Просто дай ему шанс

— Лучше оставь меня одну! Роза никогда не думала, что может настолько разозлиться, чтобы накричать на него, но сегодня его очередная попытка поднять ей настроение окончательно вывела ее из равновесия. Она терпеть не могла, когда он так делал. Тараторил со скоростью света, выдавая всевозможные умные вещи, а она с трудом могла угнаться за потоком его мыслей, появляющихся одна за другой в его возбужденной очередной идеей голове. А все потому, что в такие моменты он был слишком похож на Доктора — ее Доктора. Настолько, что она забывалась и принимала желаемое за действительное. Прошло около полугода с тех пор, как она вернулась домой с другим Доктором, в некоторой степени альтернативным «я» Настоящего. Однако сколько бы не смотрела — видела перед собой лишь человека, которого едва ли знала. Кем он в сущности был? И кем был для нее? Этот странный двойник, наполовину человек, наполовину Повелитель времени, не способный к регенерации, стареющий как люди и имеющий лишь одно сердце. И все воспоминания Доктора. И эта мысль была ей особенно ненавистна. Как он может иметь право помнить все, что было между ней и Доктором? Помнить все то, что связывало их — все то, через что они прошли вместе — иметь эти воспоминания, его воспоминания, их воспоминания, — что-то столь личное и бесконечно дорогое для нее. Приключения с Доктором сделали ее жизнь особенной, наполнили смыслом каждый из дней. Кем она была до встречи с ним? Обычной земной девчонкой, закончившей школу без особых отличий, работающей в простом, непритязательном магазине за скромный, но стабильный заработок, и чьи карьерные перспективы ограничивалась тем, чтобы стать лучшим работником месяца. В ее привычном существовании не происходило ничего поразительного, разве что за исключением тех моментов, когда она, гадая, что же подарит мама и Микки на предстоящее Рождество, получала совсем не то, что ожидала — порой это были ненужные безделушки или дурацкие свитера с оленями, которые она не любила из-за колючего ворса — пускай это было не то, что она хотела, но они действительно умели ее удивлять. И она бесконечно ценила это и наслаждалась временем, проведённым с ними, даже несмотря на сложности в отношениях с Микки. Но потом она встретила человека, называвшего себя «Доктор». Человека, способного менять свой внешность, который забрал ее из дома на своей волшебной машине. Он позволил ей — не обладающей ничем уникальным и выдающимся, — разделить вместе с ним свои межзвездные странствия, показал новые миры и целые исторические эпохи — фантастические и полные опасностей, населённые многочисленными причудливыми существами, какие простой обыватель даже и представить не сможет, если только он вдруг не является гениальным писателем-фантастом, одаренным исключительным воображением, или ученым-астрономом, верящим не только в науку и рациональную логику, но и в невозможное. Хотя даже и в этом случае он все равно будет нелепо далек от непостижимой действительности, свидетельницей которой ей довелось побывать. Она любила путешествовать с ним. Она любила ТАРДИС. Любила его. И она думала, что это никогда не закончится. Разве можно забыть все немыслимое и поразительное, что они пережили вместе, в одночасье променяв на кого-то другого? На кого-то, кто словно в насмешку являлся практически идеальной копией человека, что был так значим для нее, — одна внешность, одни манеры поведения и привычки, один ум и тоже самое неизменное пристрастие к красным кедам, синему и мужской модели очкам с квадратной рамкой, — но при всем этом оставался незнакомцем для нее. Он часто приносил в их дом всевозможные устройства, то ли выкупленные у кого-то из соседей, то-ли стащенные из бывшей мастерской Микки, куда последний иногда захаживал. В основном это было старое и уже непригодное оборудование — сломанные приборы, электрические схемы и платы, сгоревшие видеокарты, оптические приводы и прочие всевозможные составляющие компьютеров. И пока она смотрела как он увлечённо разбирает, чинит и модифицирует, доводя до совершенства, а затем показывает ей, обманчивое наваждение захлестывало ее рассудок, наводняло все тело до кончиков пальцев и она снова и снова терялась в собственном прошлом. И чем дольше это длилось, тем труднее было возвращаться в реальность — скучную и совершенно обыденную, — в реальность, где он оставил ее. Однако он действительно умел поднять ей настроение — это нельзя было не признать. Порой он смешил ее какой-нибудь фразой, кажущейся ей невыносимо абсурдной, которую мог выдумать только он, или на редкость банальной. Например, он как-то сказал, что любой парень запросто может сойти с ума от ее улыбки, и она должна быть осторожна, иначе им вдвоем когда-нибудь придется спасать половину населения их района. Это ни раз поражало ее, но он всегда был уступчив, внимателен, никогда не делал того, что бы ей не понравилось. Наоборот, он как-будто знал наперед о тех вещах, которые могли так или иначе обрадовать ее или заставить чувствовать себя лучше. Как-то раз даже приготовил на завтрак ее любимые хлопья с ягодами, предварительно выбрав и купив в магазине. Вышло вполне сносно — тогда он только-только осваивал навык готовки — но она не могла не признать, что была приятно тронута этим маленьким жестом, который, впрочем, был далеко не единственным.

***

В эту ночь Розе не спится, она стоит у окна в своей комнате, смотрит на пустую постель, залитую тусклым лунным светом, и мысленно возвращается к первому месяцу после расставания с Доктором, когда он находил ее посреди ночи плачущую и держал в своих объятиях, пока она не успокаивалась и не засыпала прямо на его руках. Он никогда ничего не говорил, не спрашивал, что ей снилось, не настаивал, чтобы она рассказала утром. И даже тогда — она не знала об этом — он не покидал ее спальню — сидел подле, вслушиваясь в размеренное дыхание, пока точно не убеждался, что тяжелые сны отступили и больше не тревожат ее, затем запечатлевал невинный поцелуй на ее макушке — он всегда позволял себе лишь это — и только тогда возвращался в свою комнату. А на следующий день она задавалась вопросом, почему он опять проснулся таким сонным, хотя проспал всю ночь. Могло ли быть дело в неординарности его биологии? Или в чем-то еще? Она не спрашивала, но догадывалась о причине. И только теперь, оглядываясь на все те месяцы, которые провела с ним, Роза понимает, что несмотря на все ее безразличие, несмотря на все упрямство он никогда не горячился, никогда не жаловался. В дни, когда ей было особенно плохо, когда она едва не заболела от поглотившей ее тоски, он был рядом. Все это время он заботился о ней. А она прогнала его, сказав, что не хочет больше видеть. Она ужасно обидела его — обвинила во всех проблемах, хотя сама понимала, что это совсем не так, — и он действительно ушёл. Как она могла так поступить? Этого ли хотел ее Доктор? Она знает, что он желал, чтобы она была счастлива. И что бы он сказал теперь, узнав, что она даже не попробовала? Что сдалась так быстро? Его смелая и бесстрашная Роза Тайлер, смотрящая страху в лицо, но побоявшаяся довериться человеку, которому Доктор вверил присматривать за ней? Обессиленная от отчаяния и злобы на саму себя Роза устало опускается на ковер. Сегодня ее некому утешить, и она сама виновата. Однако в какой-то момент она вдруг замечает чье-то присутствие — кто-то садится на колени рядом — и сильные и тёплые руки обнимают ее. И она понимает, что это он. — Прости меня, — она сжимает ткань его рубашки пальцами, пачкает слезами, впервые осознает как рада видеть его, — прости меня, я была такой глупой, такой глупой...только не уходи больше, прошу тебя... — Я никуда не уйду, — просто заверяет он и, немного отстраняя от себя, продолжает, — Я с тобой, видишь? Да и куда я такой денусь? А то ведь совсем без тебя пропаду, — он делает попытку улыбнуться, но выходит несколько криво, но когда он замечает, как Роза усмехается, совсем тихо, и ее губы трогает робкая улыбка, убеждается, что все его старания были не так уж напрасны. Они сидят так какое-то время. Он не перебивает, дает ей выговориться, продолжая гладить по спине и плечам, и она не без изумления замечает, как от таких незатейливых прикосновений напряжение в ее теле постепенно сходит на нет, а на душе становится много легче, свободнее. Но ее разум вновь наполняют воспоминания, она замолкает, а затем произносит почти шёпотом:  — Мне так его не хватает. И пускай он рассердиться, накричит, отчитает за ребяческую импульсивность, — что угодно — но она больше не может держать это в себе, и ей все равно, что он скажет. Она боится только одного — что он может уйти снова. Но все, что он произносит: — Я знаю, — он берет ее лицо в свои ладони и говорит, мягко утирая ее горячие, сердитые слезы, — Я знаю. Но я здесь. И я не оставлю тебя. Я не оставлю тебя, Роза Тайлер. Она вглядывается в по-прежнему незнакомое, но такое страшно родное лицо, глаза — все еще чужие, но добрые. Он смотрит понимающе и с самым простым выражением искреннего участия, пока его большие пальцы гладят ее мокрые щеки, — так успокаивающе, так обнадеживающе и так ласково, — так, как может только человек, так, как не мог он, и это одновременно и пугает и удивляет ее. Роза знает, что никогда не забудет. Никогда не перестанет сравнивать. Но она думает, что должна дать им шанс.