разбиться вдребезги

Узумаки Наруто похож на одну большую улыбку. Мальчик с солнцем в грудной клетке, состоящий из широких жестов и громкого смеха. Узумаки Наруто не умеет быть тихим. Он впечатляет маленького Конохомару. Настолько, что из всех, кого он видел и встречал за свою недолгую жизнь, в учителя он выбирает… — Да кто так маскируется, даттебайо! — Стань моим учителем, братец Наруто! — Вот еще! Делать мне нечего, с малявкой возиться. Конохомару наблюдает. Следит. Очень заметно, но его это не смущает. — Эй, братец Наруто, а покажи мне то крутое дзюцу! — Крутое, говоришь, — и голубое небо в чужих глазах довольно щурится. — Учись, мелкий! Конохомару наблюдает, но не замечает главного. Ему не хватает опыта. В конце концов, он еще ребенок. И когда однажды чужой мир рассыпается вдребезги, Сарутоби не замечает, ведь солнечная улыбка и громкий смех отлично маскируют дыру в груди. У Конохомару земля уходит из-под ног, когда последний близкий закрывает глаза в последний раз. И только мальчик, собравший себя по осколкам и скрепивший это широкой улыбкой, не дает ему утонуть. Наруто Узумаки не умеет жаловаться и жалеть себя. Конохомару замечает это слишком поздно. Он уже не может помочь старшему брату, вечному мальчишке с громким смехом, ведь тот давно справился со своим разбитым небом. Справился в одиночку, клея острые осколки на собственную кровь. И все, что Конохомару может сделать сейчас — смеяться в ответ. У него нет солнца на месте сердца, но он все еще может стать опорой для своих близких. — Эй, братец Конохомару, а покажи то крутое дзюцу! — Крутое, говоришь? — губы растягиваются в довольной улыбке. Синий шарф вьется на ветру вместе с копной каштановых волос. — Смотри внимательно, мелочь! Если бы Джирайа писал книгу о вечно юном мальчике по имени Питер Пен, ему бы не пришлось долго искать прототип.