаки стал совершеннолетним и проявил свои способности как главнокомандующий, его мнение не изменилось. Они всегда собачились друг с другом при встрече: Кучики вечно проявлял, хоть и молчаливое, но недовольство, а Ичиго не мог стерпеть, что его недооценивают. Так продолжалось до тех пор, пока Ичиго чуть ли не собственноручно спас младшую сестру капитана Кучики. На его поместье было совершено нападение. Непоседливая девчонка Рукия вместо того, чтобы сидеть на месте и не высовываться, решила дать отпор и полезла в драку. Бьякуя не уследил. К счастью, как только Куросаки проинформировали о ситуации, он моментально отправился им на выручку вместе со своими людьми и Гриммджоу. Благодаря его помощи число пострадавших было сведено к минимуму, а младшая сестра капитана Кучики отделалась лишь парой царапин. С тех пор Ичиго получает некоторое снисхождение за свои поступки и благосклонный взгляд вместо высокомерия. А также постоянные письма от Рукии, о чём, как думает Куросаки, старший Кучики пока не догадывается. Погрузившись в свои мысли, Гриммджоу не сразу заметил, что Куросаки прекратил писать. Он откинулся на спинку стула и потянулся, хрустнув позвонками. Вампир не мог не отметить, каким уставшим выглядел его хозяин. Круги под глазами от работы до поздней ночи становились все темнее с каждым днём. Ему явно нужно было время на восстановление. Но дела не ждут, и Ичиго работает без минуты отдыха. В последнее время инцидентов, связанных с вампирами, становилось все больше и больше. И число самих вампиров тоже страшно росло. Это беспокоило Куросаки. Гриммджоу тоже. Только вот он больше беспокоился за Ичиго, нежели за гражданских. От этих сверхурочных его Мастер уйдет в могилу раньше, чем следовало бы. — Что там с отчётом? Гриммджоу, понимающий, что Куросаки не завалится в кровать, пока не выполнит всю работу, быстро доложил ему все формальности. — Ты неплохо поработал, Гриммджоу, — сказал Ичиго, дослушав своего слугу до конца, и уже приготовил бланк для написания результатов операции. Он выглядел немного…взбодрённым. — Это похвала, Мастер? — спросил Гриммджоу с неприкрытым удивлением. — Да. Тебе не нравится? — Ичиго поднял на вампира глаза. Гриммджоу почувствовал, как его шею стянул невидимый галстук. — Да нет, — ответил Джаггерджак лениво, прикрыв один глаз, — просто, когда тебе было пятнадцать, видеть благодарность и восхищение в твоих глазах было намного…волнительнее. — Ох, ну, извини, что спустя десять лет я стал таким чёрствым и перестал писаться в штаны каждый раз, когда ты проходишь сквозь грёбанные стены. Гриммджоу громко усмехается. Куросаки выглядит так, словно о чем-то глубоко задумался. Проходит пара секунд, прежде чем Ичиго встаёт из-за стола и направляется к дивану, где сидит Гриммджоу. — Знаешь, — начал он, стягивая с руки белую перчатку, — думаю, я не делал этого с того дня, как мы впервые встретились. — День, когда тебя пытались убить из-за твоего наследства? — спросил Гриммджоу, следя за каждым движением своего хозяина. — Именно. Куросаки подошёл почти вплотную к месту, где расположился его вампир. Он стоял, возвышаясь над ним, и Гриммджоу, смотря на его горящий взгляд, гадал, что его хозяин предпримет дальше. Ичиго плавно подносит руку к своему рту и прикусывает фалангу указательного пальца. Гриммджоу даже не нужно зрение, чтобы почувствовать, как рвется плоть под сильным давлением смыкающихся челюстей, и кровь выступает наружу, образуя в воздухе металлический запах. Ичиго не морщится и не издает ни единого звука. Он также плавно теперь подносит руку к лицу Гриммджоу. — Небольшая награда за то, что ты верно служишь мне все эти десять лет. Куросаки слегка улыбается своим словам. Джаггерджак вспоминает, как сегодня перед миссией выпил пакет с медицинской кровью, который подают ему каждое утро. Он вспоминает, как успел насытиться кровью сегодняшних врагов, пока зачищал вампирские гнездо и разрывал тела на части. И все это меркнет, когда алая капля крови собирается на кончике пальца Куросаки. Рот за миг наполняется слюной, зубы нещадно ноют. Он не должен быть так голоден, чёрт возьми. Куросаки больше не двигается. Он молчит и не даёт никаких указаний, как ему стоит поступить. Можно ли Гриммджоу взять Ичиго за руку, чтобы было удобнее смаковать его кровь, или стоит усадить самого Куросаки на диван и встать перед ним на колени? Гриммджоу не знает ответ ни на один вопрос, поэтому он просто тянется вперёд, высовывая язык, словно послушный пёс, как раз вовремя, чтобы первая капля упала прямо ему в рот. Тело Гриммджоу замирает — по нему пробегают тысячи мурашек, его бьёт электрическим током, его будто пронзают насквозь освещённым копьём. Гриммджоу в оцепенении и одновременно в восторге. Всё, что он пил до этого, казалось ему грязной водой из-под крана по сравнению с тем, что он пробует сейчас. Солоноватый, слегка горький привкус разлился по всему рту и вампир понял, что убьет любого, кто помешает ему получить ещё. Естественно, с разрешения его хозяина. Кровь, отданная по желанию, не идёт ни в какое сравнение с той, что получают насильно. Неожиданное возбуждение накатывает на Гриммджоу впервые за очень долгое время. Становится неуютно. Нужно больше человеческого тепла, больше соприкосновения, больше чужого запаха. Больше Куросаки. Не особо задумываясь о том, что он делает, Гриммджоу, ведомый необычной жаждой, которую доселе не ощущал, движется вперёд, хватает одной рукой запястье Куросаки, а после обхватывает окровавленный палец ртом. Рука теплая, с ускорившимся пульсом, не двигается с места. Гриммджоу начинает плавными движениями собирать алые дорожки языком, и Ичиго издает судорожный вздох. Для гиперчувствительного слуха вампира это было ударом под дых, после которого остановится уже просто невозможно, а желание услышать больше лишь нарастает. Он жадно вылизывает весь палец, в конце бесшумно вытаскивая его изо рта. Теперь в воздухе витает не только его возбуждение. Куросаки стоит, едва дрожа, с алыми щеками и кончиками ушей, прикусив губу. Гриммджоу мечтает о том, чтобы она лопнула под напором чужих чувств и он смог впиться в нее, опьянённый металлическим запахом. Он припадает к ранке на пальце губами, целуя пульсирующее место. Ичиго громко втягивает носом воздух. Вампир раскрывает его ладонь перед тем, как начать проводить своим длинными нечеловеческим языком по каждому пальцу и чувствительным местечкам между ними. Куросаки перестает контролировать свой голос. Слабые стоны, словно похвала от его мастера, побуждают вампира очень тщательно поиграться с его горячей ладонью. Он чувствует усилившуюся чужую дрожь, когда дразнит кончиком языка подушечки каждого пальца. Гриммджоу сползает с дивана, вставая на колени перед своим Мастером и крепко хватаясь за его талию. Ичиго почти выгибается. Его грудь ходит ходуном, а длинная рыжая челка прилипает ко лбу. Взгляд затуманенных карих глаз мечется от юркого красного языка до бледного лица вампира, так откровенно наслаждающегося его кровью. Эмоции смешиваются, голос разума молчит, а колени, кажется, вот-вот подкосятся. И… Гриммджоу просыпается на моменте, когда первая капля крови попадает на язык. Он сидит все в той же позе: расслабленной, со скрещенными ногами, одна его рука покоится на бедре, другая — на подлокотнике. Вампир в недоумении поднимает взгляд на своего хозяина. Куросаки стоит перед ним с напряжённым лицом. — Ты возбудился, Куросаки? Лицо Ичиго вспыхивает, словно спичка, и Гриммджоу даже не нужно слышать ответ. И как он сразу не догадался? Чёрт бы побрал этого Куросаки. Он оказывает слишком большое влияние на него. — О-о чем ты? — голос Ичиго нервно звенит, словно струна, на последнем слоге, выдавая его с головой. — О том самом, — самодовольно сообщает вампир, — ты хоть и девственник, но точно не ханжа, Мастер. Ичиго резко отдергивает руку и отворачивается к окну за столом, пряча лицо. Он вытаскивает платок из нагрудного кармана чёрного пиджака и прижимает его к кровоточащему пальцу. Гриммджоу чувствует небольшое разочарование: его зубы болят от досады. — Мне нужно доделать ещё пару отчётов. Ты свободен, — севшим голосом сообщает ему Ичиго, не поворачиваясь. Вампир смотрит на слегка сгорбившуюся над столом фигуру своего хозяина и прикусывает язык. И так уже много чего наговорил и (не) наделал. Ему ясно дали понять, чтобы он проваливал. — Хозяин, — с надеждой всё-таки обращается он. — Да? — Не засиживайтесь допоздна. В последнее время у вас ужасный вид. Гриммджоу ожидает колкость, грубые слова в свою сторону и даже угощение в виде серебряной пули. Но Куросаки просто молчит. И это ощущается ужаснее любого наказания. Джаггерджак бесшумно растворяется в тени, направляясь в подвал. Даже если бы он нуждался в этом, то не смог бы заснуть сегодня, раз за разом прокручивая в голове видение, которое случайно показал ему Куросаки.