А что ты думаешь об этом?

Миша сидел за старым, уже повидавшим жизнь, столом и что-то увлечённо писал. Ложились буквы на листок, будто они собирались уходить в танец, но под аккуратным почерком Горшенева не стали. Сосредоточено наблюдая за своими записями, Горшок даже не заметил, как сзади него тихо подкрался Князев. Положив руки на плечи товарища, Князь поддался вперёд и заглянул в листок.

Здравствуйте, я принимаю звонки. Я оператор, они все мои. Я не понимаю, ничего не знаю, Я рулю делами и всем помогаю. Телефоны все трезвонят, Кто-то что-то в трубку гонит, Связь плохая, это, может, Мертвый говорить не может!

— Скучновато… Но, эта песня полностью твоя, так что… Мне всё равно нравится. — Сказал Князев, отпуская плечи Михаила. — Скучновато… Всё равно я оставлю этот текст. Князев улыбнулся и снова приобнял Мишу за плечи. — Эй, Гаврила, не обижайся. Я просто прокритиковал. Горшенев вздохнул и нахмурил брови. — Уже столько лет прошло, а ты всё ещё помнишь моё прозвище… Да ты даже не знал о нём! Как ты его узнал? — Балу рассказал, Гаврила. Миша проигнорировал слова друга и встал из-за стола. Он направился на кухню, заваривая последнюю ложку растворимого кофе. — А вообще… — Он налил кипяток в кружку и сделал паузу. — Критика нужна, особенно от друзей и к тому же писателей. Расскажи ещё, о чём ты думаешь? Князев задумался и облокотился о стол. — Я много о чём думаю, тебе перечислять? Или о песне спросить хочешь? Миша поставил кружку на стол, с любопытством смотря на Андрея. Андрей нервно сжал губы и кулаки, ощущая его любопытный взгляд. — Сначала хотел о песне, но… Теперь мне действительно интересно, о чём ты думаешь? — Не скажу. — Андрей покраснел и отвернулся. — Ах так?.. — Горшок провёл пальцами по боку, проверяя реакцию парня. Князь дрогнул, что вызвало улыбку у Миши. Горшок стал со всей дури щекотать Князева, заставляя того громко засмеяться и убегать от него. Он повалился на кровать, а Горшенев следом, продолжая щекотать. — Ну что? Сдаёшься? — Он ухмыльнулся, всё продолжая бегать пальцами по ребрам через тонкую кофту парня. — Р…Русские не сда-аются! — Еле выговорил Князь, пытаясь сопротивляться, но безуспешно. — Ладно, сдаюсь! С-сдаюсь! Горшок отпустил беднягу и сел рядом. — Ну рассказывай давай. — Миша положил голову на руку, опираясь на своё колено. И тут у Князя запершило в горле. Что ему делать? Как ему это сказать? Как лучше показать или попытаться выкрутиться? Руки дрожали, щёки предательски раскраснелись, отчего Горшенев забеспокоился о его здоровье и приложил руку ко лбу. — Ты в порядке?.. Но Князь был взволнован. Пот стекал по виску, глаза лихорадочно бегали, лишь бы не смотреть на своего друга…или он уже его не считает другом? Убрав его руку, Андрей сжал её, а второй закрыл ему рот, зажмурился и поцеловал. «Считается ль это за поцелуй, если рука — преграда…» — Пронеслось в голове у Князя, но не успел он опомниться, как Горшенев убрал его руку и поцеловал по-настоящему. Сердце Князева ушло в пятки, оставляя здравый смысл, что мол «это не правильно! он не должен меня целовать! мы парни!», который соревновался с эмоциями, что вот-вот переполнятся и вытекут из его головы. Горшок же сжал его руку в ответ и попытался углубить поцелуй, положив руки по обе стороны головы Андрея, притягивая к себе. Андрей открыл рот от шока и случайно впустил язык Горшка, который «домой» точно не собирался. Воздух, который итак перекрылся у Князя, заканчивался с каждой секундой. Вскоре, Миша отстранился, вытирая губы рукавом и смотря прямо в глаза Андрея. Он тяжело дышал, был красный и смущённый, глаза выпучены от чистого шока. Князь прикрыл рот рукавом, вытирая губы. — А что ты думаешь об этом?