lost

— Не бросай меня, не бросай меня, не бросай меня, пожалуйста, — алые глаза стоящего на коленях Лан Цянцю сверкают от слез. Голос сорвано дрожит, дыхание сбивчивое, а дрожащие пальцы судорожно цепляются за подол чужого ханьфу. — Прошу... — Ты должен заслужить это, — Ци Жун растягивает тонкие губы в ухмылке, обнажая длинные, острые клыки. Он дергает одежду на себя, вырывая из рук Цянцю, а потом садится на корточки рядом, запускает пальцы в его темные волосы, поглаживает, перебирает, глядя, как Бог Войны льнет к его руке. Как собачка, верная, но глупая. — Ну же, что ты должен сделать, как думаешь? — Ци Жун... — Лан Цянцю обхватывает его тонкое запястье своими пальцами, боясь, что он все-таки уйдет и оставит его. — Ты же знаешь, я не могу без тебя, я сделаю все что угодно, чтобы ты.... — Чтобы я что? Продолжал издеваться над тобой? — демон заливается смехом, широко раскрыв рот и наморщив нос. Сжимает пальцы в чужих волосах сильнее, тянет их на себя, вставая, и слышит очередной тихий, болезненый стон. От этого ему становится еще веселее и он дергает Цянцю на себя, вверх, словно пытаясь поставить на ноги, а тот почти кричит, но не сопротивляется. — Ты пришел ко мне тогда и сказал, чтобы я не трогал твоих верующих, в обмен на тебя самого. Ты сказал, что исполнишь любое мое желание и начал служить мне, — на этом моменте Ци Жун снова начинает хохотать, сильнее потянув за чужие волосы. — А потом начал говорить, что любишь меня, после того, как я избил тебя несколько раз. Тебе что, настолько нравится боль? Цянцю сжал зубы, потом разжал и закусил губу, чтобы не кричать громко — демону это не нравится. Демону нравится, когда Бог тихий и покорный, когда он позволяет делать с собой все что угодно. И Цянцю хочет, чтобы Ци Жун делал с ним то, что вздумается, даже если это приносит невыносимую боль. Демону ведь тоже больно, было и сейчас, ему слишком многое пришлось перенести, поэтому он и издевается над Цянцю. Он не виноват, что так получилось. А Бог Войны сильный, он выдержит все-все, абсолютно точно выдержит. Конечно, сначала он и вправду пришел в Гоблину, только ради защиты верующих. Тот посмеялся так, громко, с издевкой, запрокинул голову, полулежа на своем каменном троне, и Бог Войны не смог отвести взгляда. А потом демон сказал, что он должен стать его слугой и Цянцю согласился, почти с радостью. Интересно, если он будет хорошо соблюдать их договор, демон будет смеяться чаще?.. А потом Ци Жун решил, что как-то слишком легко живется Богу Войны, да и верующих трогать запретили, а есть-то что-то надо. Он тогда сначала избил Цянцю до полуживого состояния, пока тот и двинутся не мог, связанный обещанием и грубой веревкой. Ци Жун же посидел рядом с ним, и, словно заскучав, внезапно разорвал на нем одежду и укусил. Тонкая кожа плеча порвалась под острыми клыками, впуская их в плоть. У Ци Жуна все-таки зубы не звериные и поэтому мясо от Цянцю он отъедал медленно, мучительно, скорее отрывая кожу и плоть от кости, чем отгрызая, заливая пол реками ярко-алой густой крови, разжевывал потом подолгу каждый кусочек, распробывая новое божественное лакомство. Счастливо облизывал ставшие ярко-алыми губы, растянутые в широкой улыбке. Цянцю тогда решил, что хочет увидеть его таким снова. — Я люблю тебя и мне нравится все, что ты делаешь, — Бог Войны, почувствовав, что его волосы отпустили, снова тянется пальцами к чужим ладоням. Мягко сжимает в своих, поглаживает острые костяшки, а потом прижимается к ним холодными дрожащими губами. Ци Жун дает ему поцеловать свою руку несколько раз, а потом отдергивает ее, занося для пощечины. А Цянцю не видит ничего, он смотрит сейчас только на вновь появившуюся улыбку демона. Ему прилетает по лицу, теперь губы разбиты, но он растягивает их в счастливую улыбку. — Я говорю правду, ты же знаешь, я готов принять от тебя все. — Уверен? — демон спрашивает так, просто чтобы сказать что-нибудь. Даже если ему сейчас ответят нет, он не обратит внимания, а зачем? Первое слово дороже второго, а рифмованные продолжения придумали уже после его смерти, так что не имеет значения. Цянцю кивает быстро-быстро, судорожно сглатывая вязкую слюну. Сейчас Ци Жун снова изобьет его или чего похуже, но демон станет счастливым благодаря этому правда ведь? Значит это будет не зря, это будет на пользу, а раз так, то пусть делает что угодно. Цянцю же Бог Войны, он потом залечит все раны за пару минут, даже если его на кусочки порежут. Он же сильный очень, а демон слабее и несчастен, он должен помочь, обязательно. Ци Жун улыбается в предвкушении, цокает языком несколько раз, так, от удовольствия. Человеческое мясо, конечно, вкусное, но не идет ни в какое сравнение с мясом Бога Войны. У демона уже есть любимые части тела и любимый способ их приготовления — плечи не надо готовить никак, просто сырым. Хотя иногда, конечно, можно поджарить его прямо на Цянцю, так тоже вкусно. Может сейчас именно так и поступить? Да, прекрасная идея. Он видит, что небожитель уже снял всю одежду до пояса, знает уже, что его ждет. Ци Жун усмехается довольно, берет в руки небольшой кинжал и опускается на корточки рядом с Цянцю. Аккуратно проводит им линии на оголенном плече, разрезая тонкую бледную кожу, по которой начинают стекать капельки крови. Нарисовав кинжалом прямоугольник, он самым кончиком подцепляет кожу с одной стороны, загоняя лезвие поглубже под сдавленный стон небожителя. Улыбается шире, осторожно надавливает на кинжал, ведя его дальше и в конце концов снимает кусок кожи на плече, отшвыривает его куда-то в сторону. Вся рука и грудь Цянцю залиты кровью, а пальцы Ци Жуна в ней почти по запястье и он аккуратно слизывает ее с себя, чтобы не мешала. После демон в ладони собирает один из своих призрачных огней и ждет чуть-чуть, нагревая его до нужной температуры. Подводит его к оголенному куску мяса на плече небожителя, вплотную прижимает, заставляя плечо Цянцю поджарится заживо. Тот, наконец, не сдерживает мучительного стона боли от сжигаемой плоти, но берет себя в руки, не давая ранам затянуться. Он пытается убедить свое тело, что так и надо, так нормально и абсолютно правильно. Хотя бы потому что если сейчас рана затянется, Ци Жун сделает ее снова. А демон же отводит руку от чужого плеча, гасит огонь и любуется своим творением. У Цянцю кожа мягкая, бледная, тонкая-тонкая, словно он был каким-нибудь богом литературы, а не войны. И сейчас на этой коже, растянувшись от ключиц, почти доходя до розоватой бусинки соска, ярко выделяется коричневато-красный ожог, зажаренный с запекшейся темной кровью, но без единого кусочка кожи. Ци Жун улыбается, смеется довольно, ему ведь не нравится кожу есть вместе с мясом, переводит взгляд с раны на лицо почти плачущего небожителя. Демон садится на пол и осторожно перетаскивает его к себе на колени, придерживая за локти, чтобы тот не упал. Заглядывает в покрасневшие глаза и легонько целует намокшие щеки, потом чуть розоватый нос, наконец смазано доставая до губ почти целомудренным прикосновением. Цянцю улыбается счастливо, не обращая внимания на боль, подается вперед, самостоятельно целуя демона в шею. Ци Жун смотрит на него почти заботливо, случайно царапая ногтями чужие ладони, переплетает их пальцы, наблюдая за счастливым выражением лица напротив. Потом наклоняется, но не целует, вместо этого подается немного в сторону. Касается осторожно кончиком языка свежего ожога, приникает ближе, вонзает острые клыки в плоть Цянцю, начиная рвать ее зубами. Та их часть, что не заострена сильно, растягивает запекшиеся кусочки плоти, пытаясь перерубить их, но не может, поэтому Ци Жун жует куски сразу от плеча, не отрывая их. Небожитель в его руках дергается, задушенно хнычет и стонет, цепляясь дрожащими пальцами за его плечи. Ци Жун же отрывает от него кусочек за кусочком, добираясь до той части, что не успела поджарится и снова окрашивая свои бледные губы в кроваво-алый. Раздирает чужое плечо на кусочки, доходя до кости, резко тянет руку на себя. Сустав с тихим хрустом покидает свое место, сопровождаемый очередным стоном Цянцю. Ци Жун смеется все также довольно, но останавливается. Не то, чтобы он наелся, но тело бога — деликатес. А чтобы деликатесы не наскучивали их нужно есть понемногу и по-разному готовя. Да, в следующий раз нужно попробовать сварить кусок мяса небожителя. Такого он еще не пробовал.