***
На утро следующего дня стены дворца потряс еще один приступ королевской болезни. Мин-су запер седзи, в ответ на предупреждающий взгляд Кэйсюка только помотал головой, намекая, что справится сам. Советник не принимал того факта, что состояние Су-вона от него до сих пор частично скрывали, жить в неведении — самое паршивое из всего возможного. Приближается война с Каем, если государю станет хуже к этому времени, один Хирию ведает, что будет с Коукой. А может, и не ведает, тогда это еще хуже. Кэйсюк не будет утверждать, что верил во все эти мифы с перерождением Красного короля-дракона, но само существование четырех воинов и их повелительницы — весомый аргумент, чтобы не отрицать. Советник, хмурый и задумчивый, шел садовыми тропами, чтобы успеть к полудню разобрать накопившиеся бумаги, отложить те, что на подпись королю, просмотреть те, что общего порядка… Страна на грани войны, и Кэйсюк, как и Су-вон, были убеждены, что народ страдать не должен, нужно было хорошо проработать момент с продовольствием. Конечно, большая часть будет уходить на фронт, но и про тыл забывать было нельзя. В саду гулял ветер и царила тишина, лишь беспокоилась рябь на глади дворцового озера, в которое глядело небо. Кэйсюк остановился на террасе, сложив руки и прикрыв глаза. Важный, в темных одеяниях, с идеально причесанными волосами, собранный и статный — а какой он был прошлой ночью? До безумия влюбленным в девчонку, взявшуюся буквально из ниоткуда. Это даже и любовью назвать сложно — дикое желание, похожее на животный инстинкт. Ладно бы инстинкт хищника, так нет же — жертвы, отчаянно мечтающей быть присвоенной красноволосой демонессой. Алый всполох мелькнул над декоративными кустами, что росли по кромке озерца, и советник моргнул, соображая, не померещилось ли ему, но — нет, по мощенной мелкими камнями дорожке мерно шла принцесса Йона в сопровождении одного из своих воинов, Желтого. Кэйсюк замер, не посчитав нужным даже отойти за колонну, но, благо, отсюда его не было видно, а вот ему — прекрасно и видно, и слышно. — Я уеду ночью, Зэно, — она говорила спокойно и четко, будто бы беседовала о погоде при светском разговоре за завтраком. Только вот завтрак давно прошел, а сердце советника при ее словах подпрыгнуло в груди, намекая, что нужно внимать во всю. — Я найду Хака и вернусь к назначенной дате, я тебе это обещаю. Если я должна сопровождать Су-вона на войне, я выполню свой долг. — Ваше присутствие необходимо во дворце, юная госпожа, — покачал головой дракон, внимательно и серьезно посмотрев на принцессу. — Но, как вижу, переубеждать вас бесполезно? — Я могу довериться только тебе, Зэно, — вздохнула она, повернув голову и невидяще глядя в ту сторону, где притаился Кэйсюк. Он вздрогнул. — Остальные точно увяжутся за мной, а это опасно, если мы не хотим вновь стать преступниками, — скупая усмешка, и Йона отвернулась, вновь посмотрев на собеседника. — Ты должен присмотреть за королем. Тот мотнул головой, словно желая возразить, но промолчал, идя по тропинке. Но тут остановился и посмотрел на принцессу. Советнику не удавалось понять его взгляд, но явно он был заискивающим. У него и самого руки судорожно подрагивали. Он только что услышал то, что слышать не должен был ни при каких обстоятельствах. Йона решила покинуть дворец сегодня ночью, чтобы отыскать Громового Зверя, и Кэйсюк не имеет права ее отпустить. — Почему вы уверены, что найдете братишку Хака? — снова подал голос дракон, и советник, сделавший шаг назад, застыл, ожидая следующих слов как приговора. — Ты должен идти, Зэно, — мягко качнула головой принцесса, и в ее голосе промелькнуло волнение. И только когда леди Йона послала долгий проницательный взгляд в его сторону, Кэйсюк пошатнулся, каким-то шестым чувством понимая, что ему нужно уходить, предупредить стражу, рассказать Су-вону, сделать хоть что-то, но отчего-то мужчина не мог даже пошевелиться, все смотрел, казалось, в самые сумерки. Но ведь это невозможно, принцесса не должна была его заметить. Желтый дракон с секунду глядел на свою госпожу, но так и не дождавшись ответа и объяснений, тяжело вздохнул и был таков — только взметнулись полы его пестрого одеяния. С его уходом и советник спешно развернулся, торопясь прочь. — Как красиво цветут кувшинки в это время года, не правда ли, господин Кэйсюк? — догнал его громкий красноречивый оклик, и мужчина вынужденно остановился, не поворачиваясь. Сердце забилось часто и сильно, отдавая ударами молота по наковальне. — Вы правы, леди Йона. Они чудесны, но скоро конец сезона — период увядания, — сглотнув тяжелый комок, ответил советник, прикрывая глаза. — Как много вы услышали? — Я услышал достаточно. — И что вы хотите за свое молчание? Кувшинки, и правда, цвели красиво: нежно-розовые бутоны усеивали прозрачно-голубую гладь озера, словно яркие звездочки на дневном — какое чудо! — небе. Девственно-чистые, они белели, наивно глядели, звеня на ветру, танцуя странные, волшебные танцы, переплетались, соприкасались, но снова расплывались в разные стороны. Девчонка серьезно решила торговаться с первым советником короля? Какое ребячество с ее стороны, какая самонадеянность. Конечно, Кэйсюк не позволит ей покинуть дворец этой ночью, ведь это равносильно предательству. Но отчего так подкашиваются ноги? Отчего так екает сердце, стоит принцессе двинуться в его сторону, не спуская сурового взгляда? Бессильный. Как кувшинка. — Вы не помешаете мне, советник. Я слишком необходима королю, чтобы вы перечили моим намерениям, — голос ее дрожал, Кэйсюк слышал, ведь она была всего лишь шестнадцатилетней девчонкой, только начавшей видеть мир в настоящих его цветах. Девчонкой, слишком рано повзрослевшей. Что говорить, он не знал. Молчал, хмуро сведя брови к переносице, а Йона была уже совсем близко, он мог разглядеть собственное отражение в сумеречных глазах, смотрящих прямо, без страха. Сердце сделало кульбит, но советник отвечал таким же непреклонным взглядом. Глупая игра только сильнее раззадоривала чувства, смешивала мысли. Смотреть на демонессу было невыносимо. Смотреть и быть бессильным прикоснуться, огладить худые плечи, оцеловать тонкие запястья. В этой части дворца никого не было, оно и понятно — это гостевая часть западного крыла с пустующими на этот момент комнатами. Принцесса остановилась в шаге, вздернула подбородок, а Кэйсюк краем мысли понимал, что сейчас перечить ей попросту не сможет. Скользнул взглядом по суровому лицу, наглухо застегнутому воротнику. Опуститься ниже не позволило воспитание, и он кашлянул, чувствуя, как кровь прилила к щекам. По-хорошему бы уйти, но этот взгляд не отпускал, хоть на колени падай, моли о пощаде. Кем же ты стал, советник Кэйсюк? Перед кем не в силах даже с места сдвинуться? — Я поеду в провинцию Кин, — поставила она его перед фактом, сделав тот самый последний шаг. Йона вскинула взгляд, а советник даже сквозь ткань одежд ощущал жар ее тела, громко сглотнул, опуская руки. Красноволосая демонесса нарушила очерченную грань, убила. Если Кэйсюк был кувшинкой, то принцесса — хризантемой, красной, яркой, с острыми лепестками. И хризантема тоже похожа на звезду, но только на горячую и губящую беззащитную кувшинку изнутри. Нужно убираться, пока позорное возбуждение не слишком заметно, хотя, кого он обманывал — никуда советник не денется, пока Йона сама не решит отвернуться и уйти. А она, как на зло, не торопилась, все смотрела в его глаза, внимательно так, изучающе, почувствовала превосходство? Демонесса, клятая хризантема. Нельзя позволить ей понять… — Вы дрожите, — почему-то шепотом сказала она, мимолетно коснувшись его опущенной руки. Такая наивная, такая опасная. Кэйсюк нервно хмыкнул, как-то между делом отмечая, что если бы Йоне вдруг вздумалось его убить, он бы даже не сопротивлялся, так бы и стоял столбом, едва сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к возбужденному члену, снять болезненное напряжение. И он поймал ее взгляд; дунул ветер, беспокоя кувшинки. Советник знал, что где-то на другом конце сада росли хризантемы, красные, роскошные, только вот они всегда будут на порядок, а то и два, выше невзрачных белых цветов. Принцесса прижалась к натянутому, словно струна, телу, шумно выдыхая в грудь. — Я уеду в провинцию Кин сегодня ночью, а вы никому об этом не расскажете. Вы проследите за тем, чтобы никто мне не помешал. — С чего вы взяли, что я так поступлю? — тяжелый ком застрял в горле, и мужчина не смел даже взгляда на нее опустить, с замиранием в груди ощущая, как худое тело вжималось в его стояк. Конечно, она его почувствовала, вон как испуганно задрожали ресницы, как напряглись девичьи плечи. — С того, что выбора у вас нет, — горячий шепот опалил; Кэйсюк вздрогнул, все же опустив голову и тут же пожалев об этом. В последний раз полыхнули демонические глаза, и принцесса обхватила его лицо обеими руками, притянув к себе, впилась губами в губы, отрезав всякие пути отступления. Сильная, отчаянная, совсем не девочка. Женщина, решившая идти до конца. В какой-то момент она просто толкнула его в одну из гостевых комнат, не прерывая дикого жаркого поцелуя. Ей же шестнадцать, а от умелых губ уже туманило разум, а от рук, что с лица перекочевали на грудь, сбивало дыхание. Это неприемлемо, это не по статусу, это запретно, но господин первый советник уже распалился и покорно рухнул на заправленный заботливыми служанками футон, наблюдая, как красноволосая принцесса, намерившаяся любыми способами уехать сегодня в провинцию Кин, нависла над ним, прервав поцелуй. Глаза — живое пламя. Кэйсюк безвольно раскинул руки, стыдливо отворачиваясь и поджимая губы. Она, кажется, решила отобедать его гордостью. Йона властно устроилась на худом животе, поведя плечами и пытаясь поймать взгляд. Действовала расчетливо, словно пыталась обезвредить очередного наркоторговца, а не отыметь мужчину; такая бесчувственная, такая уверенная. — Я делаю это, потому что должна, — четкий голос рассек вязкую тишину, заставив советника вздрогнуть, нетерпеливо согнуть в коленях ноги. — Ничего личного. И это та красноволосая девочка, которая цеплялась за Су-вона? Та малышка, испуганно глядевшая на Кэйсюка, такого, как ей, наверное, тогда казалось, взрослого? Принцесса Йона, дочка покойного короля Ила, госпожа четырех драконов. Союзница нынешнего правителя. Возможная и самая вероятная преемница. Любовница Громового Зверя. Демонесса с алыми, словно рассвет, волосами. Женщина, которую так отчаянно желал первый советник. Она нагнулась к его лицу, пройдясь пальцами по вороту кимоно и приспуская темные одежды с плеч, ниже, обнажая ключицы и грудь. Кэйсюк вздрогнул и прикрыл глаза, вцепившись руками в покрывало и чувствуя, как разгоряченные губы касались бледной кожи, обхватывая отвердевший сосок, оттягивая, покусывая. Он сам не понял, в какой момент начал извиваться и рычать сквозь сжатые зубы. Выгнулся, и принцесса, не удержав равновесия, скатилась обратно к его лицу. Несколько мгновений советник глядел в опешившие сиреневые глаза, но опомнился, притягивая Йону для нового мокрого поцелуя. Завел руку за нежную шею, нагибая сильнее, заставляя опереться руками о пол. Изголодавшийся, пытался урвать как можно больше. — Нет, — она с хлюпанием разорвала поцелуй и резко отстранилась, усаживаясь обратно на живот и глядя оттуда сурово и холодно. — Мы не любовники и даже не друзья, советник. Я делаю это потому что должна. И хочу закончить побыстрее. Слова ножом по сердцу. Он замер, раскрасневшийся, тяжело дышащий, с липкой дорожкой слюны на щеке, должно быть первый советник выглядел до безумия жалко. А чего он ожидал? Принцесса слишком выросла, чтобы вестись на такую мелочь, как любовь. О, она любила, вот только не кувшинку, а кого-то своего уровня, черную розу, к примеру, что затерялась среди вод провинции Кин. — Простите, — шепотом попросила она, снова вцепляясь в его кимоно, развязывая широкий пояс и распахивая темные одежды. Худая, подтянутая грудь явно не произвела особого впечатления. Конечно, с дикой злостью подумалось советнику, ведь мощное тело Громового зверя гораздо желаннее, верно? Почти что мальчишечья ревность мешалась с животным желанием, что выпирало сквозь ткань фиолетового подола, и к которому принцесса подбиралась все ближе, оглаживая бока с какой-то своей тоской и сожалением. Йона отбросила за спину волосы, легким движением скидывая с плеч будничное кимоно, обнажая хрупкое тело. Тут до Кэйсюка дошла вся нелепость, вся запретность ситуации — девчонка с бледными грудями, впалыми животом и острыми плечиками, над его телом была властна девчонка. Принцесса тяжело вздохнула, приподнимаясь и устраиваясь меж коленей, огладила ладонями сильные ноги, упрямо смотрела в глаза, а не на истекающий соками, дрожащий от возбуждения член. Сама боялась, он чувствовал. Что подумает Мин-су, когда союзница короля придет в дворцовый лазарет за настоем против беременности? Вернее, на кого? На одного из драконов, и уж явно не на первого королевского советника. Тяжелый вздох, и горячая плоть тугим кольцом обхватила стояк, выбивая весь дух вместе с последним остатком разума. Грезы на яву, и Кэйсюк не был уверен в правдивости ситуации. Демонесса издала полурык-полустон, свыкаясь, сделала первое робкое движение, насаживаясь сильнее, сжала руками раскинутые бедра, и советник обмяк, протяжно простонав имя, отчаянно любимое, запретно ненавистное. Кажется, пошел дождь. Он забарабанил по крышам дворца Хирию, глуша жаркие вздохи и тихие стоны. Видит ли первый король свою наследницу? Наблюдает за принцессой, которая обменяла верность любимому на его спасение? Которая поработила самого преданного человека своего врага? Которая бесчувственно и холодно тормошила кувшинку, обрывая белые лепестки? Которая морщилась от неприязни и боли, а не от удовольствия? Красная хризантема, демонический цветок. Толчок. Еще. Движение, мокрая плоть сжалась сильнее. Советник зарычал и выгнулся, стон мешался с бульканьем накопившейся слюны, член затрепыхался, готовый излиться, наполнить ее всю, без остатка. Но принцесса и здесь не прогадала — расчетливым движением привстала, и прозрачная струя опорочила только чистые простыни. Такая опасная, такая холодная. Кэйсюк ненавидел принцессу Йону. Женщину, которую продолжал отчаянно желать.***
— И вы сделали это, веря в то, что он вернется? Они сидели на том же футоне, одетые, причесанные, в метре друг от друга. Совершенно чужие. Снаружи лился дождь, словно бы смывая их общие пороки с полотна человеческой истории. И, советник почти верил в то, что ему это удастся. — Я сделала это, зная, что он вернется, — Йона даже не глянула на него, продолжала смотреть на сад, омываемый чистой небесной водой. — И когда это произойдет, мы оба все забудем. Слова жестокие, но невероятно правильные, заставили советника улыбнуться и обнять колени, складывая на них голову. Теперь он не сможет помешать ей покинуть дворец этой ночью, ведь Йона могла рассказать всем их секрет, а в то, что именно принцесса была инициатором всего этого порочного спектакля, попросту никто не поверит. Разве что Су-вон, видящий истинное лицо своей новой союзницы. Но даже вкупе с этим советнику не светило ничего лучше отстранения. Слабый, одержимый, плененный демонессой. И она была просто прекрасна — расчетливая, холодная, бесчувственная. — Я не хотела всего этого, — вдруг сказала она, отвлекая Кэйсюка от тяжких мыслей. — У меня не было выбора. Я никогда бы не полюбила вас, советник, поэтому прошу, простите. Я только хочу спасти того, кто мне дорог. — Так почему вы уверены, что найдете Громового Зверя? — игнорируя ее излияния, спросил мужчина, невольно повторяя безответный вопрос Желтого дракона. — Тех, кого ты действительно любишь, ты найдешь где угодно. Не волнуйтесь, советник Кэйсюк, Хак обязательно вернется в здравии. Надеюсь, моя просьба будет исполнена, — жесткие, бесстрастные фразы слетали с ее некогда горячих и нежных губ. Она встала с футона, тяжело вздыхая, и шагнула в сторону выхода, но вдруг застыла. — Вы были не первым. Фраза, брошенная впопыхах, растворилась в тишине комнаты, где Кэйсюк остался один. Он нервно рассмеялся, закрыв лицо рукой и долго глядел в опустевший дверной проем, в котором исчезла женщина, пробившая брешь в крепкой стене короля Су-вона. Женщина, опорочившая не себя, а мужчину, почти на десяток лет старше нее самой. Женщина, втоптавшая кувшинку в береговую тину. Женщина, которую он желал.