Убей Меня, Ханахаки

Интересно, зачем призракам сердце? Так ли оно необходимо им? Просто, чтобы Мицуба съел третьего ради его места? Чтобы что–то было в груди, напоминая, что на его месте могло быть обычное, человеческое сердце? Смеётся ли над нами Бог? Не знаю. Меня никогда не волновало моё «сердце». Я мог встать у зеркала, положить руку на свою грудь и ничего не услышать, даже не почувствовать. Но что теперь, когда в раковину, полную кровавых лепестков, падает цветок перед новым приступом кашля? — Кха… Кха… Кха… Я слишком часто кашляю. Иногда я кладу ладонь на грудь, пытаясь проследовать путь этих маленьких незабудок. Провожу по сердцу, чувствую под пальцами маленький стебелёк, а на нём цветок, который крошится на лепестки. Рядом мои лёгкие. Зачем мне лёгкие, если они не дышат? «Ковровая дорожка для цветов» — иначе не скажешь. Лепесток падает туда, и кашель подступает к горлу. Сначала пустое «кха», потом кровь, а затем нечто шёлковое щекочет горло. — Лепесток один… лепесток два… Кха! — еле считаю я. — Цветок… Со вчерашнего дня выходит много цветов. Передышка недолгая: хватает на половину собрания, короткий патруль по школе или уборку туалета. Но я ненавижу убираться, ведь это заставляет меня кашлять всё больше, стоит вспомнить её голос. Яширо здесь больше нет. Она выпустилась в прошлом году. Помню тот день: она вышла из школы позже всех учеников, дожидаясь меня с собрания. Рассказывала мне о направлении, которое выбрала для поступления в университет, пока мы шли к воротам. Улыбалась, радуясь, что жива, но у ворот остановилась, ещё не шагнув вперёд. — Яширо, — слышу свой голос, — ты должна стать счастливой. — Да, я знаю, — ответила она, касаясь моих плеч. Мне стыдно за тот миг, когда она коснулась моих губ своими, а я совсем того не понял. Я стоял, будто замершая статуя, ощущая её тепло и непонимание, пока она отстранялась. — Ханако–кун, спасибо тебе за всё, — сквозь капли её слёз, в глубинах её печальных глаз я знал, что она хочет сказать, но она не смогла собраться с силами и убежала. Я не мог её остановить, как и не мог перестать смотреть ей вслед. Хочу это услышать. Сойду с ума, если это услышу. Я стоял, прижимая пальцы к своим губам. Казалось, завтра она снова появится в школе. Но она не пришла. Сколько дней прошло без неё перед ханахаки? Двадцать? Сорок? Ах, зачем обманывать себя — не помню. Ничего не помню. Я был в грани несколько раз, но ни в одной книге не говорилось о призраке с ханахаки. «Человек, заболевший ханахаки, умрёт без взаимности», а что будет с жалким подобием человека в виде призрака? Бог не отвечает. Цучигомори захлопывает мою чёрную книгу. — Благородный Седьмой, боюсь, что ничем не могу помочь. У призраков нет красных страниц. — Кха, кха, — тихо кашляю, словно простудился, и пытаюсь улыбаться, — Цучигомори, я не о себе спрашивал. — А, ну конечно же. Он отходит к стеллажам и подхватывает с полки белую книгу Яширо. Его взгляд пробегает по страницам, после чего он со вздохом говорит: — Она третью неделю встречается с младшим Минамото. Сердце сжимается, будто человеческое. Конечно, самый надежный кандидат. Он отлично её понимает, готов её защищать, наготовит ей вкусной еды, когда будет нужно… Звучит, как идеал. Больно. Ещё никогда не было так больно. «Отвергнутый будет кашлять кровью, пока не умрёт», — проносится в голове фраза из книги, когда я падаю на пол. Цучигомори что–то кричит, но скорая у призраков весьма наглая. Она ко мне не доедет. Лепесток… Цветок… Цветок, цветок… Цветок, цветок, цветок, цветок, цветок — будто мои странные лёгкие расширились, и цветы выпадали оттуда, как из широкой трубы. Я не мог остановиться. Казалось, в моём сердце проросло дерево, и рот наполнился кровью с цветами полностью. Я закрыл глаза. Очнулся в медкабинете. Яко и Цучигомори спорили за ширмой, как вдруг их заслоняет голова моего любопытного брата. — Эй, Аманэ, а ты знал, как ханахаки действует на призраков? — невинно говорит он, не улыбаясь. — Цукаса? Ты думаешь, я не перерыл всю библиотеку? — Об этом написано только в запретной библиотеке, — протянул он, будто не раз бывал в ней. — Ханахаки заставляет призраков кашлять цветами, только вот их сердце не может остановиться от этого, — он внезапно сжимает моё запястье и кладёт мою ладонь на мою грудь, — Чувствуешь? Я прислушиваюсь. Чтобы услышать один «бам», у меня уходит не меньше минуты, и я слышу ритмичные постукивания. Отбросив руку Цукасы, обвожу сердце пальцем — стебли цветов оковывают его, как цепь. — Понимаешь? — Цукаса продолжает говорить. — Призрак не может умереть от ханахаки. Страдания вечны. Яко и Цучигомори наконец замечают нас, а с ними ко мне подходит странный доктор, похожий на слизь, но я не вижу ни их, ни Цукасы, только блеклые фигуры. На чистой и белой постели появляется несколько кровавых капель, куда падают цветы. Я просто подобие человека, я призрак, я уже мёртв, я не могу исчезнуть, если не выполню свой долг или не закончу, как предыдущий Третий. Цветы останутся со мной навечно, как напоминание о милой девушке по имени Яширо Нэнэ. — Да почему бы тебе… просто не убить меня… ханахаки?!