Часть первая, в которой Тимоти не задумывается ни о чём
Тимоти никогда особо не задумывался о любви. Что он о ней знал? Непримечательный школьный роман с Лурдес сам сошёл на нет спустя какое-то время. Всё было очень мило, глупо и под периодические вспышки фотокамер папарацци — ничего серьёзного из этого не могло получиться при всём желании. Так уж сложилось, что к двадцати годам на этом список его «выдающихся романов» скромно подходил к концу, оставляя за кадром парочку незначительных интрижек. Если быть честным, его вообще не особо интересовали отношения — ухаживания, свидания, валентинки на четырнадцатое февраля — вся эта суета наводила на него скуку, а рамки и обязательства вызывали головную боль. Не смотря на свой лёгкий инфантилизм, романтиком он не стал. Скорее, увлечённым практиком — секс ему вполне нравился. В общем, с любовью как-то не складывалось. Тимоти никогда особо не задумывался о своей сексуальной ориентации и самой сексуальности в целом. С самого детства он рос в семье, которая во всём поддерживала его и не навязывала никаких идеалов. Он был волен сам изучать этот мир и выбирать, что (и кто) ему нравится. Со временем Тим пришёл к выводу, что гендер не имел для него особого значения — кажется, это называлось пансексуальность. Его не особо трогал и вопрос собственной внешности — он был высоким и угловатым (как оказалось со временем, недостаточно высоким, ага), слегка андрогинным, но не отталкивающим. Люди находили его лицо симпатичным, даже красивым. Тимоти изучал себя с любопытством: острые скулы, аккуратный нос, в меру чувственный рот, вьющиеся волосы, длинные пальцы — пожалуй, он считал себя вполне привлекательным. Этого было достаточно. Он помнил свой первый поцелуй с девчонкой (тогда это перевернуло его сознание) — им по четырнадцать, у неё тоже россыпь веснушек на курносом носу и смешное лицо. Ощущения — немного неловко, немного щекотно. Очень приятно. Он также помнил и свой первый поцелуй с парнем — на контрасте более острый, волнующий. Им по шестнадцать, и лето на юге Франции* особенно хорошо. Они целуются под старым мостом, почти в полночь — ночь влажная и пахнет свободой. Всё очень напоминало кадр одного из его любимых фильмов, и Тимоти позволяет себе насладиться моментом. Когда спустя время он рассказывает об этом сестре, Полин просто пожимает плечами, даже не отрываясь от книги. Кажется, это не станет новостью ни для кого. Тим не особо заморачивался на эту тему, но он был достаточно умён, чтобы понять — этот факт биографии лучше оставить в тени на неопределённый срок, если он хочет построить карьеру. Он не считал себя трусом, но и не считал себя глупцом. Всему своё время. За закрытыми дверями он разрешает себе не следовать условностям. Пожалуй, это было всё, что он мог сказать о своей сексуальной ориентации. Тимоти никогда особо не задумывался о дружбе. Его постоянно окружало множество людей — в школе, в драмкружке, в театре, куда он ходил с отцом — благодаря связям дяди* ему даже удалось пообщаться с парой тройкой актёров труппы. Бродвей, к слову, был ослепительно хорош, Тим заводил интересные (и не очень) знакомства, обрастая ворохом различных связей. Николь посещала с ним первые прослушивания. Его жизнь бурлила самыми яркими красками — всё же иногда немного романтики и немного здорового безрассудства в перерывах между учёбой и театральными подмостками (он был совсем не плох в своей первой постановке, чтобы вы знали). Иногда ему не хватало времени, чтобы просто побыть наедине с самим собой — их уютная квартира на Манхэттене всегда была битком набита школьными приятелями Полин или его самого. Возможно, у него было не так много настоящих друзей, но он точно не был одинок. До того дня, когда ему наконец позвонил его агент, чтобы сообщить о начале сьёмок проекта, который они так долго ждали (кто бы знал, да?), вся его жизнь походила на лёгкое приключение, в котором он ощущал себя органично и цело. Ему было совершенно не о чем размышлять. Так Тимоти думал ровным счётом до того момента, как переступил порог виллы в Крема — с того злополучного момента всё пошло кувырком, и ему всё же пришлось всерьёз задуматься над многими вещами.Часть вторая, в которой Тимоти приходится задуматься о многом
Первым делом Тим задумывается о дружбе. Они сближаются с Хаммером быстро, словно были знакомы ещё до создания вселенной, много-много световых лет назад. Арми старше почти на десять лет, но в нём нисколько нет и капли снобизма. Он много смеётся и остроумно шутит — Тимоти нравится слушать его голос. Нравится завтракать с ним по утрам, подшучивая друг над другом. Нравится кататься на велосипедах и обсуждать старые классические фильмы. Дни летят быстро. Тимоти осознаёт, что ему никогда ещё не было ни с кем так интересно и легко. И никто не был так по-настоящему добр к нему. Понимание этого несколько обескураживает. Пугает. Тим впадает в меланхолию на несколько дней, пытаясь закрыться в себе, буквально говоря «Нельзя!» каждый раз, когда мысли навязчиво начинали стекать к Хаммеру. Впрочем, бесполезно. На третий день Арми приходит к нему в комнату, нарушая тишину вечера. Он приносит вино и весело говорит: — Ты такой тихий в эти дни, невыносимо. Решил, тебе надо немного выпить. Тебе же есть восемнадцать, да? Арми любит подтрунивать над его возрастом и ещё совсем юным лицом. Тимоти нравятся эти шутки. Тимоти нравится Арми, и он не совсем знает, что с этим делать. * Спустя почти три недели праздного пребывания в Крема у них проходит первая и единственная репетиция. Если, конечно, это можно так назвать — Тимоти подобрал бы другое слово, возможно, оно показалось бы вам несколько пошлым. Лука настоящий дьявол, потому что он называет сцену семьдесят два — Тим выучил сценарий вдоль и поперёк, до последнего символа, поэтому его пальцы начинают слегка дрожать, когда он принимается переворачивать листы. Он снова мысленно одёргивает и ругает себя, приказывая себе собраться. Арми зачитывает сцену вслух и застывает на секунду, после чего смеётся — Тимоти кажется, что его смех проникает ему под кожу, обволакивая и подчиняя. Какая же чушь. Они переглядываются и начинают кататься по траве, после чего целуются, и всё это очень невыразительно и плохо. Тим зажимает губы, да и сам он, словно натянутая струна. Лука прерывает их, вздыхая, и просит попробовать ещё раз: «А теперь давайте по-настоящему», говорит он. Арми улыбается на замечание и проводит по лицу Тимми раскрытой ладонью. Нежно-нежно. В этот момент Тимоти впервые всерьёз задумывается о своей привлекательности — достаточно ли он хорош в глазах Хаммера, не противно ли ему целоваться с ним? Мысли вызывают болезненный спазм в желудке — Шаламэ не уверен, что ответы будут в его пользу. — Эй, расслабься, — Арми шепчет, утягивая Тимоти на себя. Его рука снова проходит по мальчишескому лицу, замирая на подбородке и мягко разворачивая к себе. — Не бойся. Тимоти хочет принципиально возразить, что он, вообще-то, ни капли не боится, но внезапно плавится под ненавязчивой лаской. В момент всё становится таким настоящим. Арми касается его губ языком и проводит нежно, просясь внутрь. Тим выдыхает слишком шумно и покорно сдаётся, приоткрывая рот. Когда их языки касаются друг друга, он расслабляется, закрывая глаза. Хаммер продолжает удерживать его за подбородок, поглаживая пальцем линию челюсти. Это приятно. Они позволяют себе забыть о времени. Никто из них не замечает, как Лука уходит в дом. * Со временем Тимоти с трудом может различить, где в его сознании проходит тонкая грань между Элио и им самим. Дни смешиваются и превращаются в одно бесконечное мгновение. Когда на съёмочную площадку приезжает Лиз с ребёнком (к тому же, для полноты картины, ещё и беременная вторым), Тим осознаёт, насколько, возможно, он не сексуален в принципе. Насколько его симпатия к Арми абсурдна по природе. Он рассматривает себя в зеркале почти час, оттягивая кожу на животе и худых бёдрах. Сейчас детской, смазливой мордашки казалось уже недостаточно, чтобы чувствовать себя хотя бы немного приемлемо. Конечно, сравнивать себя с женщиной было априори глупо, Тимоти это понимал. Легче, правда, от этого не становилось. Он решает с ней подружиться — так будет лучше для всех. На удивление, общение получается вполне искренним, но, когда она наконец уезжает, он выдыхает полной грудью. Хаммер целует его на следующий же вечер. Они курят в безмятежности ночного сада после сьёмок, вокруг ни души. В сигарете есть немного травки — чтобы успокоить нервы, поясняет Арми. Тимоти покачивается на пятках, докуривая, когда вдруг ощущает взгляд. Безусловно, его разглядывали. Вполне так откровенно. Тим вопросительно приподнимает брови, пуская дым. Арми выглядит расслабленным и даже уютным, но глаза его лукаво блестят. Тимоти не может дать этому взгляду определения, потому что никто и никогда ещё не смотрел на него так. Хаммер протягивает руку и касается его лица. Также чувственно, как в день их первого поцелуя. — Ты очень красив, ты знаешь об этом? Тимоти вздрагивает, когда большой палец с нажимом проводит по его губе, просясь внутрь. В этот раз в ласке много секса и желания — настолько, что Шаламэ ощущает, как по спине пробегает дрожь. — И талантлив. Никогда не сомневайся в себе. Тимоти касается пальца кончиком языка, втягивая его в рот. Это вульгарно и очень в духе Элио. Возбуждение пробегает по нервам. Арми сокращает между ними дистанцию, притягивая к себе свободной рукой. Указательный палец тоже проникает в рот, раскрывая его. Тим кидает сигарету куда-то прочь и закрывает глаза, делая сосательное движение. До отвращения неправильно и хорошо. Арми двигает пальцами, дыхание его учащается. Треск цикад оседает в тишине. Хаммер медленно убирает пальцы и целует сразу глубоко. Они прижимаются друг к другу достаточно тесно, чтобы Тим мысленно закрыл вопрос своей сексуальности у себя в голове, поставив себе твёрдый зачёт. Очень твёрдый, очень. * Тимоти очень не хотел размышлять о любви. Он знал, что это принесёт ему боль — возможно, такую же сильную, как разлука Элио с Оливером. Тим убеждал себя, что он просто слишком впечатлителен — в Арми каким-то чудесным образом собрались сразу все лучшие качества: красота, острый ум, сексуальность, отменное чувство юмора и талант — конечно, это ошеломляло. Он ещё никогда не встречал таких обаятельных личностей и был совершенно бессилен перед подобным магнетизмом — не влюбиться в Арми было просто невозможно. К прочим достоинствам Хаммера также наверняка шёл крепкий член, но пока Тим доступа к нему так и не получил — дальше поцелуев у них ничего не шло. Это раздражало. Выводило из равновесия полностью. Тимоти был эмоционально вымотан, ему физически была необходима эта близость — просто чтобы не сойти с ума. Хаммер доводил его до исступления как в жизни, так и в совместных сценах, и изображать фальшивую страсть и увлечённость уже не имело смысла — он и так был увлечён. Даже чуточку одержим. Сам Арми, на взгляд Тимоти, сохранял трезвость ума и рассудок чистым. Они целовались каждый вечер — Арманд был чувственным и напористым, его большие руки оказались абсолютно бесстыжими. Они балансировали на грани, но каждый раз, когда удовольствие Тимоти достигало предела и взгляд его окутывала томная дымка, Арми отстранялся и уходил к себе в комнату (следующая дверь от двери Тимми по коридору, какая ирония). Это было жестоко, как разъярённо считал Шаламэ. Он устал вгрызаться ночами в подушку, пытаясь приглушить стоны. Один раз он всё же не сдерживает надрывное «А-р-р-р-р-м-и», перекатывая буквы на языке с чувством и наслаждением достаточно громко, чтобы получить в ответ издевательское сообщение «Ты меня звал?» почти мгновенно. Тимоти швыряет телефон в стену, практически рыча. Он никогда не узнает, что в тот день Хаммер был как никогда близок к тому, чтобы переступить черту.Часть третья, в которой размышления уступают чувствам
Когда съёмки начинают подходить к концу, вся съёмочная группа в той или иной степени на взводе из-за этого. У них выдаётся немного свободного времени в середине дня для отдыха, и Тимоти не находит ничего лучше, чем занять себя у бассейна, освежаясь в воде. Арми ожидаемо приходит к нему. Тим разглядывает его плавки — точь-в-точь как у Оливера — яркие, короткие и вызывающие. Арми прыгает в воду, создавая много шума. Тим поправляет очки — точь-в-точь как у Элио, радуясь, что его бесстыдный взгляд скрыт от кого бы то ни было. — Сегодня наконец нет дождя, — Арми подплывает к нему, ослепляя своей улыбкой. Пижон. — Хороший денёк, да? Тимоти фыркает и брызгает в Хаммера водой, прямо в улыбающееся лицо — так хочется стереть это праздное выражение. — Серьёзно, будем говорить о погоде? — А о чём ты хочешь поговорить? Арми посмеивается, нисколько не обижаясь на ребяческие выходки Шаламэ. Тим снова заслушивается этим звуком — интересно, есть определение данному фетишу? Он щурится и открывает рот, но не находит, что сказать. В последние дни отношения между ними неуловимо изменились — напряжение словно достигло пика. Тимоти пытается избегать Арми, насколько это вообще возможно, когда вы снимаетесь в совместном проекте. Ну, то есть практически безуспешно. Он прячется вечерами в собственной комнате, закрыв дверь на замок, ссылаясь на усталость. Нервозность никак не сказывается на его актёрской игре (возможно, даже добавляет больше надрыва), поэтому никто не задаёт ему неудобных вопросов. Кроме Арми, конечно же, ведь он хороший друг. Наверняка, также хороший муж (даже не смотря на все эти шалости) и безусловно, отличный любовник. Тимоти понимает, что никогда не сможет лично проверить ни один из этих пунктов (особенно второй, ха), поэтому отмахивается от расспросов и каждый раз сбегает куда-нибудь под самым нелепым предлогом. Сейчас бежать ему было некуда. — Ни о чём. Арми перестаёт улыбаться. Тимоти кажется, что если он даже просто коснётся его, то мир рухнет ему на голову. Поэтому он отворачивается и бестолково имитирует руками движение в воде. — Что происходит, Тим? Тимоти не знает, как ответить на этот вопрос, чтобы не упасть в грязь лицом хотя бы в собственных глазах. «Я люблю тебя?!», — нет, это и так слишком очевидно. «Я не смогу без тебя», — ещё хуже, в стиле какой-нибудь мыльной оперы. «Ты изменил меня, я теперь не знаю, кто я такой!», — ещё одна нелепая драма. «Я хочу тебя», — самый безобидный и честный вариант, но, наверное, трепаться о сексе сейчас будет не очень уместно, да? Арми касается его плеча, и мир остаётся на своём месте. — Я не знаю, что тебе сказать. Мне плохо. Я боюсь всё разрушить, хотя рушить совершенно нечего. Прости меня. Арми обнимает его. В его объятиях всегда сквозит тепло и радушие, но в этот раз Тим ощущает что-то ещё. Он не хочет обманываться, поэтому старается не думать о том, что их объятия так похожи на объятия настоящих влюблённых. — Если бы я мог, я бы поцеловал тебя сейчас. Тимоти не злится, что Арми использует слова Оливера против него. * Мир всё-таки рушится. Тим читает старый томик французской поэзии, который он находит у Луки в небольшой библиотеке, когда Арми вновь приходит к нему спустя один тоскливый вечер. Он выглядит не таким, как обычно — слишком серьёзный и задумчивый. Тимоти хочется его встряхнуть, возможно, даже слегка укусить. — Привет, — Хаммер обходит комнату и садится в кресло. — Развлекаешься? Тим ведёт плечом и вскидывает взгляд поверх книги — он прочитал одну строчку уже семь раз с того момента, как Арми зашёл в комнату, но так и не понял и слова. Хотя, возможно, Малларме* просто был слишком сложен для его понимания (нет). — Ага, вроде того. — У меня есть вино, хочешь выпить? Тимоти хочет ответить, что вино тут есть у всех. И что не обязательно было приходить лично, вполне хватило бы написать. Но все колкости застревают где-то в глотке, когда Арми облизывает губы. Он делает это совершенно без какого-либо сексуального подтекста, просто от духоты, но Тим замирает, очарованный увиденным. — Пошли. Шаламэ бросает книгу на кровать. Ему никогда особо не нравился символизм. Вино действительно хорошее. Не то чтобы Тим был особым ценителем, но оно приятно прокатывается по языку, оставляя сладко-терпкое послевкусие. Арми перестаёт быть странным спустя два бокала. Спустя три собственных Тимоти понимает, насколько была плохая идея напиваться с ним наедине. Казалось бы, ничего нового, они довольно часто пили вино после съёмок. Соглашаясь, Тим не учитывает лишь один факт — он изголодался. И вечным этот голод просто не может быть. В какой-то момент он теряет суть их разговора и даже не пытается этого скрыть, невпопад кивая головой. — Эй, я вообще-то с тобой разговариваю, — Арми смеётся. — Тимми? Тим целует его. Их губы мокрые от вина и горькие на вкус. Арми отвечает на поцелуй так, словно ждал этого весь вечер. Возможно, это было не далеко от истины. Тим изучает его лицо руками, скользит кончиками пальцев по шее, зарывается в волосы. Ему не хватает воздуха, когда Арми настойчиво касается его между ног. — Тимми, — Хаммер разрывает поцелуй, но не отстраняется, — я не смогу сегодня остановиться, ты это понимаешь? — Я бы не позволил тебе остановиться, даже если бы ты этого захотел. У Тимоти никогда не было секса с мужчинами. Было несколько любопытных эпизодов, но до конца он никогда не доходил по разным причинам. Когда Арми раздевает его, Тим как никогда остро ощущает себя Элио — неопытным, но таким жадным. В комнате сумрачно, мрак мягко окутывает их. Тим не боится и не стесняется, его сердце готово разорваться от восторга и трепета. Арми исследует его тело языком и пальцами, он бесстыден в своих ласках и действиях. Тимми хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Он отвечает на прикосновения дрожью и несвязной речью на французском (Хаммер находит это сексуальным на грани безумия), извиваясь по постели, позволяя делать с собой всё, что угодно. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Ты чертовски сексуален, когда вот так смотришь на меня, — Хаммер легко удерживает его за волосы, заставляя сгорать от этой грубой силы. — Попроси меня, Тимми. Тимоти смотрит расфокусировано. Его взгляд плывёт, он притягивает Арми ближе и отзывается жарко, прижимаясь всем телом в ответ: — Пожалуйста, сделай меня своим. Арми исполняет его просьбу. Это оказывается достаточно болезненно и приятно одновременно — Тим захлёбывается в эмоциях и стонет несдержанно, громко. Его мокрые кудри липнут к лицу. Арми двигается плавно, наращивая темп не спеша. Он целует Тимоти в шею, переходя на искусанный влажный рот. — Ты так хорошо принимаешь меня, — шёпот обжигает сознание, заставляя Тимми звучать в ответ слишком откровенно. — Тебе нравится? Тимоти смаргивает влагу с глаз и делает движение бёдрами навстречу. Боль смешивается с удовольствием, окончательно опьяняя. Тим позволяет себе раствориться в этом безумстве. Он подумает обо всём завтра (а, может, вообще никогда). — Я люблю тебя. Он всё же говорит это. Выходит вполне естественно — что он мог ещё ответить на этот идиотский вопрос? Арми улыбается. — Я знаю. Они не спят всю ночь. Тимоти отрубается прямо на сбитых простынях, абсолютно опустошённый во всех смыслах этого слова. Арми закуривает в кровати, рассматривая его безмятежное спящее лицо. Почему он чувствует себя так непозволительно хорошо для человека, который только что вступил в бездну?Часть четвёртая, в которой Тимоти осознаёт себя
Утром Тимми ожидаемо чувствует себя уязвлённым. Хмель от вина и страсти проходит, оставляя место осознанию случившегося. Какого чёрта вчера произошло? Разве секс с Арми не должен был остаться плодом его несбыточных мечтаний? Он что, признался в своих чувствах (ещё и так нелепо)? Что им теперь делать? Вопросы обрушиваются непослушным роем. Тимоти выскальзывает из комнаты бесшумно, сбегая к себе. Душ смывает пот и засохшую сперму, освежает чумную голову. Как бы он не пытался возненавидеть себя, Арми, он не может этого сделать. Наверное, он поганый человек, да простит его Лиз. Правда, это волновало его мало, если быть откровенным. Простит ли его Арми — вот что было действительно важно. Тим не знал ответы на эти вопросы, но знал, что будь у него выбор, он не изменил бы ровным счётом ничего. Это было правильно. Это было то, чего он желал всем своим естеством. Даже если он будет гореть за это в аду, оно того стоило. Тимоти не совсем готов к тому, что Хаммер стучит к нему в дверь перед завтраком. Он впускает его в комнату, пряча глаза. Что же, немного неловко, стоит признать. Тим ожидает услышать что-то вроде «Это было ошибкой, мне очень жаль» и прочее претензионное дерьмо, но вместо этого Арми целует его. От него пахнет табаком и свежим одеколоном (бергамот и что-то ещё). Тимми заводится моментально, в этом с Элио они очень похожи (как и во всём, да?). — Нам надо идти, — Шаламэ звучит задушено. Хаммер приспускает его шорты и сжимает член без каких-либо прелюдий. — Мы опоздаем. — Т-с-с, помолчи. Тимоти подчиняется. Пожалуй, выяснение отношений оказалось не таким страшным, как он себе представлял. Арми берёт его прямо у двери, развернув лицом к стене. Тим кусает свои и так истерзанные губы до крови, пытаясь быть тихим (очередной провал). * Они не обсуждают случившееся. Не обсуждают то, что происходит дальше. Всё нарастает точно также, как в их фильме — страсть сжирает их целиком. Тим открывает в себе различные таланты, о которых, пожалуй, лучше никому не знать (кроме Арми, конечно же). Когда по сценарию ему нужно заплакать в паре сцен, им не приходится прибегать ни к каким актёрским штучкам. Время утекает, словно вода сквозь пальцы — быстро и безвозвратно. Съёмки заканчиваются, заставляя Тимоти наконец столкнуться с реальностью, которую он так упорно игнорировал в последние дни. Ожидаемо, это разрушает его. Лука предсказуемо устраивает прощальный вечер. Вино льётся рекой, музыка наполняет людей до краёв. Все вокруг пьяны и беззаботны. Тим слоняется по вилле, болтая с каждым. Они сталкиваются с Арми в саду, и ему очень хочется сделать что-то глупое, поэтому он занимает руки бокалом, дабы избежать всяких странных ситуаций. — Привет, — голос Арми звучит тепло. — Ну как, наслаждаешься вечером? Тимоти делает глоток, мысленно надеясь захлебнуться. Он борется с иррациональным желанием сказать что-то жутко сентиментальное и терпит полное поражение. — Завтра днём я буду уже в Нью-Йорке, а ты со своей семьёй. Так странно, правда? Тим злится на себя, потому что его голос дрожит. Он глотает часть букв и наверняка звучит очень жалко. Несмотря на это, он продолжает говорить то, чего не должен был. — Хотя, в этом нет ничего странного. Всё так и должно было закончиться, верно? Странным было ожидать чего-то другого. Но я почему-то ожидал. Глупо, да? Тим не даёт Арми вставить и слова. Он делает ещё несколько отчаянных глотков, пытаясь утолить свою внутреннюю жажду. Никому вокруг нет до них никакого дела. Огни от свечей причудливо скользят по их лицам. — Я знаю, что не имею права злиться на тебя. И я не злюсь, правда. Это были прекрасные дни, и я благодарен тебе за то, что ты позволил мне любить тебя, прикоснуться к тебе, стать частью тебя. Я никогда этого не забуду. Вино заканчивается. Тим переступает с ноги на ногу и всё же находит в себе силы наконец заткнуться и замолчать. Куда бы теперь сбежать? Хаммер ставит свой бокал на один из небольших столиков, расставленных по всему двору. Он выглядит таким… умиротворённым? — В этом нет ничего странного, — голос Арми звучит ещё теплее, укутывая израненную душу Шаламэ. — Нет ничего странного в том, чтобы влюбиться в кого-то и желать быть с ним. Я не позволял тебе любить себя, Тимми. Я сам любил тебя, и я не собираюсь отказываться от этого. Тимоти же отказывается верить услышанному (он не настолько пьян и глуп, окей?). Он замечает Майкла Стулбарга с одним из их продюсеров, разговаривающих не так далеко от них, и, осоловело сморгнув, молча уходит к ним. Арми остаётся пить вино в одиночестве. Его губы по-прежнему хранят улыбку. Все расходятся далеко за полночь. Тим болтает с Эстер и даже провожает её (ладно, теперь он уже достаточно пьян для всего). Вернувшись в свою часть дома, он нерешительно замирает на этаже. Поразмыслив долгие пять минут, Тимоти приходит к мнению, что это их последняя ночь тут, в Крема, и он имеет полное право украсть её (или испортить всё окончательно, как вариант). Он входит в чужую комнату без стука. Арми стоит у открытого окна и курит. Ветер непринуждённо треплет его волосы. — Я ждал тебя. Арми не двигается, но голос его всё также звучит очень нежно. Тим кивает, кутаясь в безразмерный свитер, накинутый на рубашку — рассвет в Италии по-настоящему колкий. — Как видишь, я тут. Хаммер тушит сигарету и наконец оборачивается. Его взгляд пробегает по Тимми мягко, вынуждая сердце Шаламэ болезненно сжаться. Прощания всегда такое дерьмо? — Хорошо провёл время? Тим ненавидит, когда Арми делает это — мастерски игнорирует истинную причину их разговора, заводя болтовню на отвлечённые темы. Эти искусственные беседы всегда заставляют его злиться. — Вполне, — Тим слышит, как ломается его голос. – А ты? — Тоже. Это был потрясающий вечер. Мне сентиментально немного грустно. Всё так глупо. Тимоти падает на кровать тряпичной куклой, позволяя себе вдохнуть полной грудью запах постельного белья. Простыни пахнут цветочным кондиционером и их любовью. Это немного успокаивает. Тимоти копошится, пытаясь скинуть кеды. Освободившись от обуви, он зарывается в подушки, продолжая молчать. Арми подходит к постели, нарушая его странное уединение. — Сейчас я кое-что скажу, а ты выслушаешь меня молча, не перебивая. Хаммер опускается на кровать. Тим чувствует его тепло, когда он ложится рядом. Его ладонь касается напряжённой спины Шаламэ, невесомо скользя вдоль позвоночника пальцами. Щекотно. — Я знаю, что ты чувствуешь, Тимми. И что думаешь. Ты не хочешь мне верить, но я был с тобой откровенен. Ты позволяешь мне быть настоящим. Впервые за долгое время я почувствовал себя живым. Тимоти фыркает и разворачивается. Его лицо мило заливает румянец, опускаясь на шею. Арми сгребает его в объятия, прижимая к себе. Их дыхания смешиваются в одно. — Прости, что вовлёк тебя во всё это, но не влюбиться в тебя было сложно. Ты перевернул мою жизнь, как и я твою. Это и есть любовь. Знаю, тебе страшно. Больно. Это нормально. Мы со всем справимся. В конце концов, до Нью-Йорка всего шесть с половиной часов пути — отличная возможность выспаться или прочесть новый сценарий. Тимоти несмело улыбается. Губы его мелко дрожат. Он целует Арми нежно, легко касаясь обветренных губ. Горечь в его душе немного ослабляет хватку. — Ты сделал меня другим, — Шаламэ понижает голос до шёпота и закрывает глаза. — Мне чертовски страшно, но это самое значимое, что случалось со мной. Спасибо. Арми ласково касается его лица, прежде чем поцеловать вновь.fin.
Москва, 27.05.2022