Римская, 33

– Даллон, постой! Даллон, ты ведь обещал подождать! – несся над толпой звонкий голос, пока до неприличия яркая макушка цвета морской волны его обладателя терялась в этой самой толпе и пыталась выбраться из ее цепких объятий. Даллон поежился, ссутулился и заставил себя остановиться: вовремя сбежать не вышло, и теперь вечер совершенно точно можно было считать потерянным. Он почти ненавидел Райана Симана за навязанную ему компанию, хотя ещё минут десять назад он был совершенно счастлив, принимая предложение вместе отпраздновать окончание очередного учебного года. Увы, Симан не видел смысла уточнять, что «наконец по-настоящему отрываться» они будут наедине с огромным количеством их общих однокурсников и просто друзей Райана, тогда как Даллон рассчитывал, что они вдвоем пойдут гулять по городу или хотя бы вернутся домой и посмотрят все те фильмы, которые они весь год откладывали в долгий ящик совместного просмотра, которого у них никогда не было. Когда Райана поглотила толпа студентов, где все знали друг друга, все считали Симана немаловажной составляющей своей компании и все одинаково не подозревали о существовании Даллона или небрежно замечали его краем глаза, сам Даллон Уикс, стараясь не попадаться Симану на глаза, скользнул к воротам. Его вполне устраивало незаметное положение мрачного, всем недовольного зануды и по совместительству соседа Симана, местной знаменитости. Единственное, что ему не нравилось в общественном мнении, – недоумение, с которым его встречали при неловком взаимном представлении, если его избежать не удавалось: приятели Райана не понимали, почему тот носится с Даллоном, и как такие люди могли не только терпеть общество друг друга, но и называться друзьями. Даллон намеревался ускользнуть с территории университета; возможно, Райан не заметил бы его отсутствия ещё час или два и, безусловно, затем он бы расстроился и обиделся, но не в силах Уикса было терпеть невыносимое одиночество и всю ночь таскаться полупьяным и грустным в конце огромной колонны очень пьяных подростков, когда всем остальным так весело. Нет, он безусловно пойдет, когда Райан попросит, потому что... Потому что иначе быть просто не может. А до тех пор, пока у Даллона есть право выбора и своя воля, он пойдет на поводу у собственной гордости: как бы сильно он ни хотел провести этот день с Симаном, он не падёт так низко, что будет терпеть толпу незнакомцев ради пяти минут его внимания. – Даллон, иди же сюда! – в обращении слышатся властно-капризные нотки, свойственные избалованным детям. Итак, он попросил; «чего же боле?» – отозвалось эхом что-то страдальчески-романтическое внутри. Пожалуй, Уикс так привык быть слабым, что не помышлял себя без унылого потакания Райану. Ненавидел ли он его за это и за многое другое? Иногда, но такая злость и негодование все ещё были продолжением его безынициативной натуры, потому что они никому не вредили, кроме него самого. Даллон варился в своих мыслях, а потому был отстранён от реальности. Симан не совсем мог это выразить словами, но он чувствовал все черты в Уиксе, все его слабые и сильные стороны, и за это понимание Даллон был ему благодарен. Благодарность, привязанность, обида за превосходство по всем параметрам, неприязнь к себе, неприязнь к Райану, неприязнь ко всем вокруг и что-то ещё, перешедшее к нему от улыбок Симана, что-то странное – все сливалось в Даллоне в недосып, пессимизм и нервы. – Даллон! – его раздражённо схватили за руку, и Уикс с удивлением обнаружил себя в круге незнакомых лиц, в самом центре внимания, а перед ним плавало лицо Симана. – Не делай вид, что не слышал, как я тебя зову. Ты не хотел идти, да? Или хотел заставить меня бежать за тобой? У Райана было много особенностей во внешности, которые Даллон любил отмечать, но каждый раз при встрече его удивляло только то, насколько иное впечатление мог бы производить Симан, постарайся он хоть немного. Лицо Райана было строгое, брови в моменты сосредоточенности мрачно сдвигались к переносице, в ярости аккуратный, чуть курносый нос Симана высокомерно вздергивался кверху. Если бы не яркие волосы и совершенно противоречащий внешности характер, Даллон, сам не обладая привлекающей других доброжелательностью и милой открытостью черт, попросту побаивался бы Райана. В целом, когда Симану было скучно, грустно или ещё что, в нем проступало что-то птичье, что он всеми силами в себе глушил. К счастью, улыбка и мягкость, зарождающиеся в глазах и цветущие там большую часть времени, распространялись на все его правильные черты и сглаживали их, добавляли человечности и близости. Даллон любил в нем неумение подстраиваться под место или общество ни в плане эмоций, ни в одежде – в нем часто происходили перемены без видимой на то причины, и уже под него подстраивалось все, что его окружало. Впрочем, Даллон любил бы его при любом раскладе, даже если бы Райан носил дорогой костюм, когда того требовал случай, и не накидывал поверх цветастую шуршащую дрянь из чистого полиэстера (или, может, полиэтилена, внешне разобрать было сложно, а касаться ее Даллон лишний раз не хотел), купленную за пару долларов в секонд-хенде через дорогу. Как, например, он сделал сейчас. – Я задумался, Рай, извини, – одними губами прошептал Даллон с ощутимой задержкой, одергивая длинные рукава черной джинсовки и беспрестанно озираясь на окружающих их людей. Он не любил разговаривать с Райаном при свидетелях, потому что их обоих это по-своему выставляло в дурном свете. Симану было потрясающе плевать, где, как и с кем он говорит. Как он сам мягко выражался, «из нас двоих экстраверт здесь я». Даллон обычно в этой фразе застревал где-то на «нас». – Ну, Симан, теперь все собрались? Можем отправляться? – приятным баритоном произнес молодой человек, резкими и изящными чертами отдаленно напоминающий Даллона, но гораздо более симпатичный, естественно вписывающийся в общий облик компании, небрежный в одежде и в то же время опрятный. Гармоничный, чего не было ни в Даллоне, ни, если так посудить, в Райане. Даллон от этого приобретал социопатичные, неопределенно отталкивающие черты, Райан – только выигрывал в шарме. – Так точно, Коул, все в сборе! – шутливо отсалютовал Райан, повел всех в сторону выхода и, когда все уловили нужное направление и двинулись туда, непринужденно потянул Уикса назад. Теперь они могли спокойно поговорить: Симан создал все условия для того, чтобы Даллон не мог отмалчиваться. – Почему ты хотел уйти? – так тихо и серьезно, насколько был способен, проговорил он, заглядывая Даллону в лицо. Уикс виновато пожал плечами, глядя под ноги и пиная мелкие камушки гравия. Райан ожидал, и для Даллона было невыносимо молчать. Когда Симан хочет услышать правду, он должен ее услышать. – Когда ты звал меня отпраздновать выпускной, я думал, ты говоришь не об этом. – О чем же ты думал? – жадно допытывался Райан, который всегда нещадно добывал из Уикса подробности касательно любого дела, любой истории. – Я думал, будет не так много людей. Ты, я... – Даллон, запнувшись, сделал усилие над собой и закончил предложение нарочито небрежным, чуть презрительным тоном. – Может быть, ещё человека три. Твоя девушка, как бишь ее, твой четвертый лучший друг (я о том, который копия Киану Ривза), может быть, Коул или Тайлер Джей, который приводит тебя домой по пятницам. Или его звали Тайро? – Тайлер, – насупился Райан. – Ты мог бы разговаривать с ним время от времени, он не так плох, как ты думаешь. – Рай, – скептически-раздраженно начал Даллон, – Понимаешь ли, когда ты пьян в стельку, а у меня ещё полно дел, обстановка не слишком располагает к общению. – В любом случае, ты мог бы, если захотел, но ты всегда выставляешь его за дверь. – Разве ты что-то помнишь для таких заявлений? – Даллон скрестил руки на груди и криво усмехнулся. Он знал, что Райан, в отличие от всех остальных, отчего-то любит его саркастические ужимки, а потому щедро сдабривал иронией свою речь и мимику. Не то чтобы он делал это нарочно, просто не приходилось сдерживать уже устоявшуюся привычку. – Тайлер Джей на тебя жаловался, можешь себе представить, – отмахнулся Райан. – Сказал, что ты высокомерная воображала, выскочка и чертов психопат. Не понимаю, что ты мог такого ему сказать, но это точно оттого, что вы оба стесняетесь и не хотите как следует поговорить. Вот посмотри на меня: я со всеми общаюсь и всем нравлюсь. Даллон отвесил Симану осторожный подзатыльник и тут же потрепал его по макушке. – Ты у нас исключение, тебя сложно не любить, – тень улыбки промелькнула на изможденном, помятом лице Уикса. – Ты тоже исключение: ты единственный, кто ни капли меня не любит, – заявил Райан, причем Даллона испугало выражение бесконечной уверенности в этом факте и обречённости, которая отразилась в лице Симана. – Я настолько тебе противен, что ты даже не хочешь прямо сказать, что собираешься праздновать – и не абы что, а начало каникул – с кем-то другим. И просто сбегаешь. – Ты же знаешь, что это не так, – урезонил Даллон Райана, поверившего собственной игре и явно собиравшегося всерьез обидеться. – Ты знаешь это так же хорошо, как то, что мне больше не с кем гулять. И ещё ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу большие компании, в особенности компанию твоих друзей. – Мои друзья должны держаться вместе, – убеждённо сказал Райан и с гордостью оглядел всех, кто шел впереди. Образовывались нестойкие группки, жарко что-то обсуждающие, громко смеющиеся. Они так же быстро распадались и переформировывались; все были приветливы и веселы. Кто-то запел известный мотив, и многие его подхватили. Пока Симан шел позади, некоторые – в том числе вышеупомянутый Коул и Тайлер Джей – оглядывались на него, терпеливо ожидая его возвращения как безусловного предводителя и главного сорвиголову. Отчасти Райан и другие проделали действительно большую работу, и Даллон мог понять его гордость. Однако Уикс знал, что никогда не будет среди них своим, так как по-другому мыслил, по-другому жил и не мог измениться. Он восхищался Райаном именно за то, насколько он отличался. – Тогда у тебя была бы целая небольшая армия. – Она у меня есть, – сказал Райан с такой уверенностью, с какой Даллон не смог бы назвать свой возраст или имя. Он улыбнулся и протянул Уиксу руку. – Присоединяйся. Летнее солнце стояло высоко, несмотря на то, что было около пяти, и осенью дело бы уже медленно шло к закату. Было тепло, но не слишком жарко, потому что только вчера закончился ливень, тянувшийся последнюю неделю. Сияющие лучи, особенно отчётливо видимые не без помощи лёгких облаков, то набегающих, то уходящих, и, как сито, фильтрующих большие порции солнечного света на множество ручейков поменьше, ласкали волосы прохожих. Райану это было на руку: его зеленоватая шапка волос так и притягивала чужие взгляды, каждую прядь будто бы щедро посыпали мелкими блёстками. Даллон не мог противиться искушению лишнюю секунду или две задержать взгляд на них, на черном галстуке, на ровной шее, уверенно-прямой осанке, чуть более темной, чем обычно, коже под устало-счастливыми глазами. Видимо, даже его учеба затронула, и хотя Даллон своими глазами видел, как Симан более или менее успешно защищает свои итоговые работы, Уикс до сих пор не мог этому поверить: если Райан и занимался, то точно не дома. В их общую комнату он приходил только спать (и то не всегда) или за Даллоном, потому что тот ее покидал только на время занятий. Райан закатил глаза и опустил руку, превратно истолковав промедление Уикса. Только когда Симан посчитал разговор оконченным и собрался вернуться к остальным, Даллон осознал свою ошибку и снова испугался. Разговаривать с Райаном было все равно что играть в «Сапёр»: несмотря на то, сколь долго и усердно ты высчитываешь местоположение мин, всегда найдется одна, которой там не должно было быть и на которую ты обязательно наступишь. Даллон не умел справляться с неожиданностями и паниковал, а когда он паниковал, то совершал глупости. Райан заставлял паниковать его довольно часто, намного чаще, чем все люди, вместе взятые, и, может, поэтому-то Симану все ещё было с ним интересно. Райан шел к наиболее оживленной группке, чтобы спросить, куда они, собственно говоря, идут. Возможно, ему хотелось предложить всем направиться в ближайшее кафе или ещё куда. – Эй, Рай! Даже не позовешь меня с собой? – неожиданно в первую очередь для себя громко и вызывающе крикнул Даллон Симану вслед. Многие обернулись; Уикса бросило в пот. Однако когда обернулся Райан, на губах его расцвела улыбка. Господи, как жестоко было так играть настроением Даллона! Симан вскинул руку, приглашая его присоединиться, и ноги понесли Уикса навстречу, и его питало запредельное счастье, заставляя забыть о людях, о задравшихся рукавах куртки, открывавших тонкие белые кисти рук, о собственном убожестве на фоне Райана и других. Если бы его одежда могла менять цвет, Даллон тотчас бы переменил все с черного на бирюзовый, под стать волосам Симана. Если бы ему в руки дали пистолет и флаг, он бы повел за собой революцию, и в его распоряжении был бы божественный идол и маленькая армия – что тождественно равно непобедимости. – Я присоединяюсь к твоей армии. – Очень рад, рядовой Уикс.