Танабата

Нобору захотелось протереть глаза. Дотронуться. Убедиться — всё это здесь, сейчас, с ним. Только Никайдо дал приказ — смотреть и не шевелиться. Он ничего особенного не делал, просто ухаживал за растениями, подвязав рукава кимоно. В этом чертовом кимоно и было дело. Струящееся черным шелком, с одного края оно перехлестывалось белым, и узорами-брызгами гармонично закольцовывалось. Красная окантовка добавляла опасности. «Сегодня Танабата. Я же не мог обойти вниманием праздник». Нобору не знал, что всё будет настолько плохо. Никайдо положил широкий перистый лист на ладонь, темной зеленью закрывший кожу, и стал протирать ловко, не торопясь. Лист блестел глянцево. Пальцы Никайдо гладили прожилки. За первым листом — второй, третий... Пальма щедро раскидала крону, и Нобору казалось — он не досидит до конца. Очередной лист Никайдо перехватил за черенок, наклонил и чуть не ласкал, следуя изгибам и задерживаясь на уплотнениях. Пропустил разлапистое навершие через неплотное кольцо пальцев и сбрызнул сверху из пульверизатора. Сказал похожее на «красота» и взял следующий лист. Очень хотелось запустить ладонь в трусы и, не спуская глаз с такого Никайдо, медленно дрочить, подстраиваясь под ритм протирания листьев. И представлять — горячо и постыдно, — как Никайдо мог бы ласкать. Он умел! Но ни разу не дотронулся, кроме первого раза и почти сухой необходимости, до члена Нобору. Если не считать грубую хватку через штаны. А когда у Нобору стоял до жжения и истекал, пачкая простыни, стол, стены, к чему прижали, — ни разу. Предпочитал лишний раз вставить. Трахал Никайдо всегда с наслаждением. — Растения, как и книги, — голос Никайдо ворвался в сознание дурманом, — притягивают много пыли. Пыль мешает поглощению света и способствует размножению бактерий и жучков. Если не ухаживать за растениями — они скоро погибнут. Это не сложно, но нужно знать особенности каждого и контролировать нажим: многие хрупче, чем кажутся. В этом был весь Никайдо: знающий, где надавить, а где дать волю, играющий в сложные игры и строящий хитросплетенные связи. Это пленило, восхищало и завораживало. Растения Никайдо пышно цвели, раскидывали мясистые кущи, тянулись вверх и вширь. И среди зеленого великолепия Никайдо казался росянкой. Прилипнешь — не выберешься, а потом и вовсе свернутся туго ростки. Интересно, на какой Нобору стадии: переваривания?.. Представилось, как в тело проникают «сосочки», парализуя и начиная впитывать плоть и кровь. Нобору с прерывистым вздохом перемялся с ноги на ногу, и Никайдо тут же одарил пронизывающим взглядом. — Ты бы мог следить за растениями, Нобору? — Никайдо, закончив с пальмой, потянул за подвязки рукавов — те заструились волнами. Тугие стебли поддерживали, словно лениво разлегшуюся змею. А кисти рук дирижировали и вершили магический ритуал. Нобору сглотнул и максимально отстранился. — Не уверен. Аура не располагает, наверное. У меня в комнате сохло всё, даже самое неприхотливое. Хотя я всегда углублялся в книжки по правильному уходу и дозировал свет-воду-температуру. Без результата, — Нобору почесал нос: всё это были воспоминания из другой, прошлой жизни. — Кто сказал про ауру? — Дядя со стороны отца. Склочный мужик, но агроном высшего класса. У него и в квартире росли помидоры, лимоны, апельсины... Казалось, плюнет: вишня из косточки прорастет. — Есть такие. Он и презентовал комнатных шпионов? — дождавшись кивка, Никайдо хмыкнул. — Дарил явно с плохим чувством. Предполагаю, завидовал: ты умница-разумница, а его чаду хоть кол на голове теши. И в тайне хотел найти и наслаждаться твоим изъяном. Не удивлюсь, если после инцидента с тюрьмой, он еще нашептывал твоим родителям в духе: «Я знал, всегда знал, что у него темная душа! Ни один мой цветок не ужился, не выдержал гнилой натуры!» — Откуда вы знаете?! — Нобору напрягся. Никайдо всегда был проницательным логиком, способным собрать из разрозненных деталей целиковую картину, проанализировать и найти оптимальные пути решения проблемы. Он мог бы стать легендарным сыщиком, но вместо этого избрал путь якудза. Больше доступных средств и методов, говорил. Но часто выдавал такое, что казалось: читал мысли. — Опыт, Нобору, жизненный опыт, — Никайдо сложил руки корзинкой и буквально к Нобору поплыл: в запредельном кимоно. Наглухо закрытое, оно парадоксально подчеркивало всё. Высокую шею, тонкие запястья... Никайдо в кимоно — чертовски красив. Как гейша, способная поддержать любую тему и изысканно статная, только мужчина. — Ну, теперь можем заняться и тобой, — Никайдо подошел близко, но не вплотную. Окинул взглядом, задержавшись на пахе. — Какую ты хочешь юката? Смена темы выбила из колеи. — Зелено-синюю?.. — от зелени по-прежнему рябило в глазах. — В полоску? Не слишком ли просто? — Никайдо сложил пальцы треугольником и направил на Нобору в подобие фотоаппарата. — Хотя может получиться интересно... У меня кое-что есть, идем. Нобору растерянно проводил покачивающийся бант на оби. И ринулся следом. Успев как раз к моменту, когда Никайдо распахнул гардеробную. Среди шикарных костюмов в глубине отыскалось несколько юката природных оттенков с геометрическими узорами, судя по золотым и серебристым переливам — безумно качественных и дорогих. Никайдо не гнушался переплачивать за одежду, если она того стоила. Выудив похожую на арбуз юката, Никайдо приложил к Нобору, покрутил и дрогнул улыбкой. — Тебе идет. Примерь, — Никайдо кивнул с таким видом, что стало ясно: раздеваться придется здесь же. В животе снова скопился жар. Нобору принялся скидывать одежду, не сводя с Никайдо взгляда. Никайдо копался в поясах, словно консультант, обслуживающий клиента. А хотелось: внимания, чуточку насмешливого и темного. И чтобы Никайдо прижал к дверце и отходил до саднящей задницы. Избавившись от рубашки со штанами, Нобору поколебался с секунду — и все же стянул трусы. Член приподнимался, и стоило большого труда его игнорировать, опустив руки по швам и стиснув кулаки. — Я готов. — Очень хорошо, — Никайдо, перекинув пару поясов через руку, откровенно завис. Такое случалось очень-очень редко: Никайдо мастерски контролировал эмоции. — Я просил примерить юката, Нобору... — Я решил: так вам тоже понравится, — Нобору дерзил и поражался себе. Никайдо плохо относился к неповиновению и еще хуже — к излишней инициативе. Но это не Нобору начал провоцировать. Никайдо скользнул взглядом по обнаженному телу, по ощущениям, интересуясь больше не гордо выставленным достоинством, а позой и дыханием. Нобору старался держаться уверенно и расслабленно, непринужденно. Его выдавали только мурашки и увеличивающийся член. — Мне нравится, — Никайдо обронил спустя вечность. — Но на улицу я так тебя не пущу. — А нам обязательно нужно на улицу? — Нобору не заметил, когда голос сел. — Конечно, — Никайдо улыбнулся, и Нобору стало не по себе. — Сегодня ведь Танабата, Звездный фестиваль. Переиграть Никайдо, казалось, невозможно. Он проигнорировал все уловки, осторожные и отчаянные, и в итоге Нобору, запакованный в юката со стояком, впервые хотел убить всех прохожих. Или совершить что-нибудь аморальное: хотя бы поцеловать Никайдо посреди парка, украшенного разноцветными ленточками. До парка они домчались на машине, и водитель, с которым Никайдо мило беседовал, ничем не выдал недовольства вызовом в выходной. «Хочу посмотреть на фейерверк». Никайдо, несмотря на всю взрослость, в подобных вещах напоминал ребенка, который без истерик и криков просто-напросто брал желаемое. Нобору ходил мрачный и неудовлетворенный среди яркой веселящейся толпы. Дети визжали от восторга, напоминая резвящихся зверьков. Парочки всех возрастов шептались, трепетно сжимали друг другу руки, клали головы на плечо. И каждый приходящий обязательно подвязывал ленточку с желанием на стебель бамбука. Всё это слишком напоминало прошлую жизнь. Никайдо юлил между лотками, поймал золотую рыбку со второй попытки — на первой порвался пакет, — предсказуемо выиграл в тире. Купил им по карамельному яблоку — и сам впился в яркий красный бок. — Вкусно! — выглядел он настолько удивленным, что захотелось даже запечатлеть для истории. — Правда вкусно. Попробуй. — Никогда не ели? — Нобору крутил яблоко без интереса: от карамели обычно сводило зубы. — Не приходилось, — Никайдо зарулил за одну из палаток: стало и потише, и посвободнее. — В детстве было не до того, подростком в меня запихивали здоровую пищу, а когда вырос, то и не хотелось всех этих десертов и сладостей. Но цвет больно хорош. Интересно, краситель натуральный? У тебя с чернилами каракатицы — безопаснее некуда. — Спасибо за заботу, — Нобору со вздохом все же от яблока откусил: карамель оказалась мягкой, а яблоко с кислинкой. Съедобно... Больше и сказать нечего. — Какой-то ты слишком напряженный и мрачный, Нобору. Хотелось спросить: и кто в этом виноват?! Но Нобору решил не рисковать. Никайдо выложит перед ним всё так, что Нобору окажется глупым обидчивым эгоистичным ребенком с кучей комплексов. Плавали — проходили. — Настроения нет. — Да? — Никайдо подкрался сбоку, прижался и выдохнул жарко в ухо. — Дома ты мне казался более оживленным. Нобору пробрала дрожь. Он злился на Никайдо, ужасно, и ничего не мог поделать с реакциями тела. Если бы еще Никайдо погладил член через юката, или хлопнул по заднице, или прикусил хотя бы шею, Нобору бы сдался без боя. Никайдо, к счастью или к сожалению, руки и зубы распускать не спешил. — Дома и стоило проявлять интерес, — Нобору буркнул и выбросил почти целое яблоко в контейнер. — Извините, мне не понравилось. — Вот как... — Никайдо задумчиво грыз свое яблоко. Толпа на фоне о чем-то гудела и реками стала стекаться на холмы. Никайдо обернулся в сторону шума и кивнул. — Через десять минут фейерверк. Будешь смотреть или гордо уйдешь в машину? Никайдо всегда умудрялся альтернативные вопросы ставить так, что второй вариант казался выбором клинического идиота, на крайний случай — того самого ребенка с комплексами... Нобору пару раз из вредности и тяги к экспериментам пробовал идти вопреки здравому смыслу — Никайдо просто пожимал плечами, но не давал отступных. Сделал выбор — принимай последствия. Нобору стиснул кулаки, сглотнул обидные слезы. — Буду, — и чуть не бегом влился в толпу. Он был уверен: Никайдо не побежит, не будет суетиться, до последней минуты сохранит достоинство и честь. И точно никогда не станет жалеть, чрезмерно хвалить и всячески доставлять комфорт. Даже в сексе Никайдо следовал выверенной схеме, добавляя иногда интригующих элементов, но не намекая на смену ролей. И никакой нежности! Вытрахает, а потом мурлычит довольно. Лишний повод посчитать его распоследним мудаком. Нобору очень захотел оказаться в баре Одаке и выплеснуть ей это всё. Получить легкий подзатыльник и дельный совет, например, озвучивать свои желания... Нобору вытер глаза и заозирался, не зная, куда приткнуться. Везде кто-нибудь успел разложить плед. К тому же заметно стемнело, и приходилось ориентироваться по горящим фонарикам и голосам. Как тут вообще найдешься? Приступ саможаления показался дурацким и глупым. «Клубнички» — вспомнилось о них из-за стайки девушек в розовых кимоно — и то так себя не вели! Скорее: наезжали прямо и сразу. И всё разрешалось. А Нобору ни фейерверком не насладится, ни домой нормально не попадет. Потом еще — долгий мучительный подбор слов, разбивающийся о пустой взгляд... Когда Никайдо поймал Нобору за руку и дернул на свободный кошерный уголок под ветвистым деревом, Нобору уставился на него ошарашенно. — Куда рванул? Хоть бы место занял, — Никайдо устраивался чинно и спокойно на траву: кимоно его растеклось изящным полукругом и будто сверкало. — Иногда ты очень импульсивен. — Это плохо? — Что именно? И что значит «плохо»? То, что сбежал, мне не понравилось. Здесь легко потеряться. Если бы ты не стоял цаплей среди снега, боюсь, Танабата для нас была бы испорчена. Мне бы этого не хотелось. Ты знаешь историю Орихиме и Хикобоши? — Разумеется, — Нобору плюхнулся рядом, вытянув ноги и отставив руки назад: устал. — Ее с детского сада всем талдычат. — Я узнал о ней только подростком и был глубоко впечатлен. — Вы?!.. Никайдо пожал плечами. — Двое возлюбленных, разлученных только потому, что забросили свои работы. Мне кажется, это жестокая кара. Несмотря на то, что я трудоголик. — А мне кажется несправедливой встреча лишь раз в год, — Нобору водил ладонью по траве. — Столько ждать! С ума сойти можно. — Зато какая это встреча, — Никайдо незаметно сместился и теперь жег Нобору взглядом. — Желанная... Стоило грохнуть фейерверкам, как Никайдо Нобору поцеловал, крепко, сладко, головокружительно. Тер языком язык, прихватывал зубами нижнюю губу, щекотал нёбо. Навалился сверху, попутно распустив пояс на юката, задрав полы и спустив боксеры чуть не до колен. Нобору не знал, куда себя деть от стыда и жажды прикосновений. Вокруг ахнули на очередной залп — расцветший вокруг головы Никайдо красным нимбом с золотыми стрелами. Нобору застонал в поцелуй, тягучий как карамель, вцепился в спину Никайдо, скользя по шелку кимоно. Легкий ветер дразнил обнаженную плоть. — Ты ведь этого хотел, Нобору? — Никайдо обхватил член, двигая рукой резко, рвано, сжимая головку. — Это твое самое заветное желание? Нобору замычал, подаваясь бедрами вперед. Сейчас — да. Сейчас определенно да. Лишь бы ласка продолжалась... Никайдо перебирал пальцами лениво, а потом вовсе замер. И натянул на Нобору боксеры, щелкнув резинкой издевательски. — Никайдо-сан!.. — Это скучно. Нужно мечтать хотя бы о чашечке свежесваренного кофе после захвата мира, — Никайдо навис над Нобору, усмехнулся и протянул руку Нобору к своему паху, потеревшись членом о костяшки. — Заберешь выигрыш или рискнешь сыграть в супер-игру? Нобору сглотнул. Идиотом больше быть не хотелось. — Супер-игра. — Какой умный рискованный мальчик, — Никайдо чуть не урчал, поправляя юката, разглаживая складки и завязывая спереди изысканный бант. А стоило заскочить в машину — тут же юката сорвал и швырнул прочь. И налетел смерчем. На заднем сиденье, с задранными ногами, с равнодушным свидетелем-водителем было ужасно неудобно, но так горячо и крышесносяще, так тесно и щекотливо, что Нобору стонал в голос. Никайдо завязал себе глаза его поясом и трахал грязно, глубоко, грубо. Кимоно шелком струилось по коже, вызывая толпы мурашек. Смесь ласки и развязности. Поездка экстра-класса. Никайдо держался незнамо за что, но вколачивался без остановки, словно Хикобоши, год не видевший Орихиме. В заднице Нобору хлюпала смазка. Член прижимался к животу. Кожа гудела и горела. И хотелось орать от экстаза. Не то чтобы Нобору сдерживался... Никайдо поощрял рыком. В квартиру они ввалились слепленным комком, еле добравшись до кровати. Вместо одежды — жалящие поцелуи Никайдо, жадные прикосновения, жгучие взгляды. Никайдо не взял Нобору второй раз — они просто продолжили начатое. Среди свежепахнущих простыней и кстати подкладываемых то под поясницу, то под живот подушек. Нобору кончал долго, наблюдая, как пальцы Никайдо гоняют крайнюю плоть. В день Танабаты действительно сбывались желания. Утром Никайдо обнаружился в оранжерее. В каком-то новом облегающем серебристо-фиолетовом костюме. Протирающим мелкие листья фикуса. — Доброе утро. Фикус Бенджамина — истинный недотрога! — Никайдо улыбался ехидно, но на поцелуй решительно подошедшего Нобору ответил. И после пожурил: — Хочешь, чтобы я загубил растения? — Устроим ему душ, — Нобору буркнул и зарылся в волосы Никайдо. — Нам тоже не помешает... — Нам? — Нам, — Нобору серьезно кивнул. — Кстати, хочу завести бамбук. И мы вчера не попробовали сомен. И не подвязали тандзаку. И... — Нобору, притормози, — показалось, или Никайдо правда издал смешок? — Что-то ты разошелся. Раз такое дело, к Уми-но-хи можешь начинать готовиться заранее. Делать украшения из ракушек, подбирать модные плавки, готовить тайяки... Заодно искупаемся как следует. В море. Нобору закатил глаза и фыркнул. Всё-то Никайдо переиначивал на свой лад. Но было бы и правда здорово отпраздновать еще один фестиваль — вместе.