Can You Hear Me?

Боль. Это все, что она могла чувствовать. Ей становилось все труднее дышать с каждой секундой, так как казалось, что ее грудь вот-вот взорвется. В ушах постоянно звенело. Она поворачивает голову влево и вправо, чтобы попытаться понять, что только что произошло, но ее нечеткое зрение ухудшается еще больше, поскольку кровь, капающая из пореза чуть выше правой брови ограничивает её обзор. Она едва может видеть своего отца, который сутулится на водительском сиденье над рулем и стонет; ее мать и младший брат Эйден без сознания на задних местах. - Папа? - она начинает кричать. - Папа! Мама! Эйден! Она пытается протянуть руку к своему брату, чтобы попытаться разбудить его, но она не может ею шевелить. Она тянется к своей матери. Отцу. Кому угодно, чтобы попытаться выбраться из этого беспорядка. Ее уши продолжают звенеть, когда она начинает кричать о помощи. Внутри нее начинает расцветать болезненное чувство; она не уверена, хочет ли она сначала блевать или потерять сознание. - Кларк, - она ​​с трудом могла разобрать голос своего отца. - Кларк, детка, мы любим тебя. - Папа! Папа!! Ее зрение затуманивается, и последнее, что она вспоминает, это то, как она кричит, зовя отца. *** - Будьте осторожны с тем, сколько пищевой соды вы добавляете в реакцию, и обязательно дважды проверьте свои расчеты, потому что если вы добавите даже немного больше, реакция будет... БУМ! Запах гари заполняет кабинет, поскольку предупреждение учителя игнорируется определенной группой учеников на уроке химии. Учитель быстро замечает откуда запах и устраняет ущерб, ругая учеников, вовлеченных в инцидент, за то, что они не его слушают. В то время как некоторые ученики указывают пальцем и смеются со сверстников, которые страдают от последствий своих действий, а другие, которым это не так интересно, продолжают свои эксперименты с еще большей осторожностью, чем раньше. Есть один человек, который замирает, когда внезапный звук взрыва заставляет ее застыть и вновь пережить воспоминания, которые преследуют ее каждую ночь. Секунды, минуты, может быть, часы прошли, пока Кларк оставалась стоять на своем месте, но как только ее чувства восстанавливаются, она выскакивает из класса и направляется прямо к своему месту в школе. Она бежит по коридору, и шум, исходящий от ее кроссовок, достаточно громкий, чтобы конкурировать с учащенным сердцебиением в ее ушах. Она распахивает дверь старого, пустого художественного класса и направляется прямиком в угол. Прислонившись спиной к стене, она соскальзывает на пол, сворачивается, и тут начинают капать слезы. Меня зовут Кларк Гриффин. Мне семнадцать лет. Моя семья мертва. Я не могу говорить. Меня никто не слышит. Никто не хочет. Я одна. - она повторяет эти слова про себя снова и снова. Обхватив руками ноги, которые прижаты к груди, касается лбом колен. Она раскачивается вперёд и назад, вперёд и назад. Она напоминает себе как дышать. Один вдох, второй. Вдох, выдох, вдох, выдох. Она считает время. Тик, так, тик, так. Считает количество секунд, в течение которых она одна, пока она не придёт ее найти. 1,2,3,4,5… Конечно же, раздвижная дверь художественного класса распахивается, и в нее входит девушка, немедленно направляясь к её углу. Девушка приседает рядом с ней, нежно кладет руку ей на спину и начинает натирать успокаивающие круги, шепча ей на ухо слова заверений. Она старается не сосредотачиваться на тепле, которое создает рука на ее спине, старается не позволять себе успокаиваться сладким голосом, наполняющим ее чувства. Она на самом деле не заботится о тебе. Никто не заботиться. Учитель, вероятно, попросил ее пойти за тобой. Это все. Она старается не утешать девушку рядом с ней. Но почему тогда она всегда это делает для меня? В конце концов, когда она, наконец, достаточно успокаивается, чтобы вернуться в реальность, Кларк смотрит на другую девушку и видит, что она отталкивается от пола и протягивает ей руку, чтобы помочь ей сделать то же самое. Когда они обе встают на ноги, девушка помогает аккуратно вытереть пыль и поправить одежду, стараясь не переступить черту. Теплые тонкие руки ласкают ее лицо - ей приходится бороться с порывом наклониться, - слезы, текущие по ее лицу, мягко уносятся, почти не оставляя свидетельств ее эмоционального срыва. Она осторожно смотрит в великолепные зеленые глаза, сфокусированные на ней, и уверенная, что увидит тот же взгляд жалости и отвращения, который каждый день посылают в ее сторону каждый второй ученик в школе, но его там нет. Она не знает, что с этим взглядом, но он теплый и милый, и наполняет ее ощущением чего-то знакомого, что она не может до конца расшифровать. Рука вокруг её лица медленно опускаются. Она ​​пытается не обращать внимания на боль в сердце от потери тепла и контакта, и вместо этого берет ее за руку. - Давай, - шепчет девушка. - Пойдем. Они возвращаются в класс, где учитель все еще ругает учеников за их отсутствующие навыки слушания. Ученики смотрят на них и тихо хихикают друг с другом. Чудачка вернулась. У нее, должно быть, случился еще один психический срыв. Черт возьми, она такая странная. Что за уродка. В конце концов, их внимание возвращается к задаче, поскольку учитель объявляет сколько осталось времени в классе, и тот, кто не закончил сейчас, должен будет остаться. Даже когда она стоит в классе, заполненном другими людьми, даже когда она чувствует, как другая рука обнимает ее собственную, она чувствует себя совершенно одинокой. Меня зовут Кларк Гриффин. Мне семнадцать лет. Моя семья мертва. Я должна умереть. Я не могу говорить. Все ненавидят меня. Меня никто не слышит. Никто не хочет. Я урод. Я одна. *** Звенит звонок, сигнализируя о начале обеда, поскольку учителя в последнюю минуту пытаются выкрикнуть инструкции по выполнению домашних заданий, которые должны быть выполнены на следующий день, но никто слышит, так как ученики спешат запихнуть свои вещи в сумки и выбежать из классных комнат. На один час свободы. Кларк идет по школьному коридору, а мир вокруг нее проносится: ученики улыбаются и громко приветствуют друг друга с преувеличенным вздохом и облегчением за те три часа, что они были разлучены, и все это за время, пока они шли за жирной едой, подаваемой в кафетерии. Учителя выходят из классных комнат и направляются в учительскую, где они, без сомнения, сплетничают друг с другом о том, кто среди множества учеников будет нормально себя вести сегодня, а кто вызовет головную боль. Никто на нее не смотрит. Никто ее не слышит. Никто не хочет. Она была сломлена, нема и мертва для мира, та на кого обычно даже не посмотрят. Она наклоняет голову вниз и пытается проложить себе путь сквозь хаос людей к месту назначения. Когда ученики расходятся по своим местам и начинают обедать, она снова скользит в художественную комнату, единственное место, которое, по ее мнению, принадлежит ей сейчас. Как и раньше, она пробирается в свой угол и про себя начинает произносить: Меня зовут Кларк Гриффин. Мне семнадцать лет. Я осиротела. Никто меня не любит. Все ненавидят меня. Я неудачница. Я никто. Я ненавижу свою жизнь. Как это и происходило каждый день в течение последних нескольких месяцев, дверь в класс открывается, и та же девушка, которая помогла ей ранее в этот же день, приходит, держа два коричневых бумажных пакета, и идет к углу, чтобы сесть рядом с ней. Ставит по пакету им на колени и пытается уговорить ее поесть, одновременно открывая свой и вытаскивая свой обед. Кларк вяло подчиняется ради своей спутницы. Сейчас это стало чем-то вроде рутины: девушка появляется через пятнадцать минут после звонка, с обедом для них обоих, садится на холодную твердую землю рядом с ней и ест вместе с ней, рассказывая случайные факты о себе и/или последние новости, которые она сочла интересными. Благодаря этому Кларк многое узнала о своей спутнице. Ей также семнадцать лет (хоть и на несколько месяцев старше), ее любимый цвет - синий (но не просто синий, а очень специфический синий), ей нравится заниматься спортом, поскольку она утверждает, что это ее расслабляет (и Кларк определенно не заметила результат этого в ее телосложении), она одна из немногих учениц в школе, которым действительно нравятся уроки истории, ее огромная одержимость космосом, и дальше и дальше. Пока они продолжают есть, она краем глаза смотрит на девушку рядом с ней. Откусив бутерброд, она жуёт, как будто её ничего не волнует, и начинает выражать свое волнение по поводу запуска следующего марсохода. Кларк осторожно (не совсем) смотрит в лицо другой девушки; ее залитый солнцем цвет лица, дикая коричневая грива, которая заплетена в многочисленные косы, открывая точеную линию подбородка, которая выглядит так, как будто она была вырезана самими богами, ее пухлые, полные губы, которые привлекают ее каждый раз, когда она говорит . Но больше всего внимание Кларк привлекли окна ее души - темно-зеленые глаза; цвет и эмоции, которые они содержали, были настолько поразительны, что Кларк никогда не осмеливалась слишком долго смотреть в них из-за страха утонуть (в лучшем случае). Эта девушка была взволнована, продолжая свою тираду об изумлении космоса. Она не выглядела так, как будто ее отталкивало присутствие Кларк, не выглядела так, будто она сходила с ума из-за отсутствия голоса со стороны Кларк. Она просто продолжала вести односторонний разговор, как она делала каждый день с тех пор, как все это между ними началось. Как только Кларк доедает свой бутерброд, она не берёт все остальное: яблочное пюре, батончик мюсли и коробку сока, в пакете и возвращает его своей… подруге? Нет, я урод. Никто не любит меня. Я одна. Она осмеливается бросить быстрый взгляд на своего спутника, но тут же сожалеет об этом, поскольку первое, что она замечает, это губы, которые когда-то с энтузиазмом болтали о великом потустороннем, теперь сформировали милую неотразимую дугу, а темные изумрудные шары, смотрящие на нее, вызвали разочарование. Ее наполняет чувство вины, когда она начинает думать, что именно она является причиной такого взгляда, поэтому она идет на компромисс и соглашается и вынимает батончик мюсли из сумки. Надутое лицо исчезает и сменяется потрясающе красивой улыбкой, когда девушка одобрительно кивает. Почему ты так беспокоишься? Она заботилась о ней с момента аварии, с тех пор, как она все потеряла и замолчала, ничего не получив взамен. Мне нечего тебе дать. Ты должна оставить меня в покое. Оставь меня исчезнуть в мире и освободить всех от бремени моего существования. Но каждый день она была рядом. Всегда такая нежная, такая добрая, такая терпеливая. После того, как они обе закончили есть, девушка отталкивается от земли и снова протягивает ей руку. Кларк смотрит на улыбку, отправленную ей, затем на руку, но не пытается ее взять, вместо этого она еще сильнее сжимается в комок и кладет подбородок на колени. Вспышка боли мелькает в глазах нефритового цвета, но быстро рассеивается, и девушка в любом случае наклоняется, чтобы взять ее за руку и провести в дальний конец комнаты, где расположены многочисленные картины, которые она игнорирует каждый день. - Это действительно прекрасно, Кларк. Ты их помнишь? Ты привезла их с собой, когда впервые приехала сюда. Я предполагаю, что они были написаны раньше, потому что я никогда не видела, чтобы ты брала кисть или карандаш. Надеюсь, однажды ты сможешь снова создать что-то счастливое. - вместе они смотрят на произведения искусства перед собой. Нарисованный пейзаж старого вымышленного города с реально высоким зданием в качестве фокусной точки, которую она когда-то представляла себе дома, рисунок углем ее младшего брата, стоящего с медалью на шее и самой широкой улыбкой на лице после победы в турнире по боевым искусствам, и, наконец, нарисованный от руки портрет ее родителей, смотрящих друг на друга с закрытыми глазами, их лбы и руки скреплены вместе, они обнимают друг друга с счастливыми улыбками на лицах, купаясь в возможности быть вместе, очень влюбленные. Слезы текут по ее щекам, когда она смотрит на людей, которых она потеряла, напоминания о жизни, которой она когда-то жила. Это слишком, и она хочет отвести взгляд, но не может. Каким-то образом почувствовав это, Лекса входит в ее поле зрения, и руки медленно поднимаются, чтобы обнять ее, образуя безопасное убежище для нее, пока она плачет в шею девушки. *** День подошел к концу, и все ученики открывают и захлопывают свои шкафчики, собирая свои вещи, чтобы выйти из школы. Кларк делает то, что она обычно делает, когда школа заканчивается: складывает вещи, которые ей нужны для домашнего задания, в сумку, а затем медленно направляется в художественную комнату, где она может умиротворенно плакать. Но когда она открывает дверь, ее сердце останавливается, и она кричит беззвучным криком. Везде беспорядок. Столы были небрежно передвинуты к стене, блокируя ее угол и эффективно помогая студентам подняться выше на досках, когда они разными способами рисуют ей мерзкие пожелания смерти. Слова «УРОД» и «ЧУДАК» были заклеены и залиты красной краской на окнах, чтобы весь мир мог их увидеть, а ее картины, ежедневные напоминания о ее семье, были брошены на землю, растоптаны и разорваны на части. Как только они видят ее, засыпают фразами, которые она ежедневно повторяет про себя в голове. Неудачница. Ты никому не нравишься. Все тебя ненавидят. Ненормальная. Чудак. Иди умри. Зачем ты вообще надоедаешь? Звук ее крика, наконец, вырывается наружу, когда она падает на землю, рассыпаясь, как сломанная девочка. Студенты начинают собираться вокруг нее и продолжают насмехаться, пока она рыдала, всё, что удерживалось все это время, вылетало наружу. Они указывают. Смеются. Оскорбляют. Каждое слово пронзает стену, которую она построила вокруг своего сердца, она разрушилась, оставив ее уязвимой перед их атаками. Ее мантра, которую она неоднократно вспоминала про себя, подтвердилась сейчас, больше, чем когда-либо. Меня зовут Кларк Гриффин. Все ненавидят меня. Никто не любит меня. Я одна. Если я умру, это не будет иметь значения. Никого не волнует. Никого. Время проходит. Десять, пятнадцать минут. Что-то идёт не так. Студенты не уходили домой. Они все еще стояли вокруг нее, указывая пальцами и смеялись над ее крахом, и казалось, что сюда идет еще больше, пытаясь понять, в чем дело. Двадцать, двадцать пять. Что-то не так. Люди все еще смеялись. Все смеются над ней. Все, кроме… - Лекс... - шепчет она, когда до нее доходит понимание. Простое имя. Четыре буквы. Первое слово, которое она произнесла за 5 месяцев. Ее голос становится хриплым и скрипучий из-за того, что его не использовали, в горле такое ощущение, будто оно внезапно превратилось в пустыню. Воображая, что Лекса сейчас просто покажется из ниоткуда с коробкой сока, который был отвергнут на обед, Кларк смотрит на толпу и начинает искать её, отчаянно искать её. - Лекса, - она скулит с отчаянным выражением лица более громким голосом, достаточно громким для студентов, и они смотрят на нее широко открытыми глазами и удивляются, что она может говорить. - Она говорит! - крикнула одна, и толпа затихла, пытаясь услышать, что она говорит. Она продолжает сканировать толпу в поисках брюнетки. Эти темные лесные глаза. Её тепло. Её комфорта. - Лекса... - снова бормочет она. Студенты улавливают это, и это снова вызывает у них новый приступ смеха. - Ты думаешь, она придет тебя спасти? О, милая, она не прийдёт, - говорит один из них. -Лекса! Лекса! Где ты? - другой издевается, делая вид, что лихорадочно смотрит сквозь орду. - Она не заботится о тебе, неудачница! - Они продолжают смеяться. Смеяться над ее страданиями. Смеяться над ее болью. Смеяться над единственным, что у нее осталось. Ее тело дрожит, когда слезы продолжают течь водопадом. Ее воля ухудшается, когда каждое насмешливое слово пронзает ее сердце. С такими темпами она долго не протянет. Она издает последний вопль, заставляющий всех замолчать. Звук казался таким разрушительным, таким душераздирающим, таким сломленным. Наблюдая за ее упадком, люди начинают обмениваться обеспокоенными взглядами. Некоторые даже спрашивают между собой: «Может, кто-нибудь пойдет за Лексой?» Где ты? Ты всегда находила меня раньше, почему ты не можешь сейчас? Ты меня слышишь? Я заговорила, но тебя здесь нет, чтобы слушать. Почему? - Лекса... пожалуйста, найди меня... - молилась она. В мгновение ока она вскакивает и пробивается сквозь толпу людей, отчаянно пытаясь уйти от всеобщего внимания. Они падают, как домино, вокруг нее от ее силы, некоторые кричат ​​на нее, но Кларк это не волнует. Она бежала. Бежала, пока она не стала слишком слабой, чтобы бежать дальше. Слишком слаба, чтобы поддерживать себя. В конце концов, она забежала в кладовку и закрыла дверь. Погрузившись в полную темноту, она снова упала на землю и заплакала сильнее, чем когда-либо прежде. Проходят минуты. 1,2,3,4,5 ... И затем свет включается, когда дверь распахивает один человек, в котором она больше всего нуждалась. - Лекса! - кричит она, бросаясь на брюнетку и цепляясь за нее, как за спасательный трос. Брюнетка шатается от силы внезапных объятий Кларк, но вскоре знакомые руки обвивают ее, и еще больше слез заливают ее глаза, когда она выдыхает звук, который похож на что-то между смехом и рыданием. - Кларк! Боже! Мне так жаль, Кларк. Титус хотел поговорить со мной после последнего урока, и мы говорили слишком долго. Мне очень жаль! - она извиняется, уткнувшись носом в пространство между шеей и плечом блондинки, проливая слезы из-за своей неудачи. - Мне очень жаль, что меня там не было. Я не смогла защитить тебя. Я не смогла спасти тебя. Плач Кларк переходит в всхлип. Она плачет из-за меня. Она плачет по мне. Она заботится. Она нашла меня. Когда никто не слышал, она слышала ее. Когда никто не удосужился даже взглянуть, она нашла ее. Когда она была в полной темноте, она вернула свет в её жизнь. Она заботилась. - Ты заговорила, - теплые, тонкие руки ласкают ее лицо и на этот раз она не сопротивляется, а вместо этого закрывает глаза и наклоняется к теплу, чтобы вытереть слезы. - Я так горжусь тобой. Мне так жаль, что меня не было рядом с тобой. Но я всегда найду тебя. Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. Я здесь. Я слышу тебя. Кларк смотрит в великолепные зеленые глаза, сфокусированные на ней, и этот взгляд - взгляд, наполнивший ее ощущением чего-то знакомого. Она знает, что это за взгляд... любовь. И это что-то знакомое… счастье. Никто на нее так не смотрел. Она смотрит на нее, как будто она повесила в небе звезду и луну. Никто ее не слышал. Она слышит ее, как будто она единственный звук в мире, который стоит слушать. Никто не хотел. Она хотела. Каждый день, сколько у нее есть. Она была сломлена, нема, мертва для мира. Но со временем, с ней, Кларк больше не чувствовала себя одинокой. Кларк чувствовала себя целой. Меня зовут Кларк Гриффин. Мне семнадцать лет. Моя семья мертва. Я снова могу говорить. Я никому не нравлюсь, кроме нее. Я не урод. Я кто-то. Я любима. Я не одинока. У меня есть она.