Один из них

      Джинкс всё так же не может поверить в происходящее – прошли уже сутки, может даже больше, небо теперь днём такое же тёмное, как и ночью, легко запутаться и заблудиться, утонуть в горечи ещё проще, но все же пора уже привыкнуть       она же идеальна       Как будто к подобному привыкают – когда пытаешься услышать шаги, знакомые до дрожи, напрягаешься всем телом, превращаешься в слух, от самого начала и до конца, потому что смелости не хватило глянуть смерти в глаза напоследок, потому что его тело все ещё не глубоко под землёй и остаётся шанс и надежда, выедающая всё изнутри.       Да только так не бывает.       Мертвецы приходят только в кошмарах и стоят тенью за спиной.       Всё смазывается в бесконечный поток из боли, ненависти, страха и неверия, из мертвых тел и чужих лиц       и его лица       искаженных смертью и кровью, что бьёт из оторванных конечностей и заливает все вокруг алым бархатом, наполняет воздух гарью, и Джинкс думает, наконец-то, сейчас все закончится, она не сможет сделать вдох, навсегда останется где-то здесь, где тяжесть сломанных миров сдавливает ей грудь.       Она склоняется в темном переулке сломанной в нескольких местах болванкой, и её выворачивает наизнанку, прополаскивая, склеивая заново – да только это не помогает.       Ледяные воды не смывают подобного.       Дрожь отступает медленно – Джинкс не помнит, когда в последний раз её пальцы прыгали так сильно, потому что не было никогда такого, это нельзя ни с чем сравнить, такого просто не может быть, это сон, очередной кошмар, сколько она уже таких видела в своей жизни, и не счесть.       Сейчас дверь откроется, – тихим шорохом смазанных петель, мягким отзвуком реальности – и её волос коснётся длинная ладонь, как сотни раз до этого, тёплый шепот осядет ей на макушку и в рыжем отблеске она увидит Силко – тогда все тени уйдут, исчезнут и скроются, испугавшись его лица, только маленькая Джинкс не боится, всё прижимается ближе к твёрдому боку и хнычет.       Она действительно его видит.       Только тени теперь не уходят.       Потому что он – один из них.       И теперь ей страшно.       Джинкс чувствует, как тонкая горячая капля разрезает кожу на рёбрах, ей хочется выплюнуть жгучую головную боль вместе с горькой мокротой из собственного горла и еще какой-то дрянью – потому что это невозможно, его тело все ещё не глубоко под землёй, она не возвращалась за ним, этого не может быть, она не верит, она не станет смотреть.       Силко появляется за спиной, как и все они.       Тёмный силуэт с пустыми глазами.       это ты убила меня       И Джинкс не узнает его, неузнаетнеузнает.       Потому что слишком хорошо помнит хриплый голос, ткань рубашки под ладонями, краску на цветных пальцах, совместные ужины, длинные ночи, новые чертежи, долгие часы под потолком и поцелуи в макушку, — когда ей хотелось ещё и ещё, подтянуться выше и поднять голову, встречаясь с сухими губами улыбающимся ртом, потому что ей можно многое, ей можно почти всё.       это ты-ты-ты, идеальная       – Уходи, пожалуйста, уходи, – говорит Джинкс тени и встречает взгляд.       Это тёмные дыры, так неправильно – в одном болотная зелень должна окрашиваться усталостью и искрами веселья, спрятанным теплом       в другом солнце и тёмная глубина, они смешиваются и прогоняют светом кошмары, озаряют ночь и несут боль, Джинкс знает.       ты убила меня, так смотри же теперь       Так не должно быть.       Она не должна была запомнить его таким.       Но это Силко, сомнений нет.       За её спиной стоит теперь только он, чужой и страшный, злая подделка.       А Джинкс не хочет чтобы он уходил.