Insomnia

Ральф подходит к Могильнику молча. Кивает сидящим у дверей Птицам. За последние несколько дней это, кажется, пятый или шестой его визит. И он не знает, что увидит на этот раз. — Может, палату по соседству тебе выделить? — Янус встречает его шуткой, хотя обоим сейчас не до смеха, — Чтобы не бегал каждый раз. — Тогда у вас станет на одного больного больше, — невесело усмехается Р Первый, — как он сейчас? — Ральф, — вкрадчиво начинает Ян и становится ясно, что ничего хорошего его тон не сулит, — я боюсь, ему придётся лечиться в специальной клинике. — Нет, — глухой но уверенный голос. — Ты их воспитатель, я понимаю. Но Ральф, послушай. — Стервятника нельзя забирать из Дома. Это убьёт его, — Ральф быстро идёт по коридору к самой дальней палате, — и стаю. Я поговорю со Слепым. Может, он повлияет. — Рекс, — Янус осёкся. Упоминать близнецов по-отдельности непривычно, — Стервятник сдирает швы. На нём ничего не заживает, мы вчера при тебе наложили новые. Он кидается ночью на медсестёр, которые приходят обрабатывать раны, кусается. Воет на весь лазарет, ты сам слышал. К утру становится совсем апатичным. Ночами буйствует. — Я думал, удержать тощего подростка не так сложно, — Р Первый пытается говорить спокойно, но в голосе что-то предательски звенит при воспоминании о недавней ночи. Это не остаётся незамеченным. — Слишком хорошо думал, Ральф, — кривится Янус, — вязки не держались дольше пяти минут. Смирительную рубашку он во время очередного приступа порвал на лоскуты. Ей теперь даже пол не помоешь, — нервный смешок. Ян оглядывается, — стая сидит здесь постоянно. Хотя бы двое. Дежурят. — Почему не заходят в палату? — Он кроме тебя и Слепого никого не пускает. Ребята не могут перечить. Р Первый подходит к железной двери, ведущей в Клетку. Комната с мягкими стенами и полом, совсем без окон. Он слышал, что где-то в матрас вшит блок сигарет. Легенда среди детей распространённая, но в данный момент совсем бесполезная. Открывать массивный засов каждый раз волнительно. Как в первый. Янус пропускает вперёд Ральфа, заходит следом. Стервятник сидит на мягком полу, обхватив руками колени и уставившись в стену перед собой. Он не двигается. Жёлтые чаячьи глаза, покрасневшие от истерик и бессонных ночей, кажутся сейчас дьявольскими. Растрёпанные светлые волосы и почти затянувшиеся надрывы в уголках губ. Вечная улыбка. — Стервятник? — Ральф говорит тихо и медленно подходит к подростку. Он не упоминает старую кличку, старается даже не думать о ней. Стервятник не реагирует. Р Первый садится настолько рядом, насколько позволяет инстинкт самосохранения. Если бросится, будет время вскочить. Птица не двигается и, кажется, даже не дышит. Пижамная футболка Могильника висит на нём мешком, не скрывает руки. Которые больше похожи на одну большую рану. Следы зубов, бинты, успевшие пропитаться кровью, обломанные ногти. Кровь на самой футболке. — Тебя Птицы там ждут, — предпринимает ещё одну попытку обратить на себя внимание Ральф. — Есть закурить? — спрашивает Стервятник, не отрывая взгляда от стены. Р Первый вопросительно косится на Януса. Курить в Клетке строго запрещено, но отказывать Рексу не хочется. Ян почти не раздумывая кивает. Это первая адекватная просьба Птицы за все дни в лазарете. «До этого он уговаривал дать ему пистолет, » — подмечает про себя врач. Ральф достаёт пачку сигарет, протягивает Стервятнику и прикуривает своей зажигалкой. Вожак третьей стискивает фильтр тонкими искусанными пальцами и глубоко затягивается. Будто хочет вдохнуть весь дым за раз. Он молчит. — Ты видишь что-то? — Р Первый тоже хочет закурить, но не делает этого. — Можешь рассказать мне. Иногда от этого легче. Мужчина достаёт из кармана металлическую крышку от банки. Пепельница. Показывает Птице. Стервятник не отвечает. Докуривает и сминает тлеющий фильтр в кулаке. Молча. Медленно тянется за следующей. Янус тяжело вздыхает. «Опять». Подходит, чтобы разжать пальцы Птицы и осмотреть ожог, но Ральф жестом останавливает его. Р Первый протягивает Стервятнику вторую сигарету и осторожно перехватывает запястье. Убирает с раскрытой ладони окурок, изучает. Рекс тихо шипит, но не дёргается. Смотрит в стену. — Здесь есть пепельница, — тихо напоминает Ральф, — Стервятник. Подросток опускает глаза на крышку. Медленно. Будто не понимая, что вообще видит перед собой. И снова застывает. С незажженной сигаретой в руке, с протянутой ладонью. Взгляд. «Лучше б он, чёрт возьми, был пустым. Как у психов». Ральф каждый раз внутренне содрогается, встречаясь взглядом с Птицей. В золотистых глазах слишком много боли. Столько, сколько, кажется, не способен вместить разум. «— Мы подозревали, что у мальчика разовьётся депрессия, — говорил Янус пару дней назад, —посттравматическое расстройство или что-то подобное. Типичные случаи. — Ближе к делу, — перебил его Ральф. — Он психопат. Деперсонализация. А возможно и шизофрения, — Ян ненадолго умолк и начал объяснять, — при тебе ещё, кажется, не было. Он называет себя Большой Птицей. Говорит, что видит тень брата. Он общается с ней. А потом кидается на всех из-за того, что тень не отвечает. Всё твердит про Изнанку. Я помню этот феномен сознания здесь, Ральф. Дети часто рассказывают сказки про изнанку». — Или не сказки, — шепчет себе под нос Р Первый. Стервятник дёргается, резко вскидывая голову. Смотрит на Ральфа. А потом сквозь него. Куда-то за спину. Смотрит долго. Бормочет что-то невнятное и кивает сам себе. — Он молчит, — хрипло отзывается Рекс, — всегда. — Кто? — Ральф наблюдает за искалеченными руками Стервятника. — Макс. *** Ночь встречает воспитателя в Клетке. Янус долго сопротивлялся идее «запереть его с маньяком», но в итоге сдался. Ночью магия заметнее. А тени гуще. Стервятник курит. Одну сигарету за другой. Постоянно. Но в этот раз хоть не тушит их о собственные руки. Он сидит, обхватив колени. Не разговаривает. В тишине Ральф успевает ненадолго задремать, прислонившись к мягкой стене. Р Первого будит вой. Сперва тихий, но всё нарастающий до оглушительного. Звериный вой, рычание и скулёж. Это не похоже на звуки, которые могут издавать человеческие связки. Птичий крик. Ральф вскакивает. Стервятник корчится на полу, затыкая рот кулаком, чтобы выходило хоть немного тише. «Вот откуда следы». Тень подростка слишком рядом. От лампы такого эффекта не бывает. Тень протягивает руки, вызывая новый приступ хриплого воя. «И как ещё голос не сорвал?». Ральф опускается на колени рядом с Птицей и усаживает его, прижимая ладонь в перчатке ко рту, второй прочно фиксирует руки, чтобы не дёргался. «Жаль, нет полотенца. Пальцы откусит». На крик сбегаются медсёстры. — Тебя увезут отсюда, — шипит Ральф вырывающемуся Стервятнику, — если будешь буянить. Птица слышит. Понимает. Но эта не та боль, которую Стервятник может выдержать молча. Мир вокруг плывёт, с одной стороны дорога, с другой — стены Клетки. Перепрыгнуть. Голос Ральфа, оклик Макса. Всё взрывается. Разлетается сотнями осколков. Ослепляет. Вой, приглушённый чёрной кожей перчатки. Стервятник сжимает зубы. Не помогает. Ральф слышит, что за дверьми Могильника в ответ скулит Третья. Кажется, вся стая. «По ночам дежурят все. Участвуют». Две медсестры стоят на пороге палаты. Они боятся проходить дальше. Р Первый кивком указывает на выход, дескать, сами разберёмся. Те вздыхают с некоторым облегчением и спешат уйти. Птица впивается зубами в кожу перчатки и в ладонь, срываясь на хриплый вопль. Ральф сквозь зубы матерится, но хватку не ослабляет. Когда Стервятник начинает рыдать, Ральф отпускает его. Знакомая реакция. «Хватает же сил». Тень беспокойно крутится вокруг. «Янус сказал шизофрения». Птица плачет беззвучно, задыхаясь и дрожа. Остаток ночи Ральф сидит рядом, прижимая к себе уже не брыкающегося подростка. Смысла в этом немного. В таком состоянии он не будет буянить. Просто от чего-то кажется, что так правильно. *** На утро вместо Пауков в Клетку просачивается Слепой. Тощий и бледный призрак с застывшими глазами. Ральфу не нравится его взгляд. Но сейчас важно не это. — Слепой, — Р Первый шепчет, медленно поднимаясь, чтобы не разбудить отключившегося Стервятника, — мне нужно с тобой поговорить. Слепой кивает. Он вкладывает в ладонь Рекса металлический медальон и уходит за воспитателем. Разговор обещает быть долгим. Но после него станет легче. Всем.