Паразит

— Да пожалуйста, не трогай! — уже раз в шестой или седьмой взмолилась Лена. Трёхлетний Димка увлечённо мял страницы Лениной книги. За эту неделю она выбрасывает уже вторую книгу со своей полки. А они сейчас дорогие…  — На место положил! — отчаянно, срываясь на визг закричала Лена. Это же её комната, её книги, любимые, а эта так вообще из детства — из того самого, когда она была единственным ребёнком, когда родители её любили, когда ещё не завёлся в их семье этот паразит, умеющий только отравлять Лене жизнь. Димка заливисто расхохотался и рванул листок бумаги на себя. Вырванная измятая страница медленно осела на пол. Она не выдержала. Потеряла контроль. Пулей подлетела к брату и совершила непростительный поступок — забрала у маленького невинного ребёнка игрушку. Дрожащими руками прижала книжку к груди, а глазам стало противно горячо. Димка тоже заплакал. Только в отличие от Лены громко, абсолютно не таясь. Слез с Лениного стола и выбежал из комнаты, вопя: — Мама, скажи ей! Она мне книжку не даёт! Я хочу читать! — Дай ты ему книгу! — Мам, он мои берёт! — И что?! Ты для брата вшивую книжку зажала?! — Послышались шаги. На пороге возникла мать с Димкой на руках. — У тебя этих книг! Скоро уже ставить некуда будет. Дай ты ему одну, он посмотрит и отдаст тебе. — Но мам! Это уже не первый раз. Он их портит. — Так! Быстро дала ему этот ширпотреб. Митя, ты какую хотел? Пухлый палец указал на прижатого к груди Лены «Хоббита». Мать резким движением вырвала у дочери из рук книгу и протянула сыну. — Держи, солнышко. А ты жди отца. Он придёт, я ему расскажу, как ты брата любишь, — обратилась уже к Лене мать. — Но… — Заткнулась и пошла играть с Димой. Хоть делом займёшься. *** — Дима, больно! — завопила Лена. Братишка ешё сильнее оттянул на себя Ленины волосы. — Отпусти, кому сказала! Лена схватила Диму за руку и попыталась отодрать пухлые пальцы от своих волос. Не с первого раза, но получилось. — Ты чего на ребёнка орёшь? — донёсся из кухни голос матери. Конечно, сама сидит чай пьёт, в Ютуб залипает, а сидеть с её ребёнком ей, Лене… Нечестно. Неправильно. Почему она должна всё это терпеть? — Но он меня за волосы. — Это не повод! Ещё хоть раз на брата голос повысишь — денег до конца месяца не увидишь. В дверь постучали. Мать поскакала открывать и с порога наябидничала отцу о том, какая она обнаглевшая, на братика посмела рот свой открыть и вообще зубы выбить ей надо за такие разговоры. Отец выслушал всё молча, промаршеровал мимо гостиной в спальню, переоделся. Вышел, подхватил Лену за шкирку и поволок её в комнату. Закрыл дверь. — Кто дал право на ребёнка орать? — Он меня за волосы тянул, мне больно было. — Это не значит, что можно рот свой раскрывать. Он ребёнок, с ним нужно ласково… Договорить отец не смог. Лена не выдержала и сказала то, что вертелось у неё на языке вот уже два с половиной года. — Я ему в няньки не нанималась! Как умею, так справляюсь, так что не надо тут на меня всё. Я не воспитатель. Глаза отца налились кровью, и Лене показалось, что он сейчас просто двинет ей в челюсть кулаком. — Твой брат — это твоя прямая обязанность. Мы его тебе рожали. Должна с радостью ему горшки выносить и зад подтирать. А ты и часу с ним посидеть нормально не можешь. — Да с какой такой радости? Кто родители? Я или вы? И вообще, он мне половину книг перемял и перервал, разбил почти все мои коллекционные фигурки и не даёт по-человечески уроки сделать! — Вот ты дрянь неблагодарная! — кулаки отца сжимались и разжимались, лицо побагровело от еле сдерживаемой ярости, ноздри раздувались. — Мать тебя в восемнадцать родила. И в институте училась, и тебя воспитывала. Потом пожертвовала своей карьерой, потому что ты у неё под ногами постоянно болталась. Значит, она лишилась обеспеченной жизни, чтобы ты сейчас ныла, что тебе, видете ли, уроки сделать не дают.  — Да почему я вообще должна следить за вашим ребёнком? — Нашим?! А не вашим?! — Не нашим! Я его не рожала! Это вы с мамой!.. — договорить Лена не успела. От резкой пощёчины зазвенело в ушах, а перед глазами поплыли круги. — Мразота! Но Лена не услышала. Сильные руки подхватили её и швырнули на кровать. Сообразить Лена ничего не успела. Только звон в ушах начал утихать, звуки из внешного мира стали какой-то острой болью впиваться в мозг, боль расцвела и в заднице. Полоска огня медленно разгоралась сильнее, и, не успела она толком сооброзить где вообще находится, как к первой полоске прибавилась и вторая. Абсолютно дизориентированная в пространстве, она не могла понять, почему так больно, почему она ничего не видит, и почему все звуки такие неправильные. Больно было долго. Казалось, что как только эта боль в заднице успокоится, так к Лене сразу вернётся и слух, и зрение. Тишина. Боль уже не такая резкая. Лена завертела головой. Сквозь неясную дымку перед глазами она увидела фигуру отца. Он уходил, держа в руке ремень. Теперь она была уверена, что ни зрение, ни слух к ней больше не вернутся. Никогда.