летаргия

рассвет белеет над горизонтом. в воздухе туман, воздух вязкий и тяжелый. лезет из открытого окна и обволакивает, точно накрывает одеялом. с губ сползает едкий дым, растворяется в синеве майского утра. горло саднит от жажды, от сигаретного дыма. плечи голые дергаются от прохлады. в груди холодно тоже, там медленно бьется сердце, обреченное не чувствовать больше ничего. качает кровь, а греть не может. пальцами холодными по плечам, чуть сжимая над локтями. ногтями короткими царапать кожу. пытаться почувствовать что-то хотя бы физически. боль почувствовать легче, чем радость, счастье, любовь. мимолетное наслаждение телом поймать проще гораздо, чем эфемерное счастье. этого хватает. в голове пустота. усталость одолевает, но бессонница выедает изнутри, запрещая засыпать. глаза смотрят вдаль, сквозь многоэтажки и ветки деревьев, смотрят на облака. курить недавно бросил. поначалу вертел, стоя на балконе, пачку сигарет, скурил одну — ну самую последнюю — и оставил белую коробочку валяться на балконе. следующим утром руки чуть потряслись, порывался по пути на работу зайти в магазин и купить покурить, но не стал. только домой зашел, по привычке на балкон и цепкими пальцами из пачки уже выуживал сигарету. вздохнул тяжело, толкнул её обратно и бросил на место. в таком медленном темпе пару дней всего. потом разозлился, едва не кричал. это уже стало привычным — злость въелась в кожу, вплавилась в кости. чуть что валилось из рук — швырял на другой конец комнаты, матерился громко и, делая глубокий вдох, наливал себе целый стакан воды — попытка успокоиться. только вышел на балкон, руки сразу пачку схватили. шипящие маты с губ. злость. пачка летит с шестого этажа — там еще четыре штуки осталось. вздох. голову уронил в руки, ладонями по лицу и пальцами белые волосы назад. ноги в кроссовки и в лифте вниз во двор искать пачку. сигарету меж зубов и чиркнуть зажигалкой. выдыхает дым в утренний воздух. на душе тяжело. пустота не должна ничерта весить, но внутри будто каменные глыбы, будто целые ледники, будто цепью вольфрамовой скован изнутри. кольцо холодит пальцы — он даже не верующий, но серебро со сплетающимися в молитву буквами крутится на пальце, точно обручальное. за крышами домов поблескивают первые лучи солнца. оно бьется сквозь облака, облака голубые, молочные. нос мерзнет, краснеет, губы бледнеют. вдыхает дым поглубже и обреченно выдыхает. босые ноги на тонком ковре переминаются, мерзнут. за окном май, однако солнце не успело еще нагреть воздух и поцеловать землю. холодно. пустота душит, душит и плакать хочется. ком царапает горло, давит горечью. два пальца в рот и выблевать бы остатки чувств, вместе со всей этой пустотой проклятой. в желудке пусто, но даже эту пустоту заполнять не хочется. больно. саднит изнутри все тело, будто органы плавятся желудочным соком, будто он разъедает изнутри. глаза жмурит. губы кусает до боли. сигарета тлеет в руке. ладони теплые на плечи ложатся, дыхание горячее шею обжигает и поцелуй нежный остается на скуле. августовское солнце поднимается над горизонтом, целуя щеки и облизывая веки. — ты чего так рано, — шепот тихий над ухом, пока руки крепкие вокруг талии вьются и широкая грудь к лопаткам льнет. — не спалось, — голос спокойный. — ты...в порядке? — беспокоится. начало лета было тяжелым. бессонница выпивала всю кровь и всю жизнь. было больно. было пусто. сейчас в груди сердце греет, на плечах лежат поцелуи и пустота не тянет вниз. заполняется понемногу. тяжело. хорошо. — все в порядке, — улыбается. не врет, — пока ты рядом все правда хорошо, — шепчет совсем. делает затяжку и тушит сигарету о пепельницу. ладони чужие на животе ловят подрагивающее ворчание, в волосах прячется тихий смех. — голодный? могу приготовить завтрак, — снова целует в плечо голое. — в пять утра? — улыбается, разворачивается и холодными руками касается чужого тела. носом утыкается в горячую шею и греется в родных объятиях. — ты замерз...— не спрашивает, касается ладонью щеки и целует в холодный нос, — пошли внутрь, — тянет за собой, с грохотом закрывает балконную дверь и ведет интуитивно в спальню. одеялом накрывает и прижимает к себе покрепче. — а ты сам чего не спал, — дышит в шею, касается губами. грудью жмется к груди. — кошмар приснился. проснулся, а тебя нет. пошел искать, — поцелуй в лоб осторожный. цепи вольфрамовые трещинами пошли, разрушились, стерлись в порошок. порошок в кольца тонкие переплавился, они опустились на длинные пальцы, стали губы холодить при поцелуях. от цепей вольфрамовых остался только вольф, рам вспенился и испарился, пена холода овцой была съедена волком. — я люблю тебя, — шепотом еле слышным. — я тебя люблю, — отдается сонно в ответ.