Монстр

      Свет электрической лампы освещал небольшой жилой отсек, где находилось спальное место Рихарда Менгеля. Койка, небольшой стол и шкаф с личными вещами — не слишком много, но учёные — народ неприхотливый, и такая «спартанская» обстановка их не смущает. Во всяком случае, этого не смущала. Есть возможность отдохнуть в тишине после тяжёлого рабочего дня, и слава Богу. Или кто там заправляет грешными жизнями людишек? Да, в принципе, похрен.       Что подразумевается под понятием «тяжёлый день» у начальника отдела исследований и разработок Гиперионского заповедника, спросите вы? Сидение по несколько часов над микроскопом или наблюдение за тем, как протекает реакция у очередного подопытного на очередную инъекцию эридия. Но и это выматывает. Если быть точнее, эти чёртовы вопли. Голова раскалывается. Всегда. Постоянно. Невыносимо. После того злосчастного ранения мужчине имплантировали заметный кусок черепной коробки. А она всё равно разрывается, будто всё ещё состоит из органики. Поначалу Менгель шёл по пути наименьшего сопротивления — ампутировал поставляемому материалу языки. Однако после того, как три из четырех экземпляров досрочно сконали , подавившись собственной смесью плазмы и кровяных телец, ученому пришлось ограничиться затыканием их ртов кляпами. А это ни черта не помогало. Раз за разом Рихард чувствовал себя Сизифом, что отчаянно катит камень на гору, каждый раз в итоге упуская его в пропасть.       Так, док, хватит. Пора вставать, приводить себя в порядок и начинать работу. Вернее, очередной эксперимент. Лаборанту Вайховски было невмоготу продемонстрировать свой препарат, синтезированный на основе этого проклятого инопланетного минерала. Клянётся и божится, что это позволит гиперионским «Ястребам» заполучить небывалую регенерацию. Впрочем, Вайховски не учёл одного — у него ошибка в формуле небольшая, в итоге — произойдёт быстрое насыщение клетками организма подопытного с последующим летальным исходом. Надо будет взять у него после эксперимента формулу штамма. Заранее предупреждать его не стоит. Дураков учить надо. Пусть жалкий выскочка знает, что для того, чтобы пробиться наверх, нужно денно и нощно вкалывать. Захлебываясь собственным потом, а иногда и кровью. И не тревожить уважаемых людей без стопроцентной гарантии что их время, будет потрачено не зря.       Такие мысли одолевали Менгеля, пока он умывался, завтракал в пищеблоке скудным, но питательным рационом из армейского сухпайка, надевал парик, скрывающий уродливый дефект.       Мужчина подошел к двери, ведущей в лабораторию. Двое «Ястребов» незамедлительно встали перед учёным по стойке «смирно». Даже через шлемы, скрывающие личины солдат, Рихард улавливал исходящий от них страх. Носом чуял. Это был главный запах его работы. Он научился распознавать его безошибочно. Приторный такой. Аж в горле дерет. Квинтэссенция пота и мочи, а иногда дерьма, но не в этом случае. Проведя картой пропуска по электронному замку на стене рядом с дверью, Менгель прошел в помещение лаборатории. Вернее, это был лишь один из отсеков огромного комплекса исследований. Каждый такой отсек был оборудован системой видеонаблюдения и внешнего управления. Если оператор видел, что ситуация вышла из-под контроля — то дверь блокировалась, а в само помещение запускался сильнейший нервно-паралитический газ. Почему же тогда на всякий пожарный случай учёный не надел комбинезон с замкнутой системой дыхания? А потому что он не боялся биологического проявления смерти. Это было не самое страшное, что могло случиться с живым существом. В тоже время биологическая жизнь была и не самым важным. Важен не сам факт функционирования, а его качество. Не сколько ты проживёшь, а сколько информации сумеешь собрать и обработать для передачи последующим поколениям хомо сапиенс с целью их эволюции, или же эволюции вида, что когда-нибудь придёт им на смену.       Сам испытательный отсек был небольшим — десять на десять метров. Небольшой столик, на котором обычно находятся инструменты для вскрытия и образец штамма, участвующий в эксперименте. Рихарда встретил сияющий от предвкушения Вайховски. Этот парень обладал какой-то маникальной чертой — перед любым экспериментом с живыми людьми он радовался как ребёнок. Впрочем, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало, ибо это бесит ещё больше.       — Сюда, я вас уже заждался! — воскликнул лаборант. — Оцените же, что даст моя формула! Сдаётся мне, что уже завтра «Ястребы» начнут одерживать верх над боевиками «Алых»! Я уже и название препарату придумал! ВБ — от моих инициалов, 1 — ибо дело выгорело с первой попытки!       Менгель лишь пожал плечами, мол, будь что будет. Вайховски на секунду сник, но после снова засиял — как раз прикатили тележку с очередным пристёгнутым к ней подопытным. На этот раз это желтокожий мужчина лет двадцати пяти. Из всей одежды на нём было лишь нижнее бельё. Атлетическое телосложение, бугры мышц — прекрасный экземпляр для опытов, нечасто такие попадаются, уж больно тяжёлая у большинства людей жизнь. Не могут они себе позволить качественное питание и достойное медобслуживание, чтобы быть здоровыми и крепкими…       — Итак, — док взял карточку подопытного. — Сунь Вей. Двадцать пять лет… Бывший сержант «Алого копья», а ныне террорист, и, прости Господи, революционер. Хорошо, что до этого дня не дожило большинство революционеров настоящих.       Лежащий на каталке человек попытался что-то сказать, но ему не давал это сделать кляп во рту. Намордник со встроенным внутри шаром. Самое эффективное, чем можно было заткнуть человека на сей день. Вайховски взялся за шприц. Лежащий на тележке пристёгнутый человек задёргался, пытаясь вырваться, но всё было безуспешно. Он громко замычал, когда лаборант приблизился к нему, а из глаз его покатились слёзы отчаяния и безнадёжности. Сколько Рихард видел таких слёз — не пересчитать. И отупение перед смертью, и истерики, и даже смех — всё это было пройденным этапом. Хоть мемуары пиши.       — Время… тридцать шесть часов и десять минут по пандорианским часам. Подопытному вводится штамм образца ВБ-1, — громко произнёс Вайховски. Все разговоры в лаборатории записывались для протокола в случае удачного или же неудачного эксперимента.       Укол был произведен. Теперь оставалось только ждать — время реакции составляло от нескольких секунд до десятка минут — в зависимости от вводимого «коктейля».       Подопытный какое-то время часто дышал, а после — вдруг вытянулся и замер…       — Время тридцать шесть часов тринадцать минут. Штамм начал действовать, — зафиксировал уже Менгель, ибо лаборант банально забыл смотреть на часы, его зачарованный взгляд приковало совсем другое зрелище. Наблюдение за реакцией человека.       Всё пошло наперекосяк — лицо Сунь Вея начало краснеть и стремительно отекать. Он начал дёргаться, будто пытаясь вырваться. Это агония. Под тележкой начала стремительно растекаться жёлтая лужица — мышцы вместо того, чтобы быстрее реагировать, наоборот, расслабились — в том числе расслабился мочевой пузырь.       «Хорошо хоть им клизмы ставят» — промелькнула мысль в голове дока, наблюдавшего за этим действом…       Далее развился стремительный отёк легких, удушение и смерть. На всё ушло не более пяти минут.       — Время тридцать шесть часов восемнадцать минут. Пульс отсутствует, признаков жизни нет, зрачки на свет не реагируют. Эксперимент провалился, — монотонно констатировал Рихард, обращаясь к потерявшему дар речи Вайховски. — Работать надо лучше, юноша…