Не место для бабочек III: Клинок доблести

По какой-то причине демонов в Дрезене оказалось куда меньше, чем можно было бы предположить, учитывая ряд тактических преимуществ, включая давний захват города и возможности противника к мгновенному перемещению войск. Кто бы ни стоял за тактикой защитников города, он был либо никуда не годным стратегом, либо не таким уж и авторитетом у подчиненных. Создавалось впечатление, что крестоносцев просто закидывают рогато-вопящим мясом. Но Ри упорно искала в происходящем логику, старательно обходя открытые всем ветрам и на вид спокойные места и забираясь в самые темные уголки города. К месту пришлась переданная Региллом информация о городской часовне, имевшей выход как в нижний, уже наводненный крестоносной силой, город, так и в средний, все еще защищенный от основного войска тяжелыми воротами, намертво залитыми расплавленным и давно остывшим металлом. Грубо, но действенно — солдаты Голфри, вдоволь наковырявшись неровно застывшего металла деревянным тараном, просто курили поблизости от «рабочего места», охраняя ставшее бесполезным здоровенное заточенное бревно от возможных нападений противника. Оставалось надеяться, что по ту сторону ворот найдется какой-нибудь рычаг, который мог бы заставить огромную дверь все-таки открыться, несмотря на своеобразное «усиление». Пройдя сквозь часовню (тоже очень слабо защищенную, несмотря на очевидную тактическую выгоду для нападавших), почти у самого выхода в средний город Ланн вдруг остановился и принялся оглядываться. Спутники замерли на месте: резкая перемена в поведении монгрела могла значить только одно. Впереди какая-то ловушка, и он пока не разобрался в степени ее опасности для группы. Но Ланн продолжал молчать и вертеть головой, оглядывая то запыленные двери в старые кельи, то противоположную стену, отделявшую коридор от алтарной комнаты. — Что ты там нашел, рогатый? — не выдержал Дейран. Ланн шикнул на него и осторожно сделал полшага вперед. — Пока не знаю, но впереди кто-то есть. И он выжидает, — прошептал монгрел. — Видимо, ждет, пока мы попадемся в ловушку, прежде чем атаковать. — Не похоже на демонов, — Ри приблизилась к лучнику и присоединилась к осмотру полутемного коридора. — Они не очень-то сильны в засадах, насколько я заметила. — Это не демон. Принюхайся, — следуя собственному совету, монгрел потянул носом затхлый пропыленный воздух. — Пахнет как человек, но… и отдает серой, так? Ри медленно и глубоко вдохнула, прикрыв глаза. Знакомый запах обратил на себя внимание сразу, стоило только сосредоточиться — так пахнут демоданды. Пахли бы, если бы пользовались женскими духами и питались жареной с чесноком кабаниной. Подобной разборчивости в еде от демона ожидать не приходится, но ее же не мог обмануть собственный нюх? Сомнения Ланна прояснились, и Ри уставилась на каменные плиты пола перед собой — монгрел топтался перед ними, ощущая впереди угрозу, и она полностью разделяла его чаяния. — Может, свиток обнаружения? — подал голос Дейран. Ри едва не подскочила на месте от неожиданности — иногда оракул двигался совершенно бесшумно. Сейчас он, только что бывший в нескольких метрах позади, внезапно оказался прямо за ее спиной. — Звучит здраво, — согласилась Ри и полезла за свитком, но остановилась. — Чтение заклинания точно привлечет внимание того, кто сидит в засаде. — Он где-то впереди, — Ланн неопределенно махнул рукой в темный конец коридора, куда не доходил свет светляка, прилипшего к шлему оставшейся позади Сиилы. — И я надеюсь, что пока не разобрался, кто и зачем пожаловал в его логово. — Она. Духи женские, — бросила Ри в ответ. — Давно ли демоны пользуются духами? — Так я и не демон, — впереди, метрах в трех от них, появился смутный образ. Голос разлился вокруг, отдался странным, неестественным эхом, и перекатился, кажется, к дальней части коридора. Сиила звякнула латами, обнажая меч, и выставила перед собой щит. Несмотря на решительную позу, взгляд паладина блуждал по пространству впереди — она явно понятия не имела, с чем столкнулась. — За спину, живо! — глухо рявкнула она. — Команд…дир, отойдите оттуда! Странная оговорка, наверное, должна была запутать нападавшего и не дать ей сосредоточиться на Ри как на источнике всех проблем Дрезенских «обывателей». Но это, кажется, совершенно не помогло — от неожиданно материализовавшихся рядом острых когтей командора спасла реакция Ланна, рванувшего ее в сторону за плечо. Затрещала ткань платья, руку обожгло болью — в одной из прошлых стычек именно сюда пришелся удар хитрого калавакуса. Но недостаточно хитрого для победы — в следующий же момент, едва завершив телепортацию, он схватил сразу несколько стрел и пару атакующих заклинаний, а потом и вовсе остался без головы. В этот раз подобного везения ожидать не приходилось — по коридору прокатился жуткий хохот, сливающийся в пугающую какофонию; Ланн, все еще сжимающий плечо Ри, пошатнулся и зажал свободной рукой ухо. Дейрану повезло меньше — он, схватившись за голову, рухнул на колени и сдавленно захрипел. Меж напряженных длинных пальцев показались ручейки темной крови. Ри вскинулась, освобождаясь от хватки Ланна, и зашептала защитную молитву, но слишком, слишком медленно — налетевший порыв, похожий на колкий, безумный северный ветер, снес ее на пару метров вперед, к темной части коридора. И мир взорвался светом, звуком, болью… *** Арушалай слишком поздно поняла, кто именно преградил им путь — драгоценная сестра-во-снах словно ритуальная куколка рухнула на раскалившийся добела каменный пол. Суккуба закричала — пронзительно и отчаянно — и ринулась вперед, натягивая тетиву «пожертвованного» каким-то культистом длинного лука. Сверкнула одна стрела, вторая — Арушалай едва успела заметить, как вперед метнулась стальной молнией женщина-паладин, единственная из их отряда оставшаяся на ногах. Остальные так или иначе оказались на полу — жутковатый звон, наполнивший коридор, лишил их сил и всякой возможности к сопротивлению. Культистка, изуродованная странной, противоестественной магией, появилась ровно за спиной — Арушалай едва успела уклониться от ее наглой атаки и выхватить смазанный образ. Человеческое тело, все еще укутанное в остатки приличествующей женщинам одежды, было дополнено вздутыми темно-серыми крыльями. Лицо чудовища скрывал широкий шелковый шарф — должно быть, метаморфоза коснулась и его, изменив не в лучшую сторону. Нос заложило удушливым парфюмом, походим на смесь целого сонма несочетаемых сладких ароматов, и Арушалай снова дернулась в сторону, уклоняясь от замаха уродливых когтей. Кажется, таких называют прозелитами — это голарионцы, полностью отдавшие себя демонической порче, принявшие ее в себя как часть собственного тела. Мало кто переживает такое, но желающих меньше не становится. Удивительно, как смертные решаются рискнуть своей короткой жизнью ради жутких, непоправимых метаморфоз, бесконтрольно меняющих их единственное тело? Взвыла женщина-паладин — кажется, сестра-во-снах звала ее Сиилой, — и там, где только что стояло крылатое чудовище, сверкнул золотом зачарованный клинок. Неуловимый враг хохотал и играл с ними, будто мышь с парочкой незадачливых кошек. Созданная заклинанием какофония норовила прорваться сквозь концентрацию Арушалай, и она молила богиню только об одном — позволить Сииле достать прозелитку, разрубить ее пополам. Сестра-во-снах вот-вот попрощается с жизнью, если наложившая заклинание тварь не будет повержена. С тетивы одна за другой срываются стрелы — в трофейном колчане их становится все меньше, и Арушалай боится однажды не нащупать ни одной. Но упорно стреляет туда, где чувствует движение. Каждый раз стрела пролетает мимо, насквозь, звенит наконечником о каменные стены или скрывается во тьме коридора. Культистка резко хватает суккубу за руку, впивается в кожу до боли, но тут же отступает под натиском паладина. Арушалай продолжает стрелять, сцепив зубы, запрещая себе даже думать о о боли, но движения становятся медленнее, теряют отточенную точность. Длинная желтая плеть тянется к раненой руке, зализывает свежую рану — с пола поднимается высокий аазимар. Его лицо и волосы перемазаны в крови, нимб едва теплится над головой. Его зовут Дейран — вспоминает Арушалай, но тут же забывает имя снова, отпуская с тетивы очередную стрелу. В усиливающемся гомоне она не слышит ни звука, но чувствует, что в этот раз наконец-то зацепила врага. Нос забивает запахом крови, зрение резко обостряется, и следующая стрела летит еще точнее — суккуба успевает поймать изуродованную порчей культистку в короткий момент неизбежной остановки. Прозелиты, при всей своей близости Бездне, все же не демоны и не могут сравниться с теми, на кого так хотят быть похожими. Сиила рвется в ту же сторону, с ревом опуская клинок, огромным щитом припечатывает потерявшую невидимость прозелитку к стене. Откуда-то появляется тройка призванных волков — огромные звери вгрызаются в уродливые крылья твари, разрывая их на лоскуты. Сестру-во-снах под руки оттаскивают в сторону — она не двигается и не издает ни звука. Богиня, неужели все пропало? Неужели Мерисиэль мертва?.. Едва миновала опасность, едва затих жуткий гул в старых стенах, группа командора собирается — сползается, сходится — тесным кругом над телом едва живой предводительницы. Один из них, огненно-рыжий и низкорослый, перебирает какие-то флаконы, вполголоса называя их содержимое. Его подруга-призывательница осторожно поддерживает голову Мерисиэль, помогая влить ей в рот какое-то мутное варево. — Что с ней? — хрипло интересуется Дейран. — Паралич. Ловушка, — коротко отчитывается рыжий. — Скажи… — странный однорогий парень, наполовину покрытый чешуей, сплевывает кровь, беспокойно поглядывая на бессознательную предводительницу. — Она ведь в порядке? Его зовут Ланн, и он совсем не похож на других голарионцев, которых Арушалай видела раньше. Но в нем, в отличие от уродливой прозелитки, мертвой и только оставленной в покое отозванными волками, его необычные черты выглядят даже по-своему красиво. Больше всего в нем суккубе нравятся глаза — особенно тот, что похож на человеческий. В нем сейчас столько собственной боли, но хватает места и для страха за командора. Все-таки он удивительный! — Будет, — соглашается рыжий. Дейран устало садится на пол, привалившись спиной к стене. Становится ясно, почему командор так сильно его ценит — за короткий совместный путь именно этот аазимар, полностью оправдывая свою близость к небесам, больше всех стремился спасти их маленькую странную группу, но больше всего, разумеется, сестру-во-снах. В бою он неизменно оказывался рядом с ней, прикрывая от атак, залечивая раны — и Мерисиэль отвечает ему той же верностью. Должно быть, между ними что-то больше, чем между остальными. Смертные восхищают Арушалай, но больше всего ее, как бабушку пламя, влекло именно это чувство. Как смертные… любят? Что это вообще такое — любовь смертных? Они так стремятся к ней, так странно выражают — это совсем не похоже на ту «любовь», которую суккуба помнила по своему пребыванию в Алушинирре, в прошлой, жестокой и полной боли жизни. Арушалай приближается к Дейрану, хочет заговорить — это проще, чем с кем-то из тех, кто сейчас на виду друг у друга, возле приходящей в себя командора. Хочется спросить, как он, поблагодарить за помощь или просто поболтать. Это ведь нормально для голарионцев, болтать друг с другом, когда грустно и страшно? Но она не может себя пересилить. Не может даже подойти достаточно близко — кто знает, может, только из-за любви к Мерисиэль этот чудесный аазимар до сих пор не всадил ей в спину что-нибудь острое? — Можем… можем идти дальше? — Мерисиэль не без помощи Сиилы поднимается на ноги раньше, чем Арушалай успевает произнести хоть слово. Дейран поднимается командору навстречу сам, хоть и выглядит ничуть не лучше. Вид темной крови, залившей золотые спутанные кудри, вызывает в Арушалай странный внутренний протест. Аазимары не созданы для битв, о нет! Этим прекрасным созданиям будто бы место в более уютных и чистых уголках Вселенной, где вовсе нет никаких войн, боли и опасностей. Но он здесь, рядом с ними, и с огромным рвением вступает в каждый новый бой, как и его рыжий низкорослый собрат, имени которого Арушалай пока не смогла запомнить. — Можем, не можем, — Дейран хрипло смеется. — У нас есть выбор? Вся группа выглядит потрепанно — они устали, вымотались и, кажется, хотят спать. Смертным ведь обязательно нужно спать, чтобы продолжать биться? Арушалай прокашливается, собираясь озвучить свою мысль, но тушуется, когда глаза спутников устремляются в ее сторону. Прячет глаза, но все равно говорит: — Нам… всем нужен короткий отдых. Я… я видела в той комнате несколько стульев, вы можете поспать на них, — голос дрожит, и Арушалай поспешно закрывает рот. — Неожиданно здравая идея, но все же воспользуемся спальниками, — Дейран подходит к Мерисиэль и как-то по-свойски, будто это совершенно нормально, приподнимает ее голову за подбородок, заглядывает в глаза. — В таком состоянии ты никого не спасешь, Мерисиэль. Сестра-во-снах усмехается и прикрывает глаза, призывая волну светлой силы, накрывающую их группу всего на мгновение. Покалывает все еще саднившую руку; вся бравая команда чешет окровавленные уши и облегченно вздыхает. Когда кажется, что все уже позади, Мерисиэль вдруг, пошатнувшись, падает в руки чудесному рогатому созданию, подоспевшему к ней на выручку. — Вы… да, наверное, правы. Пара часов сна спасет больше жизней, чем момент спешки, — Мерисиэль улыбается, доверчиво жмется к покрытому чешуей боку Ланна. На лице Дейрана написано легкое недовольство, но он почему-то отворачивается, не сказав и слова. Неужели он так просто уступит возлюбленную? Смертные кажутся Арушалай все более странными и непонятными, но она обещает себе обязательно узнать их лучше… если сестра-во-снах ей это, конечно, позволит.