Две секунды.

- Габриэль. - Что? - Перестань стучать. - А что? - Меня это раздражает. Архангел пожимает плечами, продолжая раз за разом опускать ладонь на деревянный стол. Звук получается глухой, низкий и довольно резкий. У Дина, кажется, дергается глаз. - Габриэль. - Что? - Да перестань же ты стучать, сукин сын! - А иначе? - А иначе я тебе все перья повыдергиваю и запихну их в твою видимо нарывающуюся задницу! - Стра-ашно, - иронично тянет Габриэль. Кому как не ему знать, что старший Винчестер беспомощен против архангельской силы. Но только старший. - Габриэль, послушай, - Сэм решает, наконец, внести свою лепту, - если ты не перестанешь стучать, Дин взбесится и уйдет отсюда. А если он уйдет – нам придется расследовать это дело даже не втроем, а вдвоем, потому что Кас пойдет за ним. Неужели тебе хочется тратить силы на перемещение нас туда-обратно по всему городу? - Я вообще в шоке, что взялся вам помогать, - кривится архангел, но руку послушно убирает. В ней появляется не малых размеров разноцветный леденец на палочке, который он сначала недоверчиво облизывает, а потом отправляет в рот аж до половины. - Спасибо, - Сэм не уверен точно, за что благодарит. Старший брат воздевает руки к потолку, беззвучно орет какое-то ругательство, впрочем, не без облегчения, и снова утыкает взгляд в книгу. Он не понимает, как Сэму удается убеждать архангела в чем-то, не прибегая к насилию. Это чуть-чуть пугает, самую малость, где-то на задворках сознания. Но Дин не привык прислушиваться к чувствам, ведь по этой части у них больше его мелкий братишка, выбирающийся из любых сложных ситуаций при помощи щенячьего взгляда и «понимания человеческой души». Так по-девчачьи сопливо. Хотя пора бы уже привыкнуть. Если бы Дин не смотрел сейчас в книгу, он бы увидел, как переглядываются между собой Габриэль и Сэм, как последний стискивает зубы, только бы не отвести глаза от насмешливых янтарных омутов, в которых плещется необузданный интерес, как архангел снова отправляет леденец в рот, совсем обычно, как это сделал бы семилетний мальчик, и как при этом напряженно застывает и сглатывает Сэм. Это длится всего ничего, буквально пару секунд, но они оба ждали этих мгновений часами. Можно сказать, последний месяц они оба живут только ради этого шанса взглянуть друг на друга в упор, прочесть по глазам собеседника все, о чем тот мечтает, узнать, что ему хочется больше всего, попытаться вытянуть самое сокровенное. А потом моргнуть. Посмотреть в другую сторону. И Сэму - постараться унять это гребаное учащенное сердцебиение, а Габриэлю – еще раз напомнить себе, что это ниже его достоинства – думать о человеке. Ведь люди не вечны, а у архангелов слишком раздутое эго, чтобы потом мучиться в разлуке. Они оба не могут признаться себе в правде. И оба ждут этих двух секунд. Каждый день. И, засыпая вечером в те редкие дни покоя, когда заданий нет, Сэм снова и снова пытается представить себя с молодой обаятельной красивой брюнеткой с манящими глазами и плавными изгибами тела, но постоянно натыкается на одни и те же эмоции: равнодушие, невнятное, словно отголосок, омерзение и прозрачная, но не менее неприятная от этого боль. Она похожа на какую-то слепую безнадежность, которой не было раньше. И никогда до этого месяца при ней не хотелось выть. Почему было просто не объясниться с самим собой? Потому что тогда бы «просто» мгновенно превратилось бы в «сложно», он чувствует это. Поэтому просто откладывает все ненужные мысли на утро, а потом, конечно же, их забывает. До следующей ночи. Что до Габриэля, то ему просто неохота копаться в себе и выяснять причины некоторых своих решений, поступков и желаний. Возможно, это и называется любовь – вслепую надеяться на что-то, в чем себе не признаешься. Ровно до того момента, когда сойдутся нужные обстоятельства. Хотя, откуда им знать?..