Новогодние праздники. Любовь не предлагать.

Конечно, я и раньше задумывался, что будет, если Марк захочет развестись. Что я почувствую, как переживу этот удар. И вот сейчас, когда этот день наступил, я ничего не чувствовал. Только гулкая чёрная пустота внутри. Что-то умерло, видимо, во мне. То, что я долго поддерживал в себе живым. Придумал когда-то, верил, жил этим. Но всё оказалось обманом. Всё, к чему я стремился, чего желал, чего так ждал, рухнуло в один миг. Марк прислал мне постановление суда с курьером на работу. Видимо, предполагая, что, будь я дома, у меня может случиться истерика или я что-то сделаю с собой. И что это? Забота? Ирония? Издёвка? В дверь кабинета постучали, и в проёме показалась лысая голова моего друга и ассистента Нильса. — Алекс, всё готово. Можно идти мыться, — махнул он призывно рукой, но, увидев моё лицо, подошёл к столу. — Что случилось? — Вот. Он забрал письмо из моих рук, быстро пробежал глазами по строчкам. — Ты не говорил, что Марк подал на развод. — А я и не знал. Меня сегодня просто поставили перед фактом. Даже на заседание суда не пригласили. — Вот же гнильё какое! А знаешь, и хорошо, что ты не присутствовал в этом цирке. Ты бы ничего не изменил. А вот не выдержать и расплакаться — вполне мог бы. Представь, ему радость какая. Так что всё к лучшему. — Он даже имущество поделил так, как сам решил, — отвернулся я, — оставил мне дом и половину общего счета перевёл на моё имя. — Щедро, ничего не скажешь. — Только зачем мне всё это теперь? В доме я жить точно не смогу. Продам и куплю небольшую квартиру ближе к клинике. — Вот и правильно. Мне ваш домище никогда не нравился. Гроб, блин. Вот честно. Прости. И ты с ума сошёл? Как это — зачем тебе деньги? Да жить в своё удовольствие! Для себя, понимаешь? А то днём и ночью только и слышно было — Марк то, Марк сё, Марк сказал, Марк хочет. Теперь хоть белый свет увидишь. — Ладно, — махнул я рукой, забрав письмо и кинув его в ящик стола. — Пойдём уже, и так задержались. — Ты уверен, что сможешь оперировать в таком состоянии? — Абсолютно! Ещё из-за какого-то альфы голову терять. Не дождётся! — А вот такое настроение мне нравится! Плановая операция по замене аортального клапана прошла спокойно, больше на сегодня ничего не было назначено. Но домой я пойти не смог, остался ночевать в клинике. Заварил вкусный травяной чай. До позднего вечера слонялся по отделению, помогая дежурантам, закончил наконец работу на сертификат, просмотрел пару обучающих программ. Лёг, крутился час с боку на бок и понял, что не усну. От себя не убежать. От мыслей, воспоминаний о прошлом, которое только вчера было моей жизнью. А теперь исчезло. Я остался без мужа, без семьи, без надежды. Один. Будто и без сердца вовсе. С Марком мы были знакомы ещё с детства. Садик вместе, потом школа. После разошлись по разным универам, но настолько привыкли друг к другу, что состоявшаяся на втором курсе свадьба не стала ни для кого неожиданностью. У нас было всё, что мы могли пожелать. Не было только одного. Детей. Сколько бы мы ни старались, что бы ни делали — ничего не получалось. Лучшие врачи и клиники. Несколько ЭКО. Ноль. За десять лет я так и не смог выносить ребёнка. И суррогатные папы тоже. В матке оплодотворённые яйцеклетки просто переставали развиваться. В одном НИИ долго и тщательно обследовали сданный мной материал и в конце концов пришли к выводу, что мои яйцеклетки дефектны на генетическом уровне. Я дефектный. Вот так. Марк был всегда терпелив, тактичен, окружал заботой и поддерживал. Но год назад, став главой центрального офиса Юго-Западного банка, начал меняться. Маленькие звоночки сначала не сильно тревожили. Он задерживался на работе, сменил фитнес клуб, нередко бывал раздражительным или задумчивым. Поездки на природу, спа с коллегами, новые друзья стали беспокоить уже не на шутку. А потом появился он — запах. Едва уловимый поначалу, аромат мёда и зелёных яблок постепенно становился всё ярче. Въелся в его кожу, волосы, одежду. Марк мне изменял. В этом уже не было сомнений. И это были не одноразовые интрижки и не мальчики по вызову. Это была постоянная связь. Но я молчал, делал вид, что ничего не замечаю. Я боялся. Как я останусь один? Да и со временем, может, ему надоест? Ведь семья — это самое важное. Ведь мы пара! Но со временем стало только хуже — Марк совершенно перестал даже мало-мальски шифроваться. Думаю, он специально провоцировал меня на конфликт. Хотел, чтобы я не выдержал, устроил скандал, и у него появился бы повод уйти. Хотел сделать всё моими руками. Просто и быстро. И сделал. Выбрал день, когда у меня вот-вот должна была начаться течка, зная, что, несмотря на гормональные препараты, моя нервная система крайне нестабильна в эти дни, как у всех омег. Появился дома лишь к полуночи, принёс свежие булочки с мёдом и бутылку белого вина. Я просто обалдел от такой наглости. Мы стояли напротив друг друга, а между нами на столе — коробка с выпечкой. Я сглотнул накатившую тошноту и, посмотрев на него, заметил немного выбившуюся из-под ремня мятую рубашку, влажные волосы и свежий засос над ключицей. — Никогда больше не приноси домой эту гадость, — прошипел я, скривившись, — ненавижу мёд! Он вдруг схватил коробку и швырнул в стену, туда же отправилась и бутылка, брызнув осколками и содержимым по кухне. — Алекс! — не поднимая головы, он стал пятиться прочь от меня. — Я больше так не могу! Не могу! Прости… Марк выбежал из дома, послышался шум двигателя его машины, ворота открылись, выпуская его. И всё. Больше я его не видел. Он даже не приехал забрать свои вещи. Документов в сейфе не оказалось. Видно, уже давно всё подготовил. Трус. Какой же трус! Я уткнулся носом в подушку и зарыдал. Всё то, что копилось долгие месяцы внутри, выходило наружу, обжигая лицо, выворачивая душу наизнанку. И пусть! Пусть катится ко всем чертям! Я тоже так больше не могу. Хватит! Уснул я только под утро, выплакав, похоже, все слёзы и всю обиду. На Марка и на свою непутёвую судьбу. — Привет, братишка! Как ты? Я действительно был рад видеть этого мальчишку. Тем более таким счастливым. — О, Алекс, ты просто не представляешь, насколько здесь чудесно! И природа, и океан, и солнышко, и еда! Я кайфую! Счастливое лицо моего младшего брата сияло с экрана ноута. На Бали они с мужем уехали неделю назад, но у него только сегодня нашлось время, чтобы пообщаться по видеосвязи. Да это и понятно. Любимый рядом, столько новых впечатлений, и токсикоз наконец-то перестал мучить, можно есть, что захочется. А уж покушать он любил. Срок беременности был ещё небольшой, да и энергия всегда била из Эрика ключом. Он уже успел, наверное, пол-острова излазить. — Тебе обязательно нужно здесь побывать! Ты обретёшь мир в своей душе. Я точно тебе говорю. Это волшебное место! — Эрик, звучит, как дешёвая реклама от туроператора. — Бука ты. Братец, у меня сердце за тебя изболелось! Нельзя же жить одной работой, хоть и любимой. Светя другим, сгораю сам. Я помню. Но не надо так, пожалуйста! Ты же высох уже, одни глаза остались! Я всегда был высоким и худощавым, а сейчас, на нервах, действительно растерял последнее. Ещё и волосы постриг, оставив короткий ровный ёжик. — И что ты предлагаешь? — Посмотри мир, путешествуй. Просто отдохни. Сделай что-то приятное для себя. Только для себя, понимаешь? Жизнь не остановилась после развода. — Ты же знаешь, у меня операции на год вперёд расписаны. Я не могу. О, нет! — я дёрнулся к экрану, видя, как он закрыл лицо руками. — Эрик, не плачь, пожалуйста! Тебе нельзя сейчас. Подумай о малыше. Ладно, я обещаю, что возьму отпуск в Новый год и поеду куда-нибудь. — Обещаешь? Точно? — слёзы тут же высохли, и он улыбнулся, показывая, что обнимает меня. — Точно. — Смотри, я запомню! Вот же манипулятор! Эрик тоже был омегой. Он родился раньше срока, с врождённой патологией тазобедренных суставов, был маленьким и хрупким. Конечно, все его любили, лелеяли и носили на руках в прямом смысле слова. И я его любил безмерно и всегда заботился. А вот характером Эрик пошёл в отца, рос упрямым и сильным. Благодаря ежедневным упражнениям смог ходить сам. Обучался дома, папа старался развивать его разносторонне. Цепкий аналитический ум и феноменальная память сделали его одним из лучших юристов в городе. А доброе сердце и чистая душа подарили замечательного супруга. — Слушай, здесь так много интересных людей живёт со всего мира. Ты себе не представляешь! Духовные практики, йога, медитации. Я занимался. Потихоньку. И продолжу. Мне очень зашло. И нам рекомендовали одного человека, он здесь давно живёт. Он таролог. — Кто? — Ну, карты таро, знаешь? — Боже, Эрик, ты веришь в эти гадания? Это же обман, махинации. — Ты меня дослушай, неистовый мой. Я у него был. Говорил с ним. Поначалу да, он раскладывает карты. Но потом… Это что-то невероятное! Он будто в душу мне заглянул. Все мои страхи показал и ошибки. Это нечто! — Не знал, что ты чего-то боишься. — Не перебивай меня! Я попросил его пообщаться с тобой. И это мой тебе подарок на днюху. Даже не обсуждается. Напиши ему. И если откажешься — я обижусь. Сильно. Поверь, тебе это необходимо! Ой, Дрю зовёт. Я побежал, мы едем в обезьяний лес. Люблю! Целую! — И я тебя! Ох, мелочь противная. Подарок. Приятно, конечно. Даже представить себе не могу, что из себя представляет таролог. У меня одна ассоциация с гаданиями на картах — цыгане. И раскинет он, и разложит благородных своих королей. Я полез в интернет смотреть, что такое таро. Хммм… Ладно, мозги тоже надо иметь, чтобы интерпретировать карты по запросу. Да и не тот человек Эрик, чтобы восторгаться кем-то на пустом месте. Мужчина на фото в инсте показался мне очень интересным. Русые волосы забраны в аккуратный пучок на темечке, открытый взгляд больших серо-зелёных глаз, спокойное лицо без морщинок, хотя и понятно, что далеко не юноша. Даже через экран чувствовалась исходящая от него мощная сила. Интересно, кто он — альфа или омега? И какой у него голос? Что ж, зацепил, не скрою. Написал ему сразу же, он ответил в течение часа, мы определились со временем. Поймал себя на мысли, что немного недоволен тем, что придётся ждать неделю. Хотелось бы раньше. Сам от себя не ожидал такого. Прошёл на кухню, налил сока из холодильника. Как же хорошо в моей новой квартире! Совсем небольшая, с одной спальней, гостиной и маленькой кухней. С отделкой в светлых тонах, большим диваном со множеством подушек, пушистым ковром на полу. Всё, как я люблю — тепло и уютно. Цветы я сам тщательно выбирал в магазине, и папа подкинул ещё вагончик. Правда, поплакал у меня на плече, увидев более чем скромное жилище известного кардиохирурга, но ни слова не сказал. А зачем мне больше? Одному. Не сказать, чтобы я сильно волновался перед разговором с тарологом, но… Вам знакомо это ощущение, когда понимаешь, что так дальше нельзя, но что-то менять до невозможности стрёмно. А может, лучше потихоньку, вяленько, не особо в кайф, но давно знакомо и не страшно? Без сюрпризов, так сказать? Я теребил в руках карандаш, то и дело поправлял волосы, оттягивал ворот поло. В общем, нервничал. И вот час икс настал. На экране ноутбука появился он. Мы поздоровались, представились. Да, голос как я и ожидал, просто завораживающий — глубокий, низкий. — Итак, Алекс. Что вы хотите узнать? Сформулируйте вопрос. — Да я, собственно… — Ну и что я мямлю? Вот же засада. О чём его спросить? — Знаете, как-то и не думал об этом, — признался я. Захотелось быть открытым с этим человеком. Так будет правильно. — Вы на перекрёстке жизни, как я понимаю. Прошлого не вернуть, а куда дальше идти — неизвестно. — Да, так и есть. Меня бросил муж, и теперь… Я не знаю, зачем и, главное, как жить. — Расскажите. Я не успел сказать и нескольких фраз, как он поднял руку. — О чём вы мечтали, когда были юношей, Алекс? Он выслушал меня и вздохнул. — Хммм. Знаете, а ведь на этой красивой картинке я не вижу вас. Есть малыш, счастливый альфа, красивый дом. Но вас — нет. — В смысле? — Вы пытаетесь сделать счастливыми всех вокруг. Родителей, брата, мужа, своих пациентов. А как же вы сами? Постоянно испытывая чувство вины за то, что не можете оправдать чьих-то надежд, разве можно стать счастливым? Вы думаете, ваш муж ушёл от вас потому, что вы не смогли родить ему ребёнка? — Ну да. — А он предлагал вам усыновить малыша после очередной неудачной попытки? Вспомните. — Да, предлагал. Он сказал, что больше не может видеть, как я мучаю себя. Просил остановиться. — И что же вы? — Но я так хотел, чтобы у нас был свой ребёнок! — В погоне за идеалом вы забыли, зачем стремились достичь его, Алекс. В чём была ваша цель? Помните? — Да, — задохнулся я, когда вдруг пришло осознание того, что он сказал. — Простите себя. Все мы совершаем ошибки. Не воспринимайте сегодняшнее ваше одиночество как наказание. Всё, что случается, приводит в итоге к лучшему, поверьте мне. Посмотрите на себя. Посмотрите вокруг. Остановитесь на минутку и посмотрите. Пойдите в парк, погуляйте у озера, подышите. И подумайте. Что приносит вам удовольствие? Радость? Побалуйте себя. Поезжайте в отпуск. Сходите в оперу. Запишитесь на уроки вокала или живописи. Встретьте рассвет в горах и сделайте лучшие в своей жизни фотографии. Научитесь кататься на коньках. Вы добрый, светлый человек. Научитесь любить себя, принимать таким, какой вы есть. Полностью. Вы не обязаны быть идеальным. Сыном, мужем, человеком. Примите себя, и счастье обязательно наполнит вас до самых краешков. Его будет столько, что и всем вокруг хватит. Я тихонько плакал, беспомощно утирая ладонями бегущие по щекам слёзы. Как же мне было себя жалко! Сколько лет, сколько лет я просто ломал себя в угоду другим. Был всего лишь чьей-то тенью. — Всё происходит не случайно, Алекс. Всё было нужно, чтобы здесь и сейчас вы поняли и осознали себя и ваш путь. Пора начинать новую жизнь. Вот прямо с этой минуты. Слышите? Прямо сейчас у вас начнётся совсем другая жизнь, — проговорил он медленно, чётко выделяя каждое слово. — И кстати, карты говорят, что перед Новым годом вам поступит очень интересное предложение. Не вздумайте от него отказаться! — Что? Какое предложение? — растерялся я, всё ещё продолжая всхлипывать. — Будете на Бали, Алекс, милости прошу в гости. Он подмигнул мне, поднял руку, прощаясь, и отключился. Папочки родные, что это вообще было? Что он сотворил с моей головой? Я будто перепрыгнул во времени и пространстве. Вышел из давящего, тёмного прошлого на светлый, залитый солнцем новый путь. И оглядываться мне совсем не хотелось. Что там он предлагал? Коньки? Вокал? Рисовать? Пожалуй, выберу последнее. Всегда хотелось. — Доктор Уайт, срочно пройдите в шестую операционную! Доктор Уайт! — Что там? — через полминуты я уже забегал в оперблок. — Пациент после ДТП, оперировали открытый перелом бедра. И тут ТЭЛА, фибрилляция и остановка. Качаем, — встретил меня на входе медбрат. Подлетев к столу я увидел, что коллеги не ошиблись: верхняя половина грудной клетки, шея и лицо мужчины были синюшного цвета. — Lucasне снимать, перевозим на мониторе в кардиореанимацию. Нильса и Хантера срочно ко мне! Наша операционная — мой дом родной. — Всем выдохнуть, ребят, и успокоиться. Работаем в штатном режиме. — Я спокойно обвёл взглядом свою команду. — Спасём сердце — спасём жизнь. Хантер, на сонные, Нильс, берёшь правое бедро. Я зайду слева, выше лигатуры. Линдс, следи за давлением в системе. Марти, как подключимся, вводи релаксанты. Спиной чувствую, как разрядилась атмосфера в зале. Такие экстренные операции для нас редкость. Ну что ж, поехали. Готовим все для ЭКМО. Один насос будет перегонять кровь за сердце, другой — наполнять лёгкие воздушной смесью. То есть полностью искусственно поддерживать жизнь. А я пока посмотрю, что и на каком уровне перекрыло сосуд. Всё-таки это оказался тромб в крупной левой лёгочной артерии. Убрал я его быстро и аккуратно. Просмотрел заодно всё сердце, поставил ещё два стента в склерозированные сосуды. Раз уж залез своим любопытным носом, так сделать надо всё хорошо. Знаю, что самоуправство. Понятия не имею, есть ли у этого бедолаги страховка. Но на этот случай у меня имеются свои заначки. Разберёмся. Через час постепенно перевели пациента на самостоятельное кровообращение. Травматологи ещё час доделывали свою работу под нашим присмотром. Ну что же, теперь можно и расслабиться. Живой! Ради этого мы и работаем. Пару раз в течение дня я заходил в палату посмотреть на него и проверить результаты анализов крови, которые брали каждые два часа. Всё спокойно. Тромбоциты в норме, тропонины тоже. Ближе к вечеру в коридоре на меня налетел молодой человек с растрёпанными волосами и с халатом, зажатым кульком под мышкой. Извинившись, он попытался проскочить в закрывающиеся двери отделения реанимации. — Стоять, — схватил я его за шиворот и потянул назад. — Вам туда нельзя. — Но мне очень нужно. Понимаете, у меня отец там. Будучи на полголовы меня ниже, он смешно размахивал руками, пытаясь вырваться из моей крепкой хватки. — У вас есть пропуск? — Что? Какой пропуск? Двери окончательно захлопнулись, и он с тоской посмотрел на них. Я отпустил его не без опасений. Вдруг ещё что-нибудь выкинет? — Лечащий врач вашего отца должен выписать пропуск на ваше имя. Это первое. И второе — время посещений строго с одиннадцати до трёх. Вы опоздали. — У меня ничего нет. Понимаете, днём отец попал в аварию, его привезли сюда, а потом у него что-то случилось с сердцем. Мне надо было найти, с кем оставить детей, и я смог приехать только сейчас. Он тараторил негромко, продолжая неуклюже размахивать руками. — Послушайте, я знаю, о ком речь. Я только что был у вашего отца. Сейчас с ним всё хорошо. Ногу прооперировали. С сердечком тоже всё норм. Он будет спать до утра. Вас сейчас всё равно туда никто не пустит, поэтому успокойтесь и езжайте домой. А завтра у охраны вам выдадут пропуск. И в первую очередь советую поговорить с лечащим врачом. Вы всё поняли? Идите. И я подтолкнул его к лестнице. Он обречённо вздохнул, ещё раз оглянулся на матовые двери, казавшиеся неприступными воротами в замок дракона. Развернулся резко и зашагал прочь. Переживает, это понятно. Вот и ведёт себя не как взрослый альфа, а… Я даже тормознул немного. А ведь правда альфа. Правда, совсем не типичный с виду. Невысокий, полноватый, с мягкими чертами лица и большими, наивно распахнутыми глазами. И пах он чудно́ — топлёным молоком и кардамоном. Классное сочетание, даже на мой притязательный нос. У меня самого, к сожалению, запах так и не появился, ни после первой течки, ни позже. Дефектный, что ж поделать. Марк шутил, что я идеальный омега — пахну мужем. Даже метку ставить не надо. Но мне было обидно. Почему так именно со мной? Зато чужие запахи я слышал идеально, даже самые слабенькие, и мог уловить каждую нотку. Я поднёс к лицу руку, которой удерживал парня, и вдохнул поглубже. Ну надо же, ещё и жареные кофейные зерна. Идеальное сочетание! После развода я стал часто брать дежурства, как обычный кардиолог. Не из-за денег, конечно. Просто мне нравилась ночная больничная жизнь. В это время здесь особенная атмосфера. Нравилось заглядывать к своим пациентам, говорить с ними, прогуливаться по тихим коридорам, помогать и учить уму-разуму совсем ещё зелёных ординаторов. И пинать их, конечно, иногда, спят ведь на ходу! Хотя кто ж из нас зомби-студентом не был в своё время? Вот и сегодня, ближе к вечеру, я спустился в травму на консультацию, попил с шебутными хирургами кофейку в их вотчине и уже собирался подняться к себе на седьмой, как уловил знакомый аромат. Быть не может! Что он делает в отделении скорой помощи? Я нашёл его в пустой смотровой, сидящим за шторкой тихо, как мышь. — Вы опять за своё? Здесь нельзя находиться. Почему вы не уехали домой? Он горестно вздохнул, понурив голову. — Понимаете, моя машина в ремонте, а живу я на другом конце города. Пока доберусь туда, будет уже глубокая ночь, а чтобы сюда успеть обратно утром, то придётся вставать в пять. Какой смысл туда-сюда мотаться? Я же здесь никому не мешаю, посижу до утра. Тут чуть-чуть всего осталось. Он опять говорил в своей манере — быстро и без пауз. Только что руками не жестикулировал. — Если вас здесь найдёт охрана, то, скорее всего, вызовет полицию. — Что? Ужас какой! Ладно, тогда найду какое-нибудь кафе поблизости, посижу там. Спасибо, что предупредили и охрану не вызвали. Извините меня. Я заметил красные припухшие глаза, синие тени, залёгшие под ними. Вот ведь жизнь. Дети у кого-то остались, неизвестно, что с отцом, машина сломалась. Как всегда, всё одно к одному. Надо было с этим чудиком что-то решать, иначе он до утра ещё что-нибудь натворит. — Стойте. Не надо никакого кафе. Я дежурю сегодня, побудете в моём кабинете, всё равно я там редко появляюсь. — Что вы, доктор, не надо. Не по-людски это. Вам самому отдохнуть, может, выпадет время, а тут я. — Не переживайте, места у меня достаточно. Главное, чтобы вы не храпели. — Я не храплю. Хотя бывает иногда, но только на спине. Если что, вы меня толкните, и я сразу на бок повернусь. На боку точно не храплю никогда. Вот же трещотка! — Как вас зовут? — Майкл Сноу. А вы Алекс. Он указал на мой бейдж. — Угадали. Я улыбнулся и повёл его наверх. В кабинете выдал подушку и плед, поинтересовался, не голоден ли. По тому, как рьяно он начал отнекиваться, понял, что, конечно, голоден, и пошёл клянчить у медбратьев каких-нибудь бутеров и кружку чая. А когда через пять минут вернулся, мой гость уже спал, свернувшись в клубочек под пледом. И почему, интересно, меня всё время тянет улыбаться, когда я на него смотрю? Всё в нём притягивало. Вьющиеся каштановые волосы, густые ресницы, короткая бородка, крупные ладони с аккуратными недлинными пальцами, едва заметная хромота. Ну какой из него альфа? Такая мякушка тёплая. Особенно сейчас, когда спит, тихонько посапывая, чуть приоткрыв рот. Интересно, сколько ему? Наверняка не больше двадцати пяти. Совсем ещё мальчишка. Я оставил свою добычу на тумбочке рядом и, погасив свет, вышел. Дежурство, как я и ожидал, выдалось насыщенным. На стадионе в соседнем квартале проходил матч двух известных хоккейных команд, и последствия дружеских споров болельщиков мы разгребали всю ночь. А заглянув к себе уже под утро, я обнаружил лишь свёрнутый плед и записку на столе. «Спасибо вам большущее, доктор, от всей души! Мне очень хочется вас отблагодарить. Могу в подарок нарисовать ваш портрет. Да что угодно могу для вас нарисовать. Вот моя страничка на фейсбуке и телефон. Обращайтесь, если надумаете. Буду очень рад! Майкл». Я покрутил записку в руках, присел на диван, вдыхая аромат кофе и специй, пропитавший всё вокруг, и подумал — почему бы и нет. С Майклом мы сталкивались в больнице ещё несколько раз. Отец его быстро шёл на поправку, про критическое состояние во время операции ему рассказали без подробностей. Предупредили о стентах в сердце и о препарате, который ему придётся принимать в течение года. Только попрощавшись с Майклом при выписке, я понял, что хочу снова его увидеть. И детей, и их дом. Хорошо, что для этого теперь у меня есть повод. Жили они и правда очень далеко от больницы. В южном пригороде. Двухэтажный небольшой домик, оплетённый тонкими нитями разноцветных электрогирлянд, со смешными ставнями на окнах, флюгером на крыше и заботливо укрытыми на зиму кустами в палисаднике, был больше похож на жилище фей. Во дворе — небольшая детская площадка с деревянными фигурками сказочных героев, раскрашенных яркими красками. Большой снеговик с носом-морковкой и два маленьких рядом. Как же здорово! — Алекс, здравствуй. — Майкл крепко пожал мою руку. — Я так рад тебя видеть! Давай пальто, а сумку лучше взять с собой. Лекси может утащить поиграть. Это наш ретривер. Дети сегодня остались со мной, Джек засопливел, а Рик без него никуда не пойдёт. Но они нас не будут беспокоить. Скоро уложу их спать, и два часа в нашем распоряжении. А больше на первый раз и не нужно. Вокруг меня вмиг закружился разноголосый яркий водоворот — трёхлетки-близняшки Майкла, оба альфы, лохматый и жизнерадостный пёсель, сам радушный хозяин. И как у него получается так ловко управляться со всеми? Меня накормили супом с фрикадельками, напоили чаем с имбирными пряниками. Показали, как правильно вырезать снежинки из бумаги, продевать через середину верёвочку и привязывать за перила лестницы. Через час Майкл с трудом уговорил сыновей пойти спать, ведь папе нужно поработать. Уверил, что после они точно закажут вкусный яблочный пирог у тётушки Эстер, и мы будем все вместе пить земляничный чай. Постепенно дом погрузился в тишину, на стене тикали старинные часы. Глаза сами собой стали закрываться. Хорошо, что Майкл быстро вернулся, а то бы застал меня спящим на диване. Мы поднялись в мансарду. — Алекс, только вот, держи тёплые боты на ноги. В мастерской прохладно, не могу работать в духоте. Я всунул ноги во что-то большое и тёплое, похожее на шерстяные галоши, и закрыл глаза от удовольствия: — Чудесная обувь. — Папа называет их чуни. Ну такое себе, конечно, названьице. Он сам с севера, дома у нас много национальных вещиц сохранилось. Проходи, располагайся, а я пока всё приготовлю. Я прошёлся по большой комнате, вобравшей в себя запахи масляной краски, грунта, влажных холстов, дерева и, конечно, кофе. У стены стояло с десяток готовых работ. В основном портреты. Несколько летних пейзажей, домик, утопающий в сугробах. Все их объединяло одно. Свет. Казалось, его источает даже самый небольшой набросок. То самое душевное тепло, что переполняло Майкла, отражалось и в его работах. — Алекс, встань вот здесь, у окна, посмотри на улицу, приподними немного голову. Да, вот так. Хочу написать тебя именно таким. Я однажды увидел, как ты стоял в зимнем саду в больнице, смотрел куда-то вдаль и был таким задумчивым, грустным. Мне кажется, внутри тебя живёт какая-то боль и в такие моменты она вдруг становится заметна. Прошу простить меня, что говорю такие вещи. Знаешь, мы все носим маски. Таковы правила этого мира. Никто не хочет видеть чужие проблемы. Их не должно существовать. Этому учат с детства. Каждый заперт в своей, собственноручно созданной тюрьме. Крепче никто не построит. И только сильные потрясения заставляют нас показать своё истинное лицо. Или такое бывает, когда мы думаем, что нас никто не видит. Прости, что вот так нечаянно подглядел за тобой. Я художник, мне всегда хочется увидеть человека настоящим, раскрыть его. И знаешь… Как ты смотришь на то, чтобы сегодня снять маску? Сам от себя не ожидая, я вдруг начал рассказывать о себе. О прошлом, потерях и разочарованиях, надеждах и мечтах. О любимой работе и о том, что теперь по совету одного человека хожу в художественную школу и получаю от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Я говорил легко и спокойно, ни в чём не сомневаясь и не задумываясь над каждым словом. И в какой-то момент осознал, что уже довольно давно молча сижу перед окном и мне так хорошо! В голове ни одной мысли, на сердце никаких тревог, душа безмятежна. Меня окружают такие любимые мною запахи. И так не хочется отсюда никуда уходить! Я взглянул на Майкла. Он быстро водил рукой по бумаге, не отрывая от неё взгляда. Нижняя губа прикушена, румянец на щеках. Он был в своём мире. Такой же открытый и беззащитный, каким он увидел и меня когда-то. Я улыбнулся и вновь отвернулся к окну, через которое открывался вид на узкую улочку. Чувствовалось приближение новогодних праздников. В ранних зимних сумерках ярко вспыхивали цветные фонарики, сквозь окна домов были видны украшенные ёлки. Я заморгал, пытаясь остановить подступившие слёзы. Оказывается, никуда моя боль не исчезла. Вот она, как на ладони, только тронь. Мне недоступен этот домашний уют, семейные шумные встречи, детские голоса. Я даже собаку завести не могу. С кем она останется, когда я на дежурствах? Но что ж поделаешь, такова жизнь. Каждому своё. — Алекс, на сегодня всё. — Майкл стоял рядом, положив руку мне на плечо. Видимо, я так задумался, что и не заметил, как он подошёл. — И спасибо, что был так откровенен. Поверь, для меня это настоящий подарок. Я смутился. Правда, не знаю даже, от чего больше. От его слов или той горячей волны, что прокатилась по телу от руки альфы на моём плече. Никогда такого не чувствовал. Хотелось повернуться, обнять его крепко, прижаться, вдохнуть полной грудью волшебный аромат. Хотелось его руки в своих волосах и дыхание на коже. Хотелось его всего. Да что ж со мной творится? Я прикусил щёку изнутри, чтобы прийти в себя, и, откашлявшись, спросил, не смея даже поднять голову: — А можно посмотреть, что получилось? — Пока нет. Примета плохая. Придётся подождать годик-другой. — Сколько? — воскликнул я, взмахнув руками ничуть не хуже Майкла. Тот смотрел на меня, хитро улыбаясь. — Да шучу я. Думаю, через неделю всё будет готово. Идём вниз, ещё успеем попить чаю. Но мы так ничего и не успели. Майклу кто-то позвонил и… это было ужасно. Даже на расстоянии было слышен громкий голос, иногда переходящий на крик. Слов было не разобрать. Майкл постепенно менялся с лица, умолял не отбирать детей, говорил, что вернёт деньги, просил только немного подождать. Было невыносимо наблюдать, как от светлого радостного человека остаётся только бледная тень с потухшим взглядом. Он опустился в кресло, обхватив голову руками. Я протянул ему стакан воды, и он выпил её залпом. — Прости меня, Алекс. Мой бывший муж бывает очень… — Понимаю. Тебе нужна моя помощь? — Спасибо, я сам справлюсь. Просто боюсь, что сегодня вынужден попрощаться. Нужно срочно кое-что решить. — Хорошо. Звони в любой момент, если понадобится. И удачи. Три дня я был сам не свой, переживал за Майкла и детей. А когда уже собирался звонить ему, он пришёл ко мне сам. В мой кабинет на седьмом этаже. Растрёпанный и бледный. — Здравствуй, Алекс. У тебя есть немного времени сейчас, или мне прийти попозже? — Проходи, Майкл. Что случилось? — Беда у меня. И боюсь, что, кроме тебя, мне никто не сможет помочь. Я не хочу, чтобы ты думал, что я какой-то слабак или неудачник. Просто не понимаю, как угодил в такую ситуацию! Хотя, знаешь, я, наверное, сам виноват. Очень любил своего мужа, позволял ему всё, баловал. А когда он забеременел, то закатил такую истерику, что, я думал, убьёт меня. Я на коленях умолял его не делать аборт. Ведь он носил двойняшек! Это же чудо какое! Он уже тогда превратил мою жизнь в ад, но я ничего не замечал. Главное же — дети! Капризы, упрёки, истерики, лучшие врачи, лучшие клиники. И это учитывая то, что носил он беременность легко и без проблем. Роды в лучшем роддоме, два месяца в пансионате. А меня кормят не только мои руки. Я же не токарь и не на конвейере работаю. Через какое-то время мне пришлось отказать ему в шикарной жизни. Малышам было полгода, когда он ушёл. Развели нас быстро. С меня он ничего не потребовал, чем меня очень удивил. Вся забота о сыночках легла на мои плечи. Мой агент разорвал со мной контракт, потому что продавать было попросту нечего. А писать не было ни сил, ни времени, ни настроения. Родители тогда очень помогли. Постепенно всё выровнялось, я вернулся к работе, хоть и немного. Нашёлся новый агент, мои работы снова попали на выставку. Но тут авария, страховка отца не смогла покрыть все расходы. — Почему ты не сказал? — нахмурился я. — Алекс, ты и так столько сделал для нас. Думаешь, я не знаю про стенты из твоего кармана и льготную кардиографию? Куда ещё-то наглеть? Пришлось обратиться за помощью к друзьям и… Стиву. Если бы я знал тогда, чем это обернётся! Недавно он снова вступил в брак. Его муж — богатый, влиятельный человек в возрасте. И ему нужны наследники. Но зачем издеваться над своим организмом, как называл Стив свою беременность, если дети уже есть. И не какие-нибудь пищащие куски мяса, пачкающие памперсы, я снова цитирую, а те, что могут сами держать ложку, одеваться и даже ходят в ясли. Он всё продумал, кто бы сомневался. Я вынужден был заложить дом, так как он потребовал выплатить всю сумму, что я у него занимал. За последние три месяца у меня не купили ни одной картины, и я ума не приложу, с чем это связано. Галерея, где они выставлены, очень популярна. Он загнал меня в угол, понимаешь? Сказал, что теперь я нищий, бездомный, одинокий лузер. И ни один судья не вынесет решение в мою пользу. Я в отчаянии, Алекс. Дети — смысл моей жизни, они — всё, что у меня есть. Я и правда сойду с ума или сопьюсь, как он говорит, если их потеряю. — Я всё понял. Так чем я могу тебе помочь? — Алекс, я понимаю, что звучит это как чистое безумие. Но я предлагаю пожениться. Конечно, брак будет фиктивным. Брачный контракт пусть составят твои юристы, чтобы ты ни в чём не сомневался. Отец уже подключил всех, кого может, чтобы собрать средства и внести хоть часть залога за дом. Нужно время. Может, недели две, от силы месяц. У меня уже накопилось немало новых работ, буду продавать их самостоятельно, как раньше. Обращусь к своим старым знакомым. И ещё одно. — Он посмотрел на меня умоляюще. — Пожалуйста, Алекс, я понимаю, что прошу очень многого. Ты бы смог пожить с нами это время, чтобы это выглядело, ну… чем-то настоящим, понимаешь? На случай, если вдруг придут с проверкой из органов опеки или Стив заявится. Ты не подумай ничего плохого, я не предлагаю тебе любовь или отношения. Просто проведём вместе новогодние праздники. Конечно, мы та ещё беспокойная команда. Ты не привык к такому. Это непросто. Но мы очень-очень постараемся как можно меньше тебя беспокоить. Я сидел как громом поражённый. Да не боюсь я ничего! Фиктивный так фиктивный. Помочь отстоять детей — вот что главное! А ещё — пожить вместе в их чудесном доме. Это же просто фантастика! Мне вдруг вспомнилась фраза, которую сказал напоследок тот таролог с Бали. Про предложение под Новый год. Я улыбнулся. Даже не собираюсь отказываться. — Хорошо. Я согласен. — П-правда? — оторопел Майкл. — Правда. Завтра попробую договориться со знакомым, чтобы нас расписали в ближайшие дни. И отцу скажи, что я займу вам денег. Пусть не беспокоится. Ему нельзя нервничать. — Никак поверить не могу, что ты согласен. Майк зажмурился, качая головой. — У меня ведь никогда не будет детей, Майкл. Я понимаю, что ты чувствуешь, и буду бороться вместе с тобой до конца. У нас всё получится, будь уверен. Я видел, как ты любишь своих мальчиков, видел, как они тебя обожают. А ваш дом? Это же самое чудесное место на свете! В нём так тепло, спокойно. Я с удовольствием с вами поживу. — Спасибо, спасибо тебе! Он вдруг обнял меня, потом отодвинулся смущённо. — Прости, ты не подумай ничего такого, я просто очень тактильный человек. — Не подумаю, так и быть. — Знаешь, что удивительно? — М? — Понимаю, что отсутствие личного запаха — трагедия для омеги. — Уже нет. — Смирился? — Как и со многим другим. — А вот для меня это огромный плюс. Я страшный аллергик. К омегам подойти близко не могу, чтобы не зачесались глаза или я не начал чихать и кашлять. Постоянно на антигистаминах. А с тобой ничего. Ощущаю себя нормальным человеком! Заметил, ещё когда ночевал в этом кабинете. Я ж прилетел срочно, конечно, забыл таблетки. Ну, думаю, труба мне. А спал, как младенец. Представляешь? — Вот это да! — И не говори. Просто чудо! — Слушай, давай так решим. В ближайшие дни, пока всё не оформим официально, не общайся со Стивом. Чтобы он ничего не заподозрил. Мало ли, что у него на уме. И пусть дети будут всё время с тобой. Не стесняйся, бери их везде. Мне в радость, а на других плевать. Хорошо? Где они сейчас? — У отца. — Езжай тогда, поздно уже. Как Джек? Поправился? — Лучше уже, спасибо! Да, поеду. — Напиши, пожалуйста, как доберёшься. И будь на связи, ладно? — Ты тоже. — Пока. — До встречи. За два дня мы успели сделать всё. И даже съездить к отцу Майкла. Поначалу он смотрел на меня недоверчиво. Скажем, я бы, может, тоже засомневался в человеке, который так быстро принял предложение и ни с того ни с сего берётся помогать финансово. В течение вечера я не раз ловил на себе его пристальные взгляды. Но когда стали прощаться, он крепко пожал мне руку. Заверил, что не выдаст нас ни при каких обстоятельствах. — Берегите друг друга, мальчики. Может, Майкл сделал вид, что ничего не заметил, или это было привычное для него обращение. Но мне показалось, что пожилой альфа уловил мой интерес к его сыну. Что ж, даже если бы он открыто спросил меня об этом, я бы не стал отпираться. А вот Майклу об этом знать не обязательно. Ему сейчас и так нелегко, а тут я ещё со своими чувствами. Это было самое счастливое время в моей жизни. Я по-настоящему чувствовал себя дома, близнецы уже через два дня не слезали с моих рук, а я только и рад был. Душа пела, когда я видел эти горящие любопытством глаза, доверчиво тянущиеся ко мне маленькие ручки. Майкл сказал, что я их окончательно разбалую и они скоро будут ездить у меня на шее. Кто бы был против! О том, что будет дальше, я просто не думал. Надо жить здесь и сейчас, радоваться каждому дню. И нечего загадывать. Через неделю я вышел в отпуск. У Майкла появилось больше свободного времени, которое он мог посвятить рисованию. И его затея с продажей картин без посредников оказалась удачной. Предпраздничное время тоже повлияло. Люди охотно покупали картины в подарок. Два портрета он писал на дому у заказчиков. И работал как заведённый. Говорил, что давно не ощущал такого вдохновения и прилива сил. Но всё не вечно, все об этом знают. За два дня до Нового года поздно вечером неожиданно раздался настойчивый стук в дверь. — Майкл! Открывай немедленно! Я знаю, ты дома! Это был Стивен. — Дождались, — тяжко вздохнул Майкл. — Не бойся. Всё будет хорошо. Если что, вызовем полицию. Это наш дом. Мы собирались пойти вместе, но внезапно сверху послышался плач. — Иди, успокой детей, — кивнул Майкл, — я справлюсь, не переживай. Ничего плохого он мне не сделает. Очень не хотелось оставлять его одного с этим бешеным субъектом, но выбора не было. Плач становился всё громче. Я забежал в детскую, подхватил на руки Рика, стал укачивать, напевая песенку. Стив так орал, что было слышно даже через прикрытую дверь. — Ну здравствуй, Майки! Это что за цирк ты устроил, а? Какой муж? Где он? Покажи! Им тут даже и не пахнет! Откуда он взялся? Как у ТЕБЯ вообще мог появиться муж? Ты же урод! Посмотри на себя! Какой из тебя альфа? Колобок на ножках с вечно сопливым носом! — Стив, прекрати кричать. Ты разбудишь детей, — голос Майкла был спокойным. — И хорошо! Пусть просыпаются. Пусть всё о тебе знают! Им нужен нормальный отец, настоящий альфа, чтобы они выросли мужчинами, а не тряпками, как ты. Да ты никто! Ни в постели, ни в жизни. Просто ноль! — Стив, что ты несёшь? Ты пьян! — Я и замуж за тебя вышел только потому, что думал, ты станешь знаменитым художником. Столько было возможностей. Уехать, примелькаться нужным людям, влиться в общество. А что предпочёл ты? Рисовать тупых провинциалов, построить сказочный домик? Ты придурок, ты всё испортил! И кто, скажи мне, покупает твою мазню? Она никому не нужна. И никто не купит, я тебе гарантирую. А галерее ещё заплатишь неустойку. Ты нищий. Скоро здесь всё будет моё! Всё! Думаешь, я не знаю, что ты заложил дом? Я положил Рика в кроватку, тот уже снова спокойно спал, и сбежал вниз. Подошёл к Майклу и крепко обнял за плечи. — Немедленно прекратите кричать, иначе я вызову полицию. И покиньте наш дом. — А ты кто такой? Стивен ошарашенно смотрел на меня, снизу вверх, испуганно прижимая руки к груди. — Муж Майкла, которого якобы не существует. Уходите, вам здесь нечего делать. — Ха! Не надо мне угрожать. Скоро оба вылетите отсюда. Стив упрямо продолжал хорохориться, не замечая абсурдности своих заявлений. Мне даже стало жаль этого самоуверенного, наглого дурачка. — Вы смешны, смею вас уверить. И ваши угрозы тоже. Послушайте меня. Я скажу один раз и потом спущу вас с лестницы, имею право. Мы с Майклом женаты. Я подал прошение об усыновлении детей, и его приняли. Залог за дом внесён, и он полностью наш. Можете не сомневаться в нашем финансовом положении. Уходите. Я вовремя заметил его движение, благо занятия айкидо в своё время не прошли даром. Стив кинулся на Майкла. Конечно, на него. На того, кто меньше, слабее. На ком он привык срывать злость. Я поймал занесённую руку и вывернул за спину. — Майк, звони в полицию. — Прошу, не сто́ит этого делать, — раздался из темноты густой низкий голос, и к нам вышел высокий худощавый мужчина. — Отпустите моего мужа. Он не причинит вам вреда. — Грегори? — Стивен оглянулся, дрожа как осиновый лист. — Но как ты здесь оказался? — Следил за тобой. Мне показалось подозрительным, что ты долго говорил с кем-то по телефону, закипая от злости, а потом и вовсе сел пьяным за руль! Как оказалось, я плохо знаю тебя, душа моя. Услышал я многое, и теперь к тебе немало вопросов. Прошу у вас прощения, я не представился, — повернулся к нам мужчина, крепко перехватывая Стивена за локоть и подтягивая к себе. — Грегори Диккенс. Мы можем поговорить буквально минуту? Мне нужно выяснить кое-что очень важное. Мы переглянулись с Майклом, и он кивнул: — Да, конечно. — Жди меня в машине и не вздумай натворить глупостей, — Грегори подтолкнул Стивена на улицу, сам же шагнул внутрь и закрыл дверь. — Я прошу прощения за безобразное поведение моего мужа. Боюсь, что сам послужил этому причиной. Я безоговорочно доверял ему. Он утверждал, что вы пьющий человек, Майкл, не занимаетесь детьми, не работаете, заложили дом, вступили в фиктивный брак, лишь бы как-то сохранить возможность того, что дети останутся с вами. Об этом же говорил и мой юрист. Очень интересно, когда они успели спеться. Так меня ещё не подставляли. М-да… Расслабился, старый дурак. Хорошо, что я познакомился с вами лично. Теперь я многое могу понять. И очень рад, что вашим мужем стал такой чудесный человек, как доктор Уайт. Да-да, я знаю вас. Вы оперировали моего двоюродного брата, Джорджа Крейга, владельца картинной галереи на Джонсон-стрит. Помните? Три года назад. Обширный инфаркт. — Да, помню. Мы общаемся до сих пор, по его рекомендации я беру уроки живописи. — А теперь вопрос к вам, Майкл. Мы с братом наравне управляем галереей, и я в курсе всего, что там происходит. Ваш агент сообщил нам несколько месяцев назад, что вы вынесли запрет на продажу ваших картин. Мы к тому времени успели продать только три из них. Вы знаете, что нарушение договора грозит огромной неустойкой? — Но… — Майкл еле удержался на ногах, растерянно хлопая глазами. — Я не понимаю. Я ничего такого не делал! Уверяю вас! Агент говорил, что работы никого не заинтересовали. — Странно. На все ваши картины есть покупатели. И я думаю, они не откажутся приобрести их и сейчас, если вы измените своё решение. Вы давно работаете с этим агентом? — Около года. У меня был перерыв в работе, когда родились дети. — Кто вам посоветовал его? — Стивен. — М-да… Дело становится ещё интереснее. Скажите, Майкл, сможем ли завтра с вами посетить вашего агента? Нанесём ему сюрприз, так сказать. — Почему вы помогаете нам? — Никогда сам не обманывал людей и не терплю, когда это делают за моей спиной. Мы распутаем этот змеиный клубок, уверяю вас. Стивен ответит за всё. — Но он же… — Перестаньте относиться к нему, как к неразумному ребёнку. Он чуть не разрушил вашу жизнь и будет наказан за это. Хорошо, что я вовремя всё узнал. Моя репутация не должна пострадать. Итак, молодые люди, я желаю вам счастья. И откланиваюсь. Жду вас завтра в галерее в десять, Майкл. — Спасибо! До свидания. — Всего вам наилучшего, доктор. Вы заслужили. Лишь только дверь за ним захлопнулась, Майк подхватил меня на руки и закружил по комнате. Как только смог? — Алекс, мы богаты! Богаты! — Поставь меня, пожалуйста, на пол, я же тяжёлый, — я стал вырываться, он опустил меня, всё ещё продолжая удерживать за плечи. — Не мы, а ты. — В каком смысле? — Ну, я думаю, раз ситуация разрешилась так благополучно, то нам уже нет необходимости изображать супругов, и я со спокойной душой могу вернуться домой. Если честно, я еле сдерживался, чтобы не разреветься, но продолжал открыто и твёрдо смотреть на Майкла. Улыбка мгновенно сползла с его лица. — Алекс, как же это… Не надо. Останься, пожалуйста. Прошу тебя! — Зачем? — Тебе с нами так плохо? — Мне с вами замечательно. Ты даже себе не представляешь, насколько! Но я ведь всего лишь… — Стой! Ничего не говори. Сядь вот здесь и подожди минутку. Майкл усадил меня в кресло и умчался наверх. Я машинально принялся растирать свои заледеневшие пальцы и не мог думать ни о чём, кроме того, что настал конец. Совсем скоро я всего этого лишусь — семьи, детей, домашнего тепла. Конечно, я понимал, что рано или поздно эта сказка должна была закончиться, но как же больно. Майкл вынырнул со стороны кухни. Он был почему-то в белой рубашке и отчаянно нервничал. Потом встал передо мной на колени и взял мои дрожащие руки в свои, большие и тёплые. — Я хотел сделать это где-нибудь в романтичной обстановке, чтобы цветы, музыка и звёзды. Чтобы было красиво. Но уж теперь как есть, — он прокашлялся. — Алекс Джон Уайт, я люблю тебя и прошу стать моим мужем. С этими словами он открыл и протянул мне бархатную коробочку, в которой лежало старинное, тонкое и изящное золотое колечко с тремя небольшими зелёными камешками. Любит? Он меня любит? Господь, как же это?! Я довольно долго заливал его рубашку своими слезами, пока он не взял мою руку и, сняв простое кольцо, которое я носил со дня нашей фальшивой росписи, надел мне на палец самое настоящее. Помолвочное! — Так что ты ответишь? — Люблю тебя, Майкл Сноу. И я согласен, — вцепившись обеими руками, я притянул его к себе и поцеловал. Выдернул нас из нирваны тонкий голосок. Рик заполз ко мне на колени и, отодвинув Майкла, дёрнул за рукав: — Папочка, я пить хочу.

***

— Дорогой, я дома! Я повесил сумку на крючок и с удовольствием скинул туфли. Как же хорошо после дежурства вновь очутиться в своём сказочном домике посреди цветущих роз. У Майкла всё растёт удивительным образом. Фей, что тут ещё скажешь. — Я рад, — он вышел из кухни, вешая полотенце на плечо и крепко обнимая меня. — Ужин уже готов. Устал? — Немного. — Иди в душ. Я скоро начну ревновать, ты весь пропах какими-то левыми альфами. — Ничего не чувствую. Болтун! Когда я сел за стол, принимаясь с энтузиазмом уплетать тушеную индейку с овощами, Майкл несколько раз на меня покосился удивлённо. — Ты чего так смотришь? Дыру скоро прожжёшь. — Алекс, ты пахнешь. — Не придумывай, — отмахнулся я, и вдруг до меня дошло, о чём он говорит. — Нет, Майк, я не изменял тебе! Нет! — Что ты, мой хороший! — он вскочил, обнимая меня со спины и зарываясь носом в волосы. — Разве я мог так подумать! Тут другое. Погоди минутку. Он сорвался бегом в неизвестном направлении. Ну вот опять, что на этот раз? Погремел чем-то на полках в кладовке, послышалось довольное «есть», затащил меня в ванную комнату и сунул мне баночку в руку. — Тебе надо туда пописать. — Я понимаю, что ты задумал. Но это бред! И откуда у тебя, скажи на милость, тесты на беременность? — Валяются здесь уже давно. — Они просроченные. — Не просроченные. Давай, писай уже. — Господь, что мы делаем? Ты же понимаешь, что это невозможно? — Вот сейчас и убедимся. Все пять тестов оказались положительными. Я махнул на них рукой. А Майкл сгонял в аптеку и принёс ещё десять штук самых лучших. Опять тот же результат. Я присел на краешек дивана в каком-то диком смятении, а он устроился рядом, прижимая ладонь к моему животу. — Ты пахнешь альфой, потому что он растёт у тебя внутри. Я точно знаю, меня не проведёшь. Запах нежный, совсем не такой, как у взрослых альф, лаванда и душистый перчик. Боже, Алекс, поверь мне, это невероятно, но ты ждёшь ребёнка! — Майкл всхлипнул. — Нет, нет, нет! Только не падай! Ещё раз я отключился в кабинете УЗИ, когда врач, долго угукая и копаясь внутри длинной холодной трубкой, наконец повернул ко мне экран и, ткнув в него длинным пальцем, радостно сообщил: — Поздравляю, папочка, у вас двойня!