Теория вероятности

Размер: мини, 2970 слов. Комментарии: Шайло скорее из либретто, чем из фильма – в пьесе она меньше мямлит, более жизнерадостна и, конечно же, геймер-задрот. Braid – инди-игрушка в жанре аркада, известная тем, что геймплей в ней построен на управлении временем.

— You know, Shilo, these computer games are gonna’ fry your brain. — Dad, I’m a keyboard samurai. I have no choice. Libretto «Repo! The Genetic Opera»

Было полпервого ночи, когда Нейтан вернулся домой; устало привалился к дверному косяку, поставил сумку с инструментами на пол и стянул шарф с шеи. Ткань на мгновение обвилась вокруг горла плотным кольцом, а затем он снова смог вдохнуть. Шайло резалась в приставку и ела попкорн. Некоторые вещи неизменны, как ни старайся. — Почему ты не спишь? — поинтересовался Нейтан, кидая шарф вместе с ключами на тумбочку. — Я еще не убила босса. Каждый раз он сбивает мне атаку и прерывает дамаг... — Игры едят твой мозг. — ...А в этой идиотской игре чем больше ударов подряд, тем больше урона... — Это комбо. — Игры едят не только мой мозг. Нейтан некоторое время смотрел, как Шайло потрясает джойстиком, словно это могло ей как-то помочь справиться с монстрами, затем медленно снял с себя пальто. — Как работа? — Плохо, — кратко ответил Нейтан. — Много ненужных бумаг, которые заполняю только я. — Ну, ты же глава отдела. Сейчас Шайло почти семнадцать. Очень-очень давно, Нейтану кажется, что это было в какой-то другой, теперь смутно вспоминаемой жизни, Шайло узнала, чем на самом деле занимается ее отец. — Ты говорил, что ты доктор! — кричала она тогда. — Ты не говорил, что ты убиваешь людей! Тогда девочке было восемь (Нейтан решил, что это хороший возраст — она сможет понять, в чем дело, но еще не настолько повзрослела, чтобы начать ненавидеть его за это) и она обладала достаточно буйным нравом. — Я действительно доктор. Я был им, пока твоя мама не умерла. — Ты врал мне! — Я делал это ради тебя. Чтобы тебя не забрали, Шай. Чтобы ты могла жить со мной. — Лучше бы я жила одна! — Я делал это ради тебя. Шайло всегда знала, что он все сделает ради нее, и чувствовала себя виноватой каждый раз, когда слышала эту фразу. Из-за нее отец стал легальным убийцей. Она тому причиной. Как она может теперь злиться на него за это? — Это легальная работа, одобренная государством. ГенКо дает жизнь этим людям, Шай. А потом убивает ради денег. Но они живут немножко дольше, чем им было отпущено. — Ты убиваешь их! Тогда отец словно вмиг постарел. — Я не хочу. Я должен. Я сделал это, чтобы ты жила не на улице и не в сиротском приюте. Он сделал это ради нее — потому она простила. Не сразу, конечно, но тогда они долго разговаривали, как взрослый со взрослым, и Шайло решила, что отец-палач — не самая худшая судьба. Он мог быть наркоторговцем или криминальным преступником, а так он был почти доктором. — Твой симпатичный коллега к нам больше не зайдет? — поинтересовалась Шайло, совершая странное движение руками, словно хотела ударить кого-нибудь джойстиком по макушке. — Шайло, — рассерженно почти что воскликнул Нейтан. Он очень устал, и ему никак не удается поставить восклицательный знак в конце предложения — ну или хоть где-нибудь в любом другом месте. Он сел на диван рядом с дочерью и тупо уставился на девушку в телевизоре, размахивающую огромным мечом. — Я же шутила, — примиряюще сказала Шай. — Он рассказывал мне забавные истории. Это было интересно, вот и все. — Он постоянно говорит о работе. Как эти истории могут быть забавными? — Герберт старался быть галантным. Я все равно знаю, что вы там делаете. Я смотрела документальный фильм. Теперь для Шайло это просто еще один вид работы, и Нейтан понятия не имел, гордиться ему или расстраиваться. Потому он решил не забивать себе голову, решительно выдернул вилку телевизора из розетки, и под возмущенные вопли Шайло ушел спать. Нельзя сказать, что Шайло было легко с отцом. Она часто говорила, что он — невыносимый тиран, ограничивающий ее свободу, что он ее не слушает и что пауки в качестве родителей и то лучше (Шай любила пауков), но правда была в том, что, несмотря на все это, она любила папу. Действительно. Нейтану не нравились ее друзья, он не пускал ее на улицу позже семи вечера, не выносил гостей и иногда сажал ее под домашний арест, и Шайло это ужасно раздражало, но, если честно, через некоторое время после его очередной дурацкой выходки ей становилось очень смешно. Однажды он пришел прямо за ней в гости — тогда Шай уговорили снять ее браслет-коммуникатор, словно случайно, и остаться подольше. Шайло помнила, как отец, отодвинув Майка с дороги, молча прошел в комнату, закинул испуганную Шайло через плечо и вышел. Майк тогда попытался его остановить, схватил за руку и тут же оказался на полу, носом в кресло. Шайло обиделась и не разговаривала с ним до самого дома. Потом, когда Нейтан молча впихнул ее в холл и она увидела раскрытый на странице "Морги" телефонный справочник, ей стало очень стыдно. Шай обняла отца и обещала себе больше никогда-никогда так не делать. Конечно, не было ничего смешного ни в том, что Нейтан чуть не сошел с ума, ни в том, что он действительно разозлился и не выпускал ее на улицу три недели, но само воспоминание о том, как ее крайне мрачный отец заходит в комнату подростков и молча берет ее на руки, вызывало у Шайло смех. Она злилась, ругалась и сводила Нейтана с ума своими поступками, но никогда не ненавидела его по-настоящему. Когда Шайло было пять, Нейтан точно решил — он никогда не отпустит ее. Он слишком боялся за нее и еще больше боялся, что она уйдет, и тогда он останется один. Ну, хорошо, с ним останется Конфискатор, труп Марни и ночные галлюцинации, но это не слишком хорошая компания для мужчины среднего возраста. Ему следовало что-то придумать, потому что на Шай все меньше действовали его обычные аргументы против прогулок: "Это опасно, Шай", "Там нечего делать, Шай", "Это неинтересно", "Ты будешь сидеть дома", "У меня нет времени". Взгляд упал на флакончик с порошком — тем самым, которым была отравлена Марни. В малых дозах... — Нейтан, — говорит голос. — Не снова. Нет. Он против своей воли поворачивает голову и видит Марни — несомненно, ненастоящую, но такую реальную, что в нее хочется верить. Мужчина протягивает руку и касается ее плеча — пальцы проходят сквозь невесомый рукав и призрачную плоть. — Ты галлюцинация, а у меня шизофрения. Пожалуйста, оставь меня в покое. Марни опускается на пол рядом с ним, касается его лица тонкими пальцами. — Оставь в покое нашу дочь. — Пожалуйста... Его покойная жена медленно встает и он поднимает голову, чтобы видеть ее лицо. — Ты не можешь держать ее здесь. Не можешь поступать так с моей Шайло, Нейтан. — Так будет безопаснее для нее, — на краткий момент Нейтан забывает, что Марни ненастоящая. — Здесь — безопасно. Я смогу защитить ее... — Так же, как ты защитил меня, любимый?.. Нейтан молчит. — Посмотри, Нейтан. Просто оглянись. Против своей воли Нейтан оборачивается: он видит пыльный стол, за которым не сидели уже много лет, грязные окна, тяжелые занавески, которые давно следовало бы постирать. Потом взгляд уходит куда-то дальше, за стены, он смотрит на свой дом, словно впервые — полумрак, пустые холодные комнаты, портреты Марни, пыльная мебель... Ему кажется, что он видит склеп. — Ты хочешь, чтобы здесь провела свою жизнь наша дочь? Нейтан собирается с силами и стряхивает наваждение. — Ты — галлюцинация. Я не буду спорить с галлюцинацией. Я медик. — Если я галлюцинация, то ты придумал меня. Ты говоришь сам с собой, и ты знаешь, что ты прав. Это становится слишком тяжело и запутано для Нейтана, у него болит голова. — Я нездоров. — Я бы не смогла жить здесь. Шайло останется с тобой, но ты потеряешь ее. Ее губы невесомо касаются небритой щеки Нейтана. — Сделай то, что должен. Марни растворяется. Нейтан оцепенело берет флакон с порошком. Настолько простой выбор. Он яростно кидает его о стену, и флакон разлетается вдребезги. Синяя взвесь пыли, переливаясь, висит в воздухе. Нельзя сказать, что для Нейтана это стало хорошим выбором. Он волновался, безумно боялся за Шай, запрещал ей выходить по вечерам, подарил шокер "Скорпион" и иногда без причины запирал дома, но каждый раз он вспоминал Марни и ее слова, со временем ставшие для него настоящими, и чувствовал, что не может сделать по-другому. Марни всегда могла его переспорить, даже когда была уже мертва. Несмотря на все это, день, когда он надел на Шай пальто и впервые повел смотреть салют, стал для него днем, когда мир ощущался почти таким же живым, как и до смерти Марни. Сегодня первое утро ее семнадцатилетия. Когда Шай было десять, отец отдал ей старый дневник матери, а сегодня подарил новый джойстик и абонемент на игры. Когда твой отец дарит тебе что-то такое — это повод задуматься. — Входящее сообщение, — проинформировал коммуникатор, пока Шайло надевала новое платье. — От Ротти Ларго. — Ого, — отозвалась девушка. — "Прочитать". — Шайло, ты не знаешь меня, но твоя мать когда-то была очень дорога мне. Я хотел бы встретиться с тобой у... — Ого, — повторила Шай и стерла сообщение, не дослушав до конца. Когда она спустилась, отец уже завтракал. Он молча кивнул Шайло на ее тарелку. — Я все еще на тебя обижена, — сообщила она. — Ты выключил мою игру. — Я хочу здоровую дочь, которая вовремя ложится спать и высыпается. Иногда отец был абсолютно, совершенно, определенно невыносим. — Мне семнадцать! — А мне сорок два. Ешь. С Днем Рождения. — Странные приоритеты, — обиженно буркнула Шайло и уткнулась в овсянку. Через некоторое время она снова подала голос. — Дженни звала меня в кино. Можно?.. — Если ты вернешься домой до пяти. А что за кино? — Дженни говорит, там кого-то убивают. — Видит бог, я свожу тебя к психиатру, — вздохнул Нейтан, но Шай знала, что он шутит. Папа не любит психиатров. Шайло не всегда слушала отца, но одну вещь выполняла точно. Когда ей было восемь, и она узнала, что он не совсем тот доктор, за которого себя выдавал, Нейтан сказал: — Послушай, Шай, я хочу попросить тебя об одной очень важной вещи. — Да? — Я не хочу, чтобы ты говорила кому-то, что я не врач. Ясно? Никому. Даже тем, кто может знать, что я работаю в отделе Репозиции. — Почему? — Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я конфискатор, или чтобы кто-то знал, что знаешь ты. Это опасно. — Зачем ты вообще рассказал? — спросила тогда Шайло. — Мне было бы гораздо лучше не знать. — Потому что я люблю тебя и не хочу обманывать. Пообещай мне. — Хорошо, папа. Я обещаю тебе. Клянусь мизинцем. — Спасибо. Хочешь печенье? — Папа, я давно хотела сказать тебе... Ты не докладываешь туда сахара. — Он вреден? — полувопросил Нейтан. — Папа! — Ладно. Когда Нейтан разделывал некоего Якоба Джонса, более известного конфискатору как "номер L341D", его коммуникатор ожил. "Текстовое сообщение от Шайло Уоллес. Зачитать?" Нейтан размял затекшее плечо. — Зачитать. — "Папочка, я люблю тебя. Ты был прав, фильм действительно отстойный. Кровь абсолютно ненастоящая. Шучу. Он просто скучный". — И я тебя, — пробормотал Нейтан. — Команда не опознана. — Отбой, — сердито сказал Нейтан и вновь склонился над трупом. Шайло немного задерживалась, а потому решила срезать путь через кладбище. Конечно, отец убьет ее, если узнает (точнее, очень расстроится и разозлится, и Шай придется его успокаивать), но если она опоздает — будет еще хуже. Стук каблуков звонко отзывался в пустом переулке, когда она спешила к склепу матери. У самой двери девушку настиг звук приближающейся машины, Шайло обернулась и вспомнила. "Я хотел бы встретиться с тобой у..." — У склепа моей матери, готова поспорить, — пробормотала девушка, испуганно глядя на шикарный лимузин. Она дернула дверь склепа и заскочила внутрь. Пока Шайло панически сражалась с внутренней дверью, внешнюю сбили с петель две мрачные красавицы в противогазах, а потом легкие заполнил удушливый газ, заставивший ее закашляться и схватиться за горло, сведенное спазмом. Шайло втащили в машину и грубо бросили на сиденье. Она попыталась сделать злое лицо, но вышел весьма затравленный взгляд. — Спасибо что пришла, Шайло, — Ротти Ларго обошелся без приветствия. Его голос доброго дядюшки, что, определенно, произвело бы впечатление, если бы Шай не похитили бы только что самым что ни на есть грубым способом. — Я не пришла, меня втащили, — она попыталась скрыть испуг. Ротти замешкался. — Прости за это. Я хотел поговорить с тобой наедине, но твой отец был бы против. Кстати, о твоем отце... — Что? — Он считает, что ты недостаточно взрослая, чтобы знать, — Шайло изобразила интерес, — Боюсь, он не совсем тот, кем ты привыкла его считать... — Вы имеете в виду то, что мой отец — глава отдела Репозиции? — любезно уточнила Шай. Ларго замешкался. — Выпустите меня. Я не хочу с вами разговаривать. — Шайло, семнадцать лет назад твой отец... — Семнадцать лет назад вы заставили моего отца работать конфискатором! — выкрикнула девушка. — Я не хочу слушать, как вы рассказываете о нем гадости! Выпустите меня! Ларго молчал. Молчали и две блондинки, сидящие по бокам от Шайло, и лишь слегка поскрипывали кожаные сиденья каждый раз, когда машину потряхивало на неровностях дороги. Шайло тоже молчала, боясь произнести хоть слово. Папа просил ее не говорить о том, что она знает, а она сказала, и теперь, верно, Ларго вышел из себя. Она видела его сзади и чуть-чуть сбоку, но даже так было заметно, как помертвело его лицо. Если бы она могла вернуться на минуту назад и сказать себе: "Спокойнее, Шай", - она бы выслушала его, поблагодарила и вышла бы, а потом ничего не рассказала бы отцу, чтобы он не волновался, но в этой вселенной время было линейно в отличие от, скажем, Braid. А потом Ларго снова заговорил. Он говорил о том, что все не так, как считает Шайло. О том, что Нейтан Уоллес убил свою жену из-за непомерной гордости и самомнения. О том, что он согласился на пост главы отдела Репозиции, чтобы спасти свою шкуру. О том, что он — опасный деспотичный маньяк, а Шайло заслуживает лучшего. О том, что она, Шайло, очень нравится ему, Ларго, и он хочет обеспечить ее жизнь. О том, что так будет Лучше для Нее. Много о чем. Шайло слушала молча, хотя внутри все кипело от гнева. Потом она сказала: "Пожалуйста, высадите меня около дома", и затем: "Я подумаю над этим", а затем: "Пошел к черту", — и простучала каблуками по садовой дорожке, хлопнула входной дверью и обессиленно привалилась к ней с другой стороны. Шайло услышала, как на улице мягко тронулась с места машина. На часах было пять-ноль-шесть. С кухни послышались шаги и, насколько Шайло могла знать своего отца, шаги были крайне раздраженными. — Единственная причина, по которой ты могла опоздать, — начал он еще до того, как вышел в холл, — это то, что все часы в городе неожиданно стали опаздывать на... Господи, что случилось? — Ничего, — пролепетала Шайло, поднимаясь с пола. — Кто это сделал? Что произошло? Шайло! Отец грубо дернул ее за руку, усадил на диван. Шай понятия не имела, кого он имел в виду, и, главное, что этот кто-то сделал в воспаленном воображении Нейтана, но отец говорил отрывочно и хрипло, голос его дрожал от ярости, а значит, с ним не стоило спорить. Иногда он... Шайло никогда не сказала бы, что ее отец сумасшедший, но он правда был... Иногда он сидел, спрятав лицо в ладонях, и на вопросы отвечал грубо и неохотно, не своим голосом, иногда слышала, как он говорит сам с собой: кого-то умоляет, или просит, или сердится; иногда он просто делал странные вещи и очень злился, когда она об этом упоминала. Пожалуй, он правда был сумасшедшим, но она никогда бы так не сказала, по крайней мере, вслух. — Ротти Ларго, — проговорила она. — Он поймал меня, когда я шла домой. Говорил про тебя всякие мерзкие вещи. Что ты — конфискатор и убил маму. Лицо Нейтана было мертвенно спокойным. — Да, — сказал он, начисто игнорируя приличную в таких случаях вопросительную интонацию. — Я сказала, что знаю это, — тихо продолжила Шайло. — Я выслушала его и попросила высадить здесь, сказала, что подумаю над его словами. — Да, — повторил Нейтан. — А потом я послала его к черту, — злобно выкрикнула Шайло. — Боже. Я послала к черту Ротти Ларго. — Да, — согласился Нейтан и невесело рассмеялся. * Нейтан метался из угла в угол, сжимая в руках репозиционный скальпель. Кровь стучала в его висках, Конфискатор заунывно скрипел что-то про месть, а Марни шептала в ухо: "Нейтан, ты должен спасти нашу дочь". Обычно в левое, иногда — в правое. Все это действовало ему на нервы. "Если бы у тебя были друзья, ты бы мог увести ее. Попросить помощи, Нейтан". — Я заботился о ней, — еле слышно шепнул он. "Но никто не хочет дружить с монстром", - пропели Конфискатор и Марни на два голоса. — Отец, сядь и успокойся, — сказала Шайло. — К нам сейчас явится полиция, — буркнул Нейтан. — Я не могу успокоиться. Но все равно сел рядом. Марни получила карт-бланш и теперь шептала уже в оба уха. Если Нейтан скашивал взгляд, то видел ее бледный профиль. — Мы что-нибудь придумаем, — успокаивающе проговорила Шайло и накрыла его руку своей. — Я же просил тебя не говорить ничего! — выкрикнул Нейтан. — Если бы ты сделала вид, что ничего не знаешь... Не послала бы его к черту... — Прости, что ты стал главой отдела Репозиции, — яростно ответила его дочь, — и рассказал мне эту крайне важную информацию. Девять лет моей жизни были бы куда как хуже без этого знания. — Я волнуюсь за тебя. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. — Я знаю. Какой-то частью сознания Нейтан заходился от безысходности и незнания, что делать дальше, но большей частью он был уверен в своем скальпеле. Шайло вертела в руках "Скорпиона". — Я думаю, ты права, — неохотно признал он. — Если бы я не рассказал тебе, с тобой все было бы в порядке. — Вот именно, — мрачно отозвалась его дочь и прицелилась в портрет Марни — просто так. Они подождали еще немного. — Я бы ненавидела тебя, если бы ты не рассказал, — сообщила Шайло. — Ты была бы в порядке. — Я не хочу ненавидеть тебя. Ты сделал правильно, что сказал. Извини. — Ты была бы в порядке. — Я буду в порядке. Может случиться все, что угодно. Гражданская война. Землетрясение. Наводнение. Захват власти. В конце концов, Ларго может просто умереть от сердечного приступа. — Вряд ли. — Я хорошо стреляю, а ты хорошо режешь. Нейтан покачал головой. Все было совсем не так, как надо было, и, если честно, никогда не было бы так, потому что Нейтан Уоллес был главой отдела Репозиции и шизофреником, а его дочь — вспыльчивым подростком, не умеющим держать язык за зубами. — Иногда я думала, что было бы, если бы ты ничего мне не рассказывал. Иногда я злюсь на тебя, потому что не хочу этого знать, понимаешь? У Николаса отец — офицер полиции, а у Джейн — журналист. А мой отец — конфискатор. Но, знаешь, я каждый раз решаю, что так лучше. Может быть, не знать гораздо проще, а может быть, и нет, но я никогда не хотела оказаться в ситуации, когда мой отец будет лжецом и обманщиком, а я буду ненавидеть его. Все будет хорошо. После Нейтан эхом произнесет: — Все будет хорошо, — и они подождут еще немного. А потом, может быть, случится землетрясение, или Ротти Ларго умрет от сердечного приступа. Ведь, согласно теории вероятности, у них все-таки есть шанс.