submissive&breedable

честно, вы представить не можете, как же горо раздражал этот они. аратаки итто слишком громкий, слишком вспыльчивый, слишком вызывающий. даже когда не мельтешит перед глазами, звучное имя все равно крутится на кончике языка, а мысли о нем то и дело проскальзывают на задворках сознания. не то чтобы у горо было много свободного времени, чтобы думать об они. он всегда был занят: военные советы с госпожой сангономией, тренировки новобранцев, постоянные рискованные вылазки. после отмены охоты на глаза бога сёгунат и ватацуми совместными усилиями восстановили хрупкий, бесценный мир, и дышать стало значительно легче. но и после окончания активных военных действий горо всегда было, чем занять себя. анонимная колонка госпожи хины в журнале «такая вот жизнь»*, который выходил в свет стараниями издательского дома яэ, была его отдушиной. горо всегда стремился помогать людям, делать их счастливыми, вызывая искренние улыбки на лицах, поддержать будь то делом или словом. приятно знать, что кто-то нуждается в твоем мнении или совете, что твои слова могут решить пусть пустяковую и бытовую, но все же проблему, волнующую чью-то душу. горо удовлетворенно оглядывает аккуратную стопку вскрытых конвертов и сладко зевает, протягивая руку за оставшимся письмом. это последнее — и можно с чистой совестью и спокойной душой идти спать. конверт оказывается пухлым, а письмо в нем довольно большое, на несколько мелко исписанных листов, но горо не пугает ни объем, ни неряшливый почерк отправителя, и он с головой погружается в неровные строчки: «уважаемая госпожа хина! ваш покорный слуга, единственный и неповторимый аратаки итто ищет вашего мудрого совета!» горо сначала недоуменно вскидывает брови, а потом фыркает и с удвоенным интересом скользит глазами по иероглифам. «обычно я люблю говорить все прямо и по делу, не обременяя себя бессмысленными рассусоливаниями. но для вас я, пожалуй, расскажу с самого начала. благо эта история не займет много вашего времени. во время недавно ушедшей в небытие охоте на глаза бога, я повстречал одного генерала сопротивления. если так прикинуть, у вас с ним довольно много схожего. уши и пушистый хвост с белой кисточкой, почти как у плутовок-кицунэ, да глаза-бездна лунная с ресницами кукольными. забавное совпадение, да только не об этом речь. он, конечно, забавным мне поначалу показался — весь такой насупленный, серьезный до безобразия, мордашка хмурая, так бы и щелкнул по носу! так буравил меня взглядом своим в нашу первую встречу, что уж думал, дырку мне во лбу проделает ха-ха! довелось мне его видеть и в бою, хорош, черт! глазищи огнем горят, клыки скалит яростно, не жалеет ни врага, ни себя самого в адском пылу сражения. сразу понятно, почему верховная сангономии его генералом сделала — он людей за собой ведет так, что они готовы за ним и в воду, и в пламя, и молнию грудью словить. но он, этот пес войны, очертя голову в омут не бросается, о людях своих заботится, бережет каждую душонку, латает их раны, поднимает их боевой дух одним своим видом уверенным. не скажу, что мы знакомы очень близко, вот только каждый раз, когда смотрю в сторону его пушистых ушей, внутри тепло щекоткой расползается, странное такое чувство. а когда он еще и смотреть волком перестал, так мне и вовсе начинает казаться, словно мы сто лет друг друга знаем. не знаю даже, как такое чувство обозвать, честное слово. я часто думаю о нем, если быть совсем откровенным. о его забавных пушистых ушах, например. однажды я потрепал его по голове прямо между ушей, и, о да! я был вознагражден таким сладким поскуливанием, что чуть не откинулся на месте. его мордашка была такой румяной от смущения, весь такой умилительный с пунцовыми щеками, нахмуренными бровями, изо всех сил старающийся выглядеть недовольно и угрожающе, но я уверен, что наш маленький генерал сопротивления очень хотел бы почувствовать мою ладонь между ушей снова, только при немного других обстоятельствах, если вы понимаете о чем я.» горо прикусывает губу и неловко ерзает на стуле, легко распознав подтекст в чужих словах, и трижды проклял свою фантазию, услужливо подкинувшую визуализацию к написанному. чертов они, по ужасно неудачной случайности так играючи легко возьми да найди одну из его эрогенных зон, это просто немыслимо! да чтоб твои оникабуто каждый раз на жучиных боях продували, аратаки итто! горо нервно оборачивается, проверяя, не стоит ли кто за спиной (хотя прекрасно знает, что в такие поздние часы в его личную комнату точно никто не заявится), тяжело сглатывает и возвращается к неровному почерку. «интересно, как бы он отреагировал, если в следующую нашу встречу, когда мы бы обедали лапшой в призрачной беседке и болтали о жуках, и я бы опустил руку ему на плечо, а потом как бы случайно она соскользнула на талию? замер бы и вытянулся стрункой, перестав жевать лапшу? я прямо вижу, как суматошно заметался бы его милейший хвостик из стороны в сторону от волнения.» горо на секунду отвлекся от чтения и переключил внимание на активно повиливающий хвост. фыркнув возмущенно «предатель», он возмущенно засопел — неужели он такой предсказуемый, о милостивая наруками! «ох, я бы с таким удовольствием поймал ладонями его лицо, чтобы не прятал от меня взгляд, и заставил посмотреть мне в глаза. может хоть тогда до него бы дошло, сколько восхитительно прекрасных и грязных вещей я бы с ним сделал, если бы он только позволил. я хочу поцеловать каждый палец этих умелых рук, на них наверняка будут грубые мозоли от лука и стрел, но благодаря одному этому уже можно понять, какой же он хороший и старательный мальчик. хочу вытряхнуть его из тысячи слоев брони и наплечников, распаковать гибкое и податливое — мой личный подарок — я жадный, и ни за что ни с кем не поделюсь, какая сладкая у горо кожа, насколько острый разлет его ключиц, темные ли у него соски или же нежно-розоватые, как лепестки сакуры — это все мое-мое-мое. хочу, чтобы он держался ладошками за мои рога или ерошил мне волосы, пока я выцеловываю его чудесный животик. я видел тонкие белесые полоски боевых шрамов, и буду откровенным, во мне тут же закипает злость горючая, когда я думаю, что кто-то мог ранить моего горо. но что бы ни болело, я зацелую-залюблю — и станет легче, мой маленький, я обещаю. когда я думаю о том, какой ты там, внизу, по мне как будто молния разрядом пробегает, а рот слюной наполняется, потому что вылизать тебя, горо, — это то, что я хочу делать каждую минуту каждого дня, и я абсолютно не шучу.» горо пораженно распахивает глаза, трет их и для верности промаргивается, чтобы перечитать строчки еще раз и удостовериться, что ему не померещилось. иероглифы, совершенно ясно и очевидно складывающиеся в его имя, насмешливо смотрят на него в ответ. а потом до него доходит. как, черт возьми, итто понял, что мисс хина — это он? и какое еще вылизать?.. «о да, я уверен, что штаны с тебя снимать пришлось не иначе как с боем, потому что это «стыдно и неловко», но я тебе одно скажу — все, что связано с твоим удовольствием и моим желанием доставить тебе его, никогда не должно быть для тебя чем-то постыдным. даже если это значит мой рот на твоем члене или мой язык в твоей заднице. представь, как хорошо тебе будет, когда я широко проведу языком от самых яичек до головки, пососу головку тщательно и со вкусом, чтобы после взять до горла. не переживай за клыки, я буду чертовски осторожен. все, что тебе нужно — это стонать мое имя громче, как хороший мальчик, и я проглочу все до капли, чтобы потом раскатать этот вкус по твоему языку, как тебе? или может тебе больше по вкусу держать для меня свои ягодицы, разведя их в стороны, чтобы у меня был лучший доступ к твоей сладкой маленькой дырочке? я хочу собирать дрожь твоих бедер пальцами, пока трахаю тебя языком, пока ты гнешься ивовым прутом, не зная, куда себя деть от ощущения моего горячего рта там, внизу. но это было бы недостаточно для нас с тобой, правда? тебе бы понравилось еще больше, если бы к моему языку присоединились и мои пальцы, я бы ласкал тебя ими так долго и тщательно, как ты заслуживаешь, пока ты не начнешь скулить на каждом выдохе и не попросишь меня взять тебя, что я сделаю с превеликим удовольствием. как тебе больше нравится? может, лицом к лицу, чтобы я мог видеть, как ты заламываешь брови в удовольствии, как твои восхитительные глаза медленно, но верно наполняются слезами от того, как хорошо я наполняю тебя собой, а ты цеплялся бы за мои плечи и предплечья, исцарапывая их в кровь, и кусался, пока я вылизываю твой жадный рот. или, может, хочешь побыть моей маленькой сучкой и выставить мне свою задницу, чтобы я брал тебя сзади, зарываясь ладонью в волосы между ушей, оттягивая твою голову назад? я бы вбивался в тебя так сильно, с каждым толчком натягивая тебя на мой член, чтобы ты мог только выть и стонать мое имя и уж точно не мог ходить на следующий день. а может, ты, как мой самостоятельный мальчик, захочешь проявить инициативу и сам как следует меня объездишь? правда, я думаю, каким бы сильным и выносливым ты не был, твои бедра могут быстро устать, но не переживай, мой хороший, я тоже не буду просто лежать бревном и получать свое удовольствие;)» на этом моменте горо решил, что с него пожалуй хватит и надо бы притормозить, потому что было слишком слишком. за этим увлекательным чтивом он даже не заметил, как завелся настолько, что в паху нещадно сводило и тянуло горячими спазмами возбуждения. чертов они. горо не знал, что его раздражало больше — возбуждение, с которым ему теперь придется управляться самому или навязчивое желание вот-прям-щас достать этого аратаки итто хоть с другого конца инадзумы и заставить претворить свои слова в реальность. когда он через позорные пять минут спустил в кулак, проскулив тихое «итто», и вернулся к злополучному письму, недочитанным остался только постскриптум. «п.с. что ж, в любом случае, если вдруг ты еще не понял после прочтения этого письма, ты мне очень нравишься, и я хочу сходить с тобой на свидание. или два. или сто двадцать два. и завести с тобой щенков…у нас же могут быть щенки? я уточню этот момент, надеюсь, синобу знает ответ.» с любовью, очень хорни они аратаки итто горо с невольной улыбкой покачал головой, вознес молитвы наруками огосё за ментальное здоровье куки синобу, достал из ящика чистый лист и, макнув кисть в тушь, аккуратно вывел: «уважаемый аратаки итто!»