Ikuisesti, kuolema

      Здание разрывалось в ярком пламени. Огромные ионные вспышки оранжевого и чёрного света разлетались вместе с обломками того, что ранее называли небоскрёбом. Агатовое небо расширялось до невозможности, включало в себя этот разгорающийся столп. Теперь, этому огромному куску стекла, бетона, стали, ваты, полимера, плоти и электричества больше ничего не остаётся, кроме как догорать, возжигая во имя богов, что населяют эту планету.       Я находился на двенадцатом этаже, когда локальный коллапс поддался своим плазменным инстинктам и начался, разрушая за своей гибелью всё, чего коснётся его трепещущая, жаждущая хаоса всего и вся, дабы из материи разрушенного, из остатков плоти и сожжённого стекла воссоединить в одно то, что можно назвать "ничто" и "никто". Спускаться на лифте приравнивалось к самоубийству, однако я уже находился в нём, я уже ходил по краю, будучи в этой небольшой коробке.       Когда эта жестянка зависла в своём серебряном, вертикальном полёте, я начал открывать двери. Простой силы от тренировок и принятия стероидов было вполне достаточно, дабы, хоть и с трудом, открыть эти двери и вылезти наружу. Только я окончательно вышел из лифта - тот закряхтел единожды и начал падать, падать в глубину, пучину бездны этой шахты, что осталась позади меня.       Теперь, передо мной открывался вид на картину, которую вполне возможно назвать "Безумие до конца света". Всё было перевёрнуто с ног на голову, везде открывались рвущие ветром и пламенем виды наружу из-за бесконечных мелких взрывов, когда отрываются куски этого стеклянного построения. К тому моменту я уже не стоял там, где за спиной будет пустая шахта лифта - я прорывался вниз. Парашюта не было, и если бы он был - я уверяю вас, я бы рискнул и прыгнул туда, вниз, именно с этого этажа, приземлился на здание, порвал кожу на ладонях и ранил колени, дабы развернуться, откинуть камуфляжный плащ и взглянуть на догорающее техногенное нечто.       Прорываясь всё ниже и ниже, я не видел тех, кого можно было спасти, но видел тех, кто являлся мне противником, кто горел желанием прикончить меня, дабы выполнить свой наёмнический долг - пули разрывали их одежду и плоть, откидывали назад, оставляя за собой лишь пятно на тёмно-серых стенах. Я двигался ниже и ниже, иногда единожды или дважды спуская курок, оканчивая жизнь тех, кто хотел окончить жизнь мою. Кто начал этот сущий кошмар.       Этой лестнице нет конца. Никогда не было. Никогда не будет. Эта серая лестница, где из её углов вытворяются эти лица, закрытые чёрными балаклавами, где видны лишь их безжизненные глаза, полные чёрной ненавистью ко мне, чьё лицо закрыто бронированным противогазом. Цифры на одинаковой стене, где белым изображался этаж, исчезли, я перестал обращать на них внимание, поскольку я борюсь за свою жизнь, у меня нет времени на символ на стене.       Однако, чувствуя, что я приближаюсь к первому этажу, я замедлил свой ход. Убийц, кровожадных, больше не осталось, они больше не вылезали из стен, направляя на меня ствол своих винтовок, жаждущих, как и они, испить моей крови. Когда осталось лишь несколько ступенек до выхода на этаж, я проверил номер на стене, не запачканный кровью невинных людей - всё верно, первый этаж. Я поспешил.       Выбив двери плечом, я помчался наружу, стремясь выйти из-под сводов горящего антропогенного стеклянного, стального, бетонного, апокалипсиса. Я бежал, сломя голову, наконец-то покинув своды пылающего всеми ионами своего существования небоскрёба, бежал навстречу своей команде, которая светила мне в лицо, дабы доложить о выполнении задачи.       Однако, вместо всего, о чём я, в тот миг, думал и мог подумать, я был встречен холодной, серебряной пулей, прошившей насквозь моё бегущее тело.       Сила той пули, вошедшей в меня, пролетевшей через всё, чем я могу хвастаться, была достаточно великой, чтобы не просто остановить мой бег - бросить меня назад, будто эта пуля обладала силой взрыва гранаты. Я завалился на свою спину, голова ударилась о каменную землю под моей головой, всё было странным.       Когда люди ко мне подходили, то мой взгляд уже начал размываться и мутнеть, превращаясь во мрак того я, в кого я сейчас превратился. Беззащитного, умершего из-за предательства солдата.       Почему предательство?       Потому что я слышал её. Слышал её приказы, её насмешки. Слышал, как она говорила о своей славе и моей скорой смерти, что скоро, после похорон, она сделает всё, чтобы люди обо мне забыли.       А её будут помнить.

***

В тот миг, я не думал ни о чём другом.

В тот миг, закрывая слабой рукой свою рану, чувствуя пульсирующую кровь, я думал лишь одно.

Рвать. Рвать, до крови. Рвать до костей. Рвать, ветром и пламенем. Я буду жить.