Нет ничего лучше дома (Рождественская история)

      Щурясь от пронизывающего зимнего ночного ветра, Северус резким взмахом волшебной палочки открыл входную дверь и поспешил внутрь, стремясь оставить позади ненастную погоду и надеясь согреть свои усталые кости у камина, предпочтительно в объятиях своей чрезвычайно любвеобильной жены.       Прошло две недели с тех пор, как он уехал на Конференцию Зельеваров, и каждый день разлуки казался ему мучительнее предыдущего. Он скучал по её непослушным волосам и чувственным податливым губам, по её пламенным взглядам и нетерпеливым поцелуям, но прежде всего он скучал по своему дому, который не имел ничего общего с местоположением, но занимал особое место в его сердце.       Оказавшись в их уютном тёплом коттедже, Северус стряхнул снег со своего плаща и заглянул за угол в гостиную, где он ожидал увидеть Гермиону, свернувшуюся калачиком на своём любимом диване, скорее всего, с книжкой в руках. Однако единственным признаком её присутствия было пушистое бордовое одеяло, сложенное на кофейном столике, и роман с загнутыми уголками, лежавший на нём сверху.       Северус дважды проверил часы на каминной полке и уточнил время. Только девять тридцать две. Обычно она не ложилась спать по крайней мере до десяти. «Где же она?»       Оставив сумку и плащ у двери, Северус снял ботинки и прошёлся по дому в одних носках, тихо, как мышь. В библиотеке сверкала рождественская ёлка, которую они поставили перед его отъездом, на ней мерцали нити волшебных огней, свечение которых было таким ярким, что при них можно было даже читать. Обнаружились её недавние покупки; открытые коробки и дополнительные лампочки валялись на освещённом столе. Тем не менее среди всего этого многоцветного сияния он не нашёл свою любимую библиофилку.       Кухня также оказалась пустой, но он увидел на столе кучу красных фантиков от конфет рядом с кружкой, от которой слабо пахло эгг-ноггом*. Обёртки озадачили его, так как у его жены было довольно агрессивное мнение о разрушающем воздействии на зубы маггловских и волшебных сладостей. Возможно, она заполучила в свои руки немного той бессахарной ерунды, которую продавали её родители. Северус скорчил недовольную гримасу и понадеялся, что она съела всё сама и избавила его от этой гадости.       Когда ванна тоже оказалась пустой, он уже точно знал, где её найти, его дедукция была скорее логической, чем интуитивной. У них осталась только одна комната, которая больше всего подходила для весёлого возвращения домой.       Стараясь соблюдать тишину, Северус осторожно приоткрыл дверь спальни и улыбнулся про себя, когда увидел, что она растянулась на животе поперёк кровати, одна её нога находилась под одеялом, а другая торчала под странным углом, босой пяткой наружу. В его отсутствие Гермиона развесила непристойное количество гирлянд, украсив ими столбики кровати, а вместо балдахина сплела их в мерцающую паутину из радужных звёзд. Рождественские огни окутывали её потусторонним светом, и от этого зрелища сердце Северуса наполнилось любовью.       Используя волшебную палочку, он быстро справился со своей одеждой, отчаянно пытаясь освободиться от неё, прежде чем член успеет разорвать каждый шов на его лучших брюках. Он перелез через край кровати, стараясь не разбудить её, и скользнул рукой под одеяло; кожа на её спине была такой мягкой и тёплой, что он громко застонал, чувствуя, как согреваются его онемевшие пальцы.       — Гермиона, — пробормотал он, касаясь губами её обнажённого плеча с любимой россыпью веснушек. — Дорогая? Ты спишь?       Движение сотрясло массу разметавшихся шоколадных кудрей.       — Северус? — сонно пробормотала она. — Это ты?       — Никто иной. Или ты ожидала увидеть кого-то другого?       Она фыркнула в подушку.       — Может быть, Санта-Клауса?       Ухмыляясь, Северус провёл зубами по её затылку, наслаждаясь дрожью и тем, как по её коже побежали мурашки.       — Хо-хо-хо, моя девочка. — Он зарылся носом в её волосы, пока не нашёл ухо, которое приветствовал быстрым покусыванием. — У меня есть для тебя подарок. — Для ясности он прижался своей эрекцией к её бедру и скользнул сочащимся членом вдоль её задницы.       — О, Санта! — Она повернула голову и одарила его сонной, но довольной улыбкой. — Ты принёс мне именно то, что я просила!       Северус рассмеялся и наклонился для поцелуя.       — Ты же не думала, что я пропущу нашу ежемесячную попытку сделать ребёнка, не так ли?       Её глаза смягчились, и она повернулась всем телом, обвивая одной рукой его шею.       — Ты действительно поэтому так рано вернулся домой?       Он отвернулся, подавив улыбку. Потребовался почти год терпеливых уговоров Гермионы, чтобы убедить его, что он действительно сможет справиться с отцовством… и ещё шесть месяцев, чтобы убедить его, что он не станет таким же чудовищным ублюдком, как его собственный отец. Тем не менее его всё ещё немного раздражало, что он так быстро сдался, хотя до этого Северус презирал маленьких монстров всеми фибрами своей души.       — Мы могли бы попытаться зачать его чуть позже, — сказала она, раздражая его своей проницательной усмешкой. — Ты не хуже меня знаешь, что написано в календаре: двадцать четвёртое число — третий день овуляции. У нас ещё есть время.       Невысказанное признание висело между ними больше трёх месяцев: всё это время Северус притворялся молчаливым соучастником всей этой истории с рождением ребёнка. По правде говоря, он хотел завести с ней ребёнка больше всего на свете! Хотел видеть, как её живот трещит по швам от плода их совместной любви. Он хотел реальности, осязаемого проявления их чувств в виде создания новой жизни. Но он просто не мог признать, что полностью изменил своё мнение о детях. Таким образом, оставалась недосказанность.       Северус сделал серьёзное лицо и изогнул бровь, приняв вид сдержанного и невозмутимого учёного.       — Тогда у нас было бы в лучшем случае несколько часов. Разве ты не знаешь, что я не люблю откладывать важные дела на последнюю минуту?       Она кивнула, подыгрывая ему, выражение её лица было уморительно педантичным.       — Да, конечно. Как это практично с твоей стороны.       Уголок его рта дёрнулся в неохотной полуулыбке, и он наклонился, чтобы коснуться своими губами её губ.       — Или, возможно, мне была невыносима сама мысль о том, что у меня не будет доступа к твоей киске… ещё три дня подряд. Мой член чувствовал себя очень одиноко в пустом номере отеля.       — Неужели? — спросила она с притворным удивлением. Её рука скользнула между ними, а пальцы обвились вокруг эрекции, сводя с ума вниманием к его ноющей плоти.       Северус качнул бёдрами от её прикосновения.       — Ты прекрасно знаешь, что мы с ним не можем спать без тебя.       — Вы с ним? — весело переспросила она.       Он посмотрел вниз.       — Кхм… я и «малыш Северус».       — Малыш? — повторила она с ужасом и недоверием.       Северус ухмыльнулся.       — Относительно.       — Относительно чего? — пробормотала она. — Биты загонщика?       Фыркнув, он покачал головой.       — Вряд ли. Но я оценил комплимент.       Северус на самом деле их ценил. Когда они впервые встретились, он очень стеснялся своей внешности, но её продолжающееся словесное и физическое обожание постепенно развеяло его сомнения вплоть до случайных критических замечаний. Он потёрся своим внушительным носом об её аккуратный слегка вздёрнутый носик в знак взаимной признательности и поцеловал её ещё раз — нежно, закрыв глаза; знакомый жар наполнил низ живота сладким блаженством, которое затмило бы «Сладкое королевство».       — Я скучал по тебе, любовь моя.       Гермиона улыбнулась и углубила поцелуй, прошептав в ответ ему в рот: «Я тоже тебя люблю». И это ему в ней тоже нравилось: иногда она так увлекалась, что не удосуживалась даже ответить. Никто никогда не желал его с такой неподдельной страстью.       Это чувство определённо было взаимным.       Северус перевернул Гермиону, высвобождая её конечности из простыней и накрывая её тело своим собственным. Ему нужно было как можно скорее оказаться внутри неё, чувствовать её повсюду, вокруг себя, быть окружённым её любовью так же сильно, как и её естеством. «Но в самом деле, а есть ли разница?» К сердцу и киске Гермионы одновременно приливала кровь, они готовы были щедро и безоговорочно принять его; оба пульсировали в такт, такие чистые и открытые, что он мог целиком и полностью раствориться в их беззвучном ритме. Её лоно принимало его и очищало душу, чьи кристальные потоки, словно из святого источника, стекали по её бёдрам струйками благословенного искупления. У его сморщенного чёрного сердца не было ни единого шанса соответствовать такому изобилию.       — М-м-м… — промурлыкала Гермиона, отстраняясь на мгновение и стараясь говорить связно. — Ты такой вкусный — как самый тёмный шоколад, какой только можно себе представить!       Северус ухмыльнулся и слегка провёл кончиком языка по её нижней губе.       — А ты, моя дорогая, на вкус как булочка с корицей.       Её лицо порозовело, и она прикрыла рот рукой, смутившись.       — Правда? На прошлой неделе Джордж прислал мне несколько пряничных человечков с имбирём и корицей. Мои глаза слезились как сумасшедшие, но они были чертовски вкусными! — Её полуприкрытые веки затрепетали, как будто она снова попробовала их на вкус. — Возможно, завтра я всё-таки выберусь из дома и куплю ещё немного.       Северус убрал её руку ото рта и прижал запястье над её головой, неодобрительно нахмурившись.       — Выберешься из дома? На второй день проведения стратегически важной операции «Овуляция»? Думаю, нет. По крайней мере, я собираюсь держать тебя в этой постели день и ночь. И настолько наполнить своей спермой, что внутри тебя всё будет хлюпать при каждом шаге. О поездке в Косой переулок не может быть и речи!       Запрокинув голову и громко рассмеявшись в радостном согласии, Гермиона кивнула.       — Звучит заманчиво. Ты приберегал всё это для меня?       Северус зарычал и зарылся лицом в её шею, прикоснувшись зубами к быстро пульсирующей артерии, его язык кружился по её тёплой солоноватой коже.       — Я думал, что моя мошонка лопнет где-то посередине конференции, а проснувшись этим утром, решил взять более ранний портключ. Всё это время я мечтал о твоей заждавшейся шейке матки, умоляющей мои яйца о хорошей взбучке.       Её смешок раздался у его виска, когда она обняла его ещё крепче.       — Как бы там ни было, я рада, что ты так быстро вернулся домой. Рождество не чувствуется… без тебя.       Северус закрыл глаза, когда где-то глубоко в его груди всё заурчало от счастья.       — Я был несчастен без тебя. Я… — Он прикусил кончик языка, подавляя прилив эмоций, которые угрожали вырваться наружу. Сейчас было не время для слезливых заявлений: им надо зачать ребёнка. Кроме того, Гермиона и так знала, что он боготворит её; ему не нужно было подкреплять словами кристальную искренность своей любви.       Но он полагал, что небольшая демонстрация никогда не повредит.       Проглотив ком в горле, Северус кивнул в сторону, чтобы отвлечь её.       — Ты права. Смотри. Вот что я называю рождественской атмосферой…       Отвернувшись, он взмахнул пальцами в воздухе и молча сотворил беспалочковое заклинание, обрадованный, когда первые снежинки упали с потолка, создавая впечатление, что они были заключены в гигантский снежный шар**.       Гермиона проследила за его взглядом, и у неё отвисла челюсть. Повернувшись, она выглянула из-за края кровати и радостно рассмеялась, когда увидела, как хлопья исчезали, прежде чем упасть на деревянный пол.       — Значит, снег не скапливается? Очень впечатляет! — Она протянула руку, чтобы проверить температуру. — Они холодные! — потрясённо воскликнула она, резко оборачиваясь к нему. — Это не просто иллюзия?!       — Конечно, холодные, — мягко сказал он, притягивая её обратно и натягивая на них одеяло. — К тому же они создают идеальный повод, чтобы держать тебя подольше в тёплой постели.       Гермиона хихикнула и обхватила ногами его бёдра, когда он перевернул её на спину.       — Хорошая попытка, Северус, но я знаю, что, несмотря на слизеринскую хитрость, ты романтик в душе. — Она постучала двумя пальцами по его груди, заполняя промежуток между ударами сердца со сверхъестественной точностью. — Не волнуйся. Я никому не расскажу твой маленький секрет. Со мной он в безопасности.       — А я никому не расскажу, на какой распутнице женился, — мрачно возразил он, в ужасе от того, что его разоблачили. — Хотя сомневаюсь, что хоть кто-нибудь мне поверит. Кто бы мог подумать, что всеми любимая честная Гермиона Грейнджер каждую ночь выпрашивает у старого сальноволосого мастера зелий его член… И, конечно, многие подняли бы брови, если бы услышали, куда ты, как правило, хочешь, чтобы я его засунул.       Её лицо порозовело, но улыбка сияла бесстыдным весельем.       — Кстати, это напомнило мне, что позже ты должен оставить пару «подарочков» не только спереди, но и сзади. Со всеми этими попытками сделать ребёнка моя задница чувствует себя обделённой.       О чёрт, его яйцам слишком понравилась эта идея! Ему пришлось на мгновение замереть, чтобы остановить стремительный подъём своей чрезмерно возбуждённой мошонки.       — Блять! — прошипел он ей на ухо. — Ты не должна предлагать что-то подобное мужчине, который соблюдал целибат в течение двух недель! Это жестоко! Кроме того, у меня нет абсолютно никакого намерения оставлять своё семя в любом отверстии, которое не ведёт к твоей матке! Мы не можем тратить впустую мои «боеприпасы».       Он принял решение об этом перед отъездом в командировку. Месяц назад у Гермионы немного задержались месячные, на что они оба возлагали большие надежды. Преждевременно. Мучительно больно. Он не мог допустить, чтобы её снова охватило разочарование. Холодный груз неудачи и так слишком тяжело лёг на её плечи. Хотя и на его собственные тоже, ему было ничуть не легче. На мгновение Северус почувствовал восторг, не похожий ни на какой другой — пьянящая перспектива стать отцом затмила характерный для него пессимизм, освободив из моральной тюрьмы, в которой он давно уже находился, но о которой даже не подозревал. Он хотел вернуть это чувство и больше не отпускать.       Гермиона обхватила его одной рукой за шею и уткнулась носом в его горло.       — Пообещай, что трахнешь меня в попку, как только я забеременею? Ты же знаешь, какой угрюмой я становлюсь, когда ты не заполняешь все мои дырочки на регулярной основе.       Северус зарычал и поднял голову, укоризненно нахмурившись.       — Первая дырка, которую я заполню, — это твой проклятый рот, женщина! Если ты понимаешь, что для тебя же лучше, то перестанешь говорить такие вещи и позволишь мне спокойно оплодотворить тебя!       Гермиона запрокинула голову и громко рассмеялась, в её хрипловатом свободном смехе не было ни намёка на раскаяние.       — Ладно, — сказала она, вытирая выступившие на глазах слёзы. — Я постараюсь хорошо себя вести. Но потом…       — Ни слова больше! — предупредил он самым строгим тоном. — Боюсь, я не смогу противостоять твоим «блестящим» идеям. Завтра мы достанем игрушки, если ты захочешь пошалить. Но советую тебе быть хорошей девочкой хотя бы до Рождества. Твои друзья заподозрят неладное, если во время рождественского ужина ты не сможешь сидеть.       Её карие глаза возбуждённо заблестели, она взволнованно кивнула, но упрямо сжала губы, и Северус не понял, означало ли это, что она решила отказаться от своих коварных планов или просто ждала более подходящего момента, чтобы сообщить о них. О, Мерлин! Он надеялся, что она продержится до Дня Подарков. Ему понадобится по крайней мере двадцать четыре часа отдыха.       — Умница, — промурлыкал он, откидываясь назад и легонько целуя её пухлую нижнюю губу. — Итак, на чём я остановился? Кажется, вот на этом?       Северус спустился к её тонкой шее, вдыхая аромат любимой девушки, и провёл языком по её сонной артерии. От неё пахло ванилью и мёдом — лосьоном, сделанным им специально для неё, который, очевидно, был использован по назначению, — но сладость её плоти нельзя было отнести ни к какой смеси аппетитных ингредиентов. Только одна вещь имела небесный вкус — её источник, который, насколько он мог судить, был не из земного царства. Сама по себе любовь не имела запаха или вкуса, но для него Гермиона стала ангельской амброзией, и он навсегда ассоциировал её аромат с глубочайшим чувством удовлетворения.       Она тихо выдохнула: «Ах-х-х…», выглядя абсолютно счастливой среди окружавших её кружащихся снежинок. Её пальцы запутались в его волосах, и она с восхитительной медлительностью провела ногтями по коже его головы, отчего острые ощущения пробежали по его позвоночнику, словно ледяные иглы. Он хмыкнул и двинулся ниже, его рот коснулся округлости её груди. Выгнувшись, она предложила ему сосок, но он обошёл его, уткнувшись кончиком носа в её мягкую тяжесть.       — Северус, — простонала она, хихикая. — Я думала, ты не будешь меня дразнить.       — Я не дразню, — пробормотал он в тёплую нижнюю часть груди, высунув язык, чтобы пощекотать чувствительную складку на её рёбрах. — Я наслаждаюсь. С Рождеством меня!       Её бёдра начали приподниматься, а мягкий кустик лобковых волос щекотал его живот.       — Пожалуйста…       Улыбнувшись про себя, Северус лизнул сосок и встретился с ней взглядом, прежде чем взять в рот твёрдый кончик и провести языком по его заострившимся контурам.       — М-м-м… — застонала Гермиона, её карие глаза закрылись, пока она наслаждалась ощущениями. — Да…       Последнее слово прозвучало как шёпот, нежная мольба, и член Северуса тут же «всплакнул», поражённый красотой её молитвы. Втянув её сосок в рот и интенсивно посасывая, он благословил их обоих даром бессмысленного блаженства. Её тихие стоны заглушили все возможные мысли, и какое-то время Северус бесцельно дрейфовал в кружащейся вокруг них буре чувственного удовольствия.       В течение этого времени, показавшегося ему необычайно долгим, он знал только совершенство её плоти, с радостью затерявшись в шелковистых прикосновениях, её неописуемом вкусе и своём разгорающемся голоде, от которого перехватывало дыхание. Он забыл себя и, как ни странно, забыл её, за исключением того, что на самом деле это было невозможно, так как всё, что он сейчас знал, была буря удовольствия, создаваемого Гермионой, осознавал он это или нет.       Когда Северус вновь пришёл в себя, то обнаружил, что буквально потерялся, не зная, где он находится и почему вокруг вдруг стало так темно. Но, окутанный её ароматом, он чувствовал только безопасность и покой; ему пришлось принюхаться к узнаваемой цели, чтобы сориентироваться. Один запах, в частности, притягивал его с непреодолимой силой.       — Ах! Северус! — Гермиона откинула одеяло, и он понял, что зарылся так глубоко под него, что оказался лицом к лицу с её окружённым волосками отверстием, а его нос был всего в нескольких дюймах от её щели… уже довольно влажной, судя по запаху.       Он оторвал взгляд от её бёдер и приподнял бровь.       — Раздвинь ноги, любимая. Дай мне посмотреть.       Тяжело дыша, с напряжённым шипением стиснув зубы, она подтянула ноги к груди и широко развела их, заложив руки за колени, чтобы увеличить растяжку.       Взгляд Северуса переместился с её пылающих глаз вниз на вздымающуюся грудь, мимо свернувшегося живота к густому v-образному треугольнику волос, покрывающему её холмик. Из влагалища исходил влажный жар, и его голова закружилась от мускусного аромата желания, окружавшего её плоть. Закрыв глаза, чтобы не видеть головокружительного вращения комнаты, Северус наклонился и коснулся носом эпицентра. Медленно, растягивая удовольствие, он вдохнул, его голова поплыла, как будто он оказался в потоке пара, её киска была такой горячей, что он мог бы сварить на ней чашку горячего какао… и, вероятно, поджарил бы немного зефира в придачу.       Когда он добрался до солоноватого бугорка наверху, то отстранился, чтобы ещё раз взглянуть, и был доволен увиденным, обнаружив скользкую полоску смазки, прилипшую к кончику его носа. Ему хотелось слизнуть её, но, увы, его языку не хватало длины. «Придётся идти прямиком к источнику».       Используя большой палец, Северус отвёл в сторону одну скользкую складку и получил непосредственную оценку её возбуждения. Он бы прокомментировал это, чтобы убедиться, что она точно знает, насколько готовой уже была для него — и как сильно ему это нравилось, — но у его рта были другие планы, он слизывал её соки и проводил по пульсирующему входу, хотя её внутренние мышцы уже жаждали чего-то большего, за что можно было ухватиться.       Он трахал её языком, зачерпывая как можно больше смазки, и она вскрикнула — только звуки, никаких слов, но в общении не было необходимости. Её бёдра начали двигаться, и она стала тереться о его лицо с полной самоотдачей, с её губ срывались короткие, хриплые, одобряющие всхлипы, напоминавшие ему заколдованный снег — мягкий и быстрый, непрерывный в своём множестве.       Северус застонал, боль в паху стала такой сильной, что он едва мог дышать — и всё же перспектива остановиться, чтобы глотнуть воздуха, казалась ему немыслимой. Даже если бы он выпил её досуха, этого было бы недостаточно. Он продолжал бы поглощать её, пока не утонул бы в её оргазме, а его тело не переполнила бы её сущность, и вся тьма наконец-то была бы смыта её светом.       Однако в данный момент он удовлетворялся тем, что хорошенько тёрся членом о матрас; на следующий день простыни будут жёсткими от его предэякулята, но он рассудил, что для этого и нужны чистящие заклинания. «Лучше немного снять накопившееся напряжение, чем рисковать болезненным взрывом ещё до того, как я войду внутрь». Обычно он не задумывался об этом, но теперь переживал, что теряет немного спермы в этом небольшом количестве предсемени. Таким образом, его самые нетерпеливые «пловцы» были сброшены на произвол судьбы в пустом море фланели, без спасительного острова яйцеклетки в поле зрения. «Бедные маленькие живчики».       Гермиона отвела ногу в сторону и свободной рукой потянула его за волосы, тем самым вернув его внимание к её скользкому отверстию. Пальцы её ног коснулись его плеч, и Северус зарычал в её плоть, когда она использовала его в качестве рычага и нарисовала на его лице полосу влажного желания. Ему пришлось обхватить её за талию, чтобы удержать, что заставило её в отместку взбрыкнуть бёдрами, но он знал, как сильно она наслаждалась, сдерживая себя.       Он поднял глаза и встретился с ней взглядом, посасывая клитор: её рот был приоткрыт, нижняя губа задрожала, когда он провёл языком взад и вперёд по набухшему бутону. Вся её киска пульсировала у его лица от сексуальной потребности. Солёная амброзия потекла по его вкусовым рецепторам, и она на мгновение замерла на грани.       — Давай-давай-давай… — прошипела она, и её хватка на его волосах внезапно стала безумной. — Трахни меня, Северус! Я…       Прежде чем она успела закончить свою просьбу, он заменил свой рот членом, ловко направляя выпуклую головку мимо тугих мышц, окружающих её вход. «Довольно тесная труба, но куда пролез Санта, сможет и Гринч».       Он затаил дыхание, не сводя глаз с её исказившегося лица, наблюдая за отразившимся на нём выражением чистого экстаза, её припухшие губы приоткрылись от шока, большие карие глаза потемнели, а ресницы затрепетали, опустившись ниже и скрывая от него её голодный взгляд. Две недели разлуки сделали их обоих невыносимо чувствительными, каждый дюйм кожи покалывало от волнующих тактильных ощущений, их охватила дрожь: наэлектризовывающая, уничтожающая, окутывающая. Их союз ощущался как слияние и в то же время — распад, ни один из них не мог сопротивляться этому воздействию друг на друга. Внезапно образовавшаяся объединённая сущность — Снеймиона, казалась совершенно новой… или, возможно, просто стала целостной. Никогда ещё Северус не чувствовал себя таким завершённым. Совершенным.       Любимым.       Её ноги скользнули вокруг его бёдер, притягивая ближе, прижимая к своему телу, она схватила его за предплечье с силой, которая противоречила её хрупкой комплекции.       — Пожалуйста… — прошептала она, и это слово было не более чем тихим выдохом в тишине.       Взволнованно облизнув губы, Северус кивнул и наклонился, пока они не оказались прижаты друг к другу, её руки легли ему на спину, а торчащие соски буквально впились в его грудь, и они оба ахнули: ощущение, промелькнувшее между ними, было подобно молнии. Он опёрся на кровать, пальцы его левой руки запутались в её волосах, другая рука непроизвольно сжалась в кулак в знак отрицания: он хотел подождать, как следует прочувствовать её вокруг себя, прежде чем отдать ей своё семя. Её оргазм никак не повлиял бы на шансы зачатия, но он знал древнюю силу, содержащуюся в женском теле, — магию наслаждения, которая заключалась в самом акте любви. Её желание было той искрой, которая заставила его мир вращаться вокруг неё.       — Глубже! — нетерпеливо захныкала она и, упёршись пятками в его зад, заставила его войти настолько глубоко, насколько было возможно.       Северус застонал, когда член коснулся шейки матки, а его сердце пропустило удар, поскольку трепет первобытной энергии пронёсся по телу. Звук, который она издала в ответ, мог бы быть звуком боли, но её бёдра сильнее сжались вокруг него, тем самым удерживая на месте. В тот же миг всё её тело затрепетало, а внутренние мышцы стали сокращаться с животной дикостью. Её веки опустились ниже, но каким-то образом она сохранила зрительный контакт, и Северус мог кончить в тот же момент от одной интенсивности этой связи, если бы не был совершенно загипнотизирован.       — Чёрт возьми! — прохрипела Гермиона, её тело содрогнулось, когда оргазм начал спадать. — Да, сэр! Пожалуйста, ещё!       Северус ухмыльнулся и слегка толкнулся внутрь.       — Что-нибудь в этом роде? Или больше похоже на это? — Он прижался своим тазом к клитору и хорошенько потёрся о него.       Зарычав от разочарования, Гермиона подняла голову и прильнула к мужскому рту, её язычок встретился с его языком, требуя большей близости, она проникла им так глубоко, что он практически чувствовал, как она облизывает его сердце. Его яйца один раз предупреждающе запульсировали, и Северус издал полутревожный звук, чтобы предупредить её об этом. Конечно, их целью была эякуляция, так что ему не нужно было сдерживаться, но у него возникло чувство, что у неё, так сказать, было чуть больше бензина в баке.       Застонав от восторга, Гермиона улыбнулась ему в губы.       — На самом деле, — пробормотала она, — я имела в виду нечто большее.       Подавшись вправо, она перевернула его на спину с небольшим усилием. Хотя Северус и был прилично удивлён, он никоим образом не помешал ей. Если она хотела быть сверху, он не собирался возражать.       Сидя на нём верхом и чувствуя, что его член крепко укоренился внутри неё, Гермиона улыбнулась ему сверху вниз, её распушившиеся вокруг головы волосы напомнили ему ежевичный куст. С этой позиции Северусу показалось, что волшебные огоньки как будто мерцали между её кудряшек, одновременно озаряя и очерчивая силуэт девушки. Производимый эффект казался неземным и странно сексуальным. «Мой озорной рождественский ангел».       Её рука потянулась к груди, и она провела большим пальцем по кончику своего розового соска. Улыбаясь всё шире, Гермиона закрыла глаза и закружила бёдрами, насаживаясь на член и проталкивая истекающую головку через скользкий изгиб влагалища вплоть до шейки матки. Северус зарычал и схватил её за бёдра.       Обхватив его тело руками, она обняла его, как прежде он сам обнимал её. Привстав, Гермиона медленно приподнялась по всей длине, с её губ срывались жалобные стоны, когда каждый освободившийся дюйм показывался наружу. Северус посмотрел вниз и не удивился, увидев, что его плоть ярко блестит, покрытая её соками — смазка прилипла к его лобковым волосам, напоминая замороженные снежные ягоды, и он ухмыльнулся этому непреднамеренному праздничному украшению.       — Что? — непонимающе спросила она, заметив его ухмылку.       Он поднял на неё взгляд и покачал головой.       — Ничего, любимая. Просто с нетерпением жду Белого Рождества***. — Он решил поквитаться с ней позже, когда не будет на грани взрыва. — Мне всё же любопытно, является ли это моим новогодним подарком? Чему обязан такой честью? С какой стати на меня так мило сели?       Дрожа от едва сдерживаемого смеха, Гермиона попыталась придать своему лицу скептическое выражение, но оно вышло наполовину раздражённым и слишком весёлым.       — Не говори глупостей. Ты же знаешь, как это работает. Если я была хорошей девочкой, то могу сесть к Санте на колени и загадать желание.       — Это не моё колено, — сообщил он ей с серьёзным видом.       Хихикая, она покачала бёдрами.       — Ну а я не была на сто процентов хорошей в этом году…. Как ты думаешь?       — Ты ежедневно миришься с такой язвительной вредной задницей, как я, и не пытаешься меня убить. Подозреваю, что после смерти тебя могут канонизировать в святые. Но ради ускорения процесса, пока моя мошонка не лопнула, я скажу, что ты была очень непослушной девчонкой. Санта-Клаус знает, чего ты хочешь… и готов оставить соответствующий «подарочек» в твоём «носке».       Её щёки порозовели, но киска затрепетала вокруг него, явно довольная обещанием ещё не отбытых наказаний. Скользнув руками вниз по его бокам, она провела пальцами по напряжённым мышцам пресса, они скользнули по его животу и погладили дорожку чёрных волос ниже пупка.       — М-м-м… ты знаешь, что мне нравится, Санта.       — Да, знаю, — подтвердил Северус и поймал её сосок большим и указательным пальцами, чтобы доказать свою точку зрения. — Но также я знаю, чего ты хочешь больше всего, и такими темпами мы не приблизимся к нашей основной цели.       Гермиона положила руки ему на грудь, и он заметил хитрую искорку в её карих глазах.       — Я ещё не спросила тебя, что ты хочешь на Рождество, — сказала она непостижимо непринуждённым тоном.       Северус зарычал, сдерживаемая энергия в яйцах возбуждала всю нижнюю часть его тела.       — Не играй со мной в скромницу, Гермиона! Ты знаешь, чего я хочу!       — Понятия не имею, — промурлыкала она с беспечной улыбкой.       — В данный момент я просто хочу кончить, — отрезал он. — Или каким-то непостижимым образом ты пропустила нотку срочности в моей просьбе?       — Я заметила, — подтвердила она и полностью опустилась на член, уютно прижимаясь к его лобку своей промежностью. — Но в этом году у тебя и так было немало оргазмов, так что же может быть срочного именно в этом?       — Ах ты маленькая, злая… — начал Северус, но проглотил остаток своей мысли и укоризненно посмотрел на неё. — Или это твой план — водить меня за нос до тех пор, пока я не скажу тебе…       Её лицо просветлело, и она наклонилась, повернув к нему одно ухо.       — Пока ты не скажешь мне — что? Я знаю, ты хочешь это сказать, Северус.       Он закатил глаза и покачал головой. «Чёртовы невыносимые всезнайки и их тактика сексуального допроса!» Его слизеринская сущность повлияла на неё самым худшим образом. Он знал, что Гермиона всегда была невероятно упрямой ведьмой, но не предвидел, насколько коварной она станет, как только познает силу эротических манипуляций. Он хорошо её обучил.       — Так уж и быть, — проворчал Северус. — Ты победила. — В их доме не будет покоя, пока он полностью не сдастся своей жене. На этот раз он решил уступить в битве. — Я хочу… чтобы ты родила мне ребёнка.       Гермиона мягко улыбнулась.       — Ты делаешь это не только потому, что я этого хочу?       Он тяжело вздохнул и посмотрел ей в глаза.       — Конечно, нет! Я бы никогда не привёл дитя в этот мир только для того, чтобы остановить твои непрекращающиеся разговоры о младенцах и материнстве. За кого ты меня принимаешь?!       Её улыбка стала шире.       — Упрямец… которому иногда нужен небольшой стимул, чтобы сказать правду.       «Туше».       — Если ты закончила излагать свою точку зрения, не могли бы мы закончить начатое? Мои яйца перешли от дискомфорта к откровенной боли.       У неё хватило порядочности выглядеть немного виноватой.       — Я на самом деле извиняюсь, но… — Она наклонилась, чтобы нежно поцеловать его в губы. — Я должна была убедиться, что ты действительно хочешь стать папой. Ведь назад дороги не будет.       Одно только это слово сделало его желание ещё более реальным; сердце Северуса болезненно расширилось в груди, возможно, готовясь к притоку любви, который принесёт их будущий ребёнок.       — Я хочу этого! — страстно прошептал он ей в губы. — Я хочу этого больше, чем могу выразить словами!       Гермиона снова поцеловала его, её губы изогнулись в счастливой улыбке.       — И я тоже. А теперь прекрати болтать и отдай мне то, что принадлежит мне, плохой Санта. Я не собираюсь ждать рождественского утра, чтобы ты наполнил мой «носок».       Он скорчил гримасу, борясь с желанием насмешливо фыркнуть.       — То, что слетает с твоих губ…. Честное слово, иногда мне кажется, что я женат на моряке.       Взглянув на свою обнажённую грудь, она с сомнением посмотрела на него. Северус ухмыльнулся и поправился:       — Замечание принято. Значит, на распутной трактирной девке.       Выпрямившись и подняв руки, чтобы обхватить свою грудь, Гермиона посмотрела на него сверху вниз со слишком слизеринской ухмылкой.       — Я предпочитаю то определение, которое ты обычно мне даёшь, — сообщила ему она.       Немного отвлечённый открывающимся перед ним шикарным видом, Северус мгновенно пришёл в себя и спросил:       — Какое именно?       — О боже мой! — ответила Гермиона с дьявольской улыбкой и резко опустилась вниз, её киска проглотила и каким-то образом задушила его член одним махом. Северус почти сел прямо, дрожь восторженного удовольствия сотрясла его тело, а рот открылся, чтобы вдохнуть воздух, который она практически выбила из его лёгких.       Сделав паузу, достаточную только для желанного вздоха, Гермиона начала скакать на нём, с удовольствием подпрыгивая вверх-вниз, и протяжный удовлетворённый стон эхом разнёсся по комнате. Ему потребовалась целая минута, чтобы разобраться в механизме дыхания и притвориться, что он всё ещё обладает основными человеческими способностями. К счастью, она не была легилиментом и никогда бы не узнала, насколько невозможно для него было думать, когда она вот так подпрыгивала на его члене.       Не контролируя свои действия, но осознавая движение своих рук, Северус с ленивым восхищением наблюдал, как его левая рука танцевала вдоль её бедра, а затем остановилась чуть выше основания члена, по-видимому, собираясь добраться до клитора, чтобы стимулировать его при каждом её приземлении. Её стоны стали громче, верхняя губа скривилась в небольшом оскале так, что стали видны зубы, когда она зашипела, требуя большего.       Её киска подрагивала вокруг него странными вибрирующими колебаниями, и Северус закрыл глаза, когда напряжение в паху превратилось в нарастающую лавину напряжения — всё больше и больше, набирая обороты и размеры, когда он стремительно мчался к вершине наслаждения. А затем на несколько секунд он воспарил — краткий миг ослепляющего, всеохватывающего ощущения, которое уничтожило его, как снежный ком, разбитый в мерцающую пыль. Его глаза резко открылись, видя всё, но не видя ничего: комната исчезла, свет потускнел, ангел над ним был таким ослепительно ярким, что он мог видеть только сияние её сердца, которое не столько видел, сколько чувствовал. Знал.       Его яйца напряглись, когда мешанина ощущений и звуков захлестнула его изнутри, снаружи, со всех сторон. Возможно, он выкрикивал её имя или действительно провозглашал присутствие Бога. Он не мог быть уверен наверняка. Не будучи религиозным человеком, Северус не склонен был призывать какое-либо божество, но, скорее всего, выкрикнул что-то вслух, звук его голоса затих, прежде чем он смог понять, что именно было сказано.       Комната материализовалась вокруг него кусочек за кусочком, когда он вернулся с небес на землю. «Гермиона. Кровать. Новогодние огоньки. Волшебный снег. Дом, милый дом». Он вздрогнул и сделал глубокий вдох, его лёгкие наполнились прохладным воздухом и сладким мускусным ароматом секса. Гермиона усмехнулась ему сверху вниз, её щёки покраснели от триумфа, но бёдра продолжали медленно вращаться, непреднамеренно выдаивая остатки семени из глубин его члена. Она не кончила, и её тело, готовое к следующему заходу, замерло на нём, как урчащий двигатель.       Северус не мог упустить такой щедрый дар.       Низко зарычав, он обхватил её за талию и опрокинул на кровать одним плавным движением. Потрясённый писк вырвался откуда-то из-под копны волос, упавших ей на лицо.       — Северус! — хихикнула она, выплёвывая пряди изо рта. — Что ты делаешь? Ты серьёзно пытаешься… ох… м-м-м! Чёрт! Да!       Всё ещё твёрдый, но не уверенный, сколько у него осталось времени, он преодолел посторгазмическую чувствительность и стал трахать её жёстко и быстро.       — Кончи для меня! — приказал он. — Я знаю, что ты почти готова!       Её ногти впились ему в спину, и она застонала, прикусив нижнюю губу.       — М-м-м!..       Они встретились взглядами, не обращая внимания на непрекращающиеся толчки. Северус приподнял бровь, готовый ждать её столько, сколько потребуется; если его член станет совсем мягким, он будет использовать пальцы и язык, чтобы ещё раз довести её до пика. Оставить её неудовлетворённой было не вариант; он пришёл сюда, чтобы насладиться честью быть всем, в чём она нуждалась. Конечно, бывали моменты, когда он умышленно оттягивал кульминацию и заставлял её ждать, но, если только они оба не были настолько физически истощены, что дальнейшие действия оказывались невозможными, он предпочитал давать ей больше, чем от него требовалось. Максимум, пока её желание полностью не иссякало, а тело не ломило от усталости. Для этого не требовалось особых усилий, зато он обретал определённое спокойствие, будучи уверенным, что у неё не осталось нереализованных фантазий. Воображение добавляло остроты их браку; оно поддерживало бурлящую страсть как необходимый ключевой ингредиент. Он ценил изысканный вкус её развратности, и их сексуальную жизнь можно было назвать какой угодно, только не пресной.       — Ты скучала по этому? — спросил он голосом, в котором было больше урчания, чем звука. — Раздвигать ноги для меня… чувствовать, как твоя киска пропитывает простыни?       Она хмыкнула и закинула ногу ему на бедро.       Северус не смог удержаться от ухмылки, увидев её разгорячённое выражение лица.       — Ты слышишь то, что слышу я? — продолжал он, его губы дразнили её пылающую щёку. — Твоя маленькая киска звучит ужасно возбуждённо. Она явно соскучилась по мне, не так ли?       — Да, — выдохнула Гермиона, и её выдох был скорее стоном отчаяния.       Опираясь на одну руку, Северус удерживал её взгляд, когда поднял свободную руку и сунул средний палец себе в рот, облизывая его, пока тот не засиял, как растаявший лёд.       — Ты была очень хорошей девочкой, — промурлыкал он. — Думаю, ты заслужила ранний рождественский подарок. — Его рука исчезла под её задницей, и она резко вдохнула через нос, когда он ткнулся им в анус. — Это то, чего ты хотела, — мой палец в твоей непослушной попке, растягивающий тебя, пока я трахаю твою сочную киску?       — Ух! Пожалуйста! — взмолилась она, выгибая спину, чтобы пригласить шевелящийся палец внутрь.       Северус дал ей только кончик, до первого сустава, а затем вжался в её лоно, до предела растягивая её изнутри, как и было заявлено.       — Ты играла с ней, когда меня здесь не было? Ты же знаешь, что не должна открывать без меня подарки. Это моё, моя маленькая принцесса!       Он называл её принцессой, только когда брал её в зад. Как-то раз Гермиона пожаловалась, что таблоиды окрестили её принцессой Гриффиндора, но она чуть не обмочилась от волнения, когда он произнёс это прозвище в уединении их спальни, возможно, из-за павловского рефлекса, связанного с её анусом и его языком, но он подозревал, что она просто наслаждалась своей принадлежностью ему. Она больше не нуждалась в самоутверждении, достигнув совершенства.       Он часто использовал это ласковое слово, иногда шепча его ей на ухо, когда они были на улице, среди её коллег или занимались какими-нибудь рутинными делами, но это было обещанием будущих удовольствий. Северус никогда не дразнил её просто так. Однако сегодня вечером он балансировал на грани своей первой возможной мужской неудачи. Было уже поздно, но он не был уверен, хватит ли ему сил на повторение «представления». Он знал, что она была более чем готова подождать до утра, чтобы получить анальную дозу подарков, но осторожная сторона его натуры колебалась при мысли о том, стоит ли рисковать любой жизнеспособной спермой. Он действительно хотел этого ребёнка больше всего на свете, а значит, следовало повременить с её симпатичной попкой.       Хотя… чем сильнее сфинктер подёргивался вокруг его пальца, тем больше колебалась его решимость.       — Почувствуй, какая ты тугая, — одобрительно сказал он, и в его тщательно отточенном сексуальном голосе проскользнула улыбка. — Мой член смотрелся бы здесь так красиво… хорошо и уютно… между твоих располосованных розовых ягодиц… О, ты же не думала, что я пошутил насчёт наказаний, не так ли? Я не могу трахнуть эту милую попку, пока не накажу тебя должным образом. Думаю, двенадцать шлепков. По одному на каждый день Рождества. Мы должны убедиться, что в новом году ты продолжишь быть хорошей девочкой… и я знаю, как сильно ты любишь склоняться над мебелью с задранной кверху попой. Для меня каждый день — как Рождество, когда ты умоляешь меня выпороть тебя, любимая.       — О боже! Пожалуйста, Северус! — Её руки напряглись вокруг него, а бёдра задрожали.       — Что тебе нужно? — прошептал он ей на ушко: — Скажи мне. Произнеси это.       — Пальцы! — выдохнула она. — Глубоко! Пожалуйста!       — Этот палец? — невинно спросил он, ещё немного пошевелив им внутри.       — Ещё! О боги… Я…       И тут Северус ввёл его полностью, костяшками указательного пальца массируя её промежность. Его мизинец протянулся вдоль щели между ягодиц, и он пощекотал верхнюю часть расщелины, как раз в том месте, которое заставило её напрячься и задёргаться от наэлектризованного удовольствия.       — Аааааахххх! — Её тело содрогнулось в резкой судороге, и бархатистое влагалище ещё раз сомкнулось вокруг его смягчающегося члена с почти маниакальной силой.       Северус удивлённо хмыкнул и несколько раз моргнул, пытаясь прояснить зрение. Он не ожидал такого интенсивного финала: обычно последующие оргазмы проявлялись с меньшей интенсивностью. Не то чтобы он жаловался.       — Чёрт! — выдохнула она, дрожа, когда последние спазмы прошли сквозь её обмякшее тело. — Не нужно было обещать мне всё это только для того, чтобы заставить меня кончить.       Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.       — Посмотрим…       Гермиона глянула на него почти угрожающе. Почти. Её ухмылка испортила весь эффект.       — Опять дразнишь меня?       — Возможно, — загадочно протянул он.       Покачав головой, она приподнялась и поцеловала его.       — Это было потрясающе! Ты пытался наверстать упущенное за две недели без секса за один раз или просто чувствовал себя особенно великодушным в предпраздничное время года?       Он ухмыльнулся и поцеловал её в ответ.       — Это был первый из многих оргазмических подарков, которые я запланировал для тебя в этом сезоне. — Он засунул палец ей в задницу, чтобы подчеркнуть смысл своих слов.       Гермиона усмехнулась и потянулась назад, чтобы мягко убрать его руку.       — Звучит восхитительно. У меня тоже есть для тебя кое-какие подарки подобного рода… а ещё довольно много обычных в блестящих коробках. На самом деле я бы хотела, чтобы один из них ты развернул прямо сейчас, если хочешь.       Северус изогнул бровь, заинтригованный.       — Ранний подарок? Это имеет отношение к секс-марафону, предстоящему нам в течение следующих нескольких дней? — Он мельком видел бланк заказа, до того, как Гермиона отдала его сове, неделями ранее; там было множество секс-игрушек. Тогда он не стал вдаваться в подробности, предпочитая приятно удивляться по факту.       Гермиона пожала плечами, в уголках её рта появилась лёгкая улыбка.       — Возможно, — ответила она, ловко подражая его лаконичному протяжному произношению.       Покачивая бёдрами, она высвободила его член, и он перекатился на бок, чтобы она могла двигаться. Порывшись несколько секунд в тумбочке, Гермиона перевернулась на спину и положила на кровать рядом с ним маленькую коробочку в обёрточной бумаге тёмно-зелёного цвета, перевязанную нежно-кремовой атласной лентой.       Северус провёл пальцем по ленте и посмотрел на книжную полку вдоль противоположной стены.       — В таком случае, у меня тоже есть для тебя подарок. Можешь открыть его, если хочешь. — Он раздумывал, стоит ли вообще ей его дарить.       Гермиона взволнованно захлопала в ладоши и свернулась калачиком рядом с ним.       — Конечно, хочу!       Северус быстро наложил невербальное заклинание на свои пальцы, приводя себя в порядок, прежде чем обращаться с какими-либо подарками, но оставил её соки на члене, чтобы она видела, насколько ей это понравилось. Она могла бы даже попробовать его на вкус… позже, если они сделают ещё одну попытку перед сном.       Повернув руку к полкам, Северус призвал подарок, который спрятал за книгами; тот пулей пролетел мимо них, только красная полоска мелькнула в полумраке, и мягко приземлился на кровать рядом с зелёной коробкой.       — Ты первая, — сказал он ей. — Хотя я сомневаюсь, можно ли давать тебе это в руки.       Гермиона нахмурила брови, но её губы дрогнули: очевидно, она не знала, как отнестись к данному заявлению.       — Что ж, ты определённо разжёг моё любопытство.       Она перевернулась на спину и, согнув колени, засунула пальцы ног под одеяло. Девушка с задумчивым видом несколько раз повертела подарок в руках, затем провела ногтем под одним заклеенным краем и разорвала обёртку. Под бумагой обнаружилась простая белая картонная коробка, и она с весёлой ухмылкой подняла крышку. Заглянув под неё, Гермиона увидела тонкий кусок гладкого чёрного дерева. Северус кивнул ей, чтобы она продолжала, но его желудок свернулся в тугой узел. «Возможно, это была плохая идея». Он никогда не любил загадывать наперёд.       Гермиона вытащила шкатулку из тёмного дерева и нашла сбоку на ней маленькую металлическую защёлку с двумя петлями. Она села, чтобы лучше разобраться с этим. Просунув ноготь большого пальца под старинную защёлку, она открыла шкатулку, и, когда увидела то, что находилось внутри, её рука взлетела ко рту, а глаза чрезмерно заблестели.       Она снова посмотрела на него, несколько раз моргнув, её лицо исказилось.       — Что всё это значит? — прошептала она.       — Думаю, это очевидно.       — Это ты сделал?!       — Я только собрал фотографии, — подтвердил он. — Но рамки купил в магазине.       — Я никогда не видела твоих детских фото! — Она перевела взгляд на фотоснимки. — Сколько тебе здесь?       — Предполагаю, около двух.       Гермиона коснулась другой фотографии, той, на которой была она сама, и улыбнулась.       — Кажется, папа с мамой сделали её в родильном отделении. Ты взял это из дома моих родителей?       Он кивнул в полуутверждении. «Взять» звучало приятнее, чем «украсть».       — Северус, это самый милый подарок, который кто-либо когда-либо мне дарил! — Наклонившись, она поцеловала его в нос, слёзы блестели в её глазах на грани переполнения. — Мне очень нравится! Но почему ты сомневался, стоит ли мне его дарить? Это идеально!       Он протянул руку и провёл пальцем по пустому квадрату под двумя выцветшими снимками из их детства.       — Потому что, — медленно сказал он, не уверенный, что хочет объяснять, — здесь не хватает фотографии… ну… ты понимаешь…       — Нашего будущего ребёнка, — прошептала она, и слёзы потекли по её щекам.       Он кивнул.       — После прошлого месяца я чувствовал, что искушаю судьбу, как будто я нас сглазил. Знаю, что это полная чушь, но…       — Но это было трудно, — подтвердила она. — Немного страшно и грустно одновременно. Когда я увидела ту кровь, мне показалось, что моё сердце разрывается на части.       Северус положил руку на нижнюю часть её живота, так что её чрево находилось под его ладонью.       — Я не хотел напоминать тебе об этом. Но, Гермиона, что бы ни случилось — или не случилось, — ничто не может изменить моих чувств к тебе! Ты ведь знаешь это, не так ли?       Утирая щёки тыльной стороной ладони, Гермиона кивнула, спокойная улыбка смягчила выражение её лица. Она опустилась рядом с ним и свернулась калачиком у него на груди, рамка с фотографией и зелёный нераспечатанный подарок втиснулись в небольшое пространство между ними.       — Я так сильно люблю тебя, Северус. И даже если с беременностью у нас ничего не получится, по какой бы то ни было причине, я всё равно хотела бы иметь с тобой ребёнка. Ты бы согласился на усыновление, если бы дело дошло до этого?       Северус изучал её глубокие карие глаза, благодарный за то, что видел в них безграничные возможности, безусловную любовь и приветливую открытость.       — Конечно, я был бы не против усыновления. Я бы хотел, чтобы частичка нас с тобой гуляла по планете, но всё равно предпочитаю счастье генетике. Нам не обязательно нужна общая ДНК, чтобы иметь семью.       Сияя улыбкой от уха до уха, Гермиона схватила его лицо и поцеловала, её губы были неистовыми и горячими. Когда она отстранилась, комната кружилась на периферии, а снег и огоньки вращались вместе с ней в танце кристаллического блеска.       — Теперь ты открой мой, — прошептала она. — Думаю, тебе понравится.       Он взглянул на маленькую зелёную коробочку и приподнял бровь.       — Не сомневаюсь. Ты довольно хорошо умеешь выбирать вещи, которые меня не раздражают.       Её улыбка стала шире.       Северус поднял коробку и слегка встряхнул её.       — Она очень лёгкая. Ты купила мне тот самый рог единорога, за которым я охотился прошлым летом?       Она пожала плечами с притворной невинностью.       — Просто открой и сам всё узнаешь.       Повернувшись, чтобы освободить руку, Северус развязал ленту, затем быстрым рывком разорвал бумагу и отбросил её в сторону. Маленькая белая коробочка уместилась у него на ладони, и он осторожно приподнял крышку большим и указательным пальцами. Внутри он нашёл плоскую белую карточку, совершенно простую, без малейшего намёка на остролист или другую новогоднюю символику. Он выгнул бровь, удивлённо глядя на неё.       — Это подарочная карта? Из «Флориш и Блоттс» или «Магазина кнутов Девлина»?       — Чёрт возьми, да открой ты её уже! — выпалила она с явным нетерпением.       Он спокойно кивнул, нарочно не торопясь. Прикоснувшись к одному жёсткому углу кончиком пальца, он медленно открыл её. И замер. Не дыша.       Когда ему наконец удалось заговорить, он едва узнавал собственный голос.       — Это…       Гермиона прижалась к нему, вглядываясь в маленькую движущуюся колдографию; вытянув палец, она проследила крошечные очертания тёмного изображения.       — Да. Целительница сделала для меня снимок со сканирующего заклинания. Поздоровайся с новым маленьким мистером или мисс Снейп.       — Но… как?!       — Оказывается, последние месячные, которые у меня были, не были менструацией. Медиковедьма, с которой я общалась в больнице Святого Мунго, сказала, что, вероятно, это имплантационное кровотечение. Многие ведьмы ошибочно принимают его за критические дни.       — Так значит, ты… беременна? — спросил он, просто чтобы убедиться. Вся эта ситуация немного смахивала на галлюцинацию.       Гермиона прижала его руку к своему всё ещё плоскому животу.       — Да — чуть меньше месяца.       Северус с удивлением посмотрел на её тело. «Как скоро появится живот?» Он хотел получить веское доказательство того, что его желание сбылось, что он получил возможность оставить после себя наследие жизни, а не смерти. Он хотел видеть, как их любовь буквально растет внутри неё, и обещание второго шанса обретает форму у него на глазах.       — Почти месяц, — пробормотал он себе под нос. — Осталось меньше девяти. Мы должны начать готовиться!       Гермиона весело рассмеялась, а для него этот звук был похож на хор ангелов.       — У нас ещё много времени, — сказала она и добавила уверенности нежным поцелуем. — Но мне нравится твой энтузиазм.       — Надо расчистить дополнительную спальню, чтобы превратить её в детскую. А завтра я… — Он замолчал, осознав, что она только что ему сказала. — Подожди — как давно ты об этом знаешь?       — Я ходила в Мунго неделю назад.       — И ты позволила мне страдать всё это время?! Волноваться, ждать и воздерживаться в течение грёбаных двух недель?!       — Ты действительно страдал? — спросила она, и на её лице отразилось искреннее беспокойство.       Он откинулся назад, не в силах найти в себе ни капли настоящего гнева.       — Нет. Полагаю, что нет. Но я был немного напряжён. Мне не хотелось снова тебя подвести.       Она покачала головой и со вздохом прислонилась к его плечу.       — Ты никогда не подводил меня, Северус. Никогда!       Поцеловав её в кудрявую макушку, он обнял Гермиону и притянул ближе.       — Я испытал огромное облегчение, но не думай, что хоть на секунду забыл о двух неделях, которые провёл в аду! Почему, ради всего святого, ты не сказала мне, что беременна, как только я вернулся домой? Мерлин, Гермиона, ты могла бы послать сову и позволить мне выпустить пар в гостиничном номере семь дней назад!       — Хм-м… — задумчиво протянула она. — Нет.       — Нет? — повторил он, ошеломлённый её лёгким отказом. — Нет?! И это всё, что ты можешь мне сказать? Чёртово «нет»?!       Она подняла на него глаза, на её лице не было ни капли раскаяния.       — Я хотела сначала получить от тебя потрясающий секс.       Он смотрел на неё несколько секунд, потрясённый её наглым отсутствием раскаяния.       Она расхохоталась прежде, чем он успел заговорить.       — О боги, я пошутила, Северус! Но это выражение твоего лица… было более чем бесценно!       Он мстительно прищурился, глядя на неё сверху вниз.       — Значит, ты не использовала меня ради секса?       Это заставило её рассмеяться ещё сильнее.       — Северус, я не ждала тебя раньше Сочельника! К твоему возвращению у меня были грандиозные планы: шикарный ужин при свечах и прочее. Вместо этого ты явился домой на два дня раньше и решил разбудить меня от мёртвого сна своим чрезвычайно твёрдым членом, требуя, чтобы мы занялись сексом в тот же миг… и в течение следующих трёх дней подряд. Ты действительно застал меня врасплох!       Слегка огорчённый, он взглянул вниз, на её покрытую спермой щель.       — Возможно, я был сосредоточен на одном конкретном результате.       — О, я не жалуюсь, — пробормотала она, её пальцы скользнули по его животу вниз, к наполовину мягкому члену. — Ты не единственный, кому было нелегко. И я приношу извинения за ненужную неделю без дрочки, но мне действительно некогда было думать о состоянии твоих яиц. Я была немного занята другими мыслями.       Северус фыркнул.       — Могу себе представить. — Откинувшись назад, он потёр лицо и глубоко вздохнул. — По крайней мере, следующие три дня мне не придётся глотать восстанавливающие зелья и наносить мазь на мои перенапряжённые гениталии. Кажется, наши дни марафонского траха закончились. Поначалу это было весело.       Гермиона провела пальцем по его длине, с задумчивым видом обводя гладкую кожу головки.       — Припоминаю, ты обещал накачивать меня спермой целых три дня, а потом трахнуть в зад, если я буду хорошей беременной девочкой.       — Насчёт анального секса я ничего не обещал, — возмущённо пробормотал он. — Ах ты, ненасытная маленькая задница!       — Правда? — невозмутимо спросила она. — Интересно, кто научил её реагировать на тебя подобным образом?       Он приподнял её подбородок одним пальцем, не в силах удержаться от улыбки.       — Не могу себе представить более способной ученицы. Ты всегда стремилась расширить свой кругозор.       — А я не могу представить лучшего человека, чтобы научить нашего ребёнка силе любви.       Она прижалась губами к его губам, и Северус открылся ей, изливая всё то, что никогда не мог сказать словами, в прикосновениях своего языка к её, в ласках одного голодного рта к другому. Когда они наконец оторвались друг от друга, Гермиона выглядела одурманенной и сонной, довольная улыбка на её распухших губах заставила сердце мужчины на мгновение замереть и упасть в тёплую лужу, которая коварно затопила его внутренности.       — Я так счастлива, что ты дома, Северус! Я скучала по тебе! — прошептала она. — Счастливого Сочельника, кануна Рождества! Хотя я понятия не имею, сколько сейчас времени.       — Время спать, — ответил он. — И тебе счастливого Рождества, любовь моя.       Он просунул руку между их обнажёнными телами и погладил мягкую кожу нижней части её живота, скользя по небольшому углублению, где таз и живот соприкасались, — пространству, которое скоро будет натянуто и наполнено живой магией.       — Или мне следует пожелать вам счастливого Рождества, мои любимые?       Рот Гермионы расширился в кошачьем зевке, и через несколько напряжённых секунд она закрыла его и потёрла глаза.       — Нет.       — Нет? — повторил он, моргнув. — Ещё слишком рано?       Она улыбнулась.       — Дело не в этом. Просто ты не должен разделять любовь. Когда родится ребёнок, любовь, которую ты испытываешь ко мне, не расколется на части, она просто… как бы… выразится по-новому.       Потеряв дар речи, Северус мог только лежать, слишком погруженный в обдумывание её утверждения, чтобы комментировать. Он никогда раньше не думал о любви в таком безграничном смысле, особенно о своей собственной, но не мог спорить с её логикой. «Как может что-то, не имеющее физических границ, быть двумя? Она права: множественное число было излишним. Неточным». Он потёр переносицу, уверенный, что его разум только что взорвался — и, возможно, никогда не будет прежним.       — Скажи, как такая умная ведьма умудрилась попасть в Гриффиндор? — задумался он, затаив дыхание. Гермиона вяло ущипнула его за сосок, слишком уставшая, чтобы отчитывать. Он оттолкнул её руку, внезапно поражённый гораздо более важным осознанием. — Исходя из твоей логики, мой дом полон любви.       Подняв голову, она бросила на него забавный взгляд — наполовину смущённый, наполовину сентиментальный.       — Не уверена, что понимаю тебя.       — Я не мог дождаться, чтобы вернуться к тебе сегодня вечером, — медленно объяснил он, размышляя вслух, — чтобы вернуться домой. Но на самом деле нет никакой разницы, не так ли? Гермиона и дом — это просто разные имена, которые я давал любви… ненужное разделение на части. Это синонимы… Они… как ты это назвала? Выражения? Ты — выражение, которое приняло для меня бесформенное, неопределимое чувство дома. И любви.       Глаза Гермионы постепенно наполнились слезами, и она не потрудилась вытереть их. Протянув руку, она коснулась его щеки.       — Теперь я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. — Она чмокнула его в подбородок. — Северус, ты дома!       С этими словами она улыбнулась и снова свернулась калачиком в его объятиях, довольство и спокойствие исходили от неё волнами, а в глубине его сердца теперь тлел огонёк надежды.       Северус не понял, подтвердила ли она, что он действительно вернулся к её любви, или объявляла ему своё собственное понимание слова «дом». Хотя если бы он в полной мере обдумал свои размышления о неразрывности дома, любви и Гермионы, он назвал бы самой любовью то, что она озвучила ему всего несколько минут назад.       Он посмотрел вниз на её растрепавшиеся волосы и мягко ухмыльнулся, посткоитальное изнеможение окутало его, словно сонная вуаль. Если он был её любовью, и она была его любовью, были ли они на самом деле? Разве это не подчёркивало целостность любви, как она и сказала, «не разделённость?»       Его мысли начали кружиться, когда он отчаливал в страну грёз, а рациональная сторона разума отказалась от попыток объединить то, что никогда не было разделимым. Облегчение овладело им, и всё его тело приятно расслабилось.       Северус заснул той ночью, не уверенный ни в чём, кроме любви, но в этой уверенности он смог найти покой.       Покой от того, что он дома.