***
— Василий! — Чего? — Саша с грохотом роняет телефон на пол и слышит характерный треск. Вздыхает. Жаль, он не может наделять вещи своей же способностью. Ну да ладно, важно другое. Саша оборачивается к сидящему на верхней полке книжного шкафа Соловью и смотрит удивленно. — Ты хочешь это имя? — Что? Нет! Я просто не понимаю, что кошачье имя делает в именах для людей. — Слегка озадаченно, но с неизменной улыбкой на лице говорит Соловей, а Саша в ответ посмеивается с каким-то облегчением. — Это не… А, ладно, забей. — Алиновский качает головой, поднимает наконец свой телефон и с тоской смотрит на экран. Разбился, конечно, ищи теперь деньги на его починку… — Не могу представить тебя с этим именем. — Только Артуром меня и представляешь? — Соловей говорит это беззаботно, на Саша чувствует в его голосе грусть, напряжение. Понимает, почему так. Хорошо, что врать ему не надо. — Нет. — Алиновский смотрит в глаза Соловью, улыбается мягко. — Уже нет. Соловей — не Артур. Да, они прописаны одинаково, но они разные. Этот Соловей кажется Саше более травмированным, потерянным несмотря на свою вечную добрую улыбку и восторг в глазах от новых вещей. Артур видел больше, Артур был взрослее, но он… Он жил в любви. Соловью эта любовь была недоступна. Удивительно, но Саше потребовалось меньше недели, чтобы это понять. Меньше недели, чтобы стало легче. До этого он жил с обидой на Соловья, винил его в неоправданных надеждах. Будто тот показал ему чудо, а на деле обманул. А сейчас они с Соловьем будто бы помогали друг другу. Один избавлялся понемногу от горя и обиды, а второй — от чувства собственной ненужности. Жаль только, что с именем они все еще никак не могли определиться. — Мне нравится имя Александр, — Соловей вопросительно смотрит на Сашу. — Можно? — Ну… Это же мое имя, — Алиновский понимает, что это звучит по-детски, но ничего не может с собой поделать. Аргументов против он тоже больше не может найти. — Разве у вас только один человек может носить имя? — Нет, но… — Оно мне нравится. Мне от него тепло. Я не вижу себя с именем, но если уж надо его выбрать, то… Саше на это даже сказать нечего. Он чувствует, как краснеет, и напряженно думает. Позволить ему взять свое имя? Нет, ну можно, только неправильно это все. Однако заставлять Соловья вновь проходить через бессмысленную процедуру поиска имен тоже неправильно. Решение приходит внезапно. Непонятно, какого черта они так долго сидели над этим. — Почему ты просто не останешься Соловьем? Соловей смотрит недоуменно, резко слетает с книжного шкафа и приземляется рядом с Сашей. — Разве можно? Ангелина мне сказала… — Да к черту! — Алиновский отвечает резко, не может забыть то, что Соловей рассказал ему чуть раньше. Не может забыть, как Ангелина чуть не искалечила Соловья, лишь бы он был таким же, как Артур. — Ты Соловей. Тебе не нужно другое имя. Соловей не отвечает. Он крепко его обнимает, закрывая своими крыльями. Саша стоит растерянно. Руки дрожат, когда он касается Соловья. И все же он счастливо улыбается. Чувствует: он спас Соловья. Позволил ему быть собой. Показал, что так можно. Артур был бы рад.Имя.
22 ноября 2021 г. в 00:29
У Соловья нет имени.
Он сидит за книгами днями и ночами, ищет то самое имя, но не находит. Такое чувство, будто имя «Артур» было единственным.
Для Соловья это почти доказательство того, что его здесь быть не должно. Это неправильно. Он должен был остаться в книге и защищать свою принцессу. Он даже просит Ангелину вернуть его обратно, но она отказывается.
«Ты даже не знаешь, о чем просишь»
Соловью кажется, что он знает. Но почему-то не может сказать ей о том, что предпочел бы жить в зацикленном мире и проживать историю из раза в раз, защищая принцессу, которая его любит.
Ангелина Евгеньевна его тоже любит, просто не так.
Она любит его как мать любит разочаровавшего ее ребенка. Тот, старший сын, любимый и желанный, погиб. И Соловью ему никогда не заменить. Но Ангелина хотя бы пытается любить его.
Саша же его избегает. Соловью от этого грустно, потому что к Алиновскому его тянет еще сильней, чем к Ангелине, и это иррационально, но всем остальным студентам библиотеки это почему-то понятно. Правда, никто не говорит Соловью об этом. С ним вообще почти никто не разговаривает. Боятся. Не понимают, что говорить.
Днем Соловей предпочитает сидеть в башне. В гнезде, как это называет Ангелина. Там он чувствует себя спокойно: листает книги с именами, проговаривает каждое про себя, будто это поможет определиться.
Иногда к нему заходят тени, приносят карты. Соловью, правда, кажется, что они блефуют.
В общем-то, это все его гости: Ангелина и тени. Саша никогда не появляется здесь.
И потому Соловей удивляется, когда слышит шаги, явно не принадлежащие Ангелине.
— Привет, — Соловей чувствует странное волнение, но едва ли Саша сможет это понять. — Шур, все хорошо? Ты чего-то хот…
— Ты так и не нашел имя, да? — Алиновский как-то грубо перебивает Соловья. Он просто боится. Не хочет услышать эту вариацию имени. И просить прекратить его так называть тоже не хочет. У них уже был разговор с Артуром на эту тему. Не помогло.
— Неа. Я пытался, но ничего не подходит. Может, у меня просто нет имени? Артур забрал последнее, которого мне подходило.
Имя отзывается резкой болью в груди, Саша жмурится, резко качает головой, то ли чтобы возразить Соловью, то ли чтобы прогнать очередной призрак в своей голове.
— Нет, такого не бывает. У всех должно быть имя. Давай вместе посмотрим? Я помогу. Хочешь?
— Да, хочу! — улыбка у Соловья становится шире, а крылья, которые Ангелина так и не смогла отрезать, тут же дергаются, задевая Сашу. Соловей очень хочет верить в альтруизм Алиновского, но все же он должен спросить.
— Саш? Я никогда не стану Артуром. Ты ведь это понимаешь, да?
Саша замирает. Это больно слышать, но сейчас его придавливает к земле чувство вины. Потому что только сейчас до Саши в полной мере доходит: Соловей все чувствует. Он чувствует, что чужой здесь, что его никто не ждал. Что он — лишь реплика, притом неудачная, судя по всему. Ему одиноко.
— Да, я… — голос звучит хрипло, будто в горле ком образовался. Но Саша делает усилие над собой ради Соловья. Улыбается слабо. — Я понимаю. Я хочу тебе помочь.
Соловей в ответ лишь улыбается с благодарностью. Тут никаких слов не надо.