Часть 1
25 ноября 2021 г. в 11:12
— Убьешь меня?
— Непременно.
— Силенок то хватит?
— Даже не сомневайся.
Их взаимоотношения невозможно назвать нормальными даже близко, больные на голову два фальшивых человека.
Альбедо никогда не считал, что нечто подобное когда-либо его заинтересует, что оно вообще способно вызвать в нем хоть какой-либо интерес, но мальчишка из фатуи, ворвавшийся в его жизнь с гордо вздернутым носом, пожалуй, не мог не оставить в душе алхимика след, медленно возросшийся в одержимость обоих друг другом. Это не привязанность, но связь, они могли бы спокойно разойтись и не вспоминать более друг друга, однажды и вовсе позабыв, но так или иначе они вновь и вновь находят встречи и каждый раз повторяется одно и тоже, укрепляя их мимолетную связь до ощутимой физической боли, но распадаясь так же легко, как и появилась ранее. Странное, необузданное, смирились с которым оба слишком просто.
— Что же это, не в состоянии сжать руки сильнее?
— Убить тебя так просто было бы слишком скучно, не находишь?
— Просто признайся, что ты слишком слаб.
Их поцелуи — укусы, а объятия на грани сломанных костей, пальцами стискивая волосы у корней, они вжимаются искусственными телами друг в друга, два сломленных создания, ищущие хоть капельку настоящего в себе, но находя лишь друг в друге, когда только сдавленные стоны прерывают холодную тишину в горном убежище.
Скарамучча ненавидит нежность, но, вопреки его возмущениям, Альбедо видит в нем кота, так отчаянно ласкающегося под ладонь человека. Он целует его бледную кожу, он пальцами ласкает каждый давно изученный миллиметр, разводит колени в стороны так нежно и заставляя забыться, в губы шепча желанные обещания:
— Ты умрешь только от моей руки.
— Какой же ты наивный.
Альбедо не нравится боль, пускай она и частая спутница его экспериментов, а пальцы его покрыты шрамами, что не сходят более с кожи, украшая подушечки и фаланги, уродуя края ногтей. Но даже так он теснее жмется и стонет громче, когда укусы украшают его тело, они пройдут, от них не останется и следа, но каждый из которых его гений будет помнить и по исчезнувшим следам скользит пальцами.
— Такой нежный, такой беспомощный.
— Ну так каково это жить с мыслью, что подобный слабак убьет тебя, Куникузуши?
Они тонут в нежности и боли, в них есть желание избавиться друг от друга, для двух фальшивых людей одного мира слишком мало, а поделить его невозможно, но, даже задыхаясь, к одному единственному решению прийти слишком сложно. Оба давно это поняли и звучит оно меж уст вновь и вновь, вот только признать, так глубоко погрязнув в этом, не осмелится никто из них.
Скарамучча ломается все чаще, в нем тухнет взгляд и он просит-просит-просит, пальцами цепляясь, умоляя и плача.
— Убей меня.
— Я не посмею.
— Пожалуйста, я так устал...
— Я слишком наивен и слаб для этого.
Когда в груди бьется желанное сердце, а слезы свободно стекают по щекам, познать отвратительность всего мира — удар, сломавший, втоптавший в грязь. Альбедо понимает их ошибки, осознает все ложные надежды, он сам смирился, но Скарамучча всегда таил в себе слишком много наивных надежд, в своем слабом теле убаюкивая желания и мечты, подобно маленькому ребенку, который так и не смог вырасти, не имея шанса даже родиться.
— Задуши меня.
— Я никогда не позволю тебе умереть.
Он в объятиях нежится, хрупкий и слабый, плачущий и до боли кусающий губы. Он лгал. Всегда лгал. И даже сейчас лишь тихая ложь срывается на грани очередных всхлипов, но Альбедо давно научился ее различать.
— Я хочу умереть.
— Ты слишком отчаянно цепляешься за жизнь.
Пройдет час или два, и слабость забудется, они снова будут желать друг другу лишь смерти, вот только сейчас, когда в груди бьется настоящее сердце, проявляясь сквозь защитную оболочку ослабленной куклы, они позволяют себе хрупкую искренность. Они оба устали цепляться за жизнь, но оба так отчаянно желают ее любить, отвергнутые ею же в час своего появления, созданные не по собственной воле. Выброшенные и одинокие, познавшие друг в друге спасение.