**
Сардаукары. Не люди, а машины для убийства, запрограммированные идти до конца и не знать пощады. Клинок Дункана стремительно рассекает воздух, замедляясь лишь перед самым ударом, и щит противника отбрасывает красный отблеск на его сосредоточенное лицо. Вдох-выдох, вдох-выдох… Пот застилает глаза, обжигает солью губы, а бешено колотящееся сердце готово выпрыгнуть из груди. Схватка в коридоре заброшенной экологической станции, кажется, длится уже целую вечность. Зрение Дункана словно сузилось в тоннель: он видит движения противников как в замедленной съемке, и его тренированное тело мастерски отражает разящие удары. Он сражается один против многих, и где-то на задворках сознания проскальзывает мысль о том, что эта битва станет его последней. Пальцы с такой силой сжимают рукоять меча, что костяшки белеют. Вдох-выдох, вдох-выдох… Там за массивной дверью кричит тот, за кого он готов умереть, и пока его сердце продолжает качать кровь по венам, он не остановится. Он заберет с собой в преисподнюю столько, сколько сможет, и, возможно, умрёт не напрасно, если у юного герцога будет шанс на спасение. — Дункан! Дункан! Нет! «Беги, Пол! Ну, беги же! Чёрт побери!» — кричит он про себя, до боли стискивая зубы. Дункан позволяет себе отвлечься всего на долю секунды, но этого оказывается достаточно. Когда он пропускает удар одного из сардаукаров, ослепляющая вспышка боли затмевает сознание и дыхание перехватывает. Пошатнувшись на резко подкосившихся ногах, Дункан медленно оседает на пыльный пол. Мысли начинают путаться и на какие-то короткие мгновения он теряет связь с реальностью, осознавая, что сейчас он не здесь. Ненастная ночь на Каладане. Дождь, неутомимо хлещущий по стеклам и вой ветра за окном, но в его небольшой комнатке царит уютный полумрак. Он зарывается рукой в тёмные волосы Пола, пропускает сквозь пальцы его шелковистые кудри. Мальчишка тайком прокрался к нему, жалуясь на то, что не может уснуть. — Ты любил когда-нибудь, Дункан? — чуть слышно спрашивает юноша и его дыхание щекочет Дункану шею. Он не знает, что ответить, теряется. «Так как тебя — никого и никогда», — думает Дункан, но вместо этого вслух произносит: — Да. Я и сейчас люблю: твою семью, песни Гурни, необъятные просторы и бурные моря Каладана, ощущение ветра в волосах и то, как поёт сталь клинка у меня в руке, когда я делаю то, для чего был рожден. Ещё я люблю твоего отца, Пол, и буду служить ему с достоинством и честью, потому что считаю его действительно хорошим правителем, — Дункан чувствует, как худое плечо напрягается под его ладонью. Он старается не обращать внимания на вырвавшийся у Пола вздох разочарования. — Я люблю и тебя тоже, — спешит он добавить через короткую паузу. — Пожалуй, так как любил бы своего младшего брата, которого у меня никогда не было. Несмотря на то, что Дункан лжёт, от чего горечь подступает к горлу, он всё же не позволяет своему голосу дрогнуть. Он явственно осознаёт, что они с Полом слишком близко подошли к запретной черте, и то невидимое напряжение, что пронизывает каждое их прикосновение, каждый брошенный взгляд грозит непоправимой ошибкой. То, как Пол смотрит на него всякий раз — с неподдельной тоской и пылом юности в расширившихся зрачках — становится опасным. Они не могут позволить себе опрометчиво броситься в пропасть. Дункану следовало вежливо выставить его из своей спальни и ни в коем случае не позволять ему остаться, но он не смог. Полу всегда удавалось сделать его слабым, мягким, и он был попросту не в силах его оттолкнуть, когда две тонкие руки настойчиво обвили его шею. — Знаешь, это так глупо, но мне страшно, Дункан, — в красивых глазах Пола плещутся боль и грусть. Он прижимается к Дункану ещё сильнее, и сквозь шёлк его просторной ночной рубахи чувствуется жар, исходящий от его тела. — Страшно, что нам придется оставить всё то, что мы любим и знаем, весь этот мир позади. Наш мир… — Но это нормально и естественно, Пол. Твой страх вполне объясним и его можно понять... Пол жестом прерывает его. — Выслушай меня, прошу. Я знаю, что он бессмысленный, ведь то, что должно произойти, произойдёт. Этого не изменить. Нет ничего страшнее, чем уметь заглядывать в будущее, Дункан. Это проклятие, а не дар. Нужно ценить то, что есть здесь и сейчас, чувствовать его, не отпускать, а наслаждаться им пока есть такая возможность… Пол смотрит на Дункана в упор из-под томно прикрытых век, и его черные, как смоль ресницы отбрасывают тени на его бледные щеки. В золотистом свечении лампы он похож на видение из другого мира — воплощение утонченной, влекущей красоты, и Дункан забывает, как дышать. Невинность, в один миг ставшая самым большим соблазном. Изящные пальцы Пола неторопливо, но настойчиво забираются в разрез туники Дункана, касаясь жёстких завитков волос на груди. Их прикосновения прохладные и нежные, и его сердце пропускает удар. — Нет, мы не можем, — шепчет Дункан одними губами, пытаясь призвать на помощь остатки разума и ловко перехватывая хрупкое запястье Пола, но в его голосе проступает предательская дрожь. Дункан вытаскивает вражеский клинок из своей плоти одним резким движением и из последних сил подымается на ноги. Он не может прекратить сражаться, просто не имеет на это права, ведь он ещё дышит. Ради той дождливой ночи на Каладане, ради тех счастливых глаз и улыбки, ради того, что зародилось между ними вопреки всем запретам и условностям. Пусть их запретное чувство и не должно было существовать вовсе, но на короткий миг оно озарило их, подобно восходящему солнцу, опалив сердце и душу. В его теперь непозволительно замедленных движениях чувствуется отчаяние и в крови бушует адреналин, немного притупляя нечеловеческую боль от нанесенной ему смертельной раны. Дункан сражается, как дикий, загнанный в угол клетки зверь — яростно и безжалостно, но он понимает, что его время уже на исходе: рука тяжела, пальцы онемели, ноги отказываются держать вес, и бок залит струящейся липкой кровью. У него перед глазами пляшут красные сполохи, и Дункан скорее чувствует, благодаря отточенным десятилетиями тренировок и боёв инстинктам, нежели видит своих соперников. «Ещё немного, молю! Дайте мне ещё немного времени!» Из горла очередного сраженного сардаукара вырывается предсмертный хрип. Мягкие губы Пола скользят по щеке Дункана к уголку рта, и он делает слабую попытку оттолкнуть его, прося прекратить это безумие: — Пол, прошу тебя, остановись, пока не поздно… Дункан чувствует, как маленькая ладонь Пола скользит вдоль его тела вниз, накрывает его вставший член, начиная поглаживать сквозь ткань брюк. Он низко стонет, запрокинув голову и мысленно проклиная себя за собственную слабость. — Мы оба хотим этого. Возможно, эта ночь — всё, что у нас есть. Вдруг что-то внутри него обрывается, рушится, летит к чертям; остаётся только сводящее с ума желание. — Замолчи, Пол, умоляю! Дункан обхватывает своими широкими ладонями его лицо, порывисто притягивает к себе, жадно целует в раскрывшиеся навстречу губы. Ему сразу же отвечают, скользнув горячим языком в рот. Они целуются страстно, ненасытно, так, будто хотят поглотить друг друга, и Дункан, кажется, утрачивает всяческую возможность трезво соображать. Есть только Пол, рот Пола, руки Пола, вкус и запах Пола… Дункан с лёгкостью разрывает тонкий шёлк рубахи, обнажая идеальную кожу. Он вылизывает каждый миллиметр гладкой шеи, скользит языком во впадинку ключицы, дразнит подушечкой большого пальца маленький, затвердевший от возбуждения сосок. — Пожалуйста, — просит Пол, призывно выгибаясь и задохнувшись от вожделения. То, что они делают — чистое безумие, но Дункан не смог бы остановиться, даже если бы герцог Лето собственноручно сейчас занёс над ним меч. Пол отзывается на каждое его прикосновение, на каждую ласку. Он исступленно вскрикивает, когда Дункан, склонившись, обхватывает губами головку его сочащегося смазкой члена. Его длинные стройные ноги бесстыдно оказываются на плечах Дункана, и рука, опустившись на затылок, заставляет брать глубже. Дункан быстро находит ритм, вбирая член до основания и ощущая, как Пол совершенно утратив контроль над собой, начинает толкаться глубоко ему в глотку. Он заходится в протяжном стоне и Дункан понимает, что долго Пол не продержится. Вскинув бёдра и выгнувшись, Пол вцепляется пальцами рук в растрепанные волосы Дункана. Спустя несколько грубых толчков он кончает, не давая возможности отстраниться, и Дункан послушно глотает всё до последней капли. — Чего ты хочешь? — спрашивает Пол срывающимся голосом, всё ещё не в силах отдышаться. Он проводит кончиком подрагивающего пальца по своим зацелованным, припухшим губам. — Позволь мне тоже… Хочешь? Я могу тебе… Вместо ответа Дункан целует его требовательно и властно — так, чтобы Пол смог ощутить собственный вкус у него на языке. Дункан падает навзничь. Время, кажется, остановилось, как и его дыхание. В ушах шумит. Глухой топот ног и звук лазерного луча, разрезающего массивную каменную дверь, доносятся до него, будто откуда-то издалека или сквозь толщу воды. Он больше не чувствует боли, уставившись взглядом немигающих глаз в стену напротив. Должно быть, вокруг него трупы убитых им сардаукаров. В ноздри бьёт тошнотворная смесь запаха пота и крови. Дункан лежит, не шевелясь и практически не дыша, и перед открытыми глазами у него всплывают картины прошлого одна за другой; его угасающее сознание цепляется за них, словно за спасательный круг. — Возьми меня, — в его голосе столько мольбы и откровенного желания, что Дункану невероятно тяжело не поддаться искушению. — Нет, не сегодня, Пол. У нас нет для этого всего необходимого, — Дункан хотел бы овладеть им тотчас же: резко ворваться в узкое тело и начать жёстко вбиваться, чтобы достичь долгожданного пика, но он никогда не посмел бы причинить Полу боль. Вместо этого он переворачивает Пола на живот, заставляя плотно сжать ноги, и проскальзывает членом между его стройными, гладкими бёдрами. Дункан грубо сжимает ладонью упругую ягодицу, сразу же начиная двигаться. Сквозь сжатые зубы у него вырывается низкое рычание, и, прикусив нежную кожу на затылке Пола, он ускоряет свои отрывистые движения — наслаждение пронзает его, заставляя напрячься всем телом, подобно тетиве лука, и Дункан изливается между сведенными бёдрами, забывшись в почти болезненном оргазме. «Это так похоже на смерть», — мелькает среди сладкой дымки, царящей у него в голове, странная мысль, когда он падает на кровать рядом с Полом, тщетно пытаясь восстановить сбившееся дыхание. «Пусть эта ночь никогда не закончится. К чёрту миссию на Арракис! К чёрту нависший реальной угрозой трибунал! К чёрту всю Империю!» Пол поворачивает к нему голову, медленно заводит руку за спину, подбирает капельку спермы и аккуратно слизывает её с кончика пальца, не сводя с лица Дункана взгляда сияющих глаз. — А ведь ты, пожалуй, слаще меня, — говорит он, лукаво улыбнувшись. — Нет, — качает головой Дункан, ощущая, как его щёки заливает румянец. — Впрочем, неплохо бы мне распробовать тебя получше, мой мальчик. — Так чего же ты ждёшь… В глазах Пола Дункан видит пляшущее зелёное пламя. Он сделал всё, что только мог и, наверное, поэтому у него перед глазами сейчас стоит прекрасное лицо Пола. Это и есть его наивысшая награда. Дункану очень хочется улыбнуться, но на это уже не остаётся сил. Вдох-выдох, вдох-выдох… Тишина.**