кошка.

Питер вздрагивает, когда сзади него раздается приглушённый грохот, и резко оборачивается, чтобы определить источник шума. Москва сонно трёт глаза, откладывая телефон на тумбочку у кровати, и смотрит на Сашу, застывшего в дверях, ожидая, когда же он наконец-то перестанет пялиться вглубь коридора. Ещё и щурится, будто зрение у него не идеальное. — Это кошка опять со шкафов летает, — в конечном итоге подсказывает Миша, не в силах больше наблюдать за терзаниями Саши. — Каждый по-своему новое жилье осваивает. Питер с негромким «А-а» выбирается из прострации — видимо, ещё не до конца проснулся — и поворачивает голову в сторону Москвы. Миша, встретившись взглядом с Сашей, приподнимает уголки губ и похлопывает рукой по месту на кровати рядом с собой, приглашая. — А ты что скажешь о моём новом доме? — Москва, выждав, когда Питер заберется на матрас, тянет к нему руки, чтобы сразу притянуть ближе. Саша, не видя смысла как-то противиться действиям Миши, сам льнёт к нему, даже не заботясь о съезжающем с тела полотенце. Он устраивает голову выше на подушках, утыкаясь носом в мягкие растрёпанные волосы Москвы, вдыхая легкий запах его шампуня. Ощутив на своей коже тёплое дыхание Миши, Питер был уже готов потеряться в этой убаюкивающей лености, но вспомнил, что ему всё-таки вопрос задали. Саша нехотя разлепил глаза и окинул беглым взором спальню. Он вспоминает интерьер в других комнатах, и, на самом деле, логикой понимает, что квартира выглядит очень даже достойно: стильно, современно, лаконично. Но вот сердце — вкусовщина, если быть точнее — подсказывает ему только одну формулировку для описания нового жилья: «Очень дорогая безвкусица». Но так грубо он предпочёл бы не выражаться, поэтому находит что-то среднее для ответа. — Лучше, чем предыдущая квартира, — абсолютно честно отвечает Саша: прошлая квартира ему не нравилась весь последний век. — Надеюсь, ты не заставишь меня теперь приезжать к тебе каждые выходные. — Не волнуйся, нам обоим больше нравится у тебя, — Москва тихо прыскает и невесомо касается губами ключиц Питера, замечая, как от одного такого невинного действия, он выгибается навстречу. — Хотя кровать у меня получше. Её бы только обкатать надо. Кровать, бесспорно, гораздо круче, чем у Саши. Она и больше в полтора раза, и матрас на ней либо ортопедический, либо просто очень дорогой; идеальный, чтобы проводить на нём те же жалкие пять часов для сна. Соответственно, _не спать_ здесь тоже должно быть вполне удобно. Саша чувствует, как ладони Миши медленно перемещаются с торса на плечи и несильно надавливают, заставляя улечься на спину. Питер, расслабленный и податливый, повинуется и откидывается на простыни, закидывая руки на шею нависшему сверху Москве. — Мы как раз могли начать ещё вчера, но кто-то высосал целую бутылку вина и вырубился, — усмехнулся Миша и наклонился ближе, прижавшись своими губами к губам Саши в мимолётном поцелуе. — А мог бы сосать что-нибудь другое. — Сейчас договоришься, и сегодня мы твою кровать тоже трогать не будем, — фыркает Питер, с напускным возмущением отворачивая голову в сторону. — Ну, нет, ты ведь уже и в душ сходил, — Москва осторожно устраивается на бёдрах Саши, руками скользит по всему телу, игриво залезая под полотенце. — Нельзя так нагло обламывать тебя в сексе. На это Питер уже предпочитает не искать колкий ответ, млея от приятного давления. Саше так-то больше нравится самому хотя бы временно оказываться сверху: вжимать Мишу в простыни, бесстыдно лапать и, расцеловывая грудные мышцы, подмечать, как у Москвы учащается сердцебиение и сбивается дыхание от выверенных чувственных ласк. Может, Питер в этот день ещё захочет сменить позиции и подмять Мишу под себя, а может и нет: ему и так замечательно, до искр перед глазами. Он тает от их долгих поцелуев, медленно стекающих вниз. Саша вытягивает шею, подставляясь под Мишины касания, беспорядочные, нежные и уверенные, кружащие голову. Тихие, ещё сдержанные, стоны срываются сами, когда Москва прихватывает зубами разгоряченную кожу Питера, засасывает, оставляя багровеющие следы. Грохот и жалобное мяуканье звучат совсем-совсем близко. Саша выныривает из изнеженного состояния и даже Мишу заставляет ненадолго отстраниться, чтобы прислушаться. — Кошка, — очевидно напоминает Москва, смиренно зависнув над Питером. Скорее, из-за особой тоски по Неве Саша с таким вниманием относится к кошке Московского. Ну вот не может он, слыша столь громкий шум, не представлять, как она опасно спрыгивает с разных поверхностей. И даже если она не переломает кости себе, то точно столкнёт на пол и разобьёт что-нибудь из роскошного хлама Миши. — Она всегда такая, не переживай, — успокаивающе шепчет Москва на ухо Саше, опаляя своим дыханием. Прикусывает мочку, упиваясь очередным рваным вздохом. Миша поднялся и, откинув и так уже бесполезное полотенце, закинул ноги Питера себе на плечи. Он оставляет влажный поцелуй под острой коленкой и нагло рассматривает изнеженного Сашу. Видеть его таким возбуждённым, раскрасневшимся, с тяжко вздымающейся грудью и припухшими от долгих поцелуев губами — одно наслаждение для Москвы. И было даже сложно определиться: хочется ему, видя Сашу в таком нежном исступлении, только валить и трахать, пока силы не закончатся у обоих, или всё-таки лучше медленно и любовно, вкладывая всю бесконечную любовь, доходить вместе до разрядки. Москва решает, что его чувства слишком необъятны, чтобы выбирать только один сценарий. Он неспешно опускается, разводя ноги Питера и осыпая их дорожкой из невесомых поцелуев, направляясь к паху. Нарочно обделяя вниманием стоящий член, (получая за это разочарованный стон), Миша в последний раз мажет губами по напряженному животу и отстраняется. — Полежи вот так, — просит Москва, напоследок звонко шлёпнув Сашу по бедру. Питер от неожиданности ахает, но послушно остается в том же положении, — с раздвинутыми ногами вблизи к краю кровати — провожая Мишу взглядом. Москва далеко не собирался уходить: он вытаскивает из ящика прикроватной тумбочки тюбик со смазкой и возвращается к Питеру в то же мгновение. Сашу коротнуло от осознания и предвкушения уже в тот момент, когда Миша, опустившись на колени на пол, подтянул его к себе ближе для удобства. Питер опускает взгляд и встречается с лукавым прищуром сапфировых глаз. Саша ещё гуще краснеет, понимая, что он сойдет с ума, если будет смотреть вниз. Но, в любом случае, от последующих действий Москвы весь мир начинал плыть, и получалось только закатывать глаза, растворяясь в удовольствии напополам со смущением. Миша, откровенно играясь, оставил пару капель смазки на внутренней стороне бедра Питера, тут же слизав их с нежной кожи. От резко-сладкого вкуса лубриканта, рот тут же наполнился слюной, и Москва смело и широко несколько раз лизнул меж ягодиц. Сашу сильно повело: он прогнулся, подаваясь навстречу, и громко застонал, а Миша ведь только едва-едва проникал языком. Москву не слабее крыло: его вообще всегда кроет, когда Питер так отзывчиво реагирует. Им просто обоим, наверное, повезло быть такими чувствительными и тактильными наедине друг с другом. Сашины стоны, невольные попытки изогнуться и дёрнуться от прошибающего наслаждения сводят с ума каждый чёртов раз. Миша и так возбужден, а из-за трусов, в коих он всё ещё находится исключительно по ошибке вселенной, собственный стояк ощущается болезненно — это Москва ещё игнорирует, иногда лишь потирая самого себя рукой через ткань. Он обводит языком по кругу и толкается внутрь, уже глубоко и обстоятельно. Добавляет порой больше смазки и помогает себе пальцами, растягивая узкие стенки. Саша разводит ноги насколько может, ёрзает и хнычет от неги, перебиваясь на судорожное «Ми-иша» с придыханием. Таймер в затуманенной голове Москвы начинает отсчёт. Во-первых, ещё недолго вылизывает изнутри. Во-вторых, отдаляется, сжимая пальцами ягодицы, разводя их в стороны, держа Питер раскрытым для себя, и окидывает плоды своих трудов беглым взглядом. В-третьих, в последний раз проникает сразу тремя пальцами, оценивая, насколько Саша уже готов. И когда мышцы без какого-либо сопротивления пропускают его, Миша отстраняется, небрежно стаскивая с себя бельё. Голова была пуста. В ней крутилось ровно одно желание — размашисто толкнуться на всю длину. Питер, догадываясь, к чему всё ведёт, подтягивается к центру кровати и обвивает ногами Мишу, устроившегося между ними, замерев в ожидании. Москва шумно втягивает воздух носом, размазывая лубрикант по своему члену, направляя его к уже растраханному пальцами колечку мышц. — Миша, подожди, — неожиданно шепчет Саша, заставляя Мишу притормозить не то от легкого испуга, что внезапно что-то могло пойти не так, не то от удивления. Питер на хриплое и лаконичное «М?» поворачивает голову в сторону и куда-то туда же указывает рукой. Москва находит в себе силы отвести глаза от Саши и тут же спотыкается взглядом о кошку, устроившуюся на другом конце кровати. — Твоя кошка вуайеристка, ты знал? — Питер собственной кривой шутке улыбается, но не то чтобы расслабляется. Миша прекрасно чувствует его скованность, хотя, казалось бы, он в том состоянии, когда чувствуется только свой стояк. — Так давай и покажем ей, как правильно секс делать, — жарко произносит, ласково потеревшись носом о горячую щёку Саши. Питер машинально хватает Москву за плечи, как только он наклоняется ближе, но всё ещё мнется. — Лучше выгони её, — без колебаний заявляет Саша. У Миши будто и выбора не остается: действительно, вряд ли животное сильно обидится, если окажется на дистанции от простой человеческой похоти. Но всё-таки недовольно цокает, когда слезает с кровати и подхватывает Москву на руки, относя к двери. — Прости, кис, но ты нас смущаешь, — кидает он, потрепав за пушистым ухом перед тем, как захлопнуть дверь в спальню, оставив её в коридоре. Москва возвращается на своё любимое место (пожалуй, да, находиться меж разведенных ног Питера — его любимое положение в пространстве), в качестве ненавязчивой прелюдии спешно целует под линией челюсти и, придержав, входит одним плавным движением почти на всю длину. Миша не сдерживается от стона, ощутив наконец-то желанную жаркую тесноту. Саша — от невозможно приятного давления изнутри. Стон получается синхронным, и они так же синхронно тянутся друг к другу за мокрым поцелуем. Москва, дав Саше немного времени привыкнуть, осторожно толкается ещё раз, ловя губами его стенания. После ещё нескольких пробных фрикций, Саша выгибается, откидывая голову, хныкая от удовольствия, пытается насадиться самостоятельно. Мише тормоза от такого сносит моментально: он сжимает пальцами бёдра Питера и подтягивает к себе каждый раз, когда входит. Москва не мог не плыть от того, как невероятно сжимается вокруг него Саша; как всё-таки хорошо вот так вбиваться в него, заставляя стенать и выкрикивать только одно имя — («Миша, Ми-… ох, чёрт, Миша-а») — всё громче и громче; насколько же волнительно слышать под собой лихорадочный шёпот. Всхлипы, стоны, шлепки тела о тело — всё перемешалось в одну цельную композицию, дополняемую только звоном в ушах от поступающего пика. Саша одной рукой вцепился в простынь, а второй, обхватив свой член, пытался попасть в лихорадочный темп, заданный Москвой. И бешеный ритм, и прошибающее током наслаждение, и даже сводящая ноги судорога — ощущалось это как одно единое «Хорошо». Пожалуй, слишком большое «Хорошо», скручивающее все внутренности в тянуще-приятном спазме, отдающим жаром к паху. Миша ловит особо протяжный стон Саши, когда тот, прогнувшись, кончает себе в ладонь. Москва резкими движениями дотрахивает Питер сквозь оргазм, подгоняя себя. В последний момент едва успевает отстраниться, изливаясь Саше на бедро. Питер же это либо ещё не замечает, будучи в посторгазменной неге, либо решает в честь такого замечательного секса позволить Мише дерзость. В конце концов, Москва так очаровательно устало падает рядом на матрас, прильнув поближе к Питеру. Сквозь туман и дымку, до едва-едва возвращающегося разума доносится уже знакомый шум из коридора. В следующий момент к нему добавляется звонкий грохот чего-то, что уже, видимо, упало и разбилось. — Там кошка… — зачем-то произносит Саша, недовольно нахмурившись от громких звуков за дверью. Москва что-то невнятное мычит, устроив голову на плече Саши, но, спустя пару секунд, которых вполне хватило, чтобы составить осознанную мысль, говорит: — Отдам её Химкам.