Они жили в сумерках

Они жили в сумерках. Когда на город опускалась приятная тишина, окутывающая уставшее тело. Когда солнце садилось за горизонт прощаясь с людьми до следующего дня. Когда звезды, слегка сверкая тусклыми огоньками, смотрели на них, обливая легким светом. Все что у них было: закат, недопитая кола, пачка сигарет на подоконнике, кровать с мягким одеялом и они сами — живые в этом мертвом мире. Что это было? Любовь? Симпатия? Кто знает… Но это было что-то настоящее, и очень ценное. Тот день. Когда Хисын пришел в студию звукозаписи. Джея все устраивало: он не искал отношений, не искал приключений, его устраивала его жизнь, хоть иногда и казалось, что все уже давным-давно уготовано. Но менять что-то не было ни сил, ни смысла. Зачем, если и сейчас все неплохо? Однако всегда, когда жизнь не мотает тебя из стороны в сторону, это значит, что скоро начнется землетрясение. Ли был очередным начинающим артистом для Джея. Пак работал с кучей таких: амбициозных, живых, с огоньком в глазах. Хисын только-только начал увлекаться музыкой всерьез, но Чонсон не мог понять: а почему Ли не начал раньше? Что останавливало парня, имея за спиной такой талант? Песни у Хисына… били под дых. Слушая их, ты был пьян без алкоголя, ты кайфовал без амфетамина, чувствовал боль и эйфорию одновременно. Это сложно объяснить, но это именно так. Текста Ли были чем-то волшебным, увидев лишь четыре строчки, Джей был готов душу продать, чтобы писать также. В песнях были чувства, мысли, жизнь, фальш и реальность, смешанные в безумный карнавал красок речи и преобразованные в нечто прекрасное, похожее на крик души и шепот смерти, бегущей за тобой в бесконечной гонке. Джею всегда казалось, что Хисын знает больше него. Будто ему известно о жизни что-то, что неизвестно никому больше. Наверно поэтому, читая строчки, ты мог лишь догадываться, правильно ли ты интерпретировал смысл песни, и единственный ли он. Пак никогда не исправлял текст. Лишь накладывал музыку, подправлял мелодию, вдыхал жизнь в песню, чтобы она убивала тебя морально не только смыслом, но и звучанием. Бит эхом раздается по темной комнате, отталкивается от стен, проникает в уши и триггерит мозг, подстраивающий ритм сердца под мелодию, сцепляя тело, песню и душу вместе. По всему телу пробегаются разрядами сотни тысяч мурашек, а в животе разлетаются бабочки. Пак все еще помнит первую нерабочую встречу с Ли. Джей тогда решил сходить в приют, чтобы покормить животных, возможно присмотреть себе одного. — Выбираете собаку? — раздался бархатный голос. Джей устремил взгляд на незнакомца и увидел Хисына в своей обычной толстовке и потертых джинсах. Этот парень никогда не научится одеваться… — Нет, просто кормлю. Выбрать пока не могу, они мне все нравятся, да и я побаиваюсь. — тихо ответил Джей, гладя развалившегося на животе спаниеля. И как такую красавицу кто-то мог оставить на улице? — Зря боитесь. Нужно просто подготовиться и взять. Только хорошенько подготовиться. — Хисын также присел на корточки и провел ладонью по шелковистой шерстке. — Если бы я выбирал сейчас собаку, то взял бы эту. Она кажется ласковой. Да, моя хорошая? — Ли почесал собачку за ухом и слегка улыбнулся, обнажая ряд белоснежных зубов. — А почему не хотите взять сейчас? — Я бы хотел воспитывать собаку с кем-то. Знаете, чтобы у нее были родители что ли… Наверно, это странно. — Нет-нет, ничуть. Я вас понимаю. Одному ухаживать за собакой порой бывает сложно. — Да я не про это. — Ли мягко засмеялся. — Понимаете, мне хочется с кем-то этим делиться. Любовью, радостью, рассказывать о каждом достижении, связанным с питомцем. А с удовольствием об этом слушать будет только близкий человек, который вкладывал в наше дитё столько же, сколько и я. Хочу всем делиться. Быть рядом. — А у вас никого нет? — Нет. Нет. Громким эхом отпечаталось в голове у Джея, когда он пригласил Ли на первое свидание после долгих месяцев симпатии. Черт бы его побрал, эту тупую головушку Хисына, что приняла признание Чонсона за шутку. Ли рассмеялся, а у Пака вся жизнь перед глазами пролетела. Поняв, что Хисын преобразовал всю ситуацию в некое подобие шутки, Джей пытался посмеяться, но в глазах стояли слезы. Слезы, черт возьми. Джей Пак плачет, кто услышит — не поверит. Сердце Чонсона пропустило несколько ударов, сделало петлю на американских горках, а к горлу подступила внезапная тошнота. Вот он — переход из мажора в минор. Тоника снижается, настроение меняется, а с ним и выражение лица Пака. На лице Хисына написано чистейшее недоумение: он что-то сделал не так? Это же была шутка? Шутка ведь? — Эй, Джей, все нормально? — Да. — голос дрогнул. — Я пойду, мне надо отойти ненадолго. Так, вот еще и расплакаться не хватало сейчас. Раз-два, вдох-выдох, взяли яйца в кулаки и пошли, ты что, девчонка какая-то, чтобы плакать из-за отказа? Не девчонка. Но черт, так больно… Джей зашел в студию и закутался в плед, усевшись на маленький диванчик в углу комнаты. Пак слишком хорошо себя знает: он сейчас подумает, что ему все равно на отказ, пойдет работать, как ни в чем ни бывало, а потом через недельку сляжет с нервным срывом. Сценарий аппетитный, как ведро стекла во время прочтения хорошего фанфика. Нет, сейчас надо прислушаться к себе, немного уйти в себя, поплакать, а затем зажить прежней жизнью. Внезапно, дверь в студию приоткрылась и в темную комнату проникнула полоска тусклого света. — Сейчас не работаем. — Джей пытался говорить без дрожи в голосе, но слезы все еще не ушли от горла, поэтому получилось как-то жалко. — Это Хисын. Сердце снова попустило несколько ударов. Да сколько можно, так ведь и до инфаркта недолго! Из-за двери выглянула голова в капюшоне, а затем в проеме показался и весь силуэт. Ли вошел в студию и, прикрыв дверь, сел на диван рядом с Джеем. Воздух в комнате внезапно стал душным, а голова закружилась от обилия эмоций. Хисын молча уставился на фигуру, закутанную в плед. — Ты плачешь? Джея передернуло от этого вопроса. До этого он даже не плакал толком, так, проронил пару слезок, но от этих слов глаза внезапно защипало, а к горлу подкатил ненавистный ком. Из глаз потекли слезы в неконтролируем количестве, губы задрожали, а позже затряслось все тело. Так не хочется казаться слабым… но ему больно, черт возьми. Больно! Хисын лишь в шоке смотрел на эту картину, абсолютно не понимая, как ему действовать. — Я думал, что ты шутишь… — всего несколько слов, но они вызвали такой гнев, которого Джей не чувствовал уже давно. — Шучу, блять?! Хисын, ты больной?! Нам сколько лет, чтобы про такое шутить? Восемь? Я тебе сто раз говорил, что никогда не лгу о своих чувствах и никогда не шучу насчет этого, — Пак повернулся к Ли, — и если твоя пробковая бошка, набитая клавишами, не способна это запомнить, то нахуй ты мне сдался? Если ты мной не дорожишь и считаешь меня клоуном? Что? Сказать нечего? Да, мне больно, потому что сейчас я тебя люблю, но так уж и знай, что ты разбил мне сердце, придурок безмозглый. Хисын был абсолютно спокоен. Как удав. Черт бы его побрал. Ему что, реально все равно, он бессердечный или тупой, а скорее всего, и то, и другое. Внутри Пака начало возникать следующее пламя злости, вызванное безразличием парня. Однако этот приступ стал похож, скорее, на всплеск боли, а не гнева. Джей снова заплакал. Чонсон чувствовал, как соленые слезы льются по лицу и капают на худи. На его щеку легла чужая ладонь. Ли взял лицо Джея обеими ладонями и нежно вытер слезы большими пальцами. Парень смотрел Паку в глаза, так пристально и долго, но это не чувствовалось так. Время будто замерло, заморозив в комнате воздух, оставив их вдвоем в этом мгновении. Ли медленно наклонился к лицу Джея. Между ними не осталось воздуха, лишь вакуум, засасывающий в дыру сладкого безрассудства. Хисын оставил мягкий поцелуй на одной щеке парня, затем на другой, заставляя все внутренности Пака переворачиваться вверх дном, потом нежно поцеловал лоб, прямой нос и остановился в нескольких сантиметрах от губ. — Можно? — спросил Ли робко, чуть слышно. — Ты точно придурок, Ли Хисын. — едва дыша ответил Джей и припал к губам парня. Так вот оно какое — чувство, когда ты получаешь то, чего так долго хотел. Когда чувствуешь такие желанные губы на своих, когда ощущаешь прикосновения любимых рук на своих плечах, когда плачешь от счастья, а не от боли. Боль. Ей больше нет места в этой истории. Вот он, счастливый конец. Признание в любви, первый поцелуй, первое свидание. Они жили в сумерках. Любили прийти домой и, отбросив рюкзак в дальний угол комнаты, обнять друг друга, прижимая к груди и целуя в губы. Они включали тихую музыку, тащили в спальню либо газировку, либо соджу, а потом просто наслаждались вечером и друг другом. — Ты заметил, что я подкачался? — спросил Джей, снимая футболку и оставаясь в одних штанах. — Ну не знаю… — с улыбкой ответил Ли, осматривая парня жадным взглядом с головы до ног. — Что значит не знаю… Эх, вот значит как, трудишься, трудишься ради него, а он… — Джей демонстративно вздохнул и лег на кровать, растянувшись во весь рост. Хисын улыбнулся и навис сверху, оставляя дорожку поцелуев с шеи до низа живота, а затем снял толстовку и лег возле парня. Пак притянул Ли к себе и обнял со спины, прижимая того к себе и целуя парня в голое плечо. — Хисын-а… — тихо произнес Джей, утыкаясь носом в шею парня, а затем целуя его туда же, оставляя на коже мокрый след. — М? Что такое? — голос Ли, словно гладкий шелк, обволакивал тело Джея, заставляя его покрыться мурашками. — Я тебя люблю. — Чонсон поднялся на локтях и посмотрел Хисыну в глаза. — Не в том смысле, в котором я обычно это произношу. Ты мне важен. Я тебя люблю. Они говорили это друг другу утром, когда уходили из дома по работе. Бывало, Джей уходил раньше Ли, и на телефон Хисына всегда приходило короткое сообщение: «Я тебя люблю ♡» Я тебя люблю. Они говорили это, работая в студии, когда песня получалась просто шедевральной. Хисын подходил к Джею, целуя его в макушку, потрёпывая его волосы, превращая их в гнездо. Пак смеялся. Я тебя люблю. Говорили они друг другу, гуляя в парке, когда рядом никого не было. Стояли около озера, прикасались к друг другу так нежно, мягко, обнимая за талию и кладя голову друг другу на плечо. Я тебя люблю. Тихо звучала фраза в тишине Сеульской ночи, когда на улице были слышны лишь машины. Они ложились всегда поздно, почти под утро, обнимаясь во сне, а утром просыпаясь с беспорядком на кровати. Я тебя люблю. Тихо произносил Хисын после очередной ссоры, утирая слезы с лица Джея. Лишь с ним Чонсон мог позволить себе плакать, да и лишь из-за него Чонсон мог заплакать. Любовь. Она всесильна. Джей в тот день вернулся поздно. Дверь оказалась открытой, на что Пак нахмурился, чувствуя, что внутри к горлу подступает нехорошее предчувствие. — Хисын? Я дома! Представляешь, сегодня рамён по акции продавали. Я пачек 10 взял, нам на целую неделю хватит. — Пак поставил пакет на стол на кухне. Квартира отвечала ему тишиной. — Хисын-а? По спине пробежали мурашки. Что-то не так. Чонсон прислушался. Вода. Джей побежал в ванную, однако дверь оказалась закрытой. — Хисын! — ответа не последовало. — Ли, мать твою, Хисын, если ты сейчас же не откроешь, я сам открою эту чертову дверь! В ответ лишь шум воды. Джей побежал в спальню, принявшись дрожащими от страха руками искать ключ от ванной и, наконец, найдя, принялся кое-как открывать замок. Наконец, раздался щелчок и Пак вбежал в ванную и, быстро открыв шторку увидел то, что заставило его вскричать. На руках порезы, рядом окровавленное лезвие, бледная кожа Хисына и его бессознательное тело. Джей затрясся, чувствуя, как паника полностью поглощает его. Однако Пак в следующий момент рвано выдохнул и, еле выдавливая из себя слова, захлебываясь в слезах, вызвал скорую. Чонсон дрожащими руками делал все, что говорит дежурный, проверял пульс, с огромнейшей радостью обнаружив, что он есть, перевязал рану и, наконец, сел рядом с ванной, уткнувшись головой в колени. За спиной лежит его парень при смерти, рядом окровавленный нож и бинты. Внутри нет ничего, кроме боли, превращающей все внутренности в кашу. Джей жмурился, чтобы остановить ее, но все было тщетно, лишь слезы текли не переставая. Хисына вскоре увезли на скорой. Пак остался дома, чтобы собрать его вещи. Джей поставил сумку на стол, однако взгляд зацепился за вырванный из блокнота лист бумаги. «Джею» Чонсон дрожащими руками взял письмо и сел на стул, понимая, что читать такое будет сложно. «Если ты это читаешь, значит, скорее всего меня уже нет в живых. Надеюсь, тебе сейчас не очень больно. Я… правда, не хотел бы причинять тебе боль, но… черт. Я больше не могу, Джей. Не могу. Знаю, ты сейчас наверно в шоке от всего этого, не понимаешь, почему я это сделал, что стало причиной, почему никаких предпосылок не было. Я принимал антидепрессанты около 5 лет. Было дерьмово, сложно, безэмоционально. Я был никем, ничем, меня будто не существовало в этом мире. Недавно я решил от них отказаться. Ситуация ухудшилась, но я хотя бы чувствовал, что жив. Лучше уж провести короткую жизнь, но с эмоциями, чем прожить дольше, но под таблетками. Когда я тебя встретил, мне не хотелось с тобой встречаться, так как я понимал, что в конце тебе будет больно. Однако позже, ты заставил меня поверить в то, что я вылечился. Мне стало лучше, я даже подумал, что больше к этому не вернусь. И я ошибся. Мне с тобой было очень хорошо. Я тебя очень сильно люблю. Ты мне важен. Но я не могу больше здесь находиться. Я не надеюсь на то, что ты меня когда-то простишь или поймешь. Просто надеюсь на то, что тебе будет не так больно. Ты должен двигаться дальше, обещай, что будешь идти дальше. Прости. Навечно твой, Хисын.» Такой истерики у Пака не было еще никогда. Парень буквально захлебывался слезами, крича в воздух вопросы, на которые не получит ответа. — Надеешься, что мне не будет так больно?! Да, пошел ты! — Джей разорвал письмо напополам, падая на пол от бессилия и боли, что поглощала его без остатка. Его будто пытали: душили, били, пинали, резали — все это вместе, а Джей лишь тихо скулил, прижав колени к себе. «Как собака побитая…» Следующий день Пак провел в больнице, рядом с Ли. Ожидание было дико мучительным, однако он терпеливо сидел рядом, держа парня за теперь уже теплую руку, на которой были видны зашитые порезы. Чонсон дремал, голова повисла в неестественной позе, пальцы все еще держали родную ладонь. Внезапно, он почувствовал небольшое шевеление. Парень открыл глаза и заметил, что Хисын слегка гладит его руку, смотря прямо на него. — Ты очнулся… Ли кивнул, опуская взгляд на одеяло. Джей некоторое время просто смотрел на парня, а затем заплакал, закрывая лицо ладонями и вздрагивая. — Джей… Все же хорошо. — тихо проговорил Хисын, пытаясь дотронуться до колена Пака. — Для меня-то да. А ты умереть хотел. Не вышло, не так ли? Ли снова замолк, виновато отводя взгляд. — Прости. — Я просто не понимаю, почему ты ничего раньше не сказал? Я ведь был рядом. Я бы тебя выслушал, помог бы чем смог, нанял бы специалиста. Что угодно бы сделал. Почему ты молчал? У тебя был я. — Я знаю. И я люблю тебя. — Джей смотрел на Хисына, пытающегося подобрать слова. — Но любовь не всесильна. Вот он — смертельный выстрел в сердце. Оно разбилось, разлетелось на тысячи осколков, что рассыпались по всей душе. Пак чувствовал, как к горлу подступает тошнота. — Пожалуйста, скажи… что меня было достаточно… — проговорил Джей, роняя слезы на пол. В ответ молчание. Пак отвел взгляд, пытаясь проглотить комок в горле. Чонсон коротко кивнул и, поднявшись с кресла, вышел из палаты и сел на ближайшей скамейке, уткнувшись в слезах в колени. Любовь не всесильна.