Все, что мне остается

      Я просыпаюсь рано утром, рассветные лучи еще не успели пробраться в уютную светлую комнату. Глядя на экран телефона, пытаюсь понять, что могло меня разбудить. Не нахожу ни одной внятной причины, медленно, стараясь не шуметь, поднимаюсь с кровати, отправляясь в уборную. После этого становлюсь у окна, наблюдая за тем, как небо начинает разукрашиваться разными цветами. Сначала темными, невнятными, но с каждой минутой становящимися все насыщеннее и контрастнее. Кажется, могу простоять так целую вечность, погружаясь в естественную красоту этого мира, поглощая и впитывая ее. Но ноги мерзнут, а по телу уже расползаются неприятные колючие мурашки. Возвращаюсь в постель. Так же бесшумно, стараясь не разбудить и не потревожить. Стоит моей голове коснуться подушки, а телефону — прикроватной тумбочки, как на мою шею опускается невесомый поцелуй. Сонный, но искренний. А может, и нет. Мне не дано узнать и почувствовать разницы. На талию ложится тяжелая рука, чтобы сжать, а секундой позже — исчезнуть, словно и не было этого касания.       Стараюсь не думать, только чувствовать, ощущать и впитывать, как ранние рассветные лучи солнца.       Три часа спустя просыпаюсь бодрым и веселым. Рядом сопит Тэн. Его рот забавно открыт, а сам он напоминает паровой рисовый пирожок — слегка опухший ото сна. И от трех бутылок соджу, приконченных им вчера. Эта деталь не добавляет романтики в образ, так что я забываю об этом, проводя пальцами по лбу, убирая прядь волос, спадающую ему на глаза.       Он просыпается медленно, неохотно, бормочет что-то невнятное, спрашивая, выспался ли я. Отвечаю шепотом, пытаясь не потревожить, знаю, что он способен погружаться в сон так же быстро, как и выходить из него.       На кухне бардак. Я со вздохом осматриваю все горизонтальные поверхности, пытаясь понять скольких мамонтов мы вчера собирались накормить этими бесчисленными закусками. Поставить остатки в холодильник ни у кого сил, разумеется, не осталось. А гости, которые разъехались по домам, разобрали только домашние пигоди, которые передала моя мама. Губа не дура, тут не поспоришь.       Навожу порядок, включив музыку в наушниках. Мир кажется до боли прекрасным. Кухня заполняется запахом средства для мытья посуды — мандариновым, моим любимым. Он ассоциируется у меня с чистотой, уютом и порядком. Так всегда пахло дома, когда мама хлопотала по хозяйству, заботясь о семье. Я сентиментален к подобным воспоминаниям, но не вижу в этом ничего зазорного.       Тэн бесшумно (возможно, не совсем, я-то стою в наушниках, оградив себя от звуков внешнего мира) подкрадывается сзади и прижимается к моей спине, обхватывая руками. Вот бы заморозить этот момент, остаться в нем навечно, до самой смерти. Вынимаю наушник:       — Выспался?       — Неа, — Тэн зевает, не прикрывая рта, и жмет на кнопку электрического чайника, загорающегося синим цветом.       — Зачем встал тогда?       — Есть планы.       Тэн завтракает найденными в холодильнике манду, аккуратно вытирая рот и пальцы салфеткой. Я пью крепкий кофе и лениво ковыряюсь в яичнице. Жду, пока он закончит, чтобы подхватить чашку с еще парующим кофе и выбраться на крохотный балкончик. Там едва хватает места для нас двоих, но это уже стало традицией. Одна утренняя сигарета на двоих. В абсолютном молчании, лишь с многозначительными переглядками — Тэн в них мастер.       — Так что за планы у тебя сегодня?       — Поедем на Чеджудо?       — Зачем?       — Сезон мандаринов. Сейчас можно самим собрать себе корзинку за символическую плату.       — Ты же не ешь мандарины.       — А тебе они нравятся.       В этом весь Тэн. Если бы его нужно было описать одной ситуацией, я бы выбрал именно эту. Он чувствует людей иначе, запирает свои желания на замок, если знает, что может сделать кому-то хорошо. Сначала думает о других, лишь потом о себе. За некоторым исключением, о котором я думать не хочу. Не сейчас. Не этим прекрасным утром.       Мы едем в автобусе, натянув козырьки кепок пониже, стараясь вести себя тише воды, хотя это сложно. Тэн то и дело старается легонько ущипнуть, провести пальцами по ребрам, приобнять. Сделать все для того, чтобы вывести меня из равновесия. Интересно, он знает, что каждое его касания для меня — разряд тока? Что его горячие ладони отзываются во мне толпами мурашек? Как нагревается моя кожа от его поглаживаний? В этом нет ничего эротического и пошлого, он может обнять так и других, погладить по руке, говоря о том, что увлажняющим кремом не стоит пренебрегать. Он может так же шутливо укусить за плечо любого из наших друзей. Такой он: контактный, тактильный, открытый. И только во мне каждое его движение остается миллиардом невысказанных слов.       Мы никогда не говорим о чувствах. Он — потому что у него их нет, я — потому что у него их нет. Такой вот негласный договор, возможно, известный одному лишь мне.       Это началось давно, настолько, что Тэн уже и не придает этому значения. Тэн, но не я.       Я ненавижу себя за тот день. Ненавижу за ту глупую идею, которая посетила мою голову, показалась забавной и веселой. Разделившая мою жизнь на «до» и «после».       Мы были вдвоем, гуляли так же, как и сегодня, без какой-то особенной цели, изучали местные парки аттракционов. Тэн любит это красочное веселье. Обожает покупать сахарную вату, измазываться в ней и лезть с липкими поцелуями, делая тебя таким же липким, как и он сам. Как его шуточки, прикосновения и взгляды. Тэн любит покупать попкорн и скармливать его половину уткам. Тэн обожает носиться от одного аттракциона к другому, не зная, который из них выбрать для начала. Становится озорным, как ребенок в этот момент. Его счастье такое заразительное.       Я увидел шатер «Предсказательницы Оливии». И мне показалось это забавным. Что простая шарлатанка могла наговорить нам? Что-то об успешном будущем, немыслимой карьере, красивых женах и своре бегающих по двору детей? Или о большой опасности, что ждет нас впереди, и поэтому нам нужно остерегаться чашек с золотыми стенками? Это должна была быть обычная забава, шутка, обман, на который сознательно идут сразу две стороны.       Мне Оливия рассказала о том, что, если я не возьму контроль над своей жизнью в собственные руки, буду оставаться невозможно несчастным, потакая чужим прихотям. Я лишь улыбнулся этим словам. Они касаются любого из нас, разве не так?       Тэну же она напророчила огромную любовь. Она нагрянет тогда, когда Тэн будет нуждаться в ней особенно сильно. Любовь эта будет отрекаться от него невозможно долго. И только терпение и вера смогут помочь. Тэн обретет счастье в руках светловолосого парня с широкой улыбкой и телом, покрытым бесчисленными знаками.       Я улыбался. Тэн — нет. Я пытался шутить. Тэн — нет. Он замкнулся в этих словах и был задумчив и серьезен весь остаток дня. От смены его настроения и облика мне становилось страшно. Что там… Кровь стыла у меня в жилах. Потому что, глядя в его глаза — бездонные и такие родные, я вдруг понял, что потерял его. Потерял, так и не успев заполучить и сделать своим.       Тэн никогда не говорил мне про любовь, а теперь и не скажет и слова.       Мы ходим среди мандариновых деревьев. Тэну нравится их запах, доставляет удовольствие сбор фруктов, но не нравятся они сами. В этом тоже весь Тэн.       — Мы могли бы заняться тем, что правда тебе нравится, — замечаю я.       — А кто говорит, что мне не нравится? Стал бы я насиловать себя и делать то, что мне не по душе?       Не знаю, Тэн. Не знаю.       — Я знаю, что это нравится тебе, я уже говорил об этом. Иногда достаточно того, что ты делаешь приятно другим.       Он не ждет, что я сделаю для него то же самое. По правде, он вообще от меня ничего не ждет. Это виднеется в глубине его глаз. Нам хорошо вместе. Мы отлично веселимся, отрываемся, гуляем до самого утра, спим, иногда так, что получаем выговор от соседских старушек. Мы отлично ладим и никогда не ссоримся. Потому что у нас нет для этого причин.       Потому что для Тэна я — что-то сродни сахарозаменителя. Со мной хорошо, но он все еще ждет того парня с белоснежными волосами и широкой улыбкой.       Недавно мы нашли его. Тэн уверен в этом сильнее, чем в том, что кокос — это овощ. Но он не познакомился с тем парнем. Узнал от друзей, что его зовут Лукас и он совсем недавно приехал в страну. Тэн смотрит на него жадным взглядом, от которого мне хочется повеситься. И ждет. Ждет изо дня в день, довольствуясь сахарозаменителем. Потому что их время еще не пришло.       Мы не говорим об этом. Никогда. Ни слова с той самой минуты, как вышли из шатра Оливии. Словно подписали контракт о том, что все будет оставаться так, как и есть, пока кому-то из нас не надоест. Либо пока одного из нас не найдет настоящая любовь. Либо пока одного из нас надвое не переломит боль в груди, с которой он живет ежедневно, свыкся с ней, как с необходимостью дышать.       Бывают исключения. Во всем, черт возьми, бывают исключения.       Самые страшные ночи — когда мы не успеваем остановиться. Когда Тэн выпивает слишком много, а я — слишком мало. Это несовпадение играет с нами злую шутку. Потому что я слышу каждое его слово, которое оседает в моей чертовой голове. А он всегда говорит одно и то же:       — Почему нас все поженили, а, Тэён? Почему? Разве это не очевидно? Что это не про нас? Счастливый конец — это не про нас.       Его глаза не сфокусированы, но он пытается смотреть в мои — докопаться до души. Желает ли сделать больно? Нет. Точно нет. Он слишком хороший для этого, слишком переживает о других. Просто алкоголь вытаскивает наружу его другую сущность. Не такую значимую, как обыкновенная, но ядовитую, токсичную, жалящую.       — Я смотрю в твои глаза, Тэён, и мне похуй. Веришь? Так похуй…       Он сопровождает свои слова смазанными поцелуями по губам, шее, ключицам. А потом возвращается глазами к моим, выжидая. Внутри меня все умирает в такие минуты:       — Я верю, Тэн, — говорю я серьезно, но улыбаясь.       Зная, что, стоит мне выдать себя, показать свою боль и страдания, как он закончит это все, не позволяя моим мучениям продолжаться. Заботливый говнюк. Ненавижу его. Обожаю его.       Так происходит каждый раз. И будь я немного пьянее, я бы вообще не воспринимал эти слова, войдя в кураж блядства и похоти. Но нет. Он всегда обгоняет меня. Никогда не помнит своих слов утром.       — Я вчера не перегнул? Ничего не творил?       Спрашивает серьезно, потому что память и правда стирает все его слова, счастливчик. Я вру во имя того, что осталось между нами.       — Нет, ты просто много шутил, а потом вырубился.       На самом же деле он еще долго мусолил эту тему. По ощущениям — словно тебе расковыривают только что нанесенную рану. Я научился терпеть это искусно, не подавая виду. И доволен собой, правда, потому что я не испытываю необходимость в чужой жалости и словах. Я выбрал этот путь сам, намеренно. Потому что… Не могу иначе.       Мы сидим на спортивной площадке, где с баскетбольным мячом бегает тот, кто станет его благоверным. Кто еще не подозревает о том, как одарила его судьба и какое счастье ждет его впереди.       Находиться рядом с Тэном — это как греться на солнце, находиться в его лучах без необходимости щуриться. Он умеет заботиться, умеет слушать и слышать. Умеет быть нежным, страстным, развязным, но в то же время элегантным, сдержанным, таким особенным.       Тэн приковывает взгляды, где бы он ни находился и что бы ни делал. Друзья же видят мои глаза в это время и сравнивают со щенком, которого подобрали на улице, отогрели — и тот теперь смотрит на своего хозяина с искренней чистой преданностью и обожанием.       Наверное, так и есть. Тэн не говорит об этом, не факт, что замечает вообще. А сейчас — подавно. Пока я облизываю его взглядом, он устремляет взор на Лукаса. Я ненавижу его. Как можно быть незнакомым с человеком, но желать, чтобы тот исчез с лица земли? Тем не менее я типичный представитель этого дерьма. Могу рассказать в красках, но надо ли?       Я бы хотел отмотать время вспять, чтобы мы не заходили в тот проклятый шатер, чтобы купили вместо этого воздушных шариков и отпустили бы их в далекий полет. Вместо этого я уже чертову кучу дней нахожусь в состоянии этого полета. Заземлиться не желаю, потому что это тождественно тому, чтобы насмерть разбиться.       Я смогу жить без Тэна. Как-то до этого жил ведь? Не верю в эти романтические россказни. Правда. Все могут жить без всех. Только вот надо ли? Только вот хочется ли?       Я ничего не значу для него, но не хочу отрывать его от себя. Не хочу я этой проклятой свободы. Если судьбой мне уготовано пройти такой путь, значит так тому и быть. Значит, все, что у меня есть, — это оставшееся время. Каждый день — как последний. А значит, я буду наслаждаться тем, что у меня есть сейчас.       Я любуюсь Тэном. Его изящно изогнутыми ресницами. Хитрой улыбкой, прищуренными глазами, таким утонченным поворотом головы. Он выглядит так, словно его в любой момент могут сфотографировать на обложку журнала. Красивый.       Он поглаживает мою ладонь своими длинными пальцами, вырисовывает на ней узор, сжимает. Можно поверить, что эти движения — только мне. Нежный.       Он поворачивается и спрашивает:       — Ты не замерз? Может, купим кофе или какао?       Снимает с себя куртку, чтобы накинуть мне на плечи, не спрашивая. Зная, что я продрог. Тут же поднимается, чтобы тащить за собой в поисках места, где можно согреться. Заботливый.       Он может исчезнуть завтра, послезавтра, на следующей неделе. Как только Лукас обратит на него внимание. Как только долгожданный принц появится на его горизонте. Я знаю, что он не любит меня. Знаю, что не полюбит никогда. Знаю, что ничего, кроме симпатии и удовольствия, я у него не вызываю. Ему со мной хорошо. Но я — не его судьба. Мы оба приняли этот выбор, ни разу о нем не говоря.       А что буду делать я? Таймер тикает, цифр на нем не видно. А потому… Наслаждаться каждой последней секундой — это все, что мне остается.