Рыцарь

Келебримбор давно не мягкий и нежный веснушчатый подросток, едва постигающий боевую науку. У него давно заострились черты лица, у него теперь шире плечи и ниже голос, а его очаровательные веснушки стали хуже видны на гладкой загоревшей коже. Он совсем взрослый. И одежда его из юношеской и немного ещё вычурной стала простой по-мужски, удобной, но при всём при том не менее красивой. На его рубашке нет рукавов и видно, как двигаются мышцы, когда он поднимает руку и берёт её ладонь в свою. Финдуилас тоже не крохотная девчушка, наивно и невинно вопрошающая отца, почему милый кузен Тьелпэ не может быть её мужем или хотя бы просто навсегда остаться рядом. Её волосы теперь намного длиннее и пышнее и больше не собраны в две тугие косички. Она любит, когда пряди свободно рассыпаются по плечам и когда с ними играет ветер и металлическим гребням и венцам предпочитает венок из цветов. Она, разумеется, сильно выше теперь, стройнее, нежнее — и женственней. И теперь на её платье есть вырез, а не кружевные оборочки, а на шее у неё ожерелья из драгоценных камней, а не из сухого шиповника, который Келебримбор нанизывал иглой на нитку для неё. Они не виделись с тех пор, как Финдарато основал Нарготронд и Ородрет с дочерью отправился сначала туда, а потом в Тол-Сирион наместником брата. Прошло столько времени. Минуло столько горестей. Да, она красива и изящна — но нежная кожа её испачкана пылью и пеплом, платье порвано и в грязи, а волосы спутаны. И всё же Финдуилас прекрасна. Келебримбор осознаёт это с непонятным глубоким трепетом, когда выжившие из Минас Тирита оказываются под защитой небольшого количества верных Келегорма и Куруфина — вроде крохотного войска, а на самом деле таких же чудом уцелевших. Тьелпэ даже не раздумывает. Спешивается, протягивает кузине руку и помогает устроиться в седле. Потом с волнением и заботой спрашивает: ему пойти рядом или сесть с ней? Ведь если он тоже поедет на лошади, то и животному будет тяжелей, и Финдуилас неудобней. Девушка неуверенно смотрит на отца. Тот говорит с лордом Куруфинвэ, которого почему-то не получается, как в детстве, назвать дядей Курво даже мысленно. Потом на Келегорма. Тот не менее остальных устал и недоволен, но вдруг неожиданно для чего-то подмигивает ей. Она вздыхает и неловко улыбается Тьелпэ.  — Как хочешь. Правда. Ты же устанешь идти.  — Вовсе нет! — слишком поспешно и громко восклицает он и смущённо кашляет. — Вовсе нет… Будут привалы. К тому же я привычный. Спроси дядю или отца. Девушка задумчиво качает головой и, насколько это возможно, ложится, благодаря лошадь за чуткость поглаживанием по шее. Грива колется под щекой. Она чуть-чуть улыбается, несмотря на то, что несколько часов назад они все бежали из бойни и ей даже сейчас кажется, что взгляд Гортхаура, который впереди своих отрядов прошёл в главный зал, всё ещё равнодушно и при этом всё-таки цепко скользит по ней. Странно. Слуга Моргота, считай, отпустил их с отцом. Издёвка какая-то его, видно… Или думал, что далеко всё равно не уйдут? Впрочем, ей всё равно. Искажение ей чуждо. Его раб и носитель её не занимает. В Нарготронде их встречают и радостью, и трауром. Оплакивают умерших, радуются живым. И Келебримбор опять рядом с ней, такой же заботливый и чуткий. Он отдаёт ей свой походный плащ и она, закутавшись в него до пят, не смущается перед придворными дамами своего грязного, мятого и рваного наряда. Феаноринги — и Тьелпэ, конечно, он же сын одного из них! — остаются в королевстве Фелагунда. Теперь Финдуилас видится с кузеном как когда-то давно, каждый день или хотя бы через один-два, если он вдруг занят в кузнице или уезжает с дядей на охоту. И несмотря на время, тяготы и на то, что они оба повзрослели и поменялись, их встречи всё равно как в детстве. Келебримбор, страшно подумать даже, берёт и приносит ей ожерелье с красными камнями, выделанными в виде почти засохших ягод шиповника. А цепочка у него настолько тонкая, что похожа на простую ниточку. Она даже плачет, впервые увидев это маленькое чудо. Однажды она ведёт его показать одну из глубинных пещер дворца. Там нет узоров на стенах и вообще она осталась необработанной. Так король велел. Оставили. Потому что в ней — неглубокое красивое озеро с прозрачной водой и водопад, наполняющий его. Реки нет, вода уходит в щели и трещины в породе. Тьелпэ нравится. Очень. Они сидят на берегу, а потом он вдруг предлагает залезть в воду.  — Ты что? Зачем? Она же не тёплая совсем. — Финдуилас вопросительно смотрит на него. Молодой мужчина бесшабашно улыбается.  — Ну сиди! Как знаешь. Скидывает рубашку и сапоги и в штанах лезет в воду. Волосы его тут же намокают и становятся более прямыми, липнут к лицу. Он набирает воздуха, ныряет на дно и Финдуилас наблюдает, как он что-то пытается там найти. Потом выныривает и подплывает к ней. Кладёт рядом с ней прозрачный кристалл и улыбается, глядя снизу вверх.  — Ты смешной и мокрый.  — Ах так! — он ехидно ухмыляется и вдруг тянет не успевшую и пискнуть девушку на себя. Они поднимают фонтан брызг и ей приходится собраться с мыслями ещё секунд за десять, прежде чем что-то сказать.  — Зачем! Я же в платье, Тьелпэ!  — Сама виновата. — он улыбается и заразительно смеётся, смех его эхом отражается от сводов. Потом они опять сидят на берегу. Оказывается, этот коварный хитрец всё спланировал, выясняя, куда она его поведёт! Взял с собой запасную одежду. Он достаёт свою, но почему-то не спешит пойти переодеться. У Финдуилас что-то ёкает в сердце, когда он достаёт ещё один сверток с вещами.  — Это тебе. Платье, обувь и плащ. Иди ты сначала. Она не выдерживает и тянется вперёд, целует его прямо в губы. Коротко и неловко, потом вскакивает и бежит за отвесное скальное образование переодеться. Когда возвращается, Тьелпэ сидит всё так же и задумчиво водит пальцами по губам. Ей приходится окликнуть его, чтобы он спохватился и тоже ушёл сменить мокрые вещи. Потом он внезапно спрашивает:  — Ты кого-то любишь?  — А?  — Ты любишь кого-то? Я имею в виду… Как будто хочется выйти за него замуж и всегда быть с ним рядом?  — Я не знаю. — она замечает его смущение и повторяет. — Честно, я совсем не знаю! Пока нет, наверное…  — Я думаю, будешь любить. — задумчиво роняет Келебримбор. Потом поворачивается к ней и берёт за руку. Поднимает к своему лицу её кисть, не отводя взгляда от её собственного и целует холодные после «купания» кончики пальцев. — И когда будешь любить, я всё равно буду тебя защищать. И даже его буду. И всегда буду рядом с тобой. Я буду твоим рыцарем, вот как. Он чуть-чуть подаётся вперёд и прижимает её ладонь к своему сердцу. Улыбается. Честно и открыто, как всегда.  — Я люблю тебя. Очень. Теперь это уже он её целует. Ненавязчиво и с мягкой простотой, поглаживая её ладонь на своей груди. Она жмурится, чуть-чуть улыбается. Ей странно, смешно и до дрожи приятно.  — Я в детстве хотела, чтобы папа решил тебя моим мужем сделать. И чтобы твой отец согласился.  — Ага, я помню… — Тьелпэ улыбается. — Это, наверное, даже ведь не невозможно? Артанис же вышла замуж за Келеборна. А он ей троюродный брат. В его лице что-то меняется. Финдуилас, заподозрив неладное, берёт его лицо в ладони и почти виновато спрашивает:  — Что-то не так?  — Я… Просто… Она вспоминает слухи, что когда-то достигли её ушей.  — Ты её любишь? Тётушку Нэрвен?  — Да… Или нет. Не знаю. Она очень красивая и такая чужая… Не знаю. — вздыхает Келебримбор. Финдуилас вздыхает тоже. Потом тянется губами к чужим. Почему-то ей кажется, что так она исцелит эти тоску и тревогу в сердце Тьелпэ. И это даже работает. Они сидят так ещё несколько часов, болтая о всякой всячине и с детской наивной нежностью самозабвенно целуясь. Келебримбор красиво заплетает её высохшие волосы перед тем, как они собираются наконец уходить. И уже во дворце, воровато оглянувшись по сторонам в коридоре и никого не увидев, они последний раз дарят друг другу поцелуй у дверей её покоев. Он чуть-чуть иной, более тёплый и почему-то чуточку жадный. Наверное, виной страх быть увиденными. Напуганный и злой Тьелпэ плачет. Ещё бы: он надеялся остановить отца и вернуть его себе словами о том, как ужасны его деяния. А Куруфинвэ не только не остался, но и сказал, что сына у него теперь нет. Тьелпэ разбили сердце. Финдуилас прибегает к нему в комнату так скоро, как только у неё получается. Сначала она только обнимает кузена и чувствует, как намокает её белое платье на плече. Потом, как когда-то у озера, держит его лицо руками и мелко-мелко целует, словно забирая боль и обиду. Они оба замирают, когда вместо щеки или носа она вдруг попадает в губы. А потом Тьелпэринкваро подаётся вперёд и целует её с горячечным жаром и силой. Чуть погодя она оказывается спиной на покрывале постели, где они сидели, а Келебримбор нависает над ней. Его губы вдруг не накрывают её, а оказываются на шее, под ухом, и она только и может, что слабо вскрикнуть и думать, что было неплохой идеей закрыть за собой дверь на щеколду. Она зарывается пальцами в чужие волосы, перебирает их и поглаживает затылок Тьелпэ, а потом вдруг сжимает и чуть-чуть тянет пряди назад, когда он вдруг кусает её чуть-чуть повыше ключицы.  — Прости. Я… Прости.  — Не страшно. — она улыбается. И говорит абсолютно честно. — Не переживай.  — Гвиндор же… Я…  — Ох Тьелпэ. — она прерывисто вздыхает, вспомнив жениха. Ей даже становится страшно. И очень больно, ведь он и правда где-то там, один, если вообще ещё жив, а она…  — Извини пожалуйста. — шепчет Келебримбор, глядя ей в глаза. — Я не смог его для тебя защитить. Но тебя сберегу.  — Я тебе очень-очень верю. — слабо улыбается дочь короля. Потом отводит с чужого лица волосы и наклоняет кузена к себе, настойчиво и открыто умоляя поцеловать ещё. Это, наверное, ужасно с её стороны по отношению к памяти о Гвиндоре, но она опять начинает носить платья с высокими воротниками. Потому что каждый раз позволяет Келебримбору зацеловать её шею и плечи до того, что там остаются красные следы, которые не сходят ещё по несколько дней. Они не могут себе такого позволять, они не должны, они не имеют права на такие вещи, но они живут как муж с женой с ним, хотя очень тайно. Хотя Тьелпэ один раз заговаривает с ней о том, что попросит у Ородрета её руки и хочет этого как можно скорей. Только тогда они снова увлекаются другой темой в беседе и губами друг друга и его заявление как-то не получает развития, но она его запоминает. И часто ночь напролёт не спит, вспоминая, улыбается, обнимая подушку не в своих покоях. Подумать только! Как и мечтала малышкой. Тьелпэринкваро, красивый, такой милый и такой дорогой обожаемый кузен — её муж! Обязательно им станет. Чуть позже они обещают это друг другу. Гвиндор не возвращается. Память о нём тускнеет и покрывается туманом. Тем более, что она совершенно точно очень сильно влюбляется в Келебримбора. Даже не влюбляется, нет — она действительно его любит. И он говорит, что тоже любит её. Она ему верит, потому что нельзя не верить его честной заботе о ней и том уюте и покое, что он ей дарит. Когда он публично во время совета встаёт и низко склоняется перед Ородретом, Финдуилас чувствует, как краснеет и белеет попеременно. Её даже чуть-чуть знобит, поэтому она слышит речь Тьелпэ как будто сквозь пелену. А он действительно просит права быть её мужем. Конечно, ни слова о том, что они и так уже давно ближе, чем дозволено. Они договаривались. Всё обсудили. Но она так волнуется, что находит в себе силы только слабо кивнуть, когда слышит, что отец спрашивает, будет ли она согласна на это. Уверенности в ней прибавляется, когда удивлённый, но радостный вообще-то Ородрет соединяет их руки перед народом Нарготронда. То, как Тьелпэ мягко сжимает её ладонь, наполняет её силой. Муж и жена. Теперь по-настоящему. И Келебримбор сам изготовил их обручальные кольца. Через месяц после свадьбы гонец доставляет письмо с печатью дома Феанора. И по лицу супруга, когда тот дрожащими руками разворачивает свиток, а после читает, Финдуилас понимает всё. Первое: Куруфинвэ знает. Второе: он зол, как сотня волколаков. Третье: он приедет и надерёт сыну уши так, что красным гореть будут под стать стягам рода. Сыну. Не кому-то чужому. Тьелпэ плачет опять, но уже от радости. Потом они живут далеко от Нарготронда. В Химринге. Там, где главный лорд — Майтимо, а с ним Макалаурэ. Но не в крепости. В лесу вдали от границы и опасностей у них дом. В доме много комнат, тепло и совсем небольшое количество прислуги. Они предоставлены друг другу очень часто и их поцелуи приобретают особенный оттенок уверенной заботы. И Финдуилас носит под сердцем дитя уже девятый месяц. Почему-то кажется ей, что это будет сын: слишком сильно малыш иногда пинается, будто драться уже решил с кем-то. Этот семейный уют ни она, ни он бы ни на что не променяли. А Куруфинвэ, сумевший как-то построить с сыном мир, навещает их. Бывать в Нарготронде, правда, отказывается — и ложью будет сказать, что все подданные Ородрета не испытывают облегчения и радости по этому поводу. Война Гнева забрала столь многих. Финдуилас испуганно жмётся в объятьях мужа, когда он, израненный и в перевязках, наконец возвращается домой: хвала Эру, он остался живым! Лаурэфинвэ боязливо глядит на отца из-за дверного проёма. Тьелпэ улыбается, когда выпускает жену из объятий, поднимает мальчика вверх над собой и кружит, невзирая на то, как ему больно проделывать этакий трюк, а сын весело хохочет. Он пока не понимает тех ужасов, что бывают в жизни. Да и не надо ему: ему едва ли больше пяти лет. Рано. Пускай нет больше никого из сыновей Феанора. Пускай Ородрет, хоть и тоска давила на него, отставил её и ушёл за море. Пускай они бы остались хоть одни в целом мире. Пока они всё ещё вместе, ей не страшно ничего. У неё ведь есть её рыцари.