В омуте твоих глаз только смерть

Тихий шелест молодой листвы, скрип половиц, взволнованные перешёптывания незнакомых людей – я слышала это всё. Я не понимала, что происходит, ведь точно помнила, как самолично сделала последний шаг, сорвавшись вниз с крыши шестнадцатиэтажного здания, в котором прожила все свои семнадцать лет. Точно помнила болезненный удар о землю, гул в голове и испуганные крики прохожих перед тем, как навсегда закрыть глаза. По крайней мере, я так думала. Не понимая происходящего, осторожно приоткрыла глаза, но вместо больничной белоснежной палаты увидела деревянные стены, панно с чернильными иероглифами, которые, как ни странно, мне удалось прочесть как "честь и сила" без знания языка, а также приоткрытое сёдзи, открывающее вид на дивный сад с роскошным ореховым деревом, что росло точно у входа в дом. Конечно, это уже смущало привыкшего к серым многоэтажкам, грязи, пыли и хмурому небу, вечно затянутому грозными чёрными тучами, жителя Санкт-Петербурга, но пугало куда больше кое-что другое. На пороге дома сидело небольшое существо, похожее на комок вязкой чёрной субстанции; его тело постоянно перетекало само в себя, а три кроваво-красных глаза с любопытством разглядывали меня. Я боялась пошевелиться, боялась даже дышать, но, как оказалось, опасаться нужно было не его. Из-за сёдзи показался тёмный силуэт, грубой тенью скользнув в помещение. Стоило незнакомцу переступить порог, как то существо просто растворилось в воздухе, подобно пушинкам с одуванчиков, разносимых ветром. Уверенным шагом он подошёл к кровати, на которой я, по-видимому, лежала. Передо мной предстал высокий мускулистый мужчина сорока лет с загорелой кожей и чёрными, как смоль, волосами, презрительный взгляд золотисто-карих глаз впился в меня, пронзая саму душу. Он казался огромным. Нет. Я поняла это далеко не сразу, но это не он был огромен, а я чересчур мала. Его грубая мазолистая рука с лёгкостью подхватила моё хрупкое младенческое тельце, поднимая в воздух. Хотела было возмутиться, но не позволила себе даже пискнуть – настолько пугающим был этот мужчина, с его появлением сама атмосфера в комнате изменилась, словно туман гнева и разочарования сгустился над ним. Всё ещё не понимая происходящего, потянула к незнакомцу свои крохотные бледные ручки, но вместо того, чтобы улыбнуться и смягчиться в лице, мужчина просто бросил младенца обратно на кровать, совершенно не беспокоясь о возможных последствиях. – Из-за этого было столько шума? Хрупкая бесполезная девчонка. Если она и обладает проклятой энергией, то таким ничтожным минимумом, что его едва хватит на одну простую проклятую технику. Хорошо, что её мать померла, я бы тоже не стал жить с таким разочарованием. Проклятая энергия? Проклятые техники? Что, простите? Этот дед совсем головой поехал? От него пахло спиртным, от моего отца частенько пахло также, правда, алкогольный напиток я не узнавала – это не пиво, не водка и не дешёвая бадяга, которую мог сделать кто-то из соседей. Может, он напился? И споил меня? Или накачал каким-нибудь наркотиком – тогда понятно, почему я видела ту странную штуку и своё тело так, словно я – новорождённый ребёнок. Но что ему нужно? Эти мысли засели в моей голове. Я пыталась найти логическое объяснение происходящему, ведь попросту не верила в перерождение и прочие мистические вещи, которые могли оправдать эту ситуацию. – Господин, – в помещение вошла пожилая женщина в чёрном хаори и гэта – традиционное японское облачение, преклонив голову перед тем мужчиной, – вы желаете избавиться от этого ребёнка? Избавиться? От меня? А моего мнения никто спросить не хочет? Я человек, а не какая-то вещь. Хотела бы я проговорить всё это вслух, высказать свои мысли этому человеку прямо в лицо, но единственное, что мне удалось произнести – тихое недовольное мычание. Оба незнакомца повернули головы в сторону кровати: женщина уставилась на ребёнка в недоумении, а мужчина смотрел с насмешкой и азартом. – Мне показалось, или она нас понимает? – уточнила дама. – Похоже, это действительно так. – Мужчина уверенно поднял меня в воздух, удерживая под руки, после чего стал рассматривать с любопытством, остановив свой взгляд на моих глазах. Даже интересно, что он там такое мог увидеть? – Ты хочешь жить, ничтожество? Ответ не заставил себя долго ждать – я постаралась произнести что-то более-менее внятное уверенным тоном, но получилось вновь издать лишь тихое мычание. Незнакомец, как позже я узнала, он являлся моим отцом, загадочно заулыбался, передав младенца той женщине – няне, после чего отдал указания: – Возможно, из неё и выйдет какой-то прок. Займитесь её обучением, внимательно наблюдайте за её проклятой энергией – изменится, сразу сообщите мне. И не допускайте её к Сатору, ему не нужно отвлекаться от занятий. Эти слова не имели никакой ценности для меня, и я так и не восприняла бы их всерьёз, если бы не одно единственное слово – Сатору. Это имя я слышала лишь единожды – в аниме и манге, которые с упоением пересматривала и перечитывала дома, стараясь отвлечься от той жестокой действительности, в которой я жила. И, пусть мне и не хотелось это признавать, я, похоже, каким-то образом попала в мир «Магической битвы», переродилась в новом теле, теле новорождённой девочки из семьи Годжо. До последнего не хотела верить в это, ведь, как послушать – так бред сумасшедшего, не иначе. Но, постепенно взрослея среди магов, наблюдая за их тренировками, слушая бесконечные разговоры о старейшинах и проклятьях, своими глазами созерцая этих тёмных духов, рождённых из эмоций и чувств людей, я начинала всё больше сомневаться в собственных догадках, всё больше моё сознание менялось – всё сильнее я склонялась к идее собственной реинкарнации. Только вот, почему именно я? Почему именно этот мир, учитывая то количество различных произведений японской культуры, которые мне удалось прочесть и просмотреть в той, другой, жизни? На размышления мне дано было достаточно времени – указания были исполнены с небольшим опережением: няня и придворные учителя, служащие семье Годжо, занялись моим обучением чуть ли не с полугода, когда я случайно сказала своё первое слово, засмотревшись на молодую девушку, Нану, которую приставляли ко мне в качестве личного смотрителя, когда та пожилая женщина, Гёкко, была занята, хотя, признаться, она чаще просто отлынивала от своих обязанностей, перекидывая их на бедную девушку. В тот день Нана кормила меня в саду, усадив на колени. «Отец», по-видимому, считал меня гением, иначе объяснить его подход к моему воспитанию я не в силах: он, чёрт побери, даже специальную методику кормёжки разработал – мне давали выбирать между едой, которую мне категорически нельзя было есть, и тем, что было полезно и банально разрешено. Конечно, выбор между чем-то вкусным, но смертельным для ребёнка моего возраста, и какой-то безвкусной гадостью был крайне неприятным для меня, но довольно лёгким – жить как никак хотелось. Вот и тогда, я мирно поедала свою смесь из молока и чего-то ещё, наслаждаясь обществом Наны, рассматривая её умиротворённое лицо: слабо загорелая кожа прекрасно сочеталась с её медными волосами и бледными веснушками, подчёркивающими миловидные щёчки с лёгким румянцем; глубокие карие глаза были подчёркнуты лёгким тёплым макияжем. Она улыбалась, откинувшись на изогнутый ствол орешника, отбрасывающего причудливые тени своей густой кроной. Сама того не заметив, я произнесла одно единственное слово: «красивая», конечно, речь ребёнка не была такой разборчивой, как у взрослого человека, но тем не менее меня с лёгкостью поняли. Поняв, что просчиталась, я тут же зарделась и отвернулась, пытаясь спрятать лицо в её одеянии. Нана была добрым человеком, в отличии от большинства прислуживающих дому Годжо, и, думаю, она бы не стала рассказывать о произошедшем моей «семье», но ей работу упростили прачки, удачно проходившие мимо. С того дня и началось моё обучение, не похожее на что-то нормальное. На изучение алфавита мне дали всего два дня, после чего заставили прочесть текст в три страницы. Когда я не справлялась или, не дай Бог, ошибалась, меня били подобием линейки по руке, причитая: «Господин Годжо предположил, что ты можешь оказаться полезной, можешь стать юным гением, что ты, возможно, особенная, однако ничего особенного я не вижу». И так каждый день, с семи утра до пяти вечера. Разрешение пообедать мне давали только тогда, когда я успешно выполняла задание, данное учителем, а на сам обед выделялось всего двадцать минут. Признаюсь, я и в прошлой жизни не была глупой, но эти несколько лет стали для меня адом. Возможно, «семью» смущало также то, что я никак не проявляла своих эмоций: не пыталась плакать, кричать, отталкиваться, когда мне что-то не нравилось – не делала того, что делали все нормальные дети. Мне просто это было не нужно. Уже давно привыкла прятать все эмоции и чувства глубоко в душе, не показывая их никому. Однако к пяти годам, когда мой «отец» занялся моими тренировками, пытаясь развить мою проклятую энергию и обучить проклятым техникам, я наконец осознала своё плачевное и одновременно с этим выигрышное положение. Я знала все основные события, примерные их даты и время, и, конечно, помнила точную дату самого ужасного, на мой взгляд, – 31 октября 2018 года, инцидент в Сибуя, повлёкший за собой тысячи смертей, среди которых были и маги, такие как Нанами, Кугисаки, Кокичи, Яга; многие серьёзно пострадали, к примеру, Маки и Тодо; сильнейший маг, Сатору Годжо, оказался запечатан, а Итадори, сосуд Сукуны, объявлен в розыск и приговорён к казни, после событий в Сибуя мир погрязнет в хаосе – это страшило меня больше всего. Я не хотела переживать это вживую, видеть все эти смерти своими глазами, осознавая, что могла помочь, возможно, переписать ход событий, но ничего так и не сделала, однако подставляться под удар тоже не желала, прекрасно понимая, что, пусть я и являлась потомком клана Годжо, моих сил будет недостаточно для сражения. Тогда я приняла возможно единственно верное решение – сыграть роль, которую сама Судьба определила мне в прошлой жизни – роль ничтожества. По крайней мере, на публике. В первую нашу встречу со дня моего рождения «отец» провёл для меня небольшую «экскурсию» по окрестностям, будто желая понять мои способности: он специально останавливался в тех местах, где я могла увидеть проклятия. Но я не стала подыгрывать ему, притворилась, что не вижу их, и продолжала линию лжи даже тогда, когда он подвёл меня вплотную к тёмному духу, спросив, чувствую ли я что-то. Я ответила: «нет». И он поверил. Тем не менее, я наблюдала за тренировками старших членов семьи, в том числе Сатору, который был старше меня на двенадцать лет, пытаясь после повторять всё увиденное. Только вот, тренировки в реальности отличались от тех, что были показаны на экране – они были во много раз сложнее. Поначалу у меня не получалось совершенно ничего, сколько бы я не пыталась сосредоточиться на своих эмоциях и переживаниях для контроля проклятой энергии, ни разу за несколько месяцев мне не удалось высвободить свою силу. У него всё получалось гораздо проще. Хотя, он же сосуд Сукуны и полу-проклятье, его сила изначально многократно превосходила мою, так что намотали сопли на кулак и пошли работать дальше. Конечно, мои попытки развивать свою силу не остались незамеченными. Как оказалось, моя проклятая энергия изменилась, кажется, увеличившись в объёме, однако я всё равно продолжала лгать «отцу» о своём неведении. И это его не устраивало. Всё началось с простых расспросов и разговоров, резко перескочив на пытку голодом, которая меня совсем не пугала – я нашла выход из ситуации, ночами пробираясь на кухню в поиске еды – после чего, не достигнув нужного результата – правды, господин Годжо пошёл на крайние меры – начал избивать, будто считая, что путём причинения боли добьётся своего. Это «сражение» продолжалось примерно с неделю. Не желая потакать «отцу», я пропустила очередное занятие по физической подготовке, на которой из меня, ещё совсем маленького ребёнка, выжимали все соки, гоняя по двору, заставляя чуть ли не постоянно валяться в грязи, не давая порой времени даже на короткую передышку. Честно, я не понимала, чего он добивался – не думаю, что от подобного «сила могла бы проснуться». Получив послание от моего учителя, пожилого вечно хмурого мага из клана Зенин, чьё имя мне не было известно, «отец» рассвирепел, моментально отдав приказ привести меня к нему. Покорно проследовав «на ковёр», опустилась на колени, как и было указано. Белая рубашка упала с плеч на бёдра, облачённые в мешковатые тёмные штаны, стоило чуть выгнуться в спине – всю одежду я донашивала за кем-то: некоторые вещи, скорее всего, принадлежали моей матери, о которой никто ничего мне не рассказывал, даже Нана, другие же, судя по довольно хорошему состоянию, достались мне от Сатору. – Бесполезная девчонка! – Деревянная палка рассекла обнажённую спину, оставляя после себя алый разгорячённый след. В этот раз Годжо не сдерживался. Я закусила губу до крови, стараясь просто отвлечься от боли – в прошлом я привыкла к подобному, однако это тело было слишком нежным и чувствительным. Новый удар осаднил кожу чуть ниже лопаток, заставляя мгновенно зажмуриться, чтобы не заплакать от боли. На лице мужчины воссияла довольная ухмылка, стоило ему увидеть первые подтёки крови и алые следы на конце орудия. – Ничтожество, похоже, я был слишком милостив к тебе, подарив жизнь. Возможно, стоило тебя убить ещё в младенчестве. Пускай твои умственные способности и выше по уровню, чем у других детей, тебе никогда не стать магом. – Ещё один удар. Будто бы я этого хочу. – Немедленно возвращайся к занятиям. – Вернусь только после того, как поем, – холодно произнесла я уверенным тоном, сжимая края рубашки. Я не знала, что делаю. Сказала это и тут же развернулась вполоборота, чтобы видеть его лицо, и это того стоило. Его перекосило от ярости и удивления, а я не сдержала торжествующей ухмылки, заглянув точно в его глаза. Стиснув зубы, он резко размахнулся так сильно, будто желал превратить моё лицо в кровавую кашу, однако ему не позволили этого сделать. – Отец, – холодный тон Сатору раздался со стороны двери. Юноша стоял, чуть наклонившись вправо, придерживая рукой сёдзи, наблюдая за происходящим с полным равнодушием во взгляде, – у нас гости. – Прекрасно, – спокойно отозвался мужчина, опустив руку, после чего вытер палку какой-то чёрной тряпкой, толком не оттерев кровь от неё, и направился на выход, на мгновение остановившись в дверном проёме, и, не оборачиваясь, произнёс, – ничтожество, возвращайся к тренировкам. Ещё раз посмеешь ослушаться моего прямого приказа – получишь десять ударов. Последующее нарушение повлечёт за собой увеличение наказания. – Да, господин, – равнодушным тоном отозвалась я, чувствуя, как дрожали губы. Перед Сатору я не хотела выделяться. Чего таить – я боялась ему даже на глаза попадаться, прекрасно понимая, что скрыть от него ничего не выйдет. Конечно, волноваться о том, что он мог донести обо мне «отцу», не было смысла, зная его отношение к старейшинам и главам кланов, но о его мыслях на свой счёт я не могла знать. Стоило мужчине скрыться в саду, свернув за угол, а шагам – стихнуть, как я тут же, как ни в чём не бывало, подскочила на ноги, кутаясь в окрашенную алыми пятнами на спине рубашку, после чего, даже не допустив мысли о том, что Сатору мог остаться, направилась на выход, столкнувшись лбом с мужским бедром. Трусливо подняла глаза наверх, встретившись с насмешливым взглядом чарующих небесно-лазурных глаз из-под чёрных очков. Его растрепавшиеся белые волосы нелепой чёлкой спадали на лицо, закрывали уши и торчали во все стороны так, словно он даже и не пытался причесаться. Бледные губы сложились в добродушную улыбку, которой я ни на мгновение не поверила, прекрасно помня о его способности менять маски, как перчатки. Его руки были убраны в карманы чёрных брюк, немного подвёрнутых снизу так, чтобы можно было видеть дорогие лакированные туфли. Верх состоял из белой приталенной рубашки, рукава которой были подвёрнуты до локтей, и чёрной накидки – часть одеяния ученика Магического техникума. – Сатору, ты долго ещё? – к комнате спокойным шагом приближался юноша. Тяжко выдохнув, он остановился на пороге и, поняв, что маг из клана Годжо его не слушал совершенно, наконец заметил меня, столкнувшись взглядом с моими распахнутыми от ужаса глазами. Это был Сугуру Гето. Высокий молодой человек с чёрными волосами, длиной чуть ниже плеч, спадающими аккуратной чёлкой на левую часть лица, узкими глазами цвета угля и сложными взглядами на жизнь, которые мне так и не удалось понять при прочтении манги, точнее они были мне понятны, но согласиться с его действиями я была не в силах. Ах, точно, до событий с сосудом Тенгена оставалось чуть больше двух месяцев: на дворе – конец мая, а те события произошли примерно в середине августа, а значит, он ещё думать не думает о масштабном геноциде. Поняв, что уже некоторое время открыто пялилась на него с задумчивым и явно неприветливым выражением лица, поправила свою рубашку, учтиво поклонилась и поприветствовала гостя: – Здравствуйте, юный господин. – Это твоя сестра? – Гето мягко улыбнулся, переведя взгляд на своего товарища, будто желая услышать ответ на свой вопрос, но Годжо лишь тихо хмыкнул, не отрывая взгляда от меня. Конечно, вопрос «манипулятора проклятьями» застал врасплох, ведь мы с Сатору не были похожи от слова совсем. Чёрные спутанные волосы, лёгкими волнами стекающие по моим плечам, сочетались с тёмно-синими глазами, сильно выделяясь на фоне светлой одежды и бледно-персиковой кожи. Я чуть повернула голову в сторону «брата», после чего спокойно произнесла: – Джусэй Годжо, юный господин. Годжо-сан является моим братом только по отцу, у нас разные матери. Сатору наконец прикрыл глаза, весело рассмеявшись, чем сильно удивил своего однокурсника, после чего закрыл рот рукой, приглушив смех. Сугуру непонимающе скрестил руки на груди, окинув девочку перед собой задумчивым взглядом, словно пытаясь сложить в голове все известные ему факты в один пазл. – Джусэй? , – уточнил юноша немного неуверенно. – Верно, – уголки моих губ дёрнулись в слабой улыбке, – мой «отец» отказался давать мне имя, поэтому я решила его выбрать самостоятельно. – С трудом сдержала довольную улыбку, заметив их удивлённые лица, после чего перевела взгляд на сад за их спинами, проскользнула мимо и направилась к орешнику, тут же взобравшись по ветвям на самый верх, исчезнув среди густой кроны. – Ну и ну, – присвистнул «Шестиглазый», приставив руку ко лбу, пытаясь рассмотреть девочку среди листьев, – не думал, что она так быстро поймёт своё положение в этой семье. – Подожди, ты о чём? – Гето нахмурился. – Хочешь сказать, что она не шутила? Но она ведь маг, как и ты, разве не так? Я почувствовал её энергию, пусть и довольно слабую, ей лишь нужно… – Она отвергает отца, – весело сообщил альбинос, щурясь от солнечного света, слепившего глаза даже через чёрные очки, – и пытается заниматься самостоятельно, за что получает сполна. – Только не говори, – Сугуру в мгновение посерьёзнел, остановившись на полуслове, – ты не станешь этого делать. – О нет, ещё как стану! Это ведь будет весело! Кто же знал, что всего парой фраз мне удастся заинтересовать второгодок Токийского техникума настолько, что один из них займётся моими тренировками, а второй станет навещать поместье Годжо чаще, чем один раз в год, лишь для того, чтобы убедиться в том, что его друг не причинит ребёнку вреда и не сведёт с ума. Сатору знал о моих ночных вылазках и тренировках, поэтому в тот же вечер подловил меня, немного даже напугав внезапным появлением на «тренировочной площадке», которую я разбила за воротами, через которые с лёгкостью можно было перебраться по ветвям того самого орешника. Он принёс с собой моти, пытаясь завоевать моё доверие добротой, вкусняшками и наставляющими речами о том, что он понимает, через что я прошла, и что у меня есть потенциал, мол, я стану сильным магом. Скорее всего, после этого он бы отшутился сразу же после своей мгновенной победы в тренировочном поединке, но я не воспринимала его слова всерьёз, стараясь сосредоточиться на занятии, время от которого этот прохвост безжалостно отнимал. Да, признаться, я никогда не входила в число его фанатов даже в той жизни, как в целом не фанатела ни от кого из персонажей – мне нравился именно сюжет, сама история, в которую хотелось раз за разом погружаться, отстраняясь от проблем реального мира, которые казались ничтожными по сравнению с тем, что преодолевали герои здесь. Конечно же, Сатору пришёл не просто языком почесать, и, вскоре заметив мой отстранённый и совсем не радостный вид, уверенно подошёл на несколько шагов ближе, мягко взял мою ладонь в свою, слегка сжав её, после чего дал правильное наставление: – Не пытайся впустую вспоминать моменты, вызывающие у тебя сильные эмоции, если с первого раза ничего не получилось. Прогони их через себя. Закрой глаза, – я сомкнула веки, – теперь вспомни что-то тяжёлое, чувствую у тебя таких воспоминаний уже достаточно, и сосредоточься именно на своих ощущениях в тот момент, а не на тех, что ты испытываешь сейчас по отношению к ним. Не знаю почему, но на ум пришло далеко не грустное или болезненное воспоминание, а то, что вызывало у меня улыбку. Раньше. Мне было шесть, мы с моей мамой, сероглазой тридцатилетней красавицей-брюнеткой, работавшей актрисой в небольшом театре, что находился в пятнадцати минутах ходьбы от дома, и папой, типичным голубоглазым очаровательным блондином-поклонником, чья рутинная работа состояла из вечного круговорота бумаг на работе, в котором утонуть ему не дала моя мама, сидели в гостиной, ожидая показ нового мультфильма по телевизору. Отец придерживал меня руками за плечи, пока я пыталась устроиться у него на коленях поудобнее, а мама пыталась распутать тёмно-синий плед, в который я так любила кутаться. Рекламный ролик подходил к концу, я в шутку стала поторапливать матушку, своими маленькими кулачками стуча по бёдрам отца. – Поскорее, Оль, – шутливо произнёс папа, не сдержав тёплой виноватой улыбки, пытаясь одновременно с этим остановить меня, – а то от меня и мокрого места не останется такими темпами. – Миш, кто же виноват, что ты не расправил плед после стирки? – Женщина гордо хмыкнула, наконец расправившись с предметом гардероба, накинув его на плечи супруга, а концы обернув вокруг меня. – Вы начинайте без меня, – виновато пробормотала она, прикладывая тыльную сторону ладони к голове. Выглядела она бледной, но я этого не замечала, целиком и полностью погрузившись в просмотр заставки Disney. Отец же, наоборот, забеспокоился, развернувшись к ней вполоборота. – Опять головные боли? – Да, переработала вчера просто, сам знаешь, перед этим выездным шоу в Москве нас гоняют, как не знаю кого. Тут не только голова заболит, – поспешно успокоила его Ольга, натягивая на лицо мягкую улыбку. – Как скажешь, я понимаю, у нас тоже нагрузка увеличилась, скоро же отчёты сдавать нужно будет, тоже вечно дёргают. – Эй, потише, я не слышу ничего! – обиженно воскликнула я, надув щёчки. Родители тут же прекратили свою беседу: отец стал мягко поглаживать меня по голове, а мама скрылась на кухне, чтобы принять таблетку от головной боли, которая мучала её уже не первый месяц. На коленях отца было очень удобно, но, желая добраться до имбирного печенья, распластавшегося на фарфоровой тарелке, что стояла на тумбочке с другой стороны дивана, я сползла на мягкую поверхность, утягивая за собой и плотную ткань пледа, тем самым невольно заставляя мужчину наклониться. Не удержав равновесия, отец упал на диван и, поспешно перехватывая меня под подмышки, чтобы не придавить своим телом, весело рассмеялся. – Ну, ты прям большой ребёнок, – тепло произнесла мама, уперевшись ладонями в спинку дивана. Она с улыбкой смотрела на наше ребячество, после чего присоединилась к "игре", которую я невольно начала, щекоча меня. Я звонко смеялась, позабыв даже о мультфильме, с удовольствием получая всё внимание родителей. От воспоминания меня отвлёк уверенный голос Сатору, раздавшийся прямо над ухом, заставляя пробежаться по спине табун внезапных мурашек. Нервно моргнув, перевела взгляд на юношу, пытаясь понять, что он только что сказал, на что тот лишь весело усмехнулся и кивком указал на мою ладонь. Опустив взгляд, обнаружила небольшой чёрный нож, витьеватая рукоять которого была украшена синими тонкими линиями, напоминавшими вены или корни. – Видишь, получилось, – спокойно сообщил Годжо, весело потрепав чёрную макушку. – Что это? – Попыталась переложить клинок в другую руку, но пальцы прошли сквозь него, словно через туман, ощутив приятную покалывающую прохладу. – Похоже, твоя особенная сила, – с усмешкой на губах ответил юноша, убрав руки в карманы, – пока слабая, но, если её развить, ты, полагаю, сможешь создавать оружие из своей проклятой энергии. – Разве обычно маги не вливают её в обычное оружие? Ну, там, в пистолет или катану… – Верно, обычно именно так и происходит, но у каждого мага есть своя особая техника. К примеру, Сугуру может подчинять своей воле проклятия, а также поглощать их, усиливая свои способности, – Сатору весело прищурился, – жутко, не так ли? – Не сказала бы. – Просто ты ещё не видела настоящих проклятий. Те, что обитают в пределах территории этого поместья – низшие, 4-го ранга, глупые, безмозглые создания, не осознающие опасности. – Его губы растянулись в самодовольной улыбке. – Там, в городах, прячутся настоящие проклятья. Монстры, будоражащие кровь одним своим видом. – Я не испугаюсь, даже увидев такого, – заверила я, скрестив руки на груди. В лазурных глазах «брата» загорелись заинтересованные огоньки . – Жду не дождусь. После этого вечера Сатору и впрямь занялся моими тренировками, и, вопреки опасениям Сугуру, они не были ни опасными, ни безрассудными – в отличии от взрослых, наследник клана Годжо чётко понимал возможности моего тела и разума, правильно составлял планы тренировок и расставлял верные приоритеты. Конечно, он занимался со мной далеко не каждый вечер, иногда он и вовсе пропадал на несколько дней, но меня это не смущало. Я была ему благодарна. И, конечно, невероятно признательна, что он сам разрушил эту стену между нами, дав возможность сблизиться и с ним, и с его друзьями – Сёко и Гето. Последний меня волновал больше всего. Я считала, что смогу осторожными движениями, лёгкими фразами и скрытыми намёками предотвратить события будущих дней, но, как оказалось, бездействием ничего не изменить. День Х наступил внезапно. Сатору навестил меня днём, ввалившись в сад прямо посреди моего обеда, а за ним, недовольный и явно подуставший, шёл Сугуру. Юноша коротко поприветствовал меня кивком, тут же бросив хмурый взгляд на «Шестиглазого», который тот открыто проигнорировал. – Малышка, не хочешь посмотреть на перерождение самого Тенгена? От неожиданности я выронила тарелку с супом, расплескав содержимое по зелёной траве. Готова поклясться, мои глаза в тот момент напоминали две большие монеты. Сердце пропустило удар. Я резко поднялась на ноги. – Нет, ещё рано... Ничего не понимала. Только наступил август, ещё слишком рано. Нет, нужно было срочно что-то сделать, пока Гето не ступил на чёрную дорожку, столкнув при этом с неё Сатору. – Вы не можете, это задание не вашего ранга… – Да что там опасного может быть? – усмехался Годжо, довольно щурясь. – Пойдём, будет весело. Может, какое проклятье встретим. Покажу тебе город, в конце концов, затворница ты наша. – Сатору, – Гето заметил, что мой испуг никуда не пропадал, и это его насторожило. Я не часто показывала эмоции, но в тот момент просто не смогла удержаться. Секунды. Драгоценные секунды. Я теряла их. Сжав ладони в кулаки до побеления костяшек, резко сделала несколько шагов по направлению к ним. – Не ходите, пожалуйста. Я… у меня плохое предчувствие. – Что, страшно? – хмыкнул «брат». Ему лишь бы шутки шутить. Он же сильнейший. – Девушка, вы ведь должны будете её защищать… Что если на вас нападут со спины? Я боялась действовать открыто. Боялась, что скажу что-то лишнее. И этот страх губил меня. – Никто на это не способен, не боись, малая, – Сатору гордо вскинул подбородок. – Тут он прав. Поверь, благодаря своей «особенности» он способен уловить малейший след проклятой энергии, – попытался успокоить меня Сугуру, мягко улыбнувшись. Но ведь Тодзи Фушигуро не обладает магической энергией, его же вы не смогли заметить. Стиснула зубы, чувствуя, что вот-вот обреку себя на поражение. Из последних сил поднимаю глаза на Сатору и шепчу одну единственную фразу: – Вы погибнете, оба. И ваш убийца – не проклятье. Годжо замер на месте, распрямился, опуская плечи, и взглянул на меня из-под густых белоснежных ресниц недоверчиво, сердито, с сомнением и беспокойством, спрятанным в глубине таинственных глаз. Я стояла смирно, не прерывая установившегося зрительного контакта, ощущая, как воздух вокруг нас сгущался, будто раскаляясь. Гето переводил взгляд с меня на юношу, и назад, не понимая происходящего – он не услышал моих слов. Может, оно и к лучшему. – Подожди меня у ворот, Сугуру, – натянув привычную улыбку на лицо и поправив спадавшие очки, произнёс Годжо. «Манипулятор проклятьями» спорить не стал, молча попрощался со мной также, как и поздоровался, на мгновение остановившись, будто желая что-то сказать, и исчез за поворотом. Когда его шаги растворились в шуме ветра, юноша наклонился и прошептал почти неслышно, – когда я вернусь, обязательно узнаю, откуда такие жуткие мысли у такой малышки. – Я, – хотела было сказать чуть больше, рассказать об отце Мегуми, но Годжо приложил указательный палец к моим губам, не давая возможности продолжить. – Не беспокойся, что бы нас не ждало там – мы выполним задание, это я тебе обещаю. И он ушёл, исчез, быстро скрывшись из виду, не дав мне возможности разъясниться. Через несколько дней он вернулся. И его взгляд изменился. Его сознание изменилось. Он пережил смерть. Он провалил задание. Не сдержал это обещание. А я ничего не смогла изменить. Если бы не мой страх, если бы не эта глупая уверенность в своих силах и знаниях, если бы не жалкая наивность – ничего этого не произошло бы. После этого дня я больше не видела Сугуру Гето, поскольку Сатору запретил ему появляться в поместье, толком не объяснив причины. Наши тренировки оборвались внезапно. Между нами вновь появилась бесконечная пропасть, ведущая в необъятную бездну. Я солгала ему, сказав, что в тот день увидела жуткий сон, и он не поверил. Сон не мог стать реальностью по его мнению. Сон не мог изменить его жизненные устои. Сон не мог привести к тому, что через десять лет он собственноручно убьёт своего друга из-за этих устоев.