Мы не говорим об этом | We Don't Talk About It

Гермиона неожиданно просыпается и садится прямо. Как долго она спала? Она ворчливо садится, рука тут же тянется к ужасной боли в шее. Вот что я получаю за то, что снова заснула за столом, думает она. Слишком много ночей подряд Гермиона просыпалась за своим столом. Стать министром магии и наконец-то изменить мир волшебников - это всегда было ее самой большой мечтой, но она не предполагала, какой душевной и физической нагрузке это подвергнется. Тем не менее, она не отказалась бы от этого ни за что на свете. Это то, за что она боролась до последнего. Это то, ради чего она пожертвовала своим отрочеством. Это ее единственная награда за то, что ей пришлось слишком быстро повзрослеть и наблюдать, как вокруг умирают ее друзья. Тук, тук, тук. О. Точно. Вот что ее разбудило. Но кто мог быть у двери в это время... – Мииииона! Открой, я знаю, что ты дома! Пронзительное, но сонное хихиканье следует за невнятным криком, и Гермиона точно знает, кто это. Это не совсем частое явление, но на данный момент это постоянное явление в ее жизни. И она не хочет, чтобы об этом знал весь район. Поэтому она смиряется с тем, что в третий раз за месяц откроет дверь этому человеку. Она бежит вниз по лестнице, плотнее натягивая мантию, и замедляет шаг, когда достигает входной двери. Гермиона недолго думает о том, чтобы не открывать дверь и притвориться спящей, но она знает, что Беллатрикс так просто не сдается. Как только дверь со скрипом открывается, Гермиону встречают руки, обвивающие ее шею, и крепко обнимают. – Беллатрикс, – тихо, но твердо протестует Гермиона. Беллатрикс отстраняется, надувшись. – Я думала, ты будешь рада меня видеть. Гермиона вздыхает. Это всегда одно и то же. Это правда, что Беллатрикс Блэк в те последние мгновения войны отреклась от Темного Лорда и нанесла ранящее заклинание, чтобы Гарри застал его врасплох. Верно и то, что после заключения в Азкабане она, как и Снейп, была шпионом Дамблдора. Но это не отменяет того, что она делала до того, как изменила свое мнение. Это, конечно, не отменяет того, что она сделала той ночью в Малфой-Мэноре, чтобы продолжать действовать. Не имеет значения, что она пришла к Гермионе после того, как все закончилось, и предложила сделать так, чтобы шрам исчез. Не имеет никакого значения, что она предложила стереть память о пытках. И Гермиону совершенно не трогает, когда Беллатрикс приходит к ней, иногда пьяная, и всегда с мольбой о прощении, несколько раз в месяц без перерыва. Гермиона считает, что было бы слабо простить ее, даже если Беллатрикс, наверное, миллион раз извинялась перед ней и предлагала сделать все, чтобы исправить то, что она сделала. Она и так впускает ведьму каждый раз, когда та стучится, что, по мнению Гермионы, уже слишком большой жест порядочности. А Гермиона Грейнджер не слаба. Она решила это сразу после того, что произошло в Малфой-Мэноре. Но речь сейчас не об этом. Это было давно. – Я... я рада, что ты в порядке, – вот что Гермиона наконец решается сказать. – Заходи. На лице Беллатрикс появляется задорная улыбка, и она, спотыкаясь, проходит через прихожую к дивану, который, на вкус Гермионы, слишком хорошо ей знаком. Она разваливается на подушках так, словно они ей принадлежат. В гостиной темно, за исключением лучей света, проникающих через окна от фонарей на улице. Гермиона задерживает взгляд на бледной коже Беллатрикс, которая, кажется, светится, когда свет попадает на ее лицо, но она быстро отводит взгляд и надевает маску незаинтересованности, которую она так привыкла носить в такие вечера. Беллатрикс просто смотрит на нее и лениво улыбается, но Гермиона видит печаль в ее темных глазах. Она сама направляется на кухню, чтобы заварить чайник, надеясь избежать неловкого молчания. – Знаешь, – начинает Беллатрикс, словно разговаривая сама с собой. – Я думаю, что твой адрес - единственный, который я запомнила за всю свою жизнь. Гермиона поворачивается и смотрит на нее из кухни. – Я никогда ни к кому не ходила так часто, как к тебе. Она цепляется. Ей нужен любой ответ. В такие моменты она готова принять от Гермионы что угодно, и Гермиона это прекрасно понимает. Поэтому она молчит и отворачивается, чтобы включить плиту. – Я старею, Гермиона, – пытается она снова. – Пятьдесят шесть лет. Это большой срок, чтобы запомнить только один адрес. Она хихикает над своими словами. Какой ребенок, думает Гермиона. А ведь она вполне может быть им. Гермиона знает, как устроена семья Блэков. Дети считались взрослыми, как только начинали ходить, и наказание было единственным способом научить их чему-либо. Она знает, что Беллатрикс приняла на себя основную тяжесть наказания, чтобы у ее младших сестер было что-то похожее на нормальное детство, но не совсем. Гермиона знает, что это было смело с ее стороны, если не сказать безумно, и она уважает Беллатрикс за это. Она уважает ее, но она ей все равно не нравится. Или, если уж на то пошло, ей не нравится ее общество, поэтому она решает, что пора поторопиться с этим визитом. – Хочешь чаю? – спрашивает она, возвращаясь в гостиную. – Я поставила чайник. Беллатрикс выглядит незаинтересованной. Или разочарованной, Гермиона не может сказать. – Я надеялась, что у тебя найдется немного огневиски, дорогая, – тихонько хихикает она и снова смотрит на Гермиону. – Они опять подрезали меня на метле. Гермиона действительно смеется над этим. – Ну, ты действительно склонна перебарщивать с огневиски, Белла. Ты это знаешь. Упс. Может, она не заметила? Она довольно пьяна. Гермиона притворяется, что не направляет все свои чувства на Беллатрикс, пытаясь увидеть ее реакцию в тусклом освещении. Глаза Беллатрикс расширяются, и все ее лицо озаряется таким ярким светом, что Гермионе вдруг хочется смотреть куда угодно, только не на это сияющее лицо. – Ты назвала меня Беллааа! – поет Беллатрикс с ухмылкой, озаряющей ее лицо. Гермиона не отвечает. Она заставляет себя не показывать никаких эмоций. Лицо Беллатрикс немного опускается. – Ты не называла меня так уже очень давно, – шепчет Беллатрикс. – Я в курсе. На некоторое время воцаряется тишина. Они просто смотрят друг другу в глаза. Это вызов, и они обе знают это. И тут чайник выключается. Гермиона воспринимает это как шанс разрядить напряжение, которое она только что создала, и отступает на кухню. Дрожащими руками она наливает две чашки. Она поклялась, что больше не ослабит свою бдительность рядом с этой женщиной, не после... ну, неважно. Сделав глубокий вдох, Гермиона берет чашки в руки и выходит из кухни, чтобы сесть в кресло напротив Беллатрикс. Она протягивает ей чашку чая. – Спасибо, дорогая. Что ж, похоже, она, по крайней мере, хочет забыть об этом. Но она все еще не перестала смотреть на лицо Гермионы, как ястреб. Она выглядит так, будто пытается запомнить каждую деталь. – Ты всегда выглядишь такой красивой, когда просыпаешься с чернилами на щеках, – мечтательно вздыхает Беллатрикс. – Ты опять заснула за столом, да? Гермиона хотела бы посмеяться над этим. Если бы это был кто-то другой - даже Джинни или Полумна - она бы рассмеялась. Но она не может. Она не покажет слабость. – Это не твое дело, – фыркнула она. – Пей свой чай. – Такая властная сегодня, да? – Беллатрикс потягивает свой чай, приподняв бровь. – Возможно, напиток... покрепче поможет тебе расслабиться, дорогая. Гермиона чувствует, как закипает ее кровь. Как этой ведьме удается так легко проникать под ее кожу? Гермиона знает, что если бы она не была пьяна, она не была бы такой дерзкой в своих словах. Возможно, именно поэтому она чаще всего появляется пьяной. – Беллатрикс, нет. Мы обе знаем, что происходит, когда мы пьем вместе, и я не позволю... этому... случиться снова. – она стоит на своем. Беллатрикс хмурится. Она смотрит вниз на диванную подушку, и ее брови нахмурены, как будто ей больно. Некоторое время она молчит. Наконец она произносит. – Я действительно сожалею об этом. Ты знаешь, что сожалею, – бормочет она. – Я не должна была даже думать об этом. – Это не значит, что я прощаю тебя, – отвечает Гермиона, уже зная, что Беллатрикс собирается сказать. Беллатрикс смотрит на нее. Ее глаза стекленеют, и Гермиона понимает, что она вот-вот расплачется. – Ты когда-нибудь сможешь? – спрашивает она с надеждой. Гермиона отводит взгляд от ведьмы и насмехается. – Ты знаешь ответ на этот вопрос. Она слышит рычание, а затем... – Сколько раз я должна это повторять! И тут происходит взрыв. Куда бы ни пошла Беллатрикс, кажется, что взрывы и хаос следуют за ней. Она вскакивает с дивана и неуверенно встает. – Я только хотела защитить тебя! – кричит она во всю мощь своих легких. Гермиона произносит беззвучное заклинание Муффлиато, чтобы соседи не волновались, и притормаживает. – Я знаю, что поступила неправильно! Ты думаешь, я не ненавижу себя каждый день за каждый свой поступок? Что я не страдаю за свои поступки? – проглотила она вздох, чтобы продолжить. – Я извинялась каждый день в течение долгого времени, всеми способами, которые только могла придумать, пока ты не перестала отвечать на мои письма! Я предлагала сделать так, чтобы все прошло! Я все еще могу! Позволь мне сделать так, чтобы это прошло, Гермиона! Беллатрикс делает выпад вперед и упирается руками в разделяющий их журнальный столик. Гермиона инстинктивно вздрагивает, но знает, что оставаться в сидячем положении - лучший вариант, потому что если она позволит себе вступить в бой, она знает, что будет так же эмоциональна. Просто позволь ей выплеснуть это из себя, говорит она себе. – Пожалуйста! – Беллатрикс выглядит абсолютно отчаявшейся. – Пожалуйста, позвольте мне убрать его? Ее голос звучит мягче, но глаза говорят очень громко. Гермиона делает глубокий вдох, чтобы заговорить, но Беллатрикс опережает ее. – Я думаю об этом каждый день, ты знаешь. О том, что я с тобой сделала. Гермиона тяжело сглатывает. – Я думаю о твоих криках и твоей крови. Я думаю о том, как твое тело дрожало подо мной. Я думаю о том, как отчаянно я хотела остановиться. Я думаю о том, как ты испугалась меня после этого. Я думаю о том, как ты наконец-то впустила меня, когда я начала приходить в себя, и мы поцеловались. Я думаю о том, значило ли это что-нибудь. Я думаю о том, что ты кричала на меня после этого. Я думаю о том, как ты не позволила мне избавиться от шрама и воспоминаний. Почему ты хотела сохранить их, Гермиона? Беллатрикс ищет на лице Гермионы хоть какой-то ответ. – Пожалуйста, скажи мне, – умоляет она. – Я просто не понимаю. Но я хочу. Я больше никогда не буду беспокоить тебя, если ты просто скажешь мне, почему ты не позволяешь мне исправить это, я обещаю тебе. – Ты сказала, что больше никогда не будешь вспоминать о том поцелуе, – это все, что говорит Гермиона. Беллатрикс издала горький смешок. – Технически, ты сама об этом вспомнила. Гермиона улыбается Беллатрикс. – Я ведь заговорила, не так ли? – она делает паузу. – Мне жаль, что я вела себя так по отношению к тебе после того, как мы... после того, как мы поцеловались. Ты не заслужила этого. Мы обе были пьяны, и это просто... – Ты избегаешь вопроса. Это настолько прямолинейно и лишено эмоций, что Гермиона на мгновение растерялась. Она думает, что, возможно, Беллатрикс действительно заслуживает ответа. Последние пять лет она приходила и умоляла дать ей ответы, простить ее, и было бы жестоко скрывать это от нее таким образом, думает Гермиона. Но, боги, как же больно будет сказать ей. Будет больно разрушить стены, которые она тщательно возводила более десяти лет. Но она знает, что Беллатрикс действительно сожалеет. Она знает, что ей следовало простить ее и жить дальше много лет назад. И она не хочет, чтобы Беллатрикс перестала приходить, как бы это ее ни раздражало. – Я... – она не знает, с чего начать. Она делает вдох, и Беллатрикс садится обратно на диван, все ее внимание полностью сосредоточено на младшей ведьме перед ней. – Мне нужны были напоминания о том, что я должна оставаться там, чтобы не наделать глупостей. – Гермиона надеется, что этого будет достаточно в качестве ответа. Беллатрикс моргает, но ничего не говорит. Гермиона пытается придумать, что сказать, чтобы смягчить тягостное молчание. – Я имею в виду... – Что может быть настолько глупым, что ты захочешь, чтобы это ужасное слово было на твоем теле до конца жизни? Боги, Гермионе действительно стоит привыкнуть к тому, как прямолинейна иногда бывает Белла. Она сжала кулаки и отвернулась. – Не заставляй меня говорить это. – Скажи это. – Я не... – Скажи это! – Беллатрикс требует, ее голос тяжел от эмоций, и она снова на ногах, но все еще не осмеливается приблизиться к Гермионе. Снова оглушительная тишина. – Как ты думаешь, почему я поцеловала тебя в тот раз, Белла? – она вздыхает. – Я не могу выкинуть тебя из своей чертовой головы с тех пор, как впервые увидела тебя в Отделе Тайн. Ты понимаешь, насколько это тошно? Невилл - мой друг, а я там глазела на Пожирателя Смерти, которая замучила его родителей до безумия! – Я не хотела! – Но ты сделала это, Белла! Ты сделала! Ты тогда так слепо следовала за Волдемортом, что делала такие вещи ради забавы! – она резко вдыхает. – Ты... ты убила Сириуса! Он был всем, что осталось у Гарри, и, тем не менее, я все еще не могла перестать думать о тебе, даже после того, как увидела, через что прошел Гарри после его смерти! Гермиона даже не осознавала до этого момента, что это было очень долгое время. Это так приятно - просто выкрикнуть все, что она держала взаперти все эти годы. – Я изменилась! – голос Беллатрикс срывается, когда она говорит это, и Гермиона видит, как слезы текут по ее бледному лицу. – Да, я сделала ужасные вещи, которые не могу вернуть назад, как бы сильно я этого ни хотела, но я изменилась! Когда он вернулся, я сделала все возможное, чтобы помочь тебе и твоим чертовым друзьям, но я даже это испортила! Беллатрикс, кажется, немного расслабляется и обходит вокруг стола, когда Гермиона вскакивает на ноги. – Ты думала обо мне? – спрашивает она гораздо, гораздо мягче. Гермиона едва узнает свой голос. – Часто? Гермиона хочет продолжать кричать ей в лицо обо всем, что она сделала, хочет. Но оглушительная сила этих слов, произнесенных тихим шепотом, заставляет всю борьбу покинуть тело Гермионы. – Да. И думаю до сих пор. Пришло время быть честной. Она не знает, как долго еще она могла бы держать свои чувства взаперти. – Как? Беллатрикс выглядит озадаченной, и Гермиона может просто закричать. Она никак не может объяснить ей, в чем дело, после всего, в чем она только что призналась. – Белла, пожалуйста. – вздох. – Почему ты думаешь, что я впускаю тебя каждый раз, когда ты стучишь в мою дверь посреди ночи? Почему ты думаешь, что я поцеловала тебя в ответ в ту ночь, когда я по глупости разрушила все свои стены вокруг себя? Беллатрикс не отвечает, просто неподвижно стоит перед Гермионой. Гермиона продолжает, потому что сейчас или никогда. – Я хотела сохранить шрамы и воспоминания, чтобы помнить, что ты сделала ужасные, невообразимые вещи со столькими людьми. Моим друзьям, их семьям, мной! Я не хотела... Я не могла позволить себе иметь... чувства к тебе. Теперь ты видишь? Беллатрикс упала на колени так быстро, что если бы Гермиона моргнула, то не заметила бы этого. Рыдания пронизывают все ее тело, и она неуверенно тянется вверх, чтобы ухватиться за мантию Гермионы. Она так нежно кладет голову на колени Гермионы, что у Гермионы защемило сердце. – Мне жаль. – Ты говорила мне это миллион раз до... – Мне так жаль, Гермиона. – она уже вовсю плачет. – Ты... ты действительно что-то чувствовала ко мне. Ты чувствовала это ко мне, и я делала с тобой такие вещи. – Беллатрикс подавила рыдание. – Я бы хотела, чтобы все это прошло. Хотела бы я иметь нормальную семью, может быть, тогда я не стала бы чудовищем. Боги, как бы я хотела забрать всю ту боль, которую я так сильно причинила. Гермиона закрывает глаза и осторожно проводит пальцами по спутанным волосам Беллы. И часть ее ненавидит себя за это. Часть ее хочет убежать прямо сейчас и никогда не оглядываться назад. К черту ее дом и работу. Беллатрикс не заслуживает ни одного акта доброты, особенно от нее, и одна ее часть испытывает отвращение к той доброте, которую она сейчас проявляет к этой женщине. Но другая ее часть просто визжит от радости. Как давно она мечтала переплести свои пальцы с этими черными локонами? – Все простили тебя, Белла. Даже Невилл, даже Гарри. Ты спасла всем жизнь в тот день. – Гермиона не совсем понимает, к чему она клонит, но Беллатрикс выглядит такой уставшей. Она такая маленькая и сломленная по сравнению с той храброй и блестящей женщиной, которую Гермиона видела открыто бросающей вызов Волдеморту на развалинах Хогвартса в тот день. – Беллатрикс, пожалуйста, просто сядь и выпей свой чай. Я обещаю тебе, что ты прощена за все это, – умоляет она, протягивая руку Беллатрикс. Беллатрикс смотрит на нее сквозь кудри стеклянными глазами. – Не все, – шепчет она. – Что? – Не все простили меня. – Беллатрикс берет Гермиону за руку, чтобы встать на ее уровень. Гермиона прекрасно понимает, что она имеет в виду. И все же она молчит, не зная, что сказать. – Ты не простила меня. И это жжет. Гермиона слышала подобные фразы от Беллатрикс множество раз в прошлом, но сейчас, когда она больше не держит фасад, это гораздо больнее. Вместо ответа Гермиона крепче сжимает руку Беллатрикс и осторожно ведет ее за собой к дивану. Они садятся рядом друг с другом, но Гермиона замечает, что Беллатрикс чуть-чуть отодвинулась. Она делает дрожащий вдох. Когда-то это должно закончиться. – Беллатрикс, – начинает она. – Я прощаю тебя. Думаю, я простила тебя уже давно, просто я не могла признаться в этом. Я... я знаю, что ты сделала то, что сделала, чтобы защитить всех. Это не делает это правильным, но... я знаю. Боги, я должна была просто позволить тебе избавиться от него. Я не знаю, почему я так старалась оттолкнуть тебя... ну, я знаю, но... Она берет паузу, чтобы собраться с мыслями. – Я была напугана, – вздыхает Гермиона. – Я так боялась того, что чувствовала к тебе. Я боялась того, что все подумают. Я думаю... я думаю, что в основном я боялась того, что все еще что-то чувствовала к тебе после того, что ты сделала. Это казалось неправильным. Все еще заботиться о тебе после всего, что ты сделала. Слезы наконец-то падают из глаз Гермионы, когда правда выходит наружу. Беллатрикс тоже плачет, но уже беззвучно. Гермиона вытирает глаза и терпеливо ждет ответа. Беллатрикс сдвигается с места и вздыхает, как будто с нее сняли страшный груз. – Спасибо. Гермиона ожидает, что за этим последует что-то еще, поэтому она не отвечает, но быстро становится очевидным, что это была полная мысль Беллатрикс. – Ты... пожалуйста, Беллатрикс. – Ты заслуживаешь того, чтобы чувствовать себя так, ты знаешь. Я не заслуживаю того, чтобы кто-то вроде тебя заботился обо мне после всего, что я сделала. Это разбивает сердце Гермионы. – Но ты заслуживаешь этого! – Гермиона говорит громче, чем ей хотелось бы. Беллатрикс смеется. – Для самой умной ведьмы своего возраста ты говоришь довольно глупые вещи. Это заставляет Гермиону хихикнуть. Все эти годы было так трудно не смеяться над тем, что говорит ей Беллатрикс. – Да, но это правда, Белла, – говорит она. Беллатрикс тепло улыбается ей, а затем... встает. – Спасибо тебе, Гермиона Грейнджер, за все. – Что... куда ты идешь? – озадаченно спрашивает Гермиона. Беллатрикс пожимает плечами. – Пока не знаю. Но я дала обещание, и ты дала мне то, что я хотела. Я должна выполнять хотя бы некоторые из своих обещаний. Это поразило ее. Она обещала, что оставит Гермиону в покое, если та просто расскажет ей все. – Нет. – Что? – Нет! Ты не уйдешь, – Гермиона чувствует, как ее мир уходит из-под ног после того, как она его только что укрепила. – Разве ты не хотела, чтобы я ушла? – Беллатрикс кажется искренне озадаченной. Гермиона понижает голос и старается не выдать своего отчаяния. Она действительно хотела, чтобы Беллатрикс ушла, но это было до того, как она, наконец, рассказала ей о своих чувствах. Прежде чем она разрушила все стены, которые возвела между ними. Она предполагала, что Беллатрикс воспримет это как пренебрежение ее обещанием уйти. – Я так и сделала, но... нет, ты пьяна и тебе нужно отдохнуть. – Гермиона взяла ее за руку и притянула к себе. – Пожалуйста, Белла, послушай. Я действительно не хочу, чтобы ты уходила. Она умоляюще смотрит на Беллатрикс. – Я не... я не знаю, должна ли я остаться, Миона, – вздыхает Беллатрикс. – Я причинила тебе достаточно боли. Я, оставаясь... это... это только причинит тебе еще больше боли, и я не могу сделать это с тобой снова. – Ты не знаешь этого! – Гермиона чувствует, что снова готова расплакаться. Ей кажется, что она только что обрела Беллатрикс, а теперь вот-вот потеряет ее. Беллатрикс с сомнением смотрит на нее. Гермиона встает и берет Беллатрикс за обе руки. Она смотрит Беллатрикс в глаза. – Просто... остаться на ночь? – спрашивает она. – Нам обеим нужен отдых. Просто останься на ночь, Белла. Мы можем поговорить об этом завтра, но... я не хочу, чтобы ты уходила, правда не хочу. Гермиона всем сердцем надеется, что это сработает. Беллатрикс смотрит по сторонам, куда угодно, только не в глаза Гермионе, и на мгновение останавливается, уставившись на свои ноги. – Ты уверена? – спрашивает она наконец. Гермиона выпускает вздох, о котором и не подозревала. – Я уверена, Белла. Беллатрикс поднимает взгляд, и они обе неуверенно улыбаются друг другу, прежде чем Гермиона встает, а Беллатрикс ложится обратно на диван, как она делала, когда началась вся эта ночь. Гермиона секунду раздумывает, что ей делать, прежде чем... – Ну и черт с ним, подвинься. – А? О! – Беллатрикс замерла, когда Гермиона свернулась калачиком у нее под боком на диване, натянув на них обеих одеяло с верха дивана. – Гермиона, я... ну, я могу занять диван. Иди, ложись в свою кровать. Гермиона хмыкнула, когда все ее тело стало теплым от того, как близко она сейчас находится к Беллатрикс. Она так устала от ненависти и борьбы. Сейчас все, чего она хочет, это остаться вот так, пока им не придется поговорить обо всем по-настоящему. – Я хочу обнять тебя. Можно? – шепчет она. Ответа нет. Гермиона поспешно пытается отступить, чтобы не переборщить. – Я могу пойти в свою кровать, если хочешь, я... – Нет, останься. Пожалуйста? Облегчение разливается по Гермионе, и она придвигается ближе к Беллатрикс, кладя голову прямо над сердцем Беллатрикс. – Конечно, Белла. Спокойной ночи. – Спокойной ночи, Гермиона, – пробормотала Беллатриса. А затем, еще мягче: – Спасибо.