он приходил во вторник

      скрежет зубов от напряжения. слюна, брызжущая изо рта. сломать ее было сложнее, чем казалось поначалу — она видела это. так было со всеми.       она видела и предчувствие победы на его лице, когда ее глаза резко поглотила тень страха.       она выбила ногой нож из его руки, сталь оцарапала брусчатку. он был зол. очень зол. злость. пустая, бесполезная, выдавленная из ущемленной гордости и жаждой денег. наемники все одинаковые. инеж перестала запоминать их лица.       она выбила ногой нож из его руки.       это было ошибкой.       пять пальцев на лебединой шее. пять пороховых отметин на коже.       его глаза.       его ли?       нет, его глаза были почти черными в полумраке. взгляд его. того, что приходил во вторник. точно его. та же отвратительная, сальная от пота кожа вокруг глаз, те же покрасневшие белки. те же попытки сломать, раздавить, словно насекомое, голыми руками.       — инеж, нужно уходить.       беспомощная. жалкая, бестолковая дрянь, которая может только повиноваться. которая не заслуживает ничего лучше. которая не стоит и его ногтя. которая ничерта не стоит. хелен вбивала это в нее пощечинами — он впечатал чернильным ошейником на коже.       предчувствие победы.       он не знал, какой шов вспорол, не знал, не мог, конечно же, он не мог знать. он мог только пользоваться секундной слабостью. он мог только давить, пока не раздавит. сломать ее было сложнее, чем казалось. просто ломать уже было нечего.       он не учел одного.       все началось с царапины.       царапина — грубая и неточная, но все еще обжигающая болью. совсем не как учил — отчаянно, по-детски. капли крови на брусчатке. шипит, хватается за рану — вот и его секундная слабость.       его слабость стоит ему жизни.       стук трости. вороний клюв проламывает череп. вспоротая глотка, руки к разрезу — теперь он сам себя, задыхаясь в конвульсиях, будто бы душит.       задушил. сам себя. но это ведь не он, он ведь не…       — мертв. он уже мертв. нам пора, инеж. иначе мы отправимся вслед за ним.       стук трости. капли крови на серебряном клюве. снег, оседающий на черный воротник пальто, растворяющийся в багровых плитках мостовой.       тень от руки, растекшаяся по всей стене.       он приходил во вторник.       — он приходил во вторник, — куда-то в молчаливую пустоту, она умеет спрашивать. слушать тоже умеет.       он видел. всегда видел, когда внутри нее что-то надламывалось. знал, упивался, по-извращенному милосердно давая дышать в самый последний момент.       рука в перчатке обхватывает запястье, тянет за собой; стучит, то ли сердце, то ли в висках, то ли трость по брусчатке. а тело, оставшееся там, улицами позади, словно смотрит мертвыми глазами сквозь здания в спину.       мертвыми глазами.       он мертв. не тот. другой. Очередной из тех, что без лица. она их не запоминала, но этого забывать нельзя. она забрала его жизнь. она должна помнить его лицо.       святые ей этого не простят. она себе тоже.       капли крови на лебединой шее. куртка в багровых разводах. лязг ножей, ударившихся о дно металлического таза. обхватывает колени, задыхаяется на полу клёпки.       не могла. нет, не могла. не способна.       убила.       не могла, но убила. убила, хотя могла не убивать. потеряла контроль. испугалась.       жалкая, беспомощная дрянь.       — он приходил во вторник, — в водоворот черных улиц и желтых фонарей. бреккер оборачивается, хмурит брови, но не спрашивает, только тянет за собой сильнее.       почему не спросил, не отчитал за ошибку, хотя мог, хотя должен, почему, почему,       — почему? — в темную, протекающую крышу над головой.       антрацитовые отпечатки. капли крови на щеках. Сдавленное детское «мама», судороги в ребрах. слез уже нет, только рыдания все равно душат, клетку грудную изнутри ломают до болезненных хрипов.       синяки сойдут — как всегда, через неделю или, может быть, две; кровь смоется с кожи.       — мне жаль… мне так жаль, — надрывно, сама не понимая, кому — святым? родителям? тому, что разлагается теперь на мостовой?       каз предупреждал: однажды придется, предупреждал, что клювы у воронов всегда в крови. однажды придется, а потом придется ещё раз, снова, снова и снова, пока крылья не окрасятся в красный. однажды нужно будет привыкнуть.       но она не сможет. никогда не сможет.