Находка

      Находка застала его врасплох.       Не то чтобы это было настолько удивительно, но все же спустя столько лет обнаружить у друга маленького размера оранжевую куртку со знаком Узумаки на спине в неприметном углу было немного неожиданно. И это… взбудоражило.       Именно поэтому Саске незаметно для всех стащил вещицу — из чужого дома — и отправился в местечко, где он устроился.       Он и не понял, что сделал и чем руководствовался, пока не оказался на пороге с осознанием, что он нагло украл детскую куртку Наруто.       Нахмурив тонкие брови, глядя на вещь в руке, медленно проходит вглубь домишки, оставляя позади катану, плащ и обувь. Почти грузно устало опускается в на удивление удобное мягкое кресло и просто пялится на куртку, которую все еще стискивал в пальцах.       Ткань приятная мягкая выглядит едва ли ни как новая — скорее всего, Хината постаралась, любовно отстирывая от каждого пятнышка и даже прогладив. От таких размышлений его простреливает новой мыслью, что вцепляется будто клещ, навязчиво пульсирует в голове, пока уставший за день — и за жизнь — Учиха не сдается и не поднимает куртку, поднося к лицу и осторожно, будто боясь прикоснуться к святому, вжимаясь носом в теплую ткань.       Удивление мелкой дрожью прошивает позвоночник, когда он чувствует не только запах свежести после стирки, но и самого Наруто. Как только он неосознанно вдыхает глубже, чтобы удостовериться, мысли заволакивает чем-то тягучим и плотным, мешая рационально думать. В голову приходит нелепая — но, когда это касалось Узумаки, все становилось возможным — идея, что, скорее всего, Наруто в чувстве ностальгии решил надеть старую куртку, которая явна была ему мала, от чего наверняка состроил печальную мордашку, а его полосы — похожие на лисьи усы — на щеках забавно дернулись, после чего он рассмеялся бы своим глубоким голосом с хрипотцой и отмахнулся от вещицы, хоть и с сожалением.       То, насколько отчетливо он мог это представить, могло бы удивить, — как и все в этот день, — если бы Саске не был так занят самими мыслями о Наруто, его голосе, глазах, светлых солнечных волосах и запахе.       Он снова глубоко втягивает его носом и шумно выдыхает, ощущая, как бегут мурашки по телу и все внутри стягивается в странном предвкушении.       Саске осознает, что это, лишь спустя пару долгих мгновений. С едва слышным сдавленным звуком отстраняется от откровенно манящей сейчас вещи в руке и закидывает ее на спинку кресла, рядом с собой, прикрыв глаза рукой, потирая виски устало.       Но опуская взгляд, он даже не чертыхается — может только мысленно, слишком утомившись, чтобы сотрясать воздух, — лишь кусает губу крепко и вздыхает разочарованно.       Брюки уже топорщились, демонстративно обозначая его желание. Он умудрился возбудиться на одни только невинные мысли в своем то возрасте… Не то чтобы это было чем-то новым, но бесконечные скитания, сосредоточенность на миссиях и зацикленность на своем пути искупления сминали все беспокойства внутри него, направленные на его глупого солнечного друга. Спасителя. Но сейчас, утомленный и напряженный, он поддается своим самым низменным потребностям и отдается на волю воспоминаний, прикрыв глаза и откинув голову на спинку кресла. Рядом лежит чужая куртка и щекочет нос знакомым запахом. Слабо ощутимым, будто поддразнивающим.       Пробегая языком по вмиг пересохшим губам, Саске медленно отпускает контроль и перестает сопротивляться, что, к собственному стыду, окатывает его чем-то горячим и липким изнутри. Но от этого брюки только сильнее натягиваются. Он почти не задумывается, когда единственной рукой скользит от колена по бедру выше и обхватывает себя между ног крепко, шумно выдыхая. Слегка ерзает на месте, чувствует, как по всему телу поднимается волной жар и становится мало. Очень мало.       Саске понимает, что пути назад нет и проблему придется решать, и не особенно оказывается против. Стыд все еще стягивает его внутренности, но это возбуждает только сильнее, поэтому он плавно, не желая торопиться хотя бы один единственный раз, расстегивает ширинку, ощущая облегчение, когда плотная ткань перестает давить на крепкий стояк.       У него уходит пара секунд, чтобы слегка приспустить брюки и оттянуть белье ниже. Налитый кровью член дергается, капает смазкой на костюм. Чувствительную кожу обдает холодком и он шипит сквозь зубы, хмуря тонкие брови от собственной затеи. Цепляя перчатку зубами, стягивает с пальцев и будто в первый раз касается себя, проводит медленно по всей длине ладонью, касаясь вздутых вен, и вновь шипит от пробежавшего по позвоночнику импульса удовольствия, смешанного с неприятным трением о сухую кожу. Задумчиво пялясь несколько секунд себе между ног, стыдливо покрывается румянцем и смачно сплевывает себе на руку, отводя глаза куда-то в сторону, смутившись такой пошлости, и обхватывает член снова всей ладонью, распределяя влагу по стволу.       Было приятно, рука скользила легко и от каждого медленно движения вверх-вниз дрожь пробегала по телу. Вновь откинув голову на спинку кресла, Саске пытается втянуть носом воздух поглубже, ощущая снова этот дурманящий запах от лежащей рядом с его головой курточки и примешивающийся — его собственного возбуждения. От осознания жар поднимается в груди с новой силой и отдает в паху, отчего член течет, а он может только кусать губы и ласкать большим пальцем головку, прислушиваясь краем уха к влажным звукам, что только больше заводили.       Повернув голову чуть в бок, практически утыкаясь носом в смятую чужую вещицу, прикрывает глаза, почти жмурится и перехватывает свой член крепче, стискивая пальцы на основании и жестко проводя по всей длине. Темп был медленный, Саске хотелось хоть один раз отдаться этим ощущениям, погрузиться в сладкое чувство стыда и удовольствия.       В голове всплывали образы — сначала невинные, дарящие тепло, но чем сильнее он сжимал пальцы на твердой плоти, тем похабнее становились мысли.       Солнечный мальчик из воспоминаний превращался в крепкого поджарого подростка, что смотрел с теплотой, но на дне его глаз будто плавилось золото, которым сейчас чувствовал себя Учиха, представляя, как шестнадцатилетний мальчишка связывает его, вынуждает подчиняться и в красках рассказывает о хорошем прилежном поведении, с которым у Саске давние проблемы, а следом на практике вбивает в него эти основы.       Образ сменяется на мальчишку постарше, лет двадцати, который смотрит все так же неизменно ласково, даже когда в очередной раз заставляет опуститься на колени и призывает доказать свою верность ему и только ему. К черту деревню, к черту клан и всех остальных. Только он.       Еще один образ сменяется и перед взором уже взрослое уставшее лицо, но глаза все такие же яркие голубые, временами чистые, как небо, а иногда и глубокие, словно океан. Его прикосновения обжигают, а взгляды заставляют томиться в безмолвном ожидании и неудовлетворении, потому что такой Наруто явно любит дразнить и мучать. Возможно, из праздного чувства мести, которое не хочет проявлять никак еще. Или же просто с возрастом потерял свою расторопность.       Но каким бы он не представал в мыслях Саске, Наруто неизменно оставался воплощением всепрощающей любви, силы, во всех проявлениях, с которой сложно было не считаться, и огня. Не той пресловутой воли, что проповедовала Коноха, а самого настоящего, с языками пламени, что забирались в самую суть, будто облизывали душу, выворачивая все чувства наизнанку, и оставляли обнаженным с оголенными нервами, искрящимися обожанием, восхищением и похотью, которую не сдержать.       Все это было лишь в мыслях, мечтах последнего Учихи. И не смотря на то, что у него была почти семья, которую он безусловно любил, он не мог избавиться ни от одной мысли о Наруто с тех самых пор, как они вообще впервые встретились. Казалось это было сотни лет назад.       Вот и сейчас рука продолжает двигаться по всей длине члена, распределяя сочащуюся смазку от столь ярких фантазий, дыхание сбивается, а щеки горят огнем. Волосы разметались по спинке кресла, лицо почти полностью вжалось в злосчастную курточку, а бедра неосознанно подмахивают в такт своим движениям. Запястье начинает тянуть и болезненно сводит, Саске меняет положение руки, случайно соскальзывает и проводит по члену слишком резко, задевая слабо ногтями, от чего сдавленно скулит в оранжевую ткань и сглатывает скопившуюся слюну. От звука собственного голоса окатывает еще большим стыдом, но член будто становится тверже, возбуждение накатывает волнами и он чертыхается громче от своего унижения.       Заниматься таким в его то возрасте совсем уж глупо. Саске ругает себя, но остановиться не может. Продолжает надрачивать себе, меняя темп с одного на другой, стараясь продлить удовольствие. Двигает рукой несколько секунд быстро, крепко обхватывая член всей ладонью и вскидывая бедра, толкаясь в плотное кольцо пальцев, порыкивая от ощущений и жалобно всхлипывая на особенно резких толчках. Когда он чувствует приближающуюся волну, тут же пережимает член у основания, разочарованно скулит вновь, уже не обращая внимания на жалкие звуки, что издает, и принимается ласкать себя медленно.       Челка уже липла ко лбу, а воздуха не хватало, поэтому, с сожалением отстранившись от чужой вещи, вдыхает шумно и глубоко, мутными взглядом окидывает темное помещение и в голову вновь бросается мысль о том, как Наруто мог бы иметь его тут в этом же кресле, задрав ноги повыше, чуть ли не сложив Саске пополам и втрахивая его в мягкую обивку, заставляя срывать голос до хрипа. И Учиха рад бы отдаваться своему солнцу, чувствовать его рядом, эту близость, эти горячие ладони на своей вечно холодной коже, этот хриплый голос над ухом и нежные с одной стороны и возбуждающие с другой прикосновения. Наруто был бы напористым, как и во всем в этой жизни, Саске уверен.       Он крепче стискивает свой член в пальцах, лаская головку и подергивая бедрами, и отчаянно выстанывает на резких движениях своей руки, представляя и представляя, как Узумаки мог бы тайно навещать его, только чтобы трахнуть или же немного пообщаться в коротких перерывах между его очень важными делами Хокаге. У них было бы не много времени, но оно было бы. Если бы это не были просто провальные мечты юнца, все живущего в нем.       От легкой досады и накрывающих ощущений он стонет на выдохе со всхлипом, жмурясь чуть ли не до слез от напряжения:       — Чертов… т-ты… усуратонкачи… ха-аах…       В голове туман, связных мыслей не найти и даже все горячие образы сплетаются в густой комок похоти, стекающий далеко вниз горячей лавой, по всем нервным окончаниям, обжигая низ живота и скапливаясь в паху.       Саске напряжен, выгибается в кресле, натянутый, как струна, и, не в силах больше сдерживать свое желание, скользит ладонью по всей длине члена в быстром темпе, надрачивая грубо, толкаясь в собственную руку и вслушиваясь в эти пошлые хлюпающие звуки. Глаза закатываются от накатывающих ощущений и еще пара мгновений, прежде чем он, вдыхая смешанный запах его и Наруто, все еще исходящий от несчастной курточки, кончает, вздрагивая всем телом и запрокидывая голову повыше. Издает глухой стон, в котором можно услышать отзвук чужого имени, и шумно выдыхает, проводя рукой по члену еще несколько раз, догоняя волны удовольствия и всхлипывая тихонько, когда ощущения становятся болезненными на пике.       Усталость тут же накатывает вместе с теплом, распространившемся по всему телу. Саске еще некоторое время, лениво растекшийся в кресле с прикрытыми глазами, переживает оргазм, пытаясь отдышаться и успокоиться, и спустя пару минут размыкает веки, и, опустив взгляд, замечает, что костюм безбожно испачкан — повсюду были белесые капли. Криво безрадостно усмехается и, уже не задумываясь, обтирая ладонь об собственные брюки, тыльной стороной стирает пот со лба, и чуть потирает усталые глаза.       Он не анализирует, не задумывается, просто с сожалением представляет, как начнет новый день с лишней уборки, и скашивает взгляд в сторону курточки, раздумывая о том, чтобы спрятать вещицу поглубже, чтобы оставить себе хоть что-то памятное и родное.       Он остается сидеть в кресле еще несколько минут, прежде чем лениво поднимается, чтобы так же лениво начать раздеваться, дабы следом просто упасть на кровать и поспать хоть немного перед очередным сложным — таким же, как и все остальные — днем.       Проваливается в сон он, едва как голова касается подушки, и хотя бы на этот раз спит крепко. И, возможно, сознание дарит ему шанс понежиться в лучах его солнца еще немного.