Конец света

      Конец света грянул.       …и они бегут.       С ней новые, случайные люди. И совсем неслучайные, но такие старые, так давно потерянные, что уже тоже новые. Вдруг сколоченной команде нужно держать темп, бодрый и злой — быть — бодрыми и злыми, им нужно двигаться вперёд, отступая, делая крюк, не оглядываться назад. И они отправляются на Марс.       Джейн живет.       Между сердцем и позвоночником будто что-то застрявает, дребезжа. Возможно, слова из давнего письма Кайдена, врезавшиеся в память. Разбившие однажды отчаянную собранность. Было странно, неловко, чуточку больно снова бежать вместе, спиной к спине, как в прошлой жизни. Прогоркло-сладко чувствовать вызванные вниманием мурашки, бегущие по загривку вниз, стягивающие, сковывающие клеткой рёбер внутренности, сжимающиеся, то ли от ужаса, то ли от чего-то ещё. Желудок в горле.       Словно наотмашь, каждое слово, злое и недоверчивое. Обиженное, скорее. Со сладким, нежным подтоном.       Она рада, счастлива почти. Неестественно и эгоистично — мир горит, но это — где-то там, а тут, в ней и с ней случается чудо. В ее руках привычная тяжесть винтовки, Кайден и Лиара — неслучайные, родные, — рядом, прикрывают ей спину, враг на прицеле, и кровь бежит все быстрее по венам.       И Джейн надеется.       Джейн сидит возле койки Кайдена. Кайден без чувств, разбитый, беспомощный, полумёртвый. Будет в порядке. Она роняет голову на грудь, сидит. Поднимается и уходит.       Она идёт по коридорам больницы — красивой, стерильной, полной раненых — люди паникуют, суетятся, но вполголоса, полушепотом, как будто все невзаправду. Как будто Жнецы — все ещё страшная сказка. Она думает, что может, и хотела бы остаться, зачем-то, сделать… что-то, но. Это все взаправду. Этот конец света бежит с ней по соседней дорожке, не собираясь уступить ей ни секунды форы. Внутри что-то рвётся.       Джейн старается не поднимать праздно взгляд на гибнущий Палавен.       Джейн старается не отворачиваться от изуродованных, искаженных синтетикой лиц тех, кто был убит дважды.       В другой раз, возвращаясь на Цитадель, Джейн смеется: может, это и конец света, но для кого-то ничего не меняется. Жизнь идёт и идёт, даже не думая застывать в суеверном ужасе перед грядущим. На Земле под натиском жнецов, крича и плача, умирают женщины и дети, врачи лечат больных и раненых, больные и раненые лечат больных и раненых, потому что где взять тех врачей? — а жители Цитадели идут на работу, в магазин, — дьявол, — в клуб. А она рвёт себя, убивает себя, оставляет только одно: свой крестовый побег к последней битве. Кайден жив, относительно здоров, без пяти минут СПЕКТР — ну и славно. А что ей, Джейн, делать? — бежать, стрелять, делать свою работу, двигаться шаг за шагом к цели — какой? — да ближайшей: вот за той стеной укрыться, а там, может, и бомбу, заложенную на Тучанке церберовскими зомби, удастся обезвредить. У неё мало времени.       Они двигаются маленькими шажками, вырывают победы с мясом и не могут оглядываться на эти победы без дрожи. А ставки продолжают расти.       Джейн старается не отводить взгляд, смотреть прямо, дышать ровно. Рексу нельзя давать и малейшего повода для подозрений. От этого зависит жизнь ее самого большого и опасного друга, его жизнь.       Джейн безуспешно старается сморгнуть, стряхнуть с рук смерть другого друга, который... оступился перед самым концом. Может, Мордин и был прав. Был.       Теперь с ними кроганы и саларианцы.       Они сидят в кафе на террасе Президиума. Кайден в порядке, Джейн — нет. Он спрашивает ее о Гаррусе. Она молчит. Она поздравляет его с вступлением в СПЕКТР. Все идёт наперекосяк. Она чувствует усталость.       Их с Гаррусом лучший момент — «давай останемся друзьями», смех, полный облегчения, и отличный вечер с выпивкой в кают-компании на Нормандии.       Их с Кайденом худший момент — невысказанное и больное «давай останемся друзьями» в кафе на террасе Президиума.       В один из долгих перелетов она переслушивает письмо Кайдена и плачет. А потом снова стреляет.       Они теряют Тейна.       И вот, несколько мгновений спустя Кайден как-будто собирается убивать её, а она как-будто собирается убивать его. На кону слишком многое. Больше ли долг каждого из них, чем то, что теплится где-то там, внутри? Сейчас она права. Он верит и уступает. Сложись все иначе, она бы смогла сделать то же самое? Довериться и уступить?       Я знаю, что ты сделала, Шепард.       Шепард?       Рекс?       Слёзы опаляют сухие веки и горло, когда ей на глаза попадается краткая новостная сводка. Неуправляемый кроган-наёмник. Прославленная надежда галактики коммандер Шепард. Нелепая причина нападения — карточный долг. Отступление кроганов — он позаботился, чтобы все знали, — гвоздем в крышку гроба. Тут уже не до слез.       Гаррус говорит, что она все сделала правильно. И им просто не повезло. Но какой теперь в этом толк?       Джейн отказывает Кайдену, когда он предлагает свою помощь. Где угодно он принесёт больше пользы, чем на Нормандии.       Она убивает жнеца. В чистом поле, один на один. Как на дуэли. Джейн начинает казаться, что она бессмертна.       Когда-то она смеялась, горько и зло, что она жертвует собой на этой войне, в то время как другие продолжают жить свои обычные жизни, любить, работать, существовать. Но возможно, самый смех все же в другом: её жизнь не останавливалась. И этот конец света не где-то там, он — в ней. Она выбрала его. Ее жизнь — мир в огне, смерть и горящие от бега лёгкие.       Но зато, в отличие от многих, у Джейн есть цель. И это — её суть.       Джейн стоит на площадке посреди открытого космоса. Над головой разрываются огни сбитых кораблей, махины жнецов лениво рассекают флот живых и пока не проявляют интереса к ней. Где-то там, внизу идёт последняя бойня на Земле. Джейн смотрит на три разноцветных огня и не может поверить в этот кошмар.