Дом и море

Несколько недель спустя Мэдди отправляется навестить Рин. Мэдди прошла мимо могилы Донны по пути к дому. — Ты знаешь дорогу. Направляйся на запад из города, примерно в миле от знака, — сказала ей Хелен, отрывая взгляд от пожелтевшей бухгалтерской книги на прилавке её антикварного магазина.  Она сняла очки для чтения и осторожно потёрла веко краем большого пальца. — И после этого? — спросила Мэдди, держась обеими руками за стойку, пытаясь не обращать внимания на пристальный взгляд Хелен. — Оставь всякую надежду, все входящие. — Улыбающиеся глаза и прямой рот Хелен не изменились. — Тебе просто нужно пойти дальше. — Это твой дом, в котором она живёт? — Это. — Хелен захлопнула бухгалтерскую книгу. — Лучше, чтобы она была там, подальше от города. Городские районы никогда не были хорошими для её людей. — Я собираюсь навестить её. — Только ты? — Просто чтобы проверить её. Так вот что сделала Мэдди. Она выехала из города, миновала знак ≪Добро пожаловать в Бристольскую бухту≫, свернула на грунтовую дорогу, нашла тропу, скрытую папоротниками, и узнала её. Несколько недель назад Хелен привела их всех сюда: её, Бена и Рин. Тропа пролегала через старые заросли бузины и ситкинской ели, земля была испорчена корнями и смягчена дождями. Она прыгнула вдоль барьера из небольших валунов, отделяющих часть залива от солоноватой лагуны, а с другой стороны продолжила свой поход, пока не добралась до знакомой поляны на вершине холма. Был вид на соседнюю бухту, жирный сине-серый язычок воды, плещущийся по береговой линии. Внизу море ударилось о скалу, заполнив расщелины у подножия утёса, прежде чем было высосано обратно, свистя, как призрак. Здесь лежала могила Донны. Эта земля была одновременно священным кладбищем хайда и кладбищем русалок. Место упокоения людей Рин и Донны и предков Хелен. Может, даже Бена. Те, кто пришёл из глубин океана, а затем отправился на берег в новую жизнь, спотыкаясь на двух ногах за волнами. Может быть, когда-то на большинстве могил были имена, но ветер, должно быть, унёс и их, слизывал слова с надгробий. Или, может быть, имена были собственностью человеческого языка и поэтому никогда не писались на этих камнях. Могила Донны находилась у подножия сутулого болиголова. В прошлый раз, когда Мэдди была здесь, перед каменным надгробием была единственная раковина. Итак, их было сорок две. Мутовки розовые, кремовые и коричневые. Узкие спиральные башни снарядов. Тонкие рифлёные вееры морских гребешков. Ребристые изогнутые створки моллюсков. Градуировки фиолетовых моллюсков обыкновенных. Были раковины с зияющими отверстиями, обнажающими серебристо-зелёный перламутр. Были огромные остроконечные раковины. Вряд ли типичные снаряды, выброшенные на берег. Мэдди покинула поляну и продолжала идти по тропе ещё минут двадцать или около того, спускаясь под гору, пока не вышла из леса на усыпаный водорослями берег. Там был дом, небольшая хижина с каменными стенами и каркасом из кедровых брёвен, расположенная между изгибом залива и окружающим прибрежным лесом. — Привет? — позвала Мэдди, когда она подошла. Из задней части дома медленно, осторожно вышла Рин. Когда она увидела Мэдди, она ускорила темп, пока практически не полетела к ней через пляж. Мэдди почти ожидала, что Рин бросится к ней, чтобы быть сбитой с толку обманчиво хрупкой фигурой Рин. Но как раз перед тем, как войти в контакт, Рин остановилась. — Привет, Рин. — Мэдди, — сказала Рин. — Привет. Ты приехала в гости? — Чтобы посмотреть, как ты поживаешь, — ответила Мэдди. На Рин была большая тёмно-бордовая и серая фланелевая рубашка, доходившая до бёдер. Её волосы были растрёпаны под шерстяной шапкой с солнечно-жёлтой прядью на макушке. Быстрая улыбка промелькнула у неё на губах, за ней последовал хмурый взгляд, за которым последовал долгий пристальный взгляд из-за плеча Мэдди на лес за ней. — Бен не со мной, — сказала Мэдди.  Никаких дополнительных объяснений она не предложила. Рин снова перевела взгляд на Мэдди. У неё были самые большие глаза на свете. Они сидели перед её лицом, эти круглые яйца глаз. Немигающая, хрупкая, ожидающая вылупления в безволосых ветвистых птичек, которые вылезут из её глазниц. Но в Рин не было ничего похожего на птицу. — Хелен позволила мне остаться здесь. — Рин повернулась к бревенчатойкаменной хижине позади. — Она часто навещает. — Она сказала мне это. — Я пытаюсь сделать свою жизнь здесь, в этом доме. — Ага? — снова сказала Мэдди, улыбаясь. — Тогда давай посмотрим. Внутри в доме царил беспорядок. Тепло мягко плыло от дровяной горелки. Одежда валялась стопками на полу или накинута на спинку стульев. На столе разбросаны журналы и книги. На подоконнике стояли солонки и перечницы, заполненные множеством деревянных резных фигурок и эмалированных кружек. Пустая ваза для фруктов, наполненная столовыми приборами, шариками и раздавленными пакетами изюма Sun-Maid. На полу валяются подушки и коврики. Мэдди могла представить, как Рин роется в ящиках и шкафах, когда она впервые вошла в дом, исследует всё в деталях, до мельчайших деталей человеческого бытия, а затем выкидывает их там, где она считает нужным. На кухне Мэдди нашла несколько банок сардин, пакет порошка растворимого кофе и два пакета крекеров. Она разорвала один из пакетов.  — Ты проголодалась? Рин однажды сказала ей, что, когда она впервые вышла на сушу, она ела крыс. Крысы и белки — маленькие, быстрые грызуны, которых её более быстрые руки вытаскивали из нор, их плоть и мех цеплялись за щели между её тупыми человеческими зубами. — Да, — сказала Рин.  Она стояла прямо у плеча Мэдди, с величайшим интересом наблюдая за каждым её движением. У них были сардины на крекерах, когда Мэдди обнаружила, что консервный нож застрял в прорезях тостера (который стоял на книжной полке). Рин любила сардины. У неё на подбородке пятна томатного соуса. Крекеры были несвежими. — По дороге сюда я прошла мимо могилы твоей сестры, — сказала Мэдди. — Мне нравится то, что ты с нею сделала. Я имею в виду снаряды. Их очень много. Это было не самое умное высказывание, но Мэдди волновалась; прошло больше месяца с тех пор, как она видела Рин, и теперь она снова столкнулась с загадкой Рин, и загадки сделали её беспокойной, любопытной. Кроме того, ей нужно было отвлечься от этой очень обычной еды. Рин оторвалась от еды.  — Сорок два снаряда. По одной раковине на каждый день после сестры. Позже Мэдди плюхнулась на диван, который оказался там, где Рин спала каждую ночь, хотя в соседней комнате была совершенно хорошая кровать. Рин устроилась рядом с ней, подтянула её колени к подбородку и прижалась к Мэдди. — Ты ведёшь себя так, будто хочешь, чтобы я прочитала тебе сказку, — засмеялась Мэдди. Она имела в виду это как шутку, но Рин оживилась.  — Да, хорошо. Я бы хотела этого. — Я была просто… неважно. Рин схватила ближайшую книгу, которая была выпуском National Geographic за февраль 2004 года, и бросила её Мэдди на колени. Мэдди пожала плечами и открыла центр журнала.  — Это не будет история доктора Сьюза, так что приготовься. Она читала вслух целую вечность. Она постоянно рассказывала статьи о пустыне Сонора и горных земледельческих практиках в горах Перу, а также о торговле слоновой костью и о народе баджау на Борнео. Она начала засыпать и пропускать слова, но для Рин это не имело значения, которая молча слушала. Когда она наконец убрала журнал, вечер быстро падал, и лёгкий дождь залил окна. — Я лучше пойду. — Мэдди надела куртку. — Мне нужно пройти по тропе, пока не стемнело полностью. — Идёт дождь, — сказала Рин. — Похоже на то. — Люди не любят промокнуть. Мэдди похлопала по плащу.  — Вот для чего это нужно. — Я хочу, чтобы ты осталась. Мэдди была удивлена. Рин попыталась снова, умоляя на лице.  — Пожалуйста, не могла бы ты остаться? Мэдди сняла куртку и снова повесила её на крючок.  — Думаю, я могу. *** В согнутых локтях, под мышками, изгиб позвоночника: острые ощущения от соли. Не эпидермическая соль пота или слёз, а железная, богатая минералами соль из её крови, моря, похороненного в её крови. Кожа Рин была тёплой — немного сухой, немного грубой, может быть, потому, что Мэдди вообразила воспоминания о чешуе. Рин скользнула носом по шее Мэдди, поцарапала губами её горло. Кончик языка оставил тёплую влажную полоску от ключицы до подбородка. Рин заползла на Мэдди, оседлала её талию и посмотрела на неё сверху вниз. Волосы превратились в растрёпанную драпировку с секущимися кончиками, которые щекотали щёки Мэдди. Её глаза горели нетерпением, ярче, чем обычно. — Я люблю тебя, — сказала она таким необычно весёлым тоном, что Мэдди не могла удержаться от улыбки. — Тоже тебя люблю. Мэдди выгнулась и как можно терпеливее согласилась с исследованием её тела Рин, но на это потребовалось время. Прошло некоторое время, прежде чем Рин сообразила, как она может довести Мэдди до края, но когда она наконец это сделала, Мэдди почувствовала, как длинная волна эйфории прокатилась по её конечностям, расплющивая её по простыням. Она лежала неподвижно и изумлённо, не желая двигаться, прислушиваясь к дыханию Рин рядом с ней. *** Когда Рин сказала: ≪Я люблю тебя≫, имела ли она это в виду или это было просто частью её обучения? Подражала ли она Мэдди и Бену, как когда-то, или это был искренний ответ, или это было сочетание обоих? И как Мэдди вообще могла сказать? Они делали это раньше, но Бен был там каждый раз. Все те месяцы назад, когда Рин решила, что ей больше не следует спать одной на кушетке, проскользнула в их кровать и втиснулась между Беном и Мэдди. До Рин Мэдди и Бен свободно общались друг с другом. Они знали друг друга. Они заключали друг с другом негласные соглашения. Их распорядок сплетался в разумное сожительство. Мутуализм. Они знали, когда взять еду на вынос, а когда устроить романтический ужин, чья очередь проводить мониторинг данных в центре реабилитации морских животных, чья очередь чистить вёдра или кормить тюленей. Они знали, когда нужно вести себя тихо, когда заниматься сексом в душе, когда просто ложиться и засыпать, не требуя друг от друга большего. А потом Рин встала между ними, не спрашивая, и встряхнула все их мелкие договорённости. Рин мешала им общаться друг с другом. Они роняли вещи, пару раз заходили друг в друга, возились под её пристальным вниманием. — Привет, Мэдди, — сказал Бен однажды утром, сжимая кофейную кружку в руках, когда она вошла на кухню, как будто она была довольно далёкой родственницей, которая приехала остаться в качестве гостя. Её ответ был не лучше.  — Доброе утро, Бен. И Рин повторила эхом с большей уверенностью, чем любой из них: — Доброе утро. Бен-и-Мэдди. *** — Каков первый шаг в содержании огорода? — спросила Мэдди Дейла.  Она налила ещё грибного соуса на тарелку Дейла. Сегодняшний ужин состоял из курицы с грибами и брокколи. — Ты не думаешь о новом хобби? — Дейл оценивающе посмотрел на неё. Она засунула в рот цветочек брокколи.  — Извини, папа. Не отказываться от печатей в ближайшее время. — Я плохо разбираюсь в растениях, Мэдди. Я думал, что это тебе больше нравится. На самом деле это было не так. Мэдди получила степень магистра морской биологии; её диссертация была посвящена кормлению и экологии кормления ластоногих. Ботаника не была её сильной стороной. Ужин был медленным, и Мэдди впала в своего рода затишье. Как хорошо быть дома, вернуться к отцу. — Ты видела Бена в последнее время? — спросил Дейл. — Не в ближайшее время. Он, наверное, больше работает для своего отца. — Мэдди остановилась. — Но я видела Рин. Дейл встал, потянулся через стол к пустой тарелке Мэдди и поставил их у раковины.  — Значит, она всё ещё в городе. — Я знаю, что она не твой любимый человек… — Это потому, что ты мой любимый человек. Они оба засмеялись над этим. — Она попросила меня почитать ей National Geographic. — Ну, это прямо в твоём переулке, не так ли? Я имею в виду, что ты там опубликовала и всё такое. — Ты имеешь в виду моё исследование в ≪ Журнале морской экологии ≫? Да, это не то же самое, что National Geographic. — Мэдди, — сказал Дейл. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. — Я нахожусь в безопасности. Иногда мне кажется, что Рин более человечна, чем большинство из нас. Просто за то, что активно пыталась. Дейл ополоснул несколько посуды и протянул её Мэдди, которая вытерла посуду кухонным полотенцем. — Я доверяю тебе, Мэдс. Если ты веришь, что кто-то хороший, значит, так оно и есть. Хотя твоя подруга-русалка, может, она этого не знает. Добро — это очень человеческое понятие, с которым в наши дни никто не соглашается. А некоторым людям, — прервался Дейл и очень остроумно посмотрел на Мэдди, — иногда нужно напоминать, что они хорошие. — Ой, — сказала Мэдди. Она толкнулась с ним плечом. — Посмотри, как ты отбрасываешь жёсткий фасад.Я-Шериф-оф-Бристоль-Коуви начинаешь смиряться со мной. Дейл глубоко вздохнул.  — Иди сядь. Сделай кофе для нас обоих. Дай мне закончить. Мэдди передала ему кухонное полотенце.  — Эй, может мне стоит пригласить Рин к себе на ужин как-нибудь вечером. — Значит ли это, что у нас будет рыба? — сказал Дейл. *** В следующий раз, когда Мэдди пошла навестить Рин, она собрала небольшую сумку с едой. Картошка. Хлеб. Морковь.  Колбасы. Пакеты соуса быстрого приготовления. И лапшу из чашки, хотя она не собиралась поощрять Рин есть её без крайней необходимости. В последний момент, незадолго до отъезда, она упаковала гидрокостюм, ласты и неоново-зелёную трубку. На всякий случай. Позже, когда она снова проходила мимо могилы Донны, она считала снаряды. Ещё сорок два. Семенная шишка упала с болиголова и теперь оказалась посреди всех этих раковин. Рин была вне себя от радости, увидев Мэдди.  — Мэдди, ты вернулась. Хорошо. Я получала… я чувствовала… Она остановилась и нахмурилась. Мэдди не помогла ей подобрать слово. — Хелен была здесь недавно? — Да. Она пришла сегодня утром, — сказала Рин. Она выглядела озадаченной. — Она сказала мне привести дом в порядок. Она никогда мне этого раньше не говорила. Но это казалось важным. Я не понимаю почему. Мэдди засмеялась.  — Я протяну тебе руку позже. Некоторое время они мало что делали. Мэдди исследовала прибрежный лес за домом, Рин внимательно следила за ней, но не проявляла особого интереса к своему окружению. Она стряхнула несколько плоских грибов с гниющего бревна, наступила на бревно и наблюдала, как уховёртки и слейтеры выскакивают из разложения. Мэдди догадалась, что она исследовала эту местность самостоятельно, шла по этим тропам, пока они ей не надоели, в поисках новых следов какой-либо исторической связи между её собственным народом и жителями суши. — Я собираюсь искупаться, — объявила Мэдди, когда они вернулись в дом.  Она вытащила гидрокостюм из сумки, сняла одежду и надела его. Застегнула заднюю часть. Рин наблюдала за ней. — Добро пожаловать ко мне, — снова сказала Мэдди.  От безрассудства её приглашения её собственное сердце забилось быстрее, чем когда-либо. Она никогда раньше не была в воде с Рин. А вот Бен был. Первый раз чуть не стоил ему жизни. Второй раз вернул ему жизнь. — Я не пойду в воду, если ты в ней. — Это нормально. На краю воды она надела ласты и топала по мелководью с трубкой вруке. Разочарование захлестнуло её грудь. Хотя, наверное, это было хорошо. Она даже не знала, почему спросила Рин. Земля круто уходила в сторону, и вскоре она пробиралась сквозь глубокую воду, двигая руками плавным быстрым ползанием вперёд. — Мэдди! — Голос Рин был тонким с берега. — Я здесь, — отозвалась Мэдди, услышав, как её собственный голос искрился надеждой. Но Рин не двинулась с берега. Она позвала снова, и затем Мэдди увидела, как она повернулась спиной к воде и направилась обратно в хижину. Она стряхнула новую волну разочарования и продолжила плавание по заливу. Её тело рассекало волны, раскалывало море своими ударами. Может, ей следует доплыть до конца бухты, до этой линии валунов, обогнуть мыс и исчезнуть в следующем заливе. Рин сказала ей в ту ночь, когда она впервые приехала сюда, после того, как они легли в постель, вялые, обе хотели немного большего, но были слишком измотаны, чтобы делать что-либо ещё, что её люди давно посетили эти бухты и заливы. Они исследовали отмели до того, как здесь поселились наземные жители. Иногда они поднимались на валуны на несколько минут, чтобы шпионить за птицами, которые не были морскими птицами, чтобы заглянуть в глубины леса, которые не двигались, как спутанные сады подводных водорослей. Мэдди больше не хотелось плавать. Море стало немного грубее, и ветер усиливался. Она вернулась на берег, вытерлась полотенцем и вошла в хижину. Рин свернулась калачиком на кушетке. Ещё одна раскрытая книга лежала у неё на коленях, в глянцевой твёрдой обложке о дизайне интерьеров, из тех, что можно найти в залах ожидания различных офисов. Она обрисовывала формы алфавита. — Привет, — сказала Мэдди. — Ты хорошо провела время? — Да, но я всё же хочу, чтобы ты была там. В ту ночь Мэдди приготовила рагу из картошки, моркови и сосисок, которые она принесла. Они обе голодали, поэтому практически всё вдохнули. Мэдди подумала о том, чтобы пригласить Рин пообедать в её доме с Дейлом, но она не могла найти слов, чтобы сделать это. Тон в пространстве между ними ещё не казался правильным. В ту ночь Мэдди и Рин лежали на кушетке, уставившись на стропила, прислушиваясь к ветру, пронизывающему сосновую черепицу на крыше. Где-то в лесу раздался отдалённый щелчок — может быть, шторм срубил большую ветку или маленькое дерево. Волны были громче, чем когда-либо. Рин неподвижно лежала рядом с Мэдди, её сердцебиение было таким размеренным, что оно было почти глухим, и казалось, она не интересовалась ничем ни снаружи, ни внутри. *** Утром Мэдди оторвалась от Рин, спустила ноги с дивана и ступила по щиколотку в воду. Шторм загнал море выше, на сушу, миновав обычный высокий уровень прилива, и вода просочилась под дверь, затопив половину жилой площади дома. Весь беспорядок в доме, который в конце концов никто не убрал: подушки, коврики, журналы, груды выброшенного Рин белья, мебель, всё, что было на полу, — либо полностью пропиталось, либо плавало в этом новом помещении, болоте. Весь дом был наполнен ржавым живым запахом моря. — Иногда вода поступает, — сказала Рин, пожимая плечами. — Трудно уйти от моря. — Теперь нам действительно нужно убрать это, — простонала Мэдди.  Она подняла с болотной земли мокрую одежду. Среди них были её джинсы. Вот вам и фантазия о мирном сосуществовании в доме у моря. Снаружи на берегу были разбросаны обесцвеченные ветки плавников и сучки слизи от разлагающихся морских водорослей. Само море было спокойным и стеклянным. Серое от зеркального отражения облаков наверху, но чистое от ряби. Она нашла один из своих ласт среди коряги. Мысль об очистке затопленного дома была сейчас невыносимой. — Я собираюсь поплавать утром, — сказала Мэдди.  На этот раз она не пригласила Рин. Рин стояла у двери и кусала яблоко.  — Я тоже не приду в этот раз. — Это всё ещё нормально. Вода была такой холодной, что кусалась. Её кожу головы, её шею, уши и лицо — любую её часть, не защищённую гидрокостюмом. Она нырнула немного глубже. Видимость была плохой, и ничего не было видно. Она снова поднялась на поверхность, выпустила воду из трубки. Затем она замерла. Странное ощущение покалывало её шею, горло болезненно пересыхало. Её тело восприняло поток другого потока, который был слишком умышленным и сильным, чтобы быть порождённым ветром, и не от её собственных движений. Это могла быть большая рыба. Может, акула. Но большие акулы почти не рисковали заходить в эти заливы. Что бы это ни было, что проплыло мимо неё — онаснова почувствовала это, подводное течение у её ног. Что-то появилось перед ней из воды. Сначала поднялась бледная дуга лба, затем костлявый выступ лица, измождённая кожа на щеках. Кожа выглядела шершавой, но в сером утре слегка переливалась зернистостью. — Рин? Глаза Рин казались намного больше в её естественной форме, выпуклые, радужные оболочки были ледниковыми и молочными, зрачки заострились до крошечных чёрных зёрен. И её рот. Мэдди почувствовала, как что-то сжалось в её животе, этот сдавливающий живот страх, который она изо всех сил пыталась подавить. Губы Рин раздвинулись, обнажив два ряда длинных акульих зубов. Полный рот бритв. — Думала, ты не придёшь, — прошептала Мэдди, ступая по воде. Рин пыталась что-то сказать, но без своего человеческого голоса смогла справиться только с шипением в голосовой щели. Она проскользнула под поверхность, и Мэдди последовала за ней. Рин раскинула руки и повисла в воде, её волосы развевались вокруг неё. Остальная часть её — вот как выглядела остальная её часть. Её туловище и руки были покрыты такой же переливающейся, колючей кожей. Полупрозрачная перепонка охватывала щели между её пальцами и под мышками, соединяя её локти и талию. Возможно, это были видоизменённые формы её парных грудных плавников. Пальцы Рин превратились в когти. По бокам её туловища, отклоняясь от линий рёбер, были разрезы её жабр, арки без оперённых пластин и обнажённые, как у акулы. Когда Рин обернулась — медленно, как будто она знала, что Мэдди изучает её, спинной плавник расширился у неё на спине, как плавник парусника, покрытый шипами, спускающийся от затылка к основанию её позвоночника, столбец. И, конечно же, её хвост. Этот знаменитый хвост русалки. Хвостовой плавник: сам по себе семь футов длиной, серый, как кожа горбатого кита, но полностью покрытый чешуёй. По его длине тянулся частокол из тонких шипов, видоизменённый хвостовой киль. Хвост сужался, а затем расширялся на симметричные лопасти. В щели между лопастями была странная заострённая структура, похожая на шип ската. Рин подошла ближе, пока её лицо не оказалось в нескольких дюймах от Мэдди. Возможно, она пыталась измерить страх. Мэдди положила руку на щеку Рин. Кожа была наждачной бумагой, как кожные зубчики акулы. Тут и там были странные масштабы; это было причиной опалесценции. Она коснулась кончиком большого пальца уголка рта Рин, очень близко к этим зубам. Она не отвела взгляда. Что-то сомкнулось вокруг другого запястья Мэдди. Это была перепончатая рука Рин. Маня её. Рин пошевелила ей плечом, и Мэдди всё поняла. Она схватила Рин за плечо обеими руками, пытаясь избежать острого спинного плавника, и затем Рин взлетела. Её тело и хвост сильно колыхались, толкая их обеих вперёд с огромной скоростью, чуть не сбив Мэдди с ног. Это было довольно абсурдное и ошеломляющее осознание Мэдди — как странно быть увлечённой русалкой. Рин, похоже, не утомилась; её обтекаемое тело было почти вдвое длиннее Мэдди, волнообразное, мускулистое, несло их через море к открытой воде. Её движения были плавными, и удары Мэдди казались неуклюжими. Рин принадлежала этому месту. Она намного лучше подошла сюда. Она несколько раз нырнула вниз, а затем на максимальной скорости запустила их обеих вверх, так что они прорвались через поверхность, как небольшой взрыв. Мэдди вскрикнула от всего этого в восторге. Когда они наконец перестали плавать, Мэдди огляделась, ступая по воде. Береговая линия не была видна, а земля вдали казалась неопределённо-зелёным очертанием. Море здесь было более суровым, и она лежала на спине, немного пинаясь ногами, чтобы удержаться на плаву. Рин плыла рядом с ней. — Это была самая потрясающая поездка в моей жизни, — сказала Мэдди. — Лучше, чем любые американские горки Knott's Berry Farm. Рин не могла говорить без своих человеческих голосовых связок, но всё же попыталась улыбнуться. Результатом стала довольно смущающая гримаса, рассмешившая Мэдди. — Мы должны вернуться сейчас, — сказала наконец Мэдди.  Она понятия не имела, где они были, в каком направлении дом и как далеко они забрели. Вдалеке виднелся рыболовный траулер, на горизонте виднелась дымка. Рин не ответила. — Рин? Ещё ничего. Рин не смотрела на неё. Затем она внезапно повернула голову, как будто взволнованная. Она была изменённой. Её зрачки сузились ещё больше, а черты лица казались менее сдержанными, более хищными. Она яростно проплыла вокруг Мэдди один круг, а затем ещё один. — Рин, — сказала Мэдди, пытаясь сохранить спокойствие. Затем громче: — Рин. Что это? Смотри на меня. Пожалуйста. Рин, казалось, пришла в себя. Она прекратила своё неистовое плавание, и Мэдди могла поклясться, что что-то такое человеческое, что-то такое печальное и знакомое прошло в её выражении лица. Она взяла Мэдди за плечи и схватила их. Она пристально посмотрела на Мэдди и зашипела сквозь зубы. — Я не понимаю тебя. Рин зарычала на неё, оскалила зубы, затем отпустила Мэдди и стремительно поплыла. Мэдди была недоверчива.  — Куда ты направляешься? Я не могу оставаться здесь одна. Но её не было. Некоторое время Мэдди ходила по воде, двигая руками и ногами по кругу. Она занималась этим уже некоторое время и уже устала. Что случилось — почему Рин просто бросила её? Что-то так резко изменило её, так полностью отключилось её человеческое сознание. Мэдди подумала о Бене, и в тот раз его чуть не убили в воде. Рин напала на него, ударила его по шее, и ему только что удалось сбежать. В воде она была непредсказуемой. Но она также была Рин. Однако пришло время взглянуть правде в глаза. Вот она, одна посреди Тихого океана. Она могла попробовать — но нельзя было сказать, где находится Бристольская бухта и в какую сторону её унесут течения. Она не могла оставаться здесь, топча воду вечно. Она не должна была паниковать, не позволять мышцам схватиться от судорог или облачаться в мозг от страха. И ей пришлось плавать. Так она и делала, пока могла. Это могло длиться час или больше. Может быть, два. Время от времени она останавливалась, ходила по воде, плыла на спине и кричала Рин. Но море становилось всё более неспокойным, и каждый раз, когда она кричала, она получала полный рот соли. Не было видно даже лодки. Когда Мэдди подумала, что она больше не умеет плавать, кто-то схватил её сзади. Её охватило облегчение от грубых рук, от ощущения натянутых когтей на животе. — Где ты была? — хотела крикнуть она, но она была слишком измотана. Всё, что она могла делать, это цепляться за них, пока Рин толкала их по воде, держась близко к поверхности, чтобы Мэдди могла поднять голову, чтобы дышать. Наконец они вернулись в бухты и заливы побережья. Безошибочное чувство направления Рин вернуло их на тот же пляж, что и бревенчатый домик Хелен. Мэдди споткнулась о берег и села на песок. Все части её тела болели, и она дрожала. Её трубки давно не было, а рука кровоточила. Один из спинных позвонков Рин, должно быть, пробил её гидрокостюм и порезал её. Рин соскользнула на землю рядом с Мэдди, шипы и плавники втянулись в её плоть, а жабры сомкнулись. Чешуя отслаивалась от её кожи, а зубы и челюсти перестраивались со скрипом движущихся костей. Как только у неё появились голосовые связки, она задыхалась, её голос был пронзительным от боли. Её хвост отвалился окровавленными кусками, обнажив человеческие ноги. Затем она вернулась в свой человеческий облик. Форма, которую Мэдди знала лучше всего. — Рин, — сказала Мэдди, — ты в порядке? — Да, — сказала Рин. — Ты? — Не совсем. — Мэдди пыталась сдержать гнев и шок и успокоить дрожь. — Что там произошло? Почему ты ушла так надолго — вообще-то, почему ты ушла вообще? — Ты сердишься на меня? Было бы легко сказать ≪да≫. Но вместо этого Мэдди попыталась набраться терпения.  — Я была напугана. Ты вывела меня в открытый океан и оставила там. Я хочу знать почему. — Мы прошли это место, — начала Рин. Она сглотнула и отвернулась. — То самое место, где сестра была поймана в человеческие сети. И после этого… мне очень жаль. Не знаю, почему. Я не знаю, что случилось. Но Мэдди знала. По крайней мере, его часть. Однако она никогда не сможет это объяснить, и определённо не сейчас. Всё человеческое было не просто имитацией. Это было больше, чем просто возможность прочувствовать каждый сантиметр спутанного спектра человеческих чувств. Это был язык людей, который должна была выучить Рин, язык, который усложнял самые чистые и лёгкие истины, давал имена концепциям, объяснял и эксплуатировал инстинкты и рефлексы, выдвигал причины и другие причины, стоящие за этими причинами. Это была бесконечная игра, в которой нужно было соответствовать тому, что вы знали. Бесконечная игра, в которой нужно покорять новые территории, снова и снова теряться, цепляться за потерянные вещи, бороться со страхом быть потерянным. Люди наматывают на себя слои и слои, а затем борются через те же самые слои, чтобы сблизиться друг с другом. Чтобы узнать кого-то, может потребоваться целая жизнь, и не у всех было такое время. Вы только посмотрите на неё и Бена. Мэдди не могла всего этого объяснить. Не тогда, когда она сама была настолько испорчена этим замысловатым языком человеческого бытия. Однако она могла использовать слова Рин в ответ на неё. Они были самыми близкими к истине, самыми близкими к сердцу. Держа руку Рин в своей, она поцеловала её, ощутив человеческое тепло, исходящее от их тел. — Ты, Рин, любовь, — сказала Мэдди. — И любовь — это хорошо. Поэтому ты хорошая. Это всё. *** Нашли ракушку на пляже. Это была меловая половина двустворчатого моллюска, старого карбоната кальция, ничего необычного. В нём была дыра. Вероятно, из-за того, что детёныш использовал свою радулу, чтобы просверлить раковину и высосать существо, которое когда-то жило внутри. Рин подняла его и отдала Мэдди. Когда они подошли к могиле Донны, Мэдди положила её вместе с другими снарядами. Теперь их было сорок три. И после этого они вернулись на берег и вместе рухнули там. Солнце выглядывало, и песок был тёплым на их спинах. Позади них был затопленный дом, а у их ног море. Мэдди закрыла глаза и заснула в руках Рин. Спасибо за чтение)