Не место для бабочек III: Клинок доблести

В импровизированный штаб крестового похода вбегает запыхавшийся мужик, едва не налетая на меч Сиилы. Паладин отшатывается назад, несколько шокированная увиденным. Перед ней вовсе не демон и даже не культист — более того, лицо преследователя Нуры Дендивар кажется отдаленно знакомым. — А вот и Хигсли, — бормочет Арендей. В следующий момент резко разворачивается, подхватывая под руки несущуюся к спящему командору зареванную Нуру. — Командор! Командор, как хорошо, что вы еще здесь! Скажите ему! — пищит летописица, болтая в воздухе босыми пятками. Арендей, скрипя зубами, прижимает ее к себе, на добрые полметра оторвав от пола. — Командор, он убьет меня! — Приказ королевы, — гвардеец, уже в привычной броне личной королевской охраны, быстро возвращает себе самообладание. — Предательница должна быть казнена. — Командор приказала сохранить ей жизнь, — подает голос Камелия. — Разве она не в своем праве? Сиила с трудом верит, что Камелию волнует жизнь Нуры — она косится на пищащую Дендивар с плохо скрываемым презрением. Но вне зависимости от причин говорит правильные вещи, для которых Сиила все еще слишком шокирована внезапным открытием. Арендей опознал того парня, который принес чай — он видел его чуть дольше и ближе, чем каждый из них. На нем точно была броня рядового, а теперь — гвардейская, со знаками отличия, сигнализирующими о минимум нескольких годах выслуги. Начищенная, но не новая; на латных наплечах, прикрывающих дорогую кольчугу, заметны легкие потертости, которые не скроет уже ни одна полировка. Это ведь значит, что… Иламин перемещается к двери, закрывает ее за гвардейцем и ненавязчиво прижимает собственной спиной. Складывает руки на груди, всем своим видом показывая, что уходить не собирается — и даже капельку не боится обнаженного меча в руках визитера. И не зря; окончательно осознав ситуацию, гвардеец убирает оружие в расшитые золотом ножны и вытягивается по струнке. — Капитан Трент, личная гвардия ее величества королевы Голфри. Согласно приказу командования по законам военного времени предательница должна быть казнена сегодня и предана земле на территории этого форта. — Командование такого приказа не отдавало, — задумчиво бормочет Сиила. …это ведь значит, что он сначала убил рядового Хигсли, чтобы позаимствовать его броню, а потом и капитана Трента? Но зачем такие сложности, если в крепости никого не осталось? Он мог убить Нуру и в той, первой броне. Неужели этот культист настолько чудовище, что бросился на королевского гвардейца ради совершенно бесполезной конспирации?.. Нет, что-то тут не сходится. — Главнокомандующей Мендева считается королева, таков закон, — рапортует «Трент». — Передайте мне предательницу, я должен доставить ее на место казни. — Не будет никакой казни, — хрипит Арендей. Нура в его руках чуть успокаивается, перестает беспорядочно размахивать ногами и бессильно повисает, дрожа плечами от частых всхлипов. Заплаканные, чистые, нечастные голубые глаза таращатся на несостоявшегося убийцу с обидой и ненавистью. Сиила крепче сжимает меч: — Куда ты дел настоящего капитана Трента? Гвардеец удивленно оборачивается к ней, будто впервые заметив. Все это время он обращался почему-то к Арендею. Сиила невовремя вспоминает, что фактический чин из всех присутствующих имеет только он — более того, граф является родственником королевы, а грубить столь важному собеседнику не стал бы ни один королевский гвардеец. Получается, Трент настоящий? Но зачем он принес командору усыпляющий чай? Может, его тоже обманули?.. — Я и есть настоящий капитан Трент, — гвардеец снова вытягивается в струнку. — Советник Арендей, прошу передать мне преступницу. — Ты оглох? — шипит Дейран, выпуская Нуру из рук. Летописица безвольно шлепается на пол, ойкает и горестно всхлипывает, одаряя Арендея ровно таким же взглядом, как и гвардейца. — Командор приказала сохранить ей жизнь. Значит, пленная будет жить. — Я вынужден попросить вас исполнить пожелание королевы, советник. Ваша должность не предполагает оспаривание приказов вышестоящего… — Лучше расскажи, почему назвался Хигсли и отравил командора? — снова подает голос Камелия. Гвардеец замолкает от правильного вопроса. Сиила нерешительно смотрит на свой меч, но все же не убирает его в ножны, левой рукой крепче вцепляясь в ручку щита. Переступает ногами, принимая на всякий случай самую удобную позу для возможной атаки. Тело ориентируется лучше, чем дубовая башка, в которой все совершенно перемешалось. Если Трент настоящий, то он, получается, затеял самодеятельность за спиной королевы? Какой наглец! Но как такому рьяному безумцу вообще дали звание капитана?.. — А зачем? — отзывается вместо Трента Дейран. — Все и так предельно ясно. «Нихрена же не ясно!» — Почему? — спрашивает Иламин. В голосе почти нет интереса, только легкое любопытство, но глаза внимательно следят за руками гвардейца. Но они плотно прижаты к его бокам, как и полагается в ситуации официального обращения. Держится парень хорошо, на лице не дернулся ни один мускул, челюсти плотно сжаты, во взгляде — обреченная решимость. Молчит. Лим хмыкает и «отклеивается» от двери, вальяжно подходит к командору под напряженным взглядом Арендея и опускается перед кроватью на одно колено, отцепляет с пояса одну из склянок и начинает возиться с пробкой. — Что ты делаешь? — не выдерживает Арендей. — Бужу, — бросает Лим. — Не токсин. Нужна только бодрость. — Зосиэль тоже лекарь, и разбудил бы, если бы мог, — оракул пытается забрать бутылочку из рук алхимика, но вяло, будто почти не желая его останавливать. Ловит взгляд Лима и замирает, позволяя ему приподнять голову командора и раздвинуть ее губы узким стеклянным горлышком. Злым, колючим шепотом произносит. — Он знал, да? Гвардеец не двигается, только глаза внимательно следят за происходящим. Камелия подходит к нему ближе, пытается поймать взгляд, но Трент смотрит в сторону командора как будто сквозь нее. Шаманка размахивается и неожиданно бьет гвардейца по гладко выбритой щеке, но даже это не заставляет его моргнуть. Только крепче и решительней поджать губы. — Королева приказала тебе это? — с ласковой жестокостью тянет Камелия. — И ты, конечно же, помчался выполнять преступный приказ, не поинтересовавшись его причинами? — Приказы не обсуждаются, — шепчет Сиила. Все наконец-то встает на свои места. Королева… приказала вывести командора из строя. Неужели она готова опуститься до такой низости? Но зачем ей это, почему она намеренно выводит из игры главную фигуру, неизменный козырь всего похода, много раз доказавший свою компетентность и лояльность? Неужели так она проявляет беспокойство о ее судьбе в Дрезенских казематах, куда их направила Нура? Она не верит очнувшейся предательнице, не верит в ее историю о сброшенных оковах контроля лилиту… может, все дело именно в страхе за жизнь Мерисиэль? Но сколько жизней они бы спасли, избавившись от катапульт? Неужели жизни всех погибших менее ценны, чем здоровье командорского отряда? А если это обернется поражением в битве, если потери окажутся слишком серьезными, если сама Голфри будет убита в этом бою?.. — А стоило бы обсудить, хотя бы с собственным здравым смыслом, — Камелия вытягивает из ножен узкий стилет, совсем новый, начищенный до зеркального блеска. На рукояти блестят несколько крошечных бриллиантов, делая оружие скорей сувенирным, чем боевым. — Боишься смерти, капитан? Нож касается шеи гвардейца в смертельной ласке, тянет за собой узкую, в волос толщиной царапину, из которой начинает медленно сочиться алая кровь. Он все еще не двигается, взгляд прикован к командору; Арендей, болезненно напряженный, о чем-то беседует с Лимом. Его лица Сиила не видит, только слабо сияющий растрепанный рыжий затылок. — Камелия, прекрати, — Сиила с трудом шевелит губами, в горле пересохло так, что не получается ни сглотнуть, ни вдохнуть без боли. — Он выполнял приказ, это не его вина. Камелия вздрагивает, будто только сейчас осознав, что не осталась наедине с Трентом. Торопливо отирает нож о его гербовую накидку, прячет его в ножнах и отступает на шаг, пряча руки за спиной. Воровато оглядывается в сторону Иламина и чуть заметно расслабляется, поняв, что он не видел ее действий. — Нужно было думать своей головой, — выдавливает наконец шаманка. В ее голосе звенит почти детская обида. — Что нам с тобой сделать, Трент? Может, казним тебя вместо Нуры? — Плохая идея, — бросает Иламин и цокает языком, поднимаясь на ноги. Арендей, будто забыв обо всем на свете, поглаживает волосы командора, беспорядочным белым нимбом раскиданные по сероватой подушке. Нура громко всхлипывает, но больше, кажется, не плачет, и от этого Сииле становится чуть легче дышать. Жалко ее все-таки, чуть не погибла ни за что. — А зачем, кстати, Нуру-то убивать? — наконец спрашивает она. Гвардеец наконец-то сосредотачивает взгляд на лице паладина. Тонкая царапина пустила несколько кровавых дорожек, слишком узких, чтобы достигнуть ворота торчащей из-под брони белоснежной нижней рубашки. — Королева приказала обеспечить командору покой и безопасность в ее отсутствие, — наконец произносит он. — В связи с этим преступницу было приказано ликвидировать. — Я не преступница! Я сбежала от демонов, чтобы вам помочь, рисковала жизнью! — снова пищит Нура. Осмелев, она бросается к гвардейцу и злобно, с полной отдачей, но без всякого смысла бьет маленькими кулачками по прочному нагруднику. Сиила убирает меч и ловит беснующуюся летописицу за плечо, тянет к себе, и та покорно подчиняется, утыкаясь влажным от слез носом ей в гербовую накидку. Снова заходится в рыданиях, хлюпает сопливым носом — на этот раз уже с каким-то облегчением. Гвардеец молчит снова, в его серо-зеленых глазах Сиила не видит ни страха, ни раскаяния. Только все ту же спокойную решимость.