Будто бы все замерло
И даже наше собственное время
В момент первой встречи
(THE BOYZ — HYPNOTIZED)
Чанмин не надеется приехать в общежитие самым первым и успеть сходить в душ, потому что Чанхи огромными буквами написал, что первый, а за ним и Кевин. Он даже уверен, что останется здесь ночевать, растянувшись на узком диване в углу, потому что прямо сейчас Сону в очередной раз выслушивает все свои ошибки от хореографа, а они танцуют в паре. Сону, чертовски сонный и уставший, смотрит куда-то в никуда, а Чанмин понимает, что все у того пролетает мимо ушей, и сколько раз они бы не танцевали эту часть, он все равно будет делать как раньше, потому что сил не осталось запоминать. — Сону, ты же умный малый, всегда справляешься даже со сложными хореографиями, а сейчас что? А сейчас отсутствие отдыха нормального уже как полгода, бесконечные съемки, записи, съемки, выступления и везде нужно быть живым. А еще это чертово шоу весной сравняло психику всех с землей. Конечно, Сону будет не в состоянии запомнить элементарные восьмерки, особенно когда последний раз спал больше четырех-пяти часов в сентябре на Чусок. Хореограф только качает головой, потирая виски: на часах далеко за час ночи. — Давай еще один раз. Соберись, прошу, я очень устал и хочу домой, — хореограф устраивается поудобней, утопая в большой кофте, и дает отмашку Чанмину, сидевшему около ноутбука с музыкой. Сону подпрыгивает дважды, стараясь придать себе бодрый вид, но как только из колонок раздается первый бит, он ошибается: вместо прокручивания рукой, делает кивок. Спешит, чертовски спешит. Сону морщит лоб, пропуская еще один бит, после начинает плавно двигать телом, двигаясь в правую сторону (хотя должен в левую). Хореограф молча досматривает это безобразие, делает глоток уже давно умершего капучино и встает. — Это отвратительно. Ты меня абсолютно не слышишь. Может Чанмин поможет тебе понять, — хореограф закидывает вещи в сумку, смотрит на ошарашенного Чанмина, пожимает плечами и поясняет: — Все претензии к твоему одногруппнику. У меня поставлена четкая задача от компании и, если завтра к двенадцати это безобразие не будет выглядеть смотрибельно, то я и вы без денег. А если хотите спать — работайте. И уходит, плотно закрыв за собой дверь. Сону моментально вытягивается на полу, закрывая глаза. Чанмин в полной тишине садится рядом, укладывает чужую голову в кепке себе на колени, а после вовсе снимает головной убор, начиная аккуратно гладить волосы, пахнущие самым обычным мятным шампунем. Сону почти урчит, устраивается поудобнее, и Чанмин думает, что младший хочет заснуть, как вдруг слышит тихий шепот. — Со мной же никто не будет разговаривать, если без премии останемся? — Определенно, — подтверждает Чанмин. — А Хенджэ-хён тебя еще и побьёт. — И Джейкоб-хён не будет больше в игры со мной играть, пока злиться не перестанет. Сону встает, трясет головой, становясь действительно похожим на маленького енота. Чанмин считает это абсолютно очаровательным, но сейчас у них нет времени для нежностей, нужно собраться с силами и быстро все почистить, потом расстелить диван и поспать пару часов, пока не приедет Санен-хён с Ханеном чтобы репетировать. Они начинают заново разбирать движения. Медленно, одно за одним. Вот они прокручивают запястье, потом резко уходят в противоположные стороны, вытягивают руки и вскидывают голову. Вот они касаются плеча друг друга, разворачиваются и смотрят прямо в глаза, после меняются местами, делая плавную волну телом от груди и до бедер, и распрыгиваются. Чанмин чувствует, как тяжело ему двигаться, как движения не принадлежат ему как раньше, но Сону смотрит на него самыми преданными глазами, старается, словно не он десять минут назад был готов умереть, лишь бы дали пару минут на сон. Они танцуют одну восьмерку несколько раз, пока младший не перестает путаться в руках, после они включают замедленную версию песни — и все идет крахом. Чанмин даже думает, что у Сону аллергия на эту песню, что она стирает ему память и наполняет тело усталостью. Да, такими темпами, они действительно успеют что-то сделать только к завтрашнему вечеру. Сону виновато пятится, смотрит прямо в глаза и Чанмин не помнит, когда в последний раз кто-то смотрел на него так. Так, словно именно младший виноват в смерти его рыбок, словно именно из-за него год назад у него лопнула шина в велосипеде, словно он причина отвратительного на вкус вчерашнего обеда. Сону чешет нос, часто дышит и, ужас, почти плачет. — Хэй, ну все, расклеился, да? — Ничего не расклеился, — Сону нервно дергается плечом. Лжет. — Просто ты так же, как и я устал, а тебе приходится возиться со мной в два часа ночи. — Зато доби будут рады, — Чанмин не может понять кого он хочет утешить: себя или Сону. — Да, особенно когда от усталости мы начнем падать в обмороки, вот же классно! — Хорошо, — выдыхает Чанмин, подходя ближе. — Сейчас наша задача отдать всего себя им, стараясь не уничтожить себя. Мы всегда будем у них в долгу, потому что теперь можем вкусно обедать, разъехаться на два общежития, позволить столько классных вещей. Пока они видят в нас опору в своей жизни — мы не можем сдаваться. Так что вставай, попробуем иначе выучить этот чертов танец. Чанмин становится плотно, прижимаясь бедрами к бедрам, чувствуя, как напрягается чужая спина. Они обычно не стоят так близко, не прикасаются так. Младший вздрагивает, когда чужая рука обвивает его запястье и поднимает в такт заигравшей вновь музыке. Когда вторая касается подбородка и помогает сделать кивок в нужный бит. Когда они идут волной плотно прижимаясь друг к другу. Сону даже не может начать думать о чем-то кроме горячей руки на его левой тазовой косточке, о чем-то кроме дыхания Чанмина у себя в вырезе футболки. Он запомнит сейчас все, чтобы поскорее закончить эту ужасную пытку. — То есть для того, чтобы ты начал танцевать к тебе нужно прижиматься? Честное слово, Сону, впервые за много лет не могу понять, что с тобой не так. У Сону в голове происходит пожар, не оставляя ничего после себя. Сгорает усталость, апатия к работе. Остается только яркое желание танцевать вот так, прижимаясь бедрами друг к другу, пока силы окончательно не покинут обоих, и они не рухнут на пол, заснув на долгие часы. Сону впервые за сегодняшний день концентрируется на движениях, на том, как приятно сокращаются его мышцы и как приятно греет спину тепло Чанмина. В этот раз они зашли намного дальше первой восьмерки. Чанмин радуется, что дело наконец пошло, поэтому через пару минут отстраняется, меняет скорость музыки на единицу и становится напротив. Сону, привыкший к чужому телу за спиной, боится, что сейчас они вновь вернуться в стартовую точку. Тогда он точно кинется в окно и утром все заголовки будут блистать новостями об его суициде. — Смотри на меня, — шепотом произносит Чанмин. Сону кивает. Они одновременно вскидывают запястье, прокручивают его, делают резкий выпад в стороны, перенося вес на левую ногу, вскидывают голову, и не прекращая следить друг за другом, разворачиваются лицом к лицу. Сону смотрит, не отрывая глаз не из-за движений, а из-за того, как красив его хён сейчас. Растрепанный, уставший, но довольный, что танцует, что он занимается тем, что приносит в его жизнь радость. Они расходятся в разные стороны двумя тягучими волнами. Толчок тазом, поворот головы, пару движений руками, перенос веса с ноги на ногу, а после Чанмин оказывается за его спиной, делая плавные бедрами вместе с ним. Движение, напоминающее полет птиц и… они должны разойтись, но оба разворачиваются не через то плечо, оказываясь на расстоянии десятка сантиметров. — Ты молодец, — Чанмин треплет Сону по голову. — Давай еще пару раз, заснимем на камеру и спать. Четыре часа можем себе позволить. Чанмин уходит к ноутбуку, а Сону так и стоит, выпрямившись и боясь вдохнуть. Как же он влип. Они танцуют минут десять, оба понимая, что сил осталось только разложить диван, поэтому быстро забывают идею о съемке видео, переодеваются в сменное (благо в зале была она), скидывают обувь и ложатся друг к друг лицом. Диван узкий для двоих, но они часто спят рядом, поэтому Сону даже не удивляется, когда Чанмин пододвигается ближе, закидывает на него ногу и устраивается на его груди за неимением еще одно подушки. Чанмин засыпает быстро, только закрыв глаза: видимо, действительно устал, а Сону слушает чужое дыхание, после аккуратно касается чужого уха губами и вскоре тоже проваливается в сон. Наверное, он выбрал самый глупый объект для любви, потому что уже абсолютно всем очевидны его чувства кроме самого Чанмина, но ничего страшного: у них впереди еще много времени.