Научи меня курить

Ебучий дождливый Питер, что по рассказам классной руководительницы, обещал быть просто неебически красивым; к сожалению, оказался совсем не тем, что себе представлял Антон. Романтизация этого города ото всех и ото всюду — вообще не круто, но в этом городе что-то красивое, да есть, отрицать глупо. Складывалось у него в этой поездке все вообще не очень, Серёжа с Димой в последний момент сказали, что поехать с ним не смогут, а это было очень грустно, потому что поездку эту они втроём планировали ещё с сентября месяца, когда всем классом обсуждали: куда же можно рвануть в честь выпускного? Сошлись на Санкт-Петербурге, многие хотят этот город посмотреть. И не зря, если честно. Архитектура там прекрасна и белые ночи. И Старбакс, в котором Антон по дороге в отель успел купить холодный малиновый зелёный чай. Ехать без своих самых близких друзей — нет кайфа, но так сложились обстоятельства, а город Антону посмотреть все-таки безумно хотелось. И оплачено уже все было. Однако Питер нагонял тоску, с каждым разом все сильнее и сильнее. Из-за того, что в поезде он сидел совсем один — это раз. Из-за того, что видел, какое у Попова довольное еблище — это два. И, наконец, из-за того, что в номере отеля он оказался совсем один — это три. Нет, это определённо лучше, чем терпеть Арсения или какого-нибудь человека с его идиотской компании, но все равно, как-то… грустно, что-ли? Так, хватит! Антон плакал в жизни то два раза, и то на фильмах каких-то, а сейчас расклеится из-за города? Бред. Парень проходит в номер, ставит чемодан пылиться в угол, потому что нет сил это все сейчас разбирать, на стол он выкладывает набор чемпиона, не иначе: жвачка, тот самый чай из Старбакса, наушники, сигареты, зажигалка и какая-то мелочь, которая осталась, когда он покупал в поезде воду. Вздыхает, падает на белые, мягкие простыни и даже не снимает кроссовки — настолько ему лень что-либо делать. Завтра будет куча музеев, красивых мест, поездок и всего такого прочего, а сейчас хочется закрыть глаза и не проснуться. Он печатает Серёже с Димой, мол, все хорошо, заселился в номер, отдыхает. Друзья отвечают, что все это очень грустно звучит, и Шастуну ничего не остаётся, кроме как согласиться. В дверь стучат. — Войдите, — кричит Антон, не отрываясь от телефона, хотя вместо одобрения хочется выдать «идите нахуй», но это может быть персонал отеля или же преподаватели, так что нужно держать себя в руках, Антон, ну же. Но юноша жалеет об этом сто раз, потому что дверь открывается, а на пороге стоит Попов, с очень довольным лицом, по которому хочется прописать кулаком. — Приветик. — Минетик, — укоризненно отвечает Шаст. — Ну можно, — по-идиотски смеётся Попов, пошло улыбаясь. — Чего припёрся? Чего хочешь? — Тебя. — Попов, я тебе сейчас въебу, реально. Пришёл мне компассировать мозг — можешь нахуй сразу идти. Ты мне уже в поезде все нервы вытрепал, — закатывает глаза Антон, вспоминая, как Арсений к нему подходил по малейшему поводу. То «пойдём в карты сыграем», то за зарядкой, то за водой, то ещё за какой-то хуйней. Хотелось посреди дороги выйти из поезда и уйти пешком домой, но пути обратно, увы, уже не было. Пришлось терпеть Попова и его выходки. С чего Арс с ним так разобщался — вообще не ясно. Ясно только то, что Антону это не надо было. — Ох, чего мы злые такие? Хочешь выпить? — А ты уже нажрался, я так погляжу? — Ага, — кивает голубоглазый, облокачиваясь на дверной проем и вообще не скрывая того, что в стельку напился. Нотации сейчас читать и быть «правильным мальчиком» вообще не хочется, но нужно быть полным идиотом, чтобы напиться в отеле, где буквально в соседнем номере преподы. — Ясно, — ёмко отвечает Шаст, возвращаясь к очень важному занятию — рассматриванию обоев в телефоне. — Так пойдёшь или нет? — Ну уж нет, ты — компания сомнительная, — недовольно морщится шатен. — Да там пару ребят с компании, из класса девчонки и из десятого. — Мне похуй. — Да чего злой такой? Не ебали давно? — Отъебись. — Последний раз предлагаю, — предупреждает брюнет, делая шаг назад. Со стороны Арсения такое слышать вообще непривычно, все их общение на протяжении одиннадцати лет было: «пошёл нахуй, еблан конченный, я тебя ненавижу», а ещё постоянные драки, из-за которых их учителя обещали выпереть из школы и поставить на учёт. Чего это он такой добрый стал? Может, из серии «в новом году простим все обиды и долги»? Ну, раз они расходятся восвояси, и Антон очень надеется, что никогда не встретятся, то он подобрел резко? Попрощаться так решил? Парень мечется меж двух огней, с одной стороны он знает меру, и как Попов точно не нажрется, да и сидеть, как придурку одному в номере и скучать, пока другие веселятся не очень-то хотелось, а с другой… Ладно, черт с ним. — Пойдём. Но если что — ты меня не звал и я вообще пришёл сам, — недовольно бросает Антон, поднимаясь с кровати. Брюнет хрипло рассмеялся такому раскладу, Антон берет ключи от номера и выходит в коридор. В чужой комнате было довольно уютно, кстати. Атмосфера выпускного, серьёзно. Все относительно спокойно, кто-то уже спал на полу, на ковре, свернувшись в клубок, кто-то устраивал очередной скандал по переписке, остервенело стуча пальцами по клавишам ноутбука, кто-то допивал бутылку шампанского, кто-то курил, сидя на подоконнике, а кто-то тихо смеялся с идиотских видео в тиктоке. Выглядело вообще безобидно. — Пива, шампанского, а может ты лихой и ебнешь водки? — улыбнулся Арс, падая в кресло. — Ебнуть я могу только тебе по лицу, а мне шампанского. Голубоглазый, видимо, хотел сказать очередную колкость, но придержал язык и молча налил ему, кажется, персикового шампанского, протянул стакан, галантно поклонившись. — Клоун… — шепнул Шаст, но принял бокал из чужих рук. — А ты — мамина принцесса, которая попивает шампусик, — с сарказмом-умилением сказал в ответ Попов, ущипнув его за бок. Антон думает, что все, реально с припиздью человек, ничего с этим не сделаешь. Цепляется к нему всю поездку; и в поезде, и сейчас постоянно потрогать пытается. Это клиника. Сознание не плыло, парень никогда быстро не пьянел, но определённо получилось расслабиться. Уже было все равно, что там будет завтра, какая экскурсия и как его снова будет бесить Арсений. Как же трудно, когда не можешь понять самого себя и свои чувства. Вот он вроде бесит, порой просто до дрожи в коленях, а вроде моментами он такой классный и с ним комфортно. Антон ловит себя на мысли, что всегда почему-то помнил только плохое: оскорбления, обидные шутки и драки. Но никогда не вспоминал, как Арс со своей компанией, когда они были ещё в девятом классе, умудрились избить парня на год старше, потому что тот в столовой специально вылил на Шастуна чай. Очень смешно получилось, потому что сам Арсений над Антоном стебался всю жизнь, но при этом умудрялся защищать от других, типо «это моя принцесса, ищи себе другую»? — Ещё раз ты подойдёшь к Тохе — забудешь как мать родную зовут, понял? — кричит Арсений, последний раз толкнув старшеклассника. А Антон в это время смотрел за этой картиной исподтишка. Он даже и не знал, что такое может быть. За него заступился его враг… ухохочешься. Или как он прикрывал жопу Антона за скатанную работу, чтоб тому не поставили два. Хотя списал он все как раз у Арсения, ведь по иронии судьбы его листок со шпорами улетел к нему. — Шастун, дай мой листок, — просит Попов и отчаянно тянется рукой к бумажке, что валяется на полу. — Да хуй тебе, — шатен подбирает и искренне удивляется, понимая, что здесь написаны ответы. — Теперь тем более. А через пятнадцать минут на урок обществознания к ним залетела математичка, возмущённо тряся двумя тетрадями. — Что это вообще такое?! Почему две одинаковые работы? — Это я у Антона списал, Элла Андреевна. Честно говорю, можете два ставить, — нагло врет Арсений, под столом показывая Шасту средний палец. — Поставлю я по пятёрке, только из-за твоей честности, Арсюш. Но чтобы это было в первый и последний раз! — спокойно ответила тогда учительница и упорхала обратно. Арсений, кстати, всегда больше разбирался в математике, а Антон в русском. Ирония. Помогали друг другу иногда, хотя это происходило едва не под дулом пистолета. — Шаст, напишешь мне сочинение по русичу? — А что мне за это будет? — Смотри, какой интересный ультиматум: если пишешь, то я тебе буду очень благодарен и куплю булку из столовой, а если нет, то я тебя отпизжу, — жмёт плечами Попов, и Антон заливается хохотом. — Окей, выбор очевиден. Я, кстати, вишневую булку люблю. — Мне, кстати, похуй. Че куплю, то и съешь. Моментов таких можно по пальцам одной руки пересчитать, но это не отменяет того факта, что ужасно приятные воспоминания, связанные с Арсением, все же есть. Выходит, все не так уж и плохо? Хотя нет, все максимально хуево, потому что Шастун в последнее время кончился и осознал, что одноклассник, кажется, ему очень нравится. Только с ним хочется постоянно улыбаться, даже когда он творит лютую херню, с ним комфортно. Сейчас, допивая свое персиковое шампанское, Антон понимает, что мог бы и подружиться с Поповым, на самом-то деле. Жалеет, очень жалеет. На улице не темнело, белые ночи — самое лучшее, что есть на свете, и это уж точно. В реальность его возвращает звук бьющегося стекла, а потом и крики Попова. — Блять, да ты дура что-ли?! — выругался он, когда какая-то девушка потянулась за бутылкой, а в итоге она выскользнула у неё из рук и с грохотом, упав на пол, разбилась. — Я случайно, — виновато буркнула та, отвернувшись. — Случайно ты на свет появилась. — Ты ахуел что-ли? — не выдержал Антон, поперхнувшись от возмущения. — Разбила и разбила, че орёшь? — Ты вообще не лезь сюда. — Ты реально ахуевший, у меня всё! — парень вскинул бровями и поднял руки вверх, «сдаваясь» — Как это теперь убирать, по-твоему? Персонал звать? — В ванной тряпка. А ещё одна сейчас передо мной сидит и орёт на девушку, — ехидно улыбнулся Шастун. — Ебануться… — протянул какой-то парень из другого конца комнаты, затем рассмеялся и начал хлопать, а Попов от злости стал пунцового цвета. — Блять, звать тебя сюда — было самой уебанской идеей в моей жизни. — Я тебя об этом и не просил. Шаст выругался про себя, встал с кресла, прощупал в кармане джинс ключи и вышел из номера, направляясь к себе. Это вообще нормально? И из-за чего они поссорились? Из-за ерунды какой-то, не иначе. А все потому что, когда это дурачье напивается, то поток слов из своего грязного рта вообще не контролирует, и порой может такое сказать, что глаза на лоб полезут. — Бля, надо проветриться… — шепнул парень себе под нос, резко перестроив маршрут, почему-то совсем не додумавшись все-таки зайти к себе и взять хотя-бы кожанку с вешалки. На улице было очень холодно, но невероятно красиво. И пусть он заболеет, он все равно посидит здесь. Жаль, что не на крыше, конечно, но здесь, в месте, где обычно все курили (и он не исключение), сидя на бордюрах, почему-то действительно было уютно. Есть в этом своя эстетика. И чёрный ход сюда есть, чтобы если что, классная руководительница не предъявила ни за что. Шастун вспоминает про неоткрытую ашкьюди в заднем кармане джинс, из-за этого он буквально оживился, потому что сигареты остались в номере. — Антон… Ты куда улетел так быстро, блять?! — послышался сзади такой знакомый, но взволнованный голос. — Ты, кажется, уже сказал, все, что хотел. А теперь, будь добр, отъебись. Антон злился, ужасно злился. За все сказанные им слова, за все действия, и на самого себя он тоже злился, из-за того, что не может разобраться. — Прости, я спизданул и не подумал. Попов извиняется… Сейчас на улице снег пойдёт, не иначе. Но показывать свое удивление и негодование совсем не хочется, поэтому Шастун отвечает в своей обычной манере. — Ты всегда так делаешь. Он даже не обернулся к Арсению, вообще не хотелось его видеть. Хам. Сзади послышались шаги, а потом по телу пробежал табун мурашек, потому что он накинул на его плечи свою черную джинсовую куртку, что напрочь пропахла, как ему иногда казалось, максимально отвратительными духами. Но сейчас почему-то все казалось особенным, а он после такого милого жеста не казался очень ужасным и бессовестным. Нет, это не оправдывает его поступки, но… — Я аж протрезвел. Юноша лишь улыбнулся уголками губ. — Извини, я не хотел тебя обидеть. А позвал я реально, потому что хотел, не для галочки. — Я тебе верю, — кивает Антон, выдыхая дым. — Научи меня курить, — выдаёт брюнет и Шаст от этого аж закашлялся. — Ага, а потом твой отец научит меня быстро бегать. Сам говорил, что у тебя родители строгие, ты меня настолько не любишь? — усмехается зеленоглазый. — Люблю. — Ладно, смотри, — быстренько отводит тему Шастун, не показывая то, что его очень засмущало это «люблю» — Набираешь побольше дыма, вдыхаешь глубоко, чтоб никотин в лёгкие попал и выдыхаешь. Короче, это сложно объяснить, пробуй, — парень протягивает вишневую электронку. И Арс, пожав плечами, затягивается. Так, будто курит уже лет пять, а еще пока даже не кашляет. Красиво, очень красиво. Глубоко вдыхая дым, чувствует, как немного горчит, но при этом так вкусно и ярко чувствуется вкус вишни, что голова идёт кругом. Он выдыхает, серый сладкий дым витает вокруг. Он, все же пару раз кашлянув, отдаёт обратно. — Вкусная, кстати. — Ебать ты красиво сейчас вот это все вытворил, — беззлобно, искренне говорит Шаст, залипая в глаза напротив. — Ты тоже очень красивый, Антон. Нихера себе, такое от него услышать, наверно, можно было только в мечтах. Но сейчас это вообще не сон и не мечта, а блядская реальность. Парень замер, даже и не зная, что ему на это ответить. Они сидят молча, Шастун болтает ногами, а брюнет смотрит на небо, прислушивается к звуку проезжающих машин и чему-то усмехается. Своей идее, кажется. — Холодно, — констатирует факт Арс. — Пойдём обратно? Или по комнатам? — Не хочу, — Антон замотал головой. — Здесь классно, я не хочу возвращаться. — Тогда ко мне иди, погреемся. Шастун удивлённо захлопал ресницами, а тот рассмеялся. — Слабо? И Антон, вообще ни секунды не раздумывая, полубоком пересаживается к нему на колени. На руку обоим сыграл выпитый алкоголь, стоит отметить, наверное? — Я тебя ненавижу, — шепчет Антон на ухо голубоглазому, краснея, как последний дурак. — А я люблю, — стреляет глазками он, приобнимает его за плечи и вновь забирает из кармана электронку. — Всё, Арс, заканчивай с этим. — Да все-все, не нервничай, — смеётся Попов, делает тяжку и тут уже никто не узнает, что двигало им: давняя симпатия к Антону, или же выпитый алкоголь, но он осторожно примыкает к его губам, выпускает дым, держа за щёку, а самое главное, что тот не сопротивляется. Антон, кажется, вообще не успел сообразить что, блять, только что произошло. — И что это было? — удивлённо спросил Шаст, заглядывая в его до одури счастливые глаза. — Кажется, мы пососались. — Да? А я то, блять, не понял! — Тебе не понравилось? Я думал… — Пойдём, — нетерпеливо подскакивая с его колен, Антон поправляет джинсовку, и тянет брюнета обратно в отель. — Мы куда…? — Замолчи. Они оба мнутся, пока ждут лифт, потому что друг друга абсолютно не понимают. Хотя, что здесь непонятного может быть? Лифт открывается, Антон нервно жмёт кнопку своего этажа, и когда закрываются двери буквально вцепляется в губы Арсения, напористо целует, и тот отвечает, придерживая его за талию. Какая-то нездоровая, животная страсть, такое бывает вообще? — Ненавижу, блять, — задыхаясь шепчет Антон, за руку тащит Арсения к себе в номер. — А я люблю. Безумно сильно, Шастун, сука, — шепчет в ответ. В коридорах тихо, все давным-давно спят, даже не подозревая о том, что творится сейчас между этими двумя. О, да, за одиннадцать лет они стали буквально звёздами школы, кто-то их шипперил, кто-то знатно смеялся, а кто-то удивлялся, мол, столько лет друг друга ненавидеть, серьёзно? Ужас какой. Стоит только зайти в номер, и их снова накрывает волной страсти, теперь Арсений перенимает на себя роль актива и Антону теперь кажется, что он ужасно жалкий и уязвимый. А он просто прелесть, на самом деле. И Попов готов говорить об этом тысячу раз. Переходит с губ на шею, стаскивает куртку и сразу в сторону отлетает футболка. Оставляет багряно-фиолетовые засосы, которые будут проходить ещё очень долго, напоминая о том, кто их оставил. Не отрывается от молочной кожи, пальцами проходится по худым ребрам и впалому животу, прижимает к себе, пока тот тает в его руках. Пиздец, у Антона сейчас будет первый секс, по пьяне и с человеком, с которым они друг друга презирают всю жизнь. Хороший набор. — Арс… — Ч-ч-чш, — тихо отзывается голубоглазый, аккуратно уложив Шастуна на белые, мягкие простыни. — Две-е-рь, — недовольно стонет он, доставая из кармана ключи. Мало ли кто может зайти в самый неподходящий момент. Арсений отрывается буквально на пару секунд, метнулся к двери, повернув замок несколько раз и оставив ключи прямо в скважине, вообще не до этого сейчас. Антон плавится от удовольствия под партнёром, каждое касание буквально сносит голову, а это пока что только прелюдия, что же будет дальше? Арсений — страстный, жаркий, пылкий, грубый, но от того, как сейчас нежно он целует его ключицы и тазовые косточки — хочется умереть. Укольчик нездоровой ревности проходится по всему телу, потому что Попов опытный. А опыта он понабрался где? С другими. Обидно, просто до ужаса, но он откладывает эти мысли на задний план, сосредатачиваясь на губах на своей шее. — Какой ты красивый, Антон… Очень… — Я хочу… — Я знаю, чего ты хочешь. Потерпи. — Я… — Антон, помолчи, — нервно отзывается Попов, горячо дышит на ухо, облизывается и стягивает с себя футболку. — Арс, погоди… Арсений, нехотя, отрывается от желанного тела, и если он сейчас получит отказ, то… То он, блять, просто взорвётся, слишком давно он этого хотел. — Я ни разу… Блять, как стыдно… — Ты девственник? — почему-то с удивлением спрашивает Арсений, а Шаст кивает, от смущения закрывая лицо руками. — О, это прекрасно. Я буду первым и самым лучшим, запомни это, — лепечет на ухо, кусая за мочку. — А что возбуждает? Нежнее, грубее? Может, особые пожелания? Я могу быть очень нежным, если ты этого захочешь. — Б-блять… — стонет Шастун. — Я… — Мне бы хотелось взять тебя очень грубо, наказать за всю ту боль, которую ты мне причинил за школьные годы. Хочется отшлепать тебя, чтобы ты получил по полной, Тоша. Но вместе с тем ты очень нежный мальчик, и я не причиню тебе боль, если ты не захочешь. — Хочу, — кратко отвечает Антон севшим от возбуждения голосом. Арсению два раза повторять не нужно, он одним резким движением переворачивает парня на живот, стаскивая с худых бёдер чёрные джинсы. Его взору открывается потрясающая задница, хоть и худая очень. — Вообще не жрёшь ничего? — возмущённо спрашивает Арс, отчего тот вздрагивает. — А тебе такие худые не нравятся? — Мне никто кроме тебя не нравится, — чеканит Попов, пальцами оглаживая позвоночник. — Переляг ко мне на колени, — просит, вытаскивая из штанов ремень. И зеленоглазый исполняет эту просьбу, подрагивая от ожидания и закусывая губы. — Не кричи, — предупреждает Арс, складывает пополам ремень и наносит первый удар. — Блять! Все, я передумал, — истерично дёргается Шастун, но его крепко держат. — Уже некуда сбегать, мой маленький. — Арс, мне больно, я не хочу! — Сейчас захочешь, — нагло ухмыляется брюнет, залезает рукой под белье и касается возбужденного члена, отчего Антон стонет и выгибается. — Вот видишь. Немного потерпишь — и я разрешу тебе кончить. Договорились? Шастун ничего не говорит, прикрывая глазки, сосредотачиваясь на чужой руке между своих ног и очень протяжно и недовольно стонет, когда её убирают. Но взамен он чувствует сильный шлепок, обжигающий кожу. С него ещё даже не сняли белье, но это и без того пиздец ощутимо. Наверное, в такой ситуации нужно себя чувствовать унизительно, потому что, черт возьми, тебя шлепает твой же блять одноклассник, но Шастун забил на это здоровенный хуй и просто кайфует. Он хочет подчиняться, хочет быть в полной власти у Арсения. Он хочет его до искр в глазах. — Какой ты сладкий, господи, как же я тебя люблю, — брюнет рвано дышит, целуя парня в области лопаток, чередует порку с неебической, тягучей нежностью и этот контраст просто выбивает из колеи. Антон в жизни бы не подумал, что Арсений может сказать «люблю», а уж тем более ему. Очередной удар приходится по пояснице и это уже было гораздо неприятнее, Шастун морщится, прикусывая губу. Не кричать, не кричать, не кричать, нужно быть тихим, нельзя, чтобы кто-то что-то услышал. Он даже не дышит, а когда Попов замахивается в последний раз и ремень слишком сильно бьёт, то он все же выкрикивает «сука!», после чего Арс закрывает ему рот ладонью. — Тош, у преподов с утра будет явно пару вопросов, если ты прямо сейчас не закроешь свой очаровательный ротик. — Хорошо, я буду тише… — мычит Шастун, закатывая глаза от удовольствия. — Вот и умница. Переворачивайся обратно, я хочу сделать тебе приятно. У Шастуна просто блять темнеет в глазах от всех слов, что льются с уст одноклассника, он переворачивается, в кулаках комкая простыни. Арсений, будучи сам в узких джинсах, что уже очень мешали и давили на стояк ещё сильнее, не спешит с этим что-то решать, потому что сейчас самое главное — немного расслабить Антона перед первым разом, доставить ему неописуемое удовольствие, а уже потом можно будет что-то сделать со своим изнывающим в штанах членом. Он медленно стягивает с Антона белье и оно летит куда-то в сторону, туда же, где джинсовка, их футболки и штаны Шастуна. — Раздвинь ножки, солнышко, — нежно мурлычет Арс, и когда Антон исполняет просьбу, удобно устраивается между чужих бёдер. Шатену хочется от стыда провалиться под землю, но, сука, как же сейчас хорошо. Он с опытным партнёром, с Арсением, мать его, Поповым, да в жизни бы он не поверил, если бы ему когда-то сказали, что они переспят. — Ты же помнишь, что нужно быть очень тихим? Антон кивает, до крови кусая губы. Губы Арса — это просто что-то. Нежные, мягкие, а ещё обладают такой невероятной способностью, благодаря которой одна лишь их улыбка, один лишь изгиб способен вывести сердце Шастуна из строя. Брюнет берет возбужденный орган в рот, начиная двигать головой, даже не помогает себе руками, уверенно проходится языком по всей длине. Антона гнёт дугой, ощущения просто крышесносные. Шаст слышал его сбитое дыхание, видел, как сверкают голубые глаза. Он тихо сопел от удовольствия, а Арсений вбирал глубже, добавляя темп. Шатен тихо и жалобно стонал, когда Попов заглатывал на всю длину. — Да… Ещё, пожалуйста! — ерзает, не зная куда себя деть, потому что чувствует скорое приближение оргазма, но Попов все обламывает, с пошлым причмоком выпускает член изо рта, оставляя кучу слюней, что буквально льются на простынь. — Тихо, — он напористо целует, наглаживая ключицы. — А-а-арс, пожалуйста, — хнычет Шаст и Арсений уже готов сделать что угодно, лишь бы он снова и снова повторял его имя. — Подожди, мой сладкий. Мы ещё не закончили. — Я не могу… — Можешь, моя любовь. Всё эти нежности из уст Попова звучат как-то дико, но ужасно приятно и сексуально. Арс прикидывает, что первый раз насухую — лютый пиздец, слюней слишком мало, а природной смазки не хватит. Что делать он не знает, оставлять это чудо совсем не хочется, но живет он сам буквально через два номера и в чемодане у него есть и смазка, и презервативы. — Мне нужно отойти, — серьёзно говорит голубоглазый, осторожно целуя в губы. — Куда? — обеспокоенно спрашивает Антон, хмуря бровки. — В свой номер. Я вернусь буквально через минуту, хорошо? Подождешь меня, маленький? Шастун обречённо кивает. Можно подумать, у него есть выбор. Всё ради него же делается. Он немного прикрывается одеялом, а брюнет пулей вылетает в коридор, даже не надевая футболку. Возвращается он и правда очень быстро, даже никого не встретив и не разбудив своих друзей в номере. — Иди ко мне, — Антон притягивает его к себе, затягивая в поцелуй, обхватывает торс худыми ногами. — Уже соскучился? — смеётся парень. Антона вовсе не устраивает то, что Попов все ещё одет. Он тянется к ширинке чужих джинс. — Можно? — невинно спрашивает Шаст, а Арс глухо выдохнул от одного прикосновения. — Не спрашивай, — выпалил парень шёпотом, горячим дыханием опаляя ухо. — Тебе можно всё. Пальцы ужасно путаются, руки трясутся, Шастун, как ему самому кажется, лежит, как бревно и не знает: что ему делать то? Старается раздвинуть ноги как можно шире, пока Арсений подкладывает ему подушку под поясницу, которая до сих пор побаливает из-за ремня. Ему вдруг внезапно становится страшно при виде того, как Арс выдавливает на пальцы смазку. — Расслабься, — просит Попов, аккуратно оглаживая бедра. Антон кусает того в плечо, когда в него входит первый палец. Не самые приятные ощущения, так скажем, блять. Идёт весь процесс очень туго. Что же будет дальше… — Мне больно… — всхлипывает Антон, лбом утыкаясь в грудь парню. — Потерпи, солнышко. Сейчас будет приятнее, обещаю, — он осторожно целует в висок, стараясь разрабатывать медленно и аккуратно. Добавляет еще два пальца, попадает по заветной точке и Антона подбрасывает, он даже уже сам насаживается, ибо боль сменяется приятными ощущениями. И эти ощущения приятны до дрожи в коленях и звездах в глазах. — Так? Так приятно? — А-ах, да, так… — Антон тихо стонет и тонет в удовольствии, закатывает глаза, обнимает парня за плечи. Недовольно сопит, когда пальцы из него выходят, потому что чувство наполненности уходит, а эту пустоту ужасно хочется чем-то заменить. Арсений заменит, можно не переживать. Юноша смотрит на внушительных размеров член Попова, ахуевает, но хочет одновременно. Брюнет тянется за упаковкой с презервативами, как его останавливает Шастун. — Не хочу… — отрицательно качает головой зеленоглазый. — Давай без них. — Как скажешь, солнце. Антон буквально задыхается от всех ощущений, ему не верится, что все это сейчас вообще происходит. Арс последний раз нежно целует куда-то в щеку и поглаживает бедра. — Прости, — с каким-то недосарказмом говорит Попов на ухо и резко входит. Юноша дёргается, из глаз непроизвольно брызжут слезы, он до синяков сжимает зубы на плечах Арсения, тот, все прекрасно понимает, терпит все укусы и старается утешить. Шастун очень сдерживается, чтобы не кричать, хотя получается очень плохо. Ужасная, ноющая боль — это первое, что он чувствует. Хнычет, утирает предательские слезы, а Попов, хоть и резко вошёл, но плавно двигается, отвлекаяя поцелуями. — Тише, мой мальчик, тише. «Мой мальчик» Блять, крышу просто сносит, потому что боль граничит с удовольствием, Попов выбирает правильные угол и темп, да настолько правильные, что Антон стонет, как последняя шлюшка, шепчет что-то грязное на ухо, просит ещё, ещё, ещё. Боль уже уходит на второй план, почувствует он её только завтра, потому что сидеть будет до невозможности неприятно, но это будет позже, сейчас это не важно. Арс набирает темп, входит уже полностью, вся комната наполнена тихими стонами, просьбами, и блядским хлюпаньем. — Глубже, блять, да! — Антон произносит это чуть громче, чем нужно было, за что получает лёгкую пощёчину. — Я же сказал — тише! Что непонятно? — Блять… Зачем ты так сделал… — Шастун закрывает глаза, пытаясь настроить дыхание, а брюнет сбавляет обороты, замедляется и кладёт свою ладонь на место удара, осторожно поглаживая. — Я переборщил? Прости, пожалуйста, — медленно, нежно, тысячу раз покрывает кожу мягкими поцелуями. — Нет. Ещё, блять! Ударь меня ещё раз! — Ты чего? — Пожалуйста, блять, Арс! Попов зависает секунд на десять, после чего вновь набирает темп, вдалбливая его в простынь и делает то, о чем его просил партнёр — вновь несильно бьёт ладонью по щеке, после чего тот тихо воет и кончает. Внутри у Антона все сжимается, он тихо стонет, глаза закрываются и сознание вот-вот отключится. — Ах ты извращенец, — смеётся Арсений, кончает следом, прямо в Антона. — Тебе хватило пары пощёчин, чтобы кончить без рук? Буду знать. Он прижимает зеленоглазого к себе и обесиленно падает на мягкие подушки. Шастун чувствует, как по ногам стекает горячая жидкость и думает, как же ему ахуенно. Даже если этот секс был на один раз. — Ну что, все? Это был прощальный секс перед тем, как уйдёшь? — горько усмехается Антон, прижимаясь к Арсению. — Ты чего? Я же говорю: я тебя люблю. Ты теперь от меня не отвяжешься, только если напрямую мне не скажешь, что я тебя достал. — Я думал, что это все в порывах страсти… И давно? — С девятого класса, — смеётся Арс. — Те самые, блядь, сладкие шестнадцать лет, и по иронии судьбы, ты — моя первая любовь. — Я тебя тоже люблю. — Ненавидишь же, — лыбется Арс, перебирая его волосы. — Ненавижу. Но точно также до ужаса люблю. — Ты ведь никому не скажешь о сегодняшнем? — Только если ты будешь давать мне свою эту вишневую ашку. — Я буду тебе просто давать, — смеётся Шаст, последний раз мимолетно целуя Попова в губы, прежде чем тот ушёл в душ. «Пиздец» — пронеслось у Антона в голове, когда он встал, чтобы перестелить постель. Бордель, не иначе. Шмотки разбросаны, смазка на полу валяется и простыни в конче. Красота, сука. Что делать с простынью — он так и не придумал, поэтому заставил Попова спиздить её из своей комнаты, все равно спать сегодня будут вместе, а потом что-то придумают. — Посмотрел, называется белые ночи, — шатен обнимает Арсения и смотрит на джинсовку, которая висит на крючке. Кажется, теперь все будет по-другому.