"Выполни три задания и получи награду.
Пройдись по пути звёзд до луны, чтобы найти свет!"
— Да вы издеваетесь... Почерк у записки был другой, но посыл остался таким же, как у предыдущих. Возможно, это Клаус проникся идеей и решил продолжить "увлекательный" квест. Но, честно, не хотелось уже ничего, особенно когда требовалось найти гирлянду в виде звёзд и полумесяцев. Она была главным атрибутом каждого Рождества. Её всегда вешали и включали в гостиной, но последние два года она хранилась там же, где и немногочисленные оставшиеся от родителей вещи. В их спальне, которую сама Долорес старалась обходить стороной, благо, после того случая и переезда со второго этажа на первый, проходить мимо получалось куда удачнее. Пустая, холодная, мрачная. Всё здесь давно покрылось толстым слоем пыли, но всё как осталось в их последний день жизни, так оно и не менялось. Сделав глубокий вдох, а потом выдох, и отмахнувшись от горьких, но по-своему ещё греющих душу воспоминаний, Дол полезла за коробкой под кровать. Вообще странно, что гирлянда пряталась здесь, а не на чердаке или в подвале. Чуть покопавшись и найдя мешочек с необходимым, отыскалась в нём ещё одна записка, и вновь с другим почерком."Пролей свет в той тьме, что ближе к небу.
В твоих руках звезды, так зажги их..."
Вот и чердак, заставленный как раз теми вещами, которые хранили в себе самые больные и в то же время самые драгоценные воспоминания. Здесь теперь прятались семейные портреты, альбомы с фотографиями, отцовское кресло, треклятое инвалидное, костыли и трость... Здесь много того, что не хотелось бы видеть изо дня в день. Слишком больно до сих пор, но продолжала хранить по непонятным ей самой причинам. И зачем она вообще сюда пошла, послушав задание из записки? Ей же не нужны подарки! Всё от любопытства и глупого желания скрасить своё состояние. Потому и последовала, потому и повесила на стене гирлянду, которую тут же и включила, оставив единственным источником света. По-своему уютно. Когда-то чердак хотели использовать как мастерскую, потому и стены здесь ровные, с поклеенными обоями, всё было почти готово, пока здесь не решили запрятать вещи. — И что дальше? — Шмыгнув носом и потерев лицо, Долорес осмотрелась по сторонам, не замечая ничего похожего на записку. Но обратила внимание на странный шкаф, который, почему-то, ранее никогда не видела. Он не стоял в какой-то из комнат, был слишком большим для спальни. Из тёмного дерева, с резьбой, в которой скопилась пыль. И запиской, зажатой между дверцами. — Вот ты где. Бубня недовольно себе под нос о бестолковости подобных развлечений, Долорес вытащила подсказку и замерла. Два разных почерка. Это не Клаус и брат. Другие. Безумно знакомые."Ты рядом со сказкой.
Просто открой двери!"
Дрожа, она послушно открыла шкаф. На всех полках лежали подарки, а рядом с каждой разделённой стопкой был стикер с указанным годом. В прошлом она засела на работе и не праздновала, потому и коробки остались ненайденными. Но таких коробок с датами было на пять, а то и на семь лет вперёд. — Что за... Это точно не дело рук братьев или дяди уж точно. Они бы не стали так тщательно всё это запаковывать. Вообще не заморачивались бы так сильно. В шкафу не должно пахнуть сиренью и кофе. Долорес потянулась за коробкой с золотым бантом. Лёгкая, с чем-то небольшим внутри. И с биркой.Для нашей любимой принцессы!
От папы и мамы
Грудь больно сдавило. Всё тело будто иголками проткнули, а ноги онемели так резко, что колени сами подкосились, из-за чего потеряла равновесие и с грохотом упала. В глазах всё расплывалось от мигом появившихся слёз. Даже не поняла, как вжалась спиной к стене под гирляндой и, прижимая к груди подарок, зарыдала во весь голос. — Папа... Мама... Руки заныли из-за уголков, в которые впились ладони с непривычной силой. Словно кто-то собирался у неё отнять то, что никак не хотелось делить с кем-то другим. Это её подарок. От них! И в то же время хотелось швырнуть коробку о стену, чтобы всё там поломалось, разбилось, смялось. Лишь бы не приносило боли в тысячи раз больше, чем всё те же дурацкие уголки. — Я так по вам скучаю! Долорес не плакала на их похоронах, когда другие члены семьи даже не пытались сдержать истерику. Зачем плакать, если это был их осознанный выбор? Пятый и Ингрид сами пошли на это. Сами предложили. Но сейчас, когда с их смерти прошло два года, она сломалась. В пустом доме, окруженная одиночеством, Долорес Харгривз наконец-то заплакала. Её трясло, сердце больно стучалось в груди, а солёная влага попадала на губы и крупными каплями срывалась с подбородка вниз, портя края подарочной упаковки. Давно так не разрывало от эмоций. Боль смешалась с какой-то странной радостью, одиночество с теплом. И всё это оседало такой тяжестью, что если бы она попыталась встать, то тут же бы рухнула обратно. Больше хотелось сжаться комочком. Ещё сильнее — отключиться и проснуться потом, осознав, что всего этого не было. А в тайных мечтах, именно сейчас, хотелось прижаться к маминому боку и понадеяться, что её с отцом ласковые руки успокоят и заберут с собой печаль. Но все это не сон. Она действительно нашла настоящий подарок. От родителей, которые, чёрт побери, даже неизвестно когда всё это устроили. — Засранцы... Невольно вырвался смешок. Тихий, хриплый. Но под настоящую, пусть и кривую от ещё пока бегущих слёз, улыбку. Тоска, так неприятно хлынувшая ещё в начале дня, отступила. Показалось, что повеяло мамиными пряниками. А плечи словно обдало теплом и одновременно уютной прохладой. Как от ладоней. — Только не говорите... Встрепенулась, глядя по сторонам, но увы, ничего так и не увидела. Вот только ощущение было реальным. Даже показалось, что чьи-то пальцы легонько сжались — так отец часто делал в минуты поддержки. Какая-то глупая, детская, но всё же надежда появилась... Ведь в их мире всё возможно. Да и можно же поверить в чудо в рождественскую ночь? — Вы правда здесь? Прозвучало так наивно... Но с надеждой и верой. Жаль, в ответ лишь тишина, а тяжесть на плечах сошла на нет. Конечно же. Призраков здесь быть не могло. Они ушли сами, по своей воле, следовательно, не имелось за ними незаконченных дел. Да и истории Клауса о его способности, которую ни разу так и не показал, походили на бред. — Дурость... Двери внизу резко хлопнули. Не от ветра. Она вся дрогнула, услышав приближающийся громкий топот. Это точно не призраки. Кто-то проник в дом и быстро бежал на чердак. Дрожащей рукой Долорес схватилась за кинжал, да поздно опомнилась — всё оружие оставила у себя в спальне. А рисковать и портить способностью и так недавно восстановленное тело в планах не было. В груди всё заныло, но уже от страха. Потянулась за проводом гирлянды, планируя лишить незваного гостя света, но не успела... — Дол! Вихрь из морозного воздуха и цитрусов проник в комнату, а тело быстро сдавили в объятиях. Холодно из-за одежды, но больше тепло и приятно. Рыжие волосы, подобранные когда-то гелем кверху прилипли от пота ко лбу. Шрам на виске, но уже на левом. Серьга в ухе. Крепкое тело, которое всегда сложно обнять в ответ, но сейчас это было необходимо, чтобы просто осознать присутствие ещё одного человека в доме. Почувствовать, как рядом ей в грудь билось другое сердце. — Р-Роланд... Ты ме-меня напугал! — Пыталась быть строгой с братом и грубо тряхнуть или ударить, но предательски всхлипнула и уткнулась влажным лицом ему в открытую шею. — Ты должна была поехать с нами! — злобно рычал он, не желая выпускать сестру. — А эти два идиота не должны были повестись на твоё "нет"! Бежал, наплевав на погоду и дальность. И очень быстро — дышал часто, шумно сглатывая слюну иссохшей глоткой. Его немного трясло, хоть и не понятно, от злости или же усталости. Отчитать бы негодника за его неожиданное появление, но потом. Пришло резкое и головокружительное спокойствие. Широкие горячие ладони аккуратно и невероятно ласково гладили по спине, разгоняя тепло. Он в самом деле забирал так тревоги и печали. В этом Роланд был хорош, даже если не применял силу хаоса. Печально, что отстранился, но виной тому коробка, которая неприятно впилась ему под рёбра — как ещё умудрился так её в момент падения поймать и зажать? — Это что за хрень? — почти смял несчастный подарок, но, прокрутив и обратив взор на бирку, замер. Захлопал медными ресницами, не веря собственным глазам. Сел рядом, рассматривая внимательнее коробку с разных сторон. Он быстро почувствовал запах цветов и кофе. Мгновенно догадался, кому именно принадлежали такие разные почерки. Потому и смотрел рассеянно то на подарок, то на сестру, которая, честно говоря, выглядела не менее растерянной. — Откуда он? Ты делала скачок во времени? — Беспокойство било ключом, потому и схватил за запястье, притягивая к себе. С ладонью всё в порядке. — Нет. Я... Я просто его нашла, — Долорес, освободившись, неуверенно показала в сторону открытого шкафа. На стопки остальных подарков. — Хочешь сказать, что они специально спрятали? Можно было и не отвечать. Да, они сделали это специально. Для своих горячо любимых, пусть и давно ментально взрослых, детей, которые в этот, казалось бы, светлый праздник могли остаться без приятного подарка. Для тех, кто мог остаться один. Взгляд Роланда заметно смягчился. Он скучал по родителям больше всего и больнее всех переживал их уход. — Для тебя там тоже есть, — прошептала Долорес, припомнив, что действительно видела там ярко-рыжую коробку с изумрудной лентой и биркой с именем брата. Не уверенно, чуть пошатываясь, он поднялся на ноги, после чего сделал шаг — Дол его специально подтолкнула вперед. В отличие от неё, Роланд помнил этот шкаф, как его купили, а потом, стараясь всё сделать незаметно, затащили на чердак. Тогда не стал спрашивать, для чего он и почему сразу поставили здесь, так как почувствовал волнение от отца с матерью при получении заказа. Они давно готовились к этому, но не стали рассказывать о своих планах так резко. Им нужно было подготовиться перед уходом. Позаботиться о детях. — Это ненормально... — тяжело выдохнул он, снимая с полки свой подарок. — Так нельзя... — Ты говоришь о наших родителях, — усмехнулась Долорес, переместившись ему за спину и взглянув на яркую упаковку. — Они никогда не были нормальными. И ты это знаешь. — Да, но... блять! — Не сдержался и тут же затрясся, прижав к груди коробку. — Скажи же, засранцы, которых ещё свет не видывал! — Не то слово! Взглянув друг на друга, через доли секунды они рассмеялись. Что уж там родители... Все они выходили на тысячи миль за рамки нормальности. В этом была их особенность и безумное очарование. На этом строилась семья Харгривз-Трафэл: на странности, преданности, опасности и, конечно же, на любви к родным, ради которых можно и гориллу в космос отправить, и гиперлучом разбить Луну, и просто пробежать сотни километров, чтобы оказаться рядом в трудную минуту и наконец-то собраться всем вместе. — Вот вы где! — послышался возмущённый чуть запыхавшийся голос Клауса, голова которого торчала из входа на чердак. — Я же говорил, что он побежит к ней, когда узнает, — пусть и не так громко, но раздался в смешке звонкий голос Фроуда. — А вы чего здесь делаете? — недовольно спросил Роланд. Кто-то устроил своим спутникам бойкот, стоило лишь им смириться с отказом Долорес. — Вас забыли! — съязвил в ответ Клаус, поднимаясь на чердак полностью и в два широких шага приблизившись к родне. — Убил бы, если б не знал о твоей привязанности к сестре! Ещё мгновение, и парочка разошлась бы в очередной ругани, но Роланду быстро пришлось прикусить язык и потупить глаза в пол, а Клаусу с удивлением начать рассматривать племянников. Из-за Фроуда, что поднялся следом и выдал то, что пытался скрыть его близнец на данный момент. — Ро-Ро... Ты плачешь?.. — Не твоего ума дело... — Дол, а с тобой что? — Было чересчур заметным беспокойство на вечно юном и милом лице. Такое выражение в сочетании с округлыми щенячьими глазами вынуждало сознаться во всем. А учитывая его схожесть с матерью — сдалась без боя. — Мы тут кое-что нашли, — Долорес с Роландом разошлись в стороны, открывая вид на шкаф. — И, судя по всему, кое-кто очень хотел, чтобы Рождество мы встретили здесь. Все вместе. Сидели вчетвером на чердаке, в приглушенном свете старой гирлянды. Хоть и озвучивалось смутное желание распаковать все подарки сразу, но мысль, что родители так старались, задела всех. Даже Клауса, которого почившие Харгривз-Трафэл не обделили вниманием и подготовили для него несколько разноцветных коробочек. В ту ночь не обошлось без счастливых слёз и криков, ведь сюрпризы, как и все прошлые года, разили в самое сердце. Вспоминались совместные праздники, недовольное ворчание Пятого, быстро сменяющееся урчанием, стоило почерневшим пальцам зарыться в его волосах. Вспоминалась вся жизнь "до" в целом. Может, было в ней много боли и горя, но счастливых моментов всё же было больше. Главное, не стоило забывать о них. Когда маленькая стрелка ручных часов встала на двенадцати, они открыли бутылку шампанского. Помимо запаха подогретой в микроволновке пиццы, — удивительно, что она оказалась такой вкусной после нахождения в холодильнике! — разносился аромат имбирных пряников, сладких мандаринов и различных овощных закусок с пряностями. Это Роланд выцепил кого-то из Комиссии и попросил — через мат и угрозы приказал, — привезти к ним побольше еды. Они смотрели через окошко, как на улице рождественский хор пел "Тихую ночь", и негромко подпевали, после чего распевали уже другие зимние песни. Пусть и не весь большой дом, но хотя бы маленькая комнатка наконец-то наполнилась теплом и жизнью. Будто ещё одна стрелка на каком-то ином причудливом циферблате сдвинулась, и мир вокруг оживился, вернув себе былые краски. — И всё же... Их очень не хватает... — шмыгнув носом, прошептал Фроуд. Он держал в руках игрушечную парочку родителей, которых, чуть погодя, усадил в чёрное кресло, предварительно поставленное поближе. — Ну, как говорится, они всегда рядом, — с задорной улыбкой, стараясь отогнать очередную тоску, сказал Клаус и потянулся к бокалу, но замер, уставившись в одну точку. — Да-да, конечно, они навсегда останутся в наших сердцах и вся фигня... О чем дальше там ворчал Роланд — уж эта черта ему явно досталась от отца, — Клаус не слышал. Его внимание похитили образы людей в голубом свечении, постепенно обретающие конкретные и более точные очертания. Молодая пара, сидящая в старом кресле бывшего хозяина дома. Парень и девушка. Без былых жутких шрамов и ожогов по всему телу, повязок. Остались только почерневшие пальцы на руках. И они улыбались, глядя на повзрослевших детей, но перевели взгляд на мужчину, пристально следившего за ними. — Я либо сплю, либо... — Клаус не мог поверить, что способность, давно его покинувшая, вернулась вновь, ещё и сейчас. Уже потянулся рукой, указывая перед собой, но тяжело и хрипло засопел. Пятый, медленно мотая головой, приложил к своим губам указательный палец, прося так держать их присутствие в секрете. — Да размечтался! — Дядь, ты о чём? — поинтересовалась Долорес, но замялась, когда заметила округлившиеся глаза Роланда, смотревшего в ту же сторону, что и Клаус. — Ребят, вы чего? — Они здесь, — спокойно ответил Фроуд, протягивая близнецу салфетку, ведь у того глаза уже были на мокром месте. — Мама с папой. Значит, тогда ей не показалось? Она в самом деле чувствовала их присутствие. Их почувствовали и братья, что куда тоньше и лучше ощущали изменения вокруг себя — творения хаоса как-никак. Их увидел тот, кто мог общаться и контактировать с умершими. Вот только, судя по недовольству Клауса, они не хотели оказаться замеченными. Им нечего было сказать, а уйти сейчас, как выразился сам мужчина, будет по-скотски. Да и вопросов ни у кого никаких не нашлось — всё уже сказано. А может, и не всё... — Они ждали в прошлый сочельник, — удивленно передал Клаус слова Ингрид. — Была плохой идея клеить записку на подлокотник?.. Что? Ничего не понял. Нет, Пять, я не идиот! — Нет, всё отлично, честно! — Мягко улыбнулась Долорес, глядя на кресло. Легко получилось представить сидящих в обнимку родителей. Повисла тишина. Не гнетущая, не тоскливая и точно не больная. Нужно было просто принять, прочувствовать каждой клеточкой тела и разума, что даже сейчас, когда отец с матерью были лишь призраками, они сдержали слово. Они всегда были и будут рядом, вне зависимости от ситуации. — Мы любим вас, — прошептал ласково Клаус, явно стараясь передать настроение говоривших с ним духов. — И даже тебя, дурака... Так! — И мы любим вас, — в один голос ответили близнецы, прижавшись друг к другу и с теплотой глядя на кресло. — И очень по вам скучаем. Каждый день, — призналась Долорес, смахивая вновь подступившие слёзы и поднимая свой бокал. — С Рождеством вас. — С праздником! — отозвалась троица. — С Рождеством. — Слышал один лишь Клаус, потому не сдержал эмоций и, рассмеявшись, разрыдался сам, ведь ощущал ту светлую тоску в голосе брата, а ещё видел, как он с Ингрид улыбнулись, после чего, растворившись множеством голубых искорок, исчезли. Пусть их не было в доме, но присутствие осталось, как и тепло в груди. Они рядом. Всегда.