spark like empty lighters/Искрись, подобно пустым зажигалкам

Виер сидит на трибунах и смотрит на свои руки, лежащие на его коленях ладонями вверх. Он только что закончил свой ежедневный учикоми, и руки всё ещё грубые от обучения. Его правая рука работает немного хуже левой. Он сгибает её – это такой тест – и втягивает воздух от жалящего ощущения. Это больно. Могло быть больнее, если бы я захотел. Он думает об этом прежде, чем успевает остановить себя. Он хочет прогнать эту мысль, но его глаза словно прилипли к ладоням. Он даже не заметил, как это произошло, пока не закончил тренировку. Виер вспоминает, как в первый раз он чуть не потерял сознание после пробежки, и граница того, сколько может выдержать его тело, мелькает в его сознании, издеваясь над ним своей близостью. Его внутренности скручиваются. Его контроль над собой кажется более слабым, чем когда-либо. Он не может доверять себе: нельзя развлекаться подобными мыслями. Виер закрывает глаза и пытается дышать, пытается сосредоточиться. Он оттачивает своё внимание на том, почему он с самого начала занимается дзюдо: бег стал больше причинять боль, чем помогать, как он делал это после того, как Роуз... после всего этого. А потом он начал читать Котаро, и идея дзюдо показалась ему спасательным плотом. Новый путь, на котором он мог бы преуспеть, но без багажа того, что он слишком далеко продвинулся в своем предыдущем виде спорта. Ему нужно, чтобы так и оставалось. Он должен это сделать, потому что ему нужен компонент физической культуры для совокупного балла, иначе он снова не попадет на соревнование Самого Выдающегося. Он снова вдыхает, удерживая эту мысль в голове. Он больше не может заглядывать внутрь себя, иначе ему пришлось бы решать, хочет ли он, чтобы его отец гордился или был разочарован его переменой в спортивном направлении. - Мой давний наставник снова слишком много работает? Виер поворачивает голову на голос и открывает глаза. Он сжимает руки в кулаки, пряча ладони, как будто в них было что-то, что он украл. Чон идёт к нему, выглядя опрятным и собранным даже в своих школьных спортивных штанах и со спортивной сумкой. Виер сглатывает. - Просто тренируюсь. Или, гм, заканчиваю тренировку. Чон садится рядом с ним, цокая языком. Он убирает руки Виера с того места, где тот скрестил их на груди, слегка надавливая на запястья. Едва уловимая хватка. Виер разжимает кулаки. Это не что-то важное и уязвимое, чтобы позволить Чону увидеть, рассуждает он. Чон, даже за такой короткий промежуток времени с тех пор, как они сблизились, обладает странной способностью проникать в те части жизни Виера, которые он обычно скрывал. Нет смысла медлить, если он уже заметил. Вопрос Чона застыл в изгибе его брови. Виер пожимает плечами, желая, чтобы ситуация того заслуживала: - Немного увлёкся. Это случается. Чон откидывает голову назад и, прищурившись, смотрит на Виера. Однако он не смущает его, говоря об этом что-нибудь ещё. Он просто вздыхает и достаёт из сумки аккуратную аптечку первой помощи. Виер молча разводит руки в знак согласия, и Чон безмолвно принимается за промывание раны. Виер не хочет смотреть на свои руки. Он не хочет думать об острой, насыщенной боли от лекарства, которое Чон мягко наносит на его ободранную кожу. Он переводит взгляд на лицо Чона: его рот сжат; надутые в концентрации губы в форме сердечка… Вместо этого Виер смотрит на дерево позади него – так ещё безопаснее. Он старается не замечать тихой ухмылки Чона. Многие их взаимодействия похожи на это; вежливое и взаимное соглашение не комментировать эту энергию между ними. Так было с самого начала. Их первая встреча всё ещё так отчётливо запечатлелась в памяти Виера: Чон подошёл к нему, высоко подняв подбородок, оглядывая Виера с ног до головы, как будто мог съесть его целиком, если бы захотел, и сказал: “Я думаю, ты знаешь мою сестру?”. Виер помнит, как он кивнул, с натренированной, ровной улыбкой на лице, как будто это был совершенно нормальный способ представиться кому-то. Та часть, где он нравился Чону, не была неожиданностью. В конце концов, Виер – знаменитость. Не то чтобы у него не было опыта общения с людьми, независимо от их пола, флиртующими с ним с первого взгляда, у всех на виду… Но это совсем другое дело: это кажется нереальным, так как они его не знают. Их влечение ошибочно, основано на том, кого они создали в своём сознании. Сюрпризом было то, что Чон ДЕЙСТВИТЕЛЬНО знал кое-что о настоящем нём от Роуз и всё равно смотрел на него именно так. И с тех пор это лишь усилилось, как только они на самом деле начали становиться доброжелательны друг к другу. Чон обматывает бинтом правую руку Виера, ловко прижимая её к себе. - Твои руки слишком красивы, чтобы вот так их портить. Виер всё ещё не хочет на них смотреть. Вместо этого он смотрит на руки Чона: у него длинные тонкие пальцы. Костлявые запястья. - Не похоже, чтобы ладони появлялись на фотосессиях, - говорит он. - Что ж, тогда, - возражает Чон, - если это не для всех твоих поклонников, то хотя бы подумай о дзюдо. Виер рискует бросить взгляд на Чона и позволяет себе улыбнуться, когда по кривому изгибу рта Чона подтверждает, что он шутит: - Да, я думаю, они мне действительно нужны для этого. - И для трёхочкового в баскетболе, который ты обещал показать мне в эти выходные, - упрекает Чон. - Они тебе тоже нужны для него. - Ах, верно. - Он не забыл, он просто не думал ни о чём подобном, когда тренировался; только боль в мышцах плеча, яркая синева неба и солидный вес дерева, к которому была привязана его тренировочная лента, удерживали его от падения в эти мысли. - Я заглажу свою вину, как только они заживут. - Ловлю тебя на слове, - серьга Чона отражает послеполуденное солнце, окрашивая его челюсть в яркую звёздную вспышку. Это красиво. Виер ничего не чувствует. В Чоне есть что-то такое, что заставляет Виера думать, что он, возможно, сходит с ума. Как будто есть призрак чувства, которое он хочет испытать, но не может точно назвать его. Или не может заставить себя определить его. Потому что в глубине души, на задворках сознания он знает, что мог бы, если бы захотел. Однако это кажется более сложным, чем просто признать, что его влечёт к парню, и это та часть, которая выводит его из себя. Он хочет вникнуть в это, разобраться в этом, чтобы вырезать это из своего сердца, но похоже, что весь его мозг превращается в статическое ничто, если он слишком близко подходит к пониманию этого. Это не то лёгкое, ничем не примечательное чувство, которое он испытывает к кому-то, кто его романтически не интересует. Это не обычное ничто. Это то ничто, которое заставляет его чувствовать, что он бегает кругами вокруг чёрной дыры. - Тогда договорились. Пусть они заживут, прежде чем ты опять начнёшь так тренироваться, ладно? Виер вздёргивает подбородок в знак согласия, затем отворачивается. Его волосы выбиваются из заколки за ухом и падают на лицо. Чон снова цокает, говоря: “И твои волосы становятся длинными”. Он протягивает руку и проводит по ним пальцами, убирая выбившиеся пряди обратно в фирменную причёску. Виер позволяет ему, как будто это нормально. - Ох. Ну… Прошло, э-э, много времени с тех пор, как я их подстригал. Мне не понравилось, как это сделал последний парикмахер, - он делает паузу на мгновение, затем расслабляет мышцу, которую, как он понимает, сжимает в челюсти, придавая своему выражению лица что-то небрежное. - Роуз обычно стригла их для меня. - Знаю, - отвечает Чон. – Я мог бы сделать это, если ты хочешь. Она научила меня. Самое большое соревнование состоится через две недели. Он действительно должен оставить это стилисту, к которому он там прикреплён, думает он. - Конечно, - говорит Виер и улыбается ртом, а не глазами, отвечая прежде, чем он успеет ещё подумать об этом. - Ты тоже держишь ножницы в своём рюкзаке? - Нет, они вернулись в мою комнату в общежитии, - произносит Чон, а затем останавливается, чтобы тихо рассмеяться, когда глаза Виера расширяются. - Не волнуйся, мой сосед по комнате уехал домой на выходные, так что он не будет беспокоить тебя из-за автографа. Придёшь после ужина? Это никак не помогает с тем, чтобы заставить Виера меньше беспокоиться о перспективе провести время наедине с Чоном в его комнате, но, тем не менее, он издаёт низкий гул согласия. - Хорошо, - подытоживает Чон, закрывая маленькую застёжку своей сумки первой помощи и бросая её в рюкзак. Он встаёт. - Тогда увидимся. И постарайся не намочить свои бинты слишком сильно, когда будешь принимать душ, иначе мне придётся их переделывать. Виер кивает и смотрит, как Чон исчезает из виду с сумкой, перекинутой через плечо. ~~~~~ После ужина Виер немного ждёт перед тем, как направиться в комнату Чона. Он говорит себе, что уйдёт, как только Тэнмо отправится на игровой турнир, который он проводит с третьекурсниками в гостиной. Это достаточно необоснованное условие, но ему нужно некоторое время, чтобы подумать. Он сидит на своей кровати и делает вид, что читает, слушая, как Тэнмо насвистывает, пока он возится, собираясь. Это успокаивающая фоновая аудиодорожка к его беспорядочным мыслям, так как ему приходится некоторое время кружить вокруг того, что его беспокоит, прежде чем он позволит себе приземлиться. То, чего хочет Чон, кажется достаточно очевидным. Это то, чего хочет Виер, который, как всегда, чувствует себя сбитым с толку. Это то, что гложет его в последнее время – мысль о том, чтобы хотеть чего-то конкретного, кажется такой невозможной. Он даже не знает, о чём попросит единорога во второй раз. Он просто знает, что должен туда попасть. Желание, само желание, видится ему вторичным по отношению к акту победы. Это не подлежит обсуждению. Было бы проще, думает он, если бы он никогда не замечал, как Чон смотрит на него, закусив губу. Если бы он дважды не подумал о том, как тот прижимает руку к пояснице Виера, когда проходит мимо него. Это облегчило бы ему задачу сейчас позволить себе слепо идти в комнату Чона и позволить тому, что с ним должно было случиться... случиться. Но он заметил, и это, несомненно, означает, что он должен понять, что он хочет с этим сделать. И тогда он возвращается к проблеме желания. С Роуз он хотел всего, всё время, сразу. Эмоциональная, физическая и ментальная связь, включённая на полную мощность. Он думал, что всё влечение будет таким – прекрасным, ужасающим порывом. Но это – нет. Как будто он может позволить себе признать влечение, но дальнейшее изучение своих чувств приближает его мозг к этой пустоте. Впрочем, в его чувствах к ним обоим достаточно совпадения, чтобы Виер ощутил себя виноватым. Роуз – сестра Чона, и кажется, что это само по себе должно быть предательством. Но реакция Роуз была странно ободряющей, когда она написала ему, чтобы спросить, как идут дела с Чоном. Она использовала стикер с подмигивающим смайлом в Лайне и всё такое, как будто знала и не возражала. Виер не знает, что делать с тем, что кажется началом настоящей дружбы с Роуз после столь долгого молчания, или с физической химией, которую он испытывает с Чоном, потому что обе эти вещи, несомненно, существуют. Просто всё ещё есть что-то, что кажется странным – то ничто, которое охватывает его, когда он слишком близко подходит к тому, чтобы что-то почувствовать к Чону. Он боится, если позволит себе выразить это словами, что зашёл слишком далеко со своим первым желанием. Что единорог лишил его способности любить кого угодно, а не только её. Или, рассуждает он сам с собой, может быть, это неправда, и он просто не доказал, что это неправильно, потому что он больше не проводит много времени с девушками. Может быть, нет никого другого, на ком он мог бы это проверить, и Чон не является предвестником бисексуальности Виера и неспособности любить. Просто случайность. Не похоже, что он когда-либо испытывал что-то к другому парню-- - Не причиняй себе вреда, фаранг, - голос Тэнмо, прямо у его уха, выдёргивает его из этой особой лицемерной спирали размышлений. Тэнмо, должно быть, видит замешательство и панику на лице Виера, потому что он продолжает, постукивая Виера по макушке. - Я имею в виду, слишком много думаешь. Ты выглядел так, будто вот-вот упадёшь в обморок. Могу я оставить тебя вот так? Турнир сейчас начнётся. Облегчение наводняет Виера. Он не уверен, чего именно боялся из-за того, что Тэнмо догадается по его лицу о причине его рефлексии, но момент прошёл, прежде чем ему пришлось беспокоиться об этом. - Ах, ах, да, я в порядке. Давай, надери им задницы. Тэнмо ерошит волосы, затем пятится к двери, указывая на Виера обеими руками и ухмыляясь: - Ты же знаешь, что я так и сделаю. Виер смотрит ему вслед, улыбаясь только до тех пор, пока дверь не закрывается. Он не может вернуться к утверждению того, что только что пытался заявить, потому что его сердце всё ещё колотится от дыхания Тэнмо у его уха. И если он слишком сильно задумается об этом, то вспомнит, как Тэнмо плюхается на кровать Виера, чтобы сделать домашнее задание, бедром к бедру, ухмыляясь Виеру, как будто это что-то хорошее. Он будет вынужден думать о том, как Тэнмо прикасается к Виеру целенаправленно, игриво, как будто Виер стоит того, чтобы к нему прикасаться. Хотя он знает Виера лучше, чем кто-либо, и поэтому должен быть осведомлён обо всём происходящем лучше. Что-то дрожит в нём, и, конечно, это тоже просто телесная реакция, а не эмоциональная. Кроличье сердцебиение Виера кажется глухим, отдающимся эхом в пустой грудной клетке. Он смотрит на часы. Он ничего не выяснил. Во всяком случае, он ещё больше запутался, чем раньше. Но он больше не хочет заставлять Чона ждать. В том, как мило и авторитетно Чон разговаривает с ним, есть что-то такое, что просто облегчает Виеру желание слушать его. По крайней мере, приятно втайне действительно хотеть делать то, что ему говорят, думает он, вместо того чтобы бороться с попыткой заставить себя притворяться. ~~~~~ Когда Виер стучит в дверь, Чон подходит быстро. - Я думал, что ты забудешь, - говорит он, глядя на Виера сквозь завиток своей чёлки. - Нет, - рот Виера глупый. Медлительный. Он не может придумать, что ещё сказать, кроме этого. - Я бы не смог. - Ну, - отвечает Чон, - теперь мне не нужно гоняться за тобой с ножницами. Иди сядь. Виер переступает порог, где Чон останавливает его, прижимая руку к груди. - Сначала самое главное, - произносит он и поднимает руки Виера за запястья, чтобы осмотреть его бинты. Виер чувствует, что его должно беспокоить, что его младший так суетится из-за него, но это не так. Он делал всё, чтобы бинты оставались чистыми, потому что хотел, чтобы Чон увидел и остался доволен. Чон издаёт тихий одобрительный звук и снова опускает его руки, затем отступает в сторону, чтобы впустить Виера внутрь. В комнате стоит стул с полотенцем, накинутым на спинку, и Виер благодарен за эту конкретную, прямую задачу. Он садится, выполняя её, и оглядывается, осматривая помещение. Он не был здесь раньше. Половина комнаты Чона освещена лампами, на стене приклеен коллаж из вырезок из модных журналов. Растения теснятся на подоконнике, а книги и бумаги разбросаны по его столу. Он не уверен, чего ожидал – конечно, у него не было бы такой же аккуратной, пастельной эстетики, как у Роуз. Чон – совсем другой человек. Это поражает Виера, как облегчение, и он улыбается. Он просто был так готов найти какую-нибудь новую причину чувствовать себя виноватым, какой-нибудь признак того, что его влечение было обречено, что его тянуло к Чону только из-за какой-то давней связи с Роуз. Но, конечно, они разные. Он смотрит на Чона, и разница становится еще более заметной. Роуз всегда была с ним вежлива. Её чувство было насыщенным, да, но она никогда не смотрела на него так, как сейчас смотрит Чон, прислонившись к столу, скрестив руки на груди и глядя вниз, не желая скрывать голод в глазах. Избавление от чувства вины должно стать чем-то утешительным. Должно быть приятно снять с себя вину за совершение какого-то преступления против Чона за то, что он хотел его по неправильной причине. Но это не так, потому что тот страх, наряду со странным чувством статичного небытия, когда он пытается определить свои чувства к Чону, был единственным, что сдерживало его. Это статическое ощущение всё ещё присутствует, но если Виер игнорирует его и смотрит только на то, как Чон прикусывает губу, оно немного исчезает. Виер хочет, чтобы оно исчезло. Так что на этот раз он не отводит взгляд и не притворяется, что не видит. - Ты же понимаешь, что делаешь? - спрашивает он, надеясь, что Чон осознаёт, что он говорит не просто о его навыках парикмахера. - Конечно, - Чон наклоняется к Виеру на уровне его глаз и проводит пальцами по его волосам. – Я в этом весьма хорош. Виер кивает, во рту у него пересохло. - Не двигайся. Виер неподвижен. Виер очень спокоен, когда Чон зачёсывает его волосы и делает первый надрез. Чон молчалив, сосредоточен. Он пробует длину пальцами, и его брови с отвращением сдвигаются. Он приподнимает подбородок Виера одним пальцем, делает ещё несколько надрезов и снова измеряет. Его черты лишь немного расслабляются. Их взгляды встречаются, и выражение его лица ещё больше смягчается. Виер не отводит взгляда. Он привык, что на него пялятся. Ему это не всегда нравится, но он, по крайней мере, привык к испытанию пристальным вниманием. Но теперь кажется, что Чон почти заглядывает в него. Неужели так было всё это время? Когда Виер притворялся, что не замечает, как Чон смотрит на него, было ли это так? И, чёрт возьми, могли ли другие люди тоже это увидеть? Взгляд Чона скользит по губам Виера, и Виер чувствует себя застывшим на месте. Чон придвигается ближе, останавливается, затем говорит тихим, тихим голосом. - Я возьму машинку для затылка, хорошо? Будет не слишком коротко. Виер кивает, и у него кружится голова. Чон выпрямляется и встаёт сзади него. Виер слышит, как включается машинка для стрижки, и чувствует, как пять кончиков пальцев Чона прижимаются к его затылку и опускают его вниз. Он закрывает глаза. Он держит их закрытыми, пока Чон работает. Когда тот заканчивает, он убирает выбившиеся волосы с шеи Виера и возвращается, чтобы ещё несколько раз подстричь спереди. Виер чувствует, как холодный металл ножниц касается его щеки, и внезапно он остро ощущает кровеносные сосуды в ушах и пульс на шее. Красный и громкий, удерживаемый только тонким слоем кожи. Руки Чона методичны и твёрды, когда они проводят средством для стайлинга по его волосам, укладывая причёску. Он не позволяет им задерживаться на Виере, но и не уклоняется от прикосновения. - Ладненько… Виер открывает глаза и смотрит на своё отражение в туалетном столике Чона, когда Чон снимает полотенце с его плеч и смахивает оставшиеся несколько выбившихся волос. Он хорошо выглядит. Чон стоит позади него, положив руки на каждое плечо. Это всё, что было предусмотрено сценарием на вечер, независимо от того, насколько сильно он чувствовал, что может подразумеваться большее. Ему кажется, что он стоит на краю обрыва. - Итак, ты готов? Виер видит страх в своём собственном отражении и знает, что Чон тоже, но он не может контролировать выражение своего лица. Он думал, что Чон просто пойдёт на это, а не спросит первым. Чон ухмыляется, как кот, гордящийся собой за то, что сбросил чашку со стола. - Я имею в виду, к соревнованиям. Ох. Чон снова обходит стол, чтобы прислониться к нему спиной, и Виер вздёргивает подбородок, глядя на него так уверенно, как только может. Конечно, он готов. - Тогда чего же ты пожелаешь? - Чон смотрит на него сверху вниз, как будто точно знает, что делает. - Чего ты хочешь… Разочарование, желание и страх – всё это прокатывается по Виеру в равной мере, и он встаёт. Чон его знает. Он знает его, и он настоящий с ним, и Виер всё ещё нравится ему, и он делает всё это с ним нарочно. Виер всего на несколько сантиметров выше Чона, но он использует их, подходя к нему вплотную. Ухмылка Чона исчезает. Чего ты хочешь, эхом отдаётся в мозгу Виера, и воротник футболки Чона соскользнул, обнажая ключицу, и Виер хочет этого, и почему-то он всё ещё, блин, ничего не чувствует по этому поводу. Он хочет чувствовать. Он помнит, каково это – любить кого-то, и он знает, что в этом есть нечто большее, чем жалкое желание, кружащееся вокруг зияющей пустоты. Грудь Чона поднимается и опускается. Костяшки его пальцев побелели там, где он опирается о стол. Ноги Виера находятся на краю чёрной дыры, и он думает, что, возможно, единственный способ обойти её – пройти через неё. Поэтому он наклоняется и целует его, и Чон издаёт тихий, прерывистый звук и целует в ответ. Чон немедленно приподнимается, чтобы сесть на стол, а Виер подходит ближе и наклоняет лицо, чтобы встретиться с ним. Его сердце сжимается от невыразимого желания, но, когда Чон оттягивает голову Виера назад, запустив кулак в его волосы, ему не нужно думать об этом. Если вместо этого он сможет просто продолжать целовать его, оттягивая острую боль в голове, где Чон крутит рукой, чтобы удержать его голову за волосы, может быть, это сработает. Может быть, думает он, проводя ладонями по бёдрам Чона, чувствуя, как боль поёт в его всё ещё свежих ранах, он сможет погрузиться в это ощущение настолько, чтобы действительно прочувствовать его. Он слегка кусает Чона, чтобы Чон укусил его в ответ сильнее, но это не работает; его сердце всё ещё чувствует онемение, как будто до сих пор есть какая-то часть него, к которой он не имеет доступа. Он знает, что к этому моменту он зашёл далеко за рамки признания в том, что влюблён в другого парня, так что этого не может быть. Поцелуй становится глубже, и Виер знает, что что-то в нём сломано после того, чего он желал. Он не знает, как это исправить. Он пытается похоронить это, зарыть себя в Чоне – поцелуй за неистовым поцелуем. Виер не осознаёт, что плачет, пока не чувствует во рту привкус соли. Чон, должно быть, тоже это почувствовал, потому что он отстраняется, чтобы посмотреть на него, в беспокойстве сдвинув брови. По щекам Виера текут слёзы. Он не ощутил их приближения. Он растерянно моргает. - Я знаю, что я не так уж плохо целуюсь, Пи’Виер, - говорит Чон. Виер смеётся, отчего становится только хуже. Чон знает его достаточно хорошо, чтобы суметь обезоружить его таким образом, и Виер всё ещё не может вызвать чувство, которое, как он знает, должно быть у него. - Нет, - отвечает он, застенчиво уткнувшись лбом в плечо Чона, - всё определённо не так плохо. - Неужели? – Чон делает паузу, и новая дрожь в его голосе заставляет Виера поднять голову, чтобы посмотреть на него. Он поджимает свои искусанные поцелуями губы, пытаясь умолчать то, что Виер не может разобрать. - Ты хочешь, чтобы она была на моём месте? - Нет! - Виер качает головой, беря руки Чона в свои. - Нет, я вообще больше не хочу быть с ней, клянусь. Я даже не... - он борется, не зная, как выразить свои чувства к кому-либо из них, не выдавая слишком многого. Чон высвобождается из рук Виера, прижимая свои руки к груди. Его лицо, такое широкое и уязвимое всего мгновение назад в своих чертах, словно закрывается. Должно быть, Виер что-то сказал не так, но он не может понять, что именно. Теперь он вообще не может думать. Он не понимает, как он сюда попал, но внезапно он чувствует зуд, как будто подстриженные волосы, которые, как он знает, смахнул Чон, всё ещё кололи его сзади на шее. О боже, Виер облажался. Он не должен был этого делать. Не следовало пытаться проверить свои чувства на ком-то, кто не сделал ничего плохого, но просто испытывал к нему симпатию. - Прости, я не должен был целовать тебя, я не хотел... - он замолкает. Он смотрит на Чона, но не может прочитать выражение его лица. Оно вернулось к вежливому, пристальному взгляду, которым он одаривает всех. С несчастным видом Виер заставляет себя продолжить. - Я думаю, мне пора идти. Спасибо тебе за стрижку. Чон не двигается, чтобы остановить его, поэтому Виер опускает голову на прощание и отступает, чуть не спотыкаясь о стул. Он уже почти у двери, когда Чон наконец заговаривает. Его голос спокоен, и он, как всегда, останавливает Виера на полпути. - Мы всё ещё играем в баскетбол, как только твои руки заживут. Ты обещал научить меня. Не забывай, Пи'Виер. Чон произносит это как команду, но в его тоне слышится намёк на вопрос. Он улыбается, немного лукаво, как всегда, когда притворялся, что не флиртует. Виер ничего не понимает, но, может быть, это не обязательно должно быть сложно. Может быть, они смогут вернуться к этому акту и всё будет в порядке. Виер с облегчением кивает. Это та часть, в которой он практиковался. - Разумеется, я не забуду, - заключает он. Плечи Чона слегка сдвигаются, когда Виер говорит, высвобождая какое-то скрытое напряжение. Виер улыбается ему. Ещё не всё потеряно. Он не уверен, как именно, но он примет это. Он машет ему на прощание и, поворачиваясь, чтобы закрыть дверь, замечает в зеркале, как Чон тянется, чтобы коснуться своих губ. Виер делает глубокий вдох, делает вид, что ничего не замечает, и закрывает за собой дверь.