Танцуй (отсюда)!

🕺🕺🕺

«От тебя никакого проку, займись уже полезным делом!» Музыка наполняет. Она не звучит снаружи из динамиков, она струится по венам, разгоняет сердечный ритм, разжигает пожар в душе. «Ничтожество! Ты никогда ничего не добьёшься!» Его движения выверенные, как работа механизма, и в то же время чувственные, заряженные эмоциями, это тайный язык, на котором он говорит со всем миром. «Позор семьи, ты ни на что не способен!» Свет белый до черноты, он тонет и захлёбывается в нём. «Отвратительный выродок, это твоя благодарность?» Глаза режет до слёз, невесомость сменяется свободным падением, он летит, летит… «Ты мне не сын!» Удар, и внутренности сковывает холодом, звон в ушах и режущая боль в висках. Он больше никогда не будет танцевать.

🕺🕺🕺

      Зуко, конечно, подозревал, что посетители чайной в понедельник в восемь утра могут быть туповаты, но это уже перебор.       Перед прилавком стояла компания из трёх ребят — на вид его ровесников, и все трое с таким видом, будто только что словили отходняк после ночи безудержного веселья.       — Пожалуйста, зелёный чай с анисом и два кокосовых печенья.       Ладно, девчонка ещё ничего, первая сообразила.       Парень и девушка, похожие между собой, видимо, брат и сестра, были постарше, лет двадцати, оба смуглые и темноволосые, у него — хипстерский хвостик, у неё — сложносочинённые пряди и переплёты, как у эльфийки со страниц какого-нибудь фэнтези…       Надо меньше читать фэнтези.       — Не знаю, что такое белый чай, но звучит вкусно, — с отвратительным оптимизмом воскликнул оживившийся второй мальчишка, — дайте большой!       Этот был явно на пару лет младше своих приятелей, заметно бледнее, наголо выбритый, на макушке и руках красовались татуировки. Если бы не ребячливые, добрые глаза, ночью в тёмном переулке такого испугаешься.       Зуко наполнил два картонных стаканчика с логотипами «Жасминового дракона» и положил в бумажный пакет два тёплых ещё кокосовых печенья. Девушка и её младший приятель расплатились, а вот старший парень всё ещё стоял, облокотившись на стойку и задумчиво почёсывал подбородок, изучая меню. Зуко терпеливо ждал, взглядом транслируя пассивную агрессию.       Видимо, сработало.       — А что, кофе нет?       Вот оно. Так и хотелось, чтобы посыпалось конфетти, выскочил кордебалет в блестящих бикини, и напомаженный ведущий вручил парню грамоту «За самую беспросветную на свете тупость».       — Это чайная, — скрывая раздражение, сказал Зуко.       — Агась, — парень понятливо кивнул, как будто готовился, что ему сейчас раскроют вселенскую тайну.       — Кофе — в «Джет Блэк Кофе» за углом, — договорил Зуко и даже услужливо показал пальцем направление.       Парень вылупился на Зуко и у него дёрнулся глаз.       — У нас только чай. — Счёл нужным пояснить для самых умненьких Зуко.       — Да блин! — Парень всплеснул руками и обернулся к сестре. — Я говорил, надо по навигатору посмотреть, где здесь кофе! Теперь полквартала за ним тащиться!       — У нас нет времени! — возмутилась девушка и отодвинула брата от стойки. — Дайте ему… Что-нибудь. Крепкое. И много.       Зуко мстительно налил в большой стаканчик иван-чай и озвучил цену. Дальше парень несколько минут отсчитывал мелочь и на предложение расплатиться картой заявил, что не будет невесть где светить своими персональными данными, чтобы ему потом спамеры с рекламой скидок звонили. Зуко очень хотелось заставить его эту мелочь съесть.       Наконец троица отошла от прилавка, и Зуко остался пересчитывать злосчастные монеты.       — Ёк-макарёк, какой офигенный чай! — раздался напоследок восторженный голос надоедливого паренька, а затем наконец умиротворительно звякнул колокольчик над входом, и компания покинула чайную.       Зуко облегчённо вздохнул.       Залётных пташек он узнавал сразу: ребята были явно не местные, раз не знали ассортимент «Жасминового дракона». Ходили сюда только городские завсегдатаи, ну и заезжие любители чая, которые всегда заранее знают, зачем пришли.       Эти же явно не знали города и не понимали, куда попали, к тому же торопились. Чай спешки не любит, хотя «Жасминовый дракон» и отпускает напитки навынос.       Испытание позади, надо расслабиться и пережить ещё один день.

🕺🕺🕺

      Никогда не верь погожему, солнечному дню, который начинается хорошо.       Зуко как раз расставлял на подогрев керамические чайники со свежими порциями чаёв, когда увидел сквозь окно чайной, как по улице идёт давешняя троица. Вернее, старший парень тащит за собой друзей, как буксир.       О-оу.       Кинуться повесить табличку «Закрыто», что ли, пока не поздно?       Парень распахнул дверь и втащил в чайную своих спутников. Оба упирались изо всех сил.       — Нет! Сокка, нет, не смей, это глупо! Я тебе запрещаю! — взвизгивала девчонка, пытаясь вырвать свою руку из захвата брата.       Так-так, его зовут Сокка — имя явно индейское или даже инуитское, хотя география антропонимов никогда не была у Зуко сильной стороной.       — О! Отлично, это ты! — воскликнул Сокка, наконец отпуская товарищей, и подошёл к прилавку. — Не круто было бы, если кто незнакомый, а так мы уже почти приятели, можем всё друг другу рассказать, а?       Он подмигнул, снова по-хозяйски облокачиваясь на стойку, а Зуко нарочно смотрел мимо него и видел, как сгорают со стыда приятели Сокки.       — Доброе утро и добро пожаловать в «Жасминового дракона», чем мы можем угостить вас сегодня? — оттарабанил, как по методичке, стандартное приветствие Зуко.       — Послушай, эээ… — Сокка прищурился, пытаясь через прилавок рассмотреть имя на бэджике на форме Зуко. — Злюка! Классное имя, тебе идёт. Так вот, мы с друзьями поспорили: специалист по кофе — бариста, по винам — сомелье, а по чаю?       — Чайный сомелье, — брякнул Зуко. — Что закажете?       У Сокки снова, как при первой встрече, дёрнулся глаз, и он завис, пялясь на Зуко.       — Извините, что мешаем работать, мы сейчас уйдём, — виновато сказала подошедшая девушка и попыталась увести брата, но Сокка встрепенулся и всплеснул руками.       — Нет, ты слышала? У них даже названия своего нет! Так, Злюка, давай-ка самый забористый чаёк, пока не придумаем, не уйдём.       — Я Зуко, — не выдержав, рявкнул он, но силой воли снова включил спокойный, деловой тон, — так вам с собой или навынос?       — Навынос, навынос, у нас автобус скоро, — встрял младший парень, призадумался, а потом добавил, — и мне тоже чай, пожалуйста, как в прошлый раз.       Зуко налил младшенькому байхао иньчжэнь, а неугомонному Сокке нацедил крепкого пуэра — если уж парня и так распирает, то от ферментированного чая, наверное, на луну на жопной тяге улетит.       Пока Зуко готовил напитки, сестрица распекала Сокку за оболдуйство, и Зуко был с ней сердечно согласен — даже готов был предложить чай за счёт заведения в знак солидарности, но, едва он принял плату и протянул парням стаканчики, девушка сама их забрала и решительной походкой направилась к двери, так что мальчишкам пришлось за ней гнаться.       Зуко не успел выдохнуть с облегчением, когда за ними звякнул колокольчик, как его звон раздался вновь, и как из-под земли Сокка снова вырос перед прилавком, Зуко чуть не подпрыгнул от неожиданности.       — Стой-стой, придумал! — воскликнул он и полез в смартфон. — Бариста — это от итальянского, потому что лучший кофе в Италии, а лучший чай в Китае, значит специалист по чаю должен быть…       В чайную ворвалась разгневанная сестра и буквально за шкирку потащила Сокку на выход.       — Чаиста! — заорал на всё помещение Сокка. — Ты чаиста!       Тупой и гиперактивный. Всё, как Зуко любит.       Зуко устало хлопнул ладонью по лбу, закрывая глаза, и не видел, как хихикают и заговорщически переглядываются немногочисленные в этот ранний час посетители чайной.

🕺🕺🕺

      Чего Зуко не ожидал, так это увидеть Сокку снова пару дней спустя, и на сей раз в вечернее время.       Солнце уже почти закатилось за горизонт, последние лучи сверкали, отражаясь в стёклах, Зуко уже даже готовился к сдаче кассы ночной смене, когда колокольчик тренькнул, и на прилавок опустились два знакомых локтя.       — Дружеский совет: не посылай больше людей к Джету: кофе у него мерзкий, и он посмел кадрить Катару, — удивительно спокойным тоном сказал уже до боли приевшийся голос.       Зуко как-то автоматически понял, что Катара — сестра Сокки.       — Добрый вечер, добро пожаловать в «Жасминового дракона», чем мы можем вас угостить? — снова отрапортовал Зуко, делая вид, что их не связывает ничего, кроме трёх минут, необходимых для покупки чая.       — Смени пластинку. — Сокка зевнул. — Чай, как в прошлый раз, и вон ту штуку, звучит вкусно.       Сокка указал на что-то в меню, висевшем за спиной у Зуко, на левой створке, и ему пришлось развернуться всем телом, чтобы увидеть.       — Чего это к клиенту спиной повернулся? — устало хмыкнул Сокка.       — Иначе не вижу, — на автомате брякнул Зуко. — Творожно-сахарные пирожные вы имели в виду?       — Агась, давай два, чтоб не вставать лишний раз, и, это, — добавил Сокка, увидев, что Зуко по привычке достал под чай картонный стаканчик, — НЕ навынос.       Зуко понятливо кивнул и сменил стакан на чашку с блюдцем. Он ожидал, что Сокка, сделав заказ, сразу займёт свободный столик (чем дальше от прилавка, тем лучше), но он так и стоял над душой, впитывая, казалось, каждый жест Зуко, и ему стоило больших усилий подавить дрожь в руках.       Он ненавидел, когда за ним наблюдают.       — Так это, — заговорил Сокка и прокашлялся, — шрам, стало быть, не просто так?       Руки у Зуко всё-таки дрогнули, и чашка на блюдце звякнула, немного чая пролилось и попало на пирожное, капля тут же впиталась, оставив на золотистой, хрустящей корочке влажное пятно.       — Да, я не вижу на один глаз, а пялиться на чужие увечья невежливо, это всё?       — Ну, обычно после душеизлияний я стреляю телефончик и приглашаю на свидание, но я явно не в твоём вкусе, так что спасибо и адьё.       Сокка забрал с прилавка свой заказ и ушёл с ним — действительно, за самый дальний столик.       А Зуко вдруг даже не понял, кто кого обидел больше, и ему очень захотелось, чтобы Сокка пришёл к ним ещё, чтобы на сей раз Зуко был более вежлив.       Тем временем пришла его сменщица Тоф, и, поприветствовав её, Зуко сдал кассу и ушёл в подсобку переодеваться. Зачем-то влез в телефон — сам тут же забыл, завис, а когда вышел обратно в зал, Сокки за столиком уже не было.

🕺🕺🕺

      Форма «Жасминового дракона» была похожа на кимоно для единоборств — широкие штаны, облегчённое, короткое кимоно и пояс, всё в зелёно-жёлтых чайных цветах. Не самая любимая палитра Зуко, но с начальством не спорят.       Особенно, когда начальство — родной дядя, спасший тебя от бродяжничества и отца-абьюзера.       Если распоясать кимоно, оно красиво развевалось и колыхалось при движении. Особенно в танце.       Напяливать форму дома только ради этого, да ещё и во время уборки, глупо, но зато ты наедине с собой, и можно, не задумываясь об изяществе и технике, ловить ритм музыки, впитывать слова, скакать и дёргаться, как аэромен.       Съёмная квартирка у Зуко небольшая, но он достиг визуального увеличения пространства за счёт малого количества мебели, а зная её расположение наизусть, можно не бояться на что-то налететь, увлекшись танцем. Есть, где развернуться.       Под босыми ногами прохладный и слегка скользкий паркет. В руках швабра — кружась под музыку, Зуко перекидывает её из руки в руку, вальсирует с ней, как с не самым ловким партнёром, но лучшего и желать нельзя — ей он не наступит на ногу и не толкнёт случайно со сцены. Свет белый до черноты, он тонет и захлёбывается в нём.       Сменяется музыка, теперь она ещё более тяжёлая и ритмичная, а каждое слово в тексте — как гвоздь в сердце. В этом и есть суть универсальности искусства, чтобы «особенные и недопонятые» подростки со всего мира слушали и думали — да, это про меня, я такой_ая уникальный_ая…       Зуко быстро перебирает ногами, широко размахивает руками, то отклоняясь назад, то двигая всем корпусом, как в танце живота, трясёт головой почти до боли, и непослушная чёлка, выбившись из хвоста, лезет в глаза. Запах средства для мытья пола смешивается с собственным потом. Дыхание перехватывает, и во рту сухо. Музыка наполняет. Она не звучит снаружи из динамиков, она струится по венам, разгоняет сердечный ритм, разжигает пожар в душе.       Зуко позволяет себе зажмуриться и ненадолго погрузиться в образы прошлого.       Сцена, зрительный зал, овации, поклон.       Тогда с ним танцевала Мэй, пока «у неё не сменились интересы», пока «она не переросла эти детские дрыганья на потеху публике», пока «она не расхотела быть цирковой обезьянкой», пока «у неё не появились новые обязанности и ответственности».       Пока он не ослеп на один глаз.       Танцевать одному — совсем другое. Это тоже увлекательно и дух захватывает, но, хотя ты транслируешь свои чувства всем зрителям, ты в то же время ужасно одинок, тебе не с кем по-настоящему поделиться тем, что тебя наполняет. Переполняет. Ты отвечаешь только за себя. Ты немножечко эгоист в этот момент.       Зуко уже слишком привык к этому чувству. Невесомость сменяется свободным падением, он летит, летит…       Увлекшись танцем и воспоминаниями, Зуко потерял ощущение пространства и забыл, с какой стороны от него стояло ведро с водой. Когда оно оказалось слева, Зуко не хватило критических пары секунд, чтобы развернуться и его увидеть.       Как тогда, на последнем шоу, когда сцена под ногами вдруг кончилась.       Со всего маху врезавшись с ведро, Зуко опрокинул его, от испуга тут же потерял равновесие, не удержался на одной ноге и поскользнулся на полившейся во все стороны мыльной воде. Едва успев отбросить швабру, чтобы не напороться на неё, Зуко неграциозно шлёпнулся в лужу, ушибив копчик, и тут же почувствовал, как прилипли к коже мгновенно промокшие шорты.       От удара заболела голова, в горле засвербело от подступающих к глазам слёз обиды и боли. Зуко со всей силы пнул валявшееся у ног ведро, оно отлетело к стене и треснуло при столкновении. Он больше никогда не будет танцевать. Он больше никогда не будет танцевать. Он больше никогда не будет танцевать…

🕺🕺🕺

      Пару дней спустя поутру Зуко наблюдал самый настоящий комический дуэт.       У дверей «Жасминового дракона» демонстративно стоял столбом Сокка, пока вокруг него суетился его младший приятель, со страдальческим лицом явно о чём-то его упрашивая, но Сокка только задирал нос и вертел головой. Наконец мелкий попробовал применить грубую силу и затащить Сокку внутрь кафе, но тот вырвался и отвернулся. Мелкий вздохнул и понуро зашёл внутрь.       — Доброе утро, добро пожаловать в «Жасминового дракона», чем мы можем угостить вас сегодня? — привычным спокойным тоном поприветствовал Зуко, краем зрячего глаза всё-таки наблюдая за оставшимся снаружи Соккой.       — Привет, — застенчиво поздоровался паренёк, — пожалуйста, один молочный улун, один чёрный чай с лимоном, и один пуэр.       — А что, любитель пуэра сам не зайдёт? — усмехнулся Зуко, разливая чай по стаканчикам, а потом принимая плату.       — Он сказал, что ноги его здесь не будет, пока… Пока… Как же он это сказал? Такую метафору классную придумал, я даже записать хотел, но забыл. В общем, он обиделся.       Зуко вздохнул, расставляя стаканчики в картонной подставке, а потом бегло оглядел кафе.       Посетителей было всего трое, все уже давно сидели за столиками со своими чаями, и Зуко вытащил стаканчик с пуэром из общей подставки и сам вышел из кафе.       — Тебя только за смертью посылать! — возмутился было Сокка, но стушевался, увидев, что к нему подошёл не его приятель.       — Так что там должно было случиться, чтобы ты снова начал к нам ходить? Твой приятель забыл. — Зуко выдавил вялую улыбку, протягивая стакан.       Сокка немного надменно хмыкнул и принял его. Тем временем над дверью звякнул колокольчик, и Зуко обернулся, чтобы увидеть, зашёл ли кто или вышел, и увидел приятеля Сокки, который, плохо притворяясь невидимкой, ретировался с оставшимися двумя стаканами.       — Пока бизоны не полетят, — буркнул Сокка, болтая чай в стакане, а потом отпил.       — Вдвойне затруднительно, учитывая, что вид на грани вымирания. — Зуко замялся и почесал затылок, не зная, куда деть столь лишние в этот момент руки. — Слушай, я ничего такого в виду не имел. Просто я…       — Да расслабься, я понял. — Сокка лучезарно улыбнулся. — Просто хотел выбить из тебя немного человеческого, а то ходишь с каменной миной — Терминатор стоеросовый.       — Ха-ха, да, даже раненый глаз с той же стороны…       Сокка на мгновение подавился чаем, тяжело сглотнул и закашлялся, постукивая себя по груди.       — Едрён-батон, оно смотрело «Терминатора»!       — Конечно, я из Калифорнии, а не с другой планеты.       — О, Калифорния… Ол зе ливз ар браун — ливз ар браун! Энд зе скай из грей! — довольно фальшиво напел Сокка и заливисто засмеялся. — Так что, я больше не персона нон-грата?       Зуко собирался что-то ответить, панически придумывал уместную шутку, но тут тренькнул спасительный колокольчик, и ему снова пришлось отвернуться от Сокки, чтобы посмотреть, зашёл гость или вышел — и Зуко огорчённо увидел, как посетитель направляется от двери к прилавку.       — Прости, мне пора бежать, работа зовёт, — оправдался Зуко, — но ты это… Заходи. Почаще. Не потому, что кроме тебя никто не пьёт пуэр, а просто… Просто так заходи.       Чтобы избежать дальнейшего позора, Зуко поспешил тоже юркнуть в кафе и метнуться к прилавку, чтобы поприветствовать гостя и исполнить заказ, но всё равно он наблюдал через стекло, как Сокка улыбается и машет на прощание, а потом удаляется дальше по улице, попивая чай.

🕺🕺🕺

      — … а потом Катаре предложили перевод на узконаправленную специальность, а куда она, туда и Аанг, а папа сказал, что без меня их двоих никуда не отпустит, и вот мы здесь, — завершил Сокка свою «скорбную повесть», помешивая чай в чашке.       За почти получасовой монолог Зуко узнал, что Сокка и Катара из штата Вашингтон, что они рано потеряли мать, что с Аангом они дружат с начальной школы, что Аанг собирается после защиты диплома сделать Катаре предложение и у него есть белый, десятикилограммовый кот породы рэгдолл по кличке Аппа, что Катара учится на медицинском, а точнее на нейрохирурга, и ей пришлось переехать сюда, потому что в их местном университете не было подготовки по такой узкой специальности, что Аанг изучает международные отношения и дипломатию, куда хотел поступать и сам Сокка, но остановил свой выбор на инженерии и в ближайшее время планирует запатентовать своё изобретение, как только оно перестанет взрываться при подключении к сети.       Зуко слушал и улыбался. Он отвык, что с кем-то можно просто разговаривать.       Было раннее субботнее утро, в чайную не заходили даже завсегдатаи, и поэтому Зуко, принеся заказ за столик Сокки, робко присел напротив и начал неловкий разговор из разряда «облака сегодня красивые». Сокка, на удивление, ухватился за эту ниточку и почти сходу пересказал всю свою жизнь.       И Зуко это понравилось.       — Ну а ты? — поинтересовался Сокка, облизывая ложку так сосредоточенно, что у Зуко мурашки побежали, а потом отложил её и взялся за остывшую давно чашку. — Ты чаиста по призванию или по необходимости?       — Чайный сомелье, — поправил Зуко, пряча улыбку. — Можно сказать, и то и другое.       Сокка отставил чашку и выгнул шею, словно пытаясь заглянул под свесившуюся на глаза Зуко чёлку.       — Та-ак, я чувствую запах секретов, — протянул он и подался вперёд, чтобы рукой приподнять чёлку. — Я тут тебе душу изливаю, отплатить тем же — это элементарная вежливость. Ну же? Вываливай сюда свои скелеты в шкафу!       Зуко чуть не брякнул, что в шкафу у него только он сам, но в этот момент распахнулась дверь кабинета начальства, которая не открывалась ещё ни разу в присутствии Сокки, и в зал ворвался, как ураган, воодушевлённый дядя Айро.       — Зуко! Зуко! Я нашёл! Боги, это идеально! Иди сюда, попробуй!       Дядя был пожилым, но бодрым, приземистым и полноватым, но в то же время на удивление подвижным и сильным человеком. Сперва он было кинулся к прилавку, но быстро сообразил, что племянника за ним не хватает, и заметил Зуко за столиком. Тонкие губы старика тронула тёплая улыбка.       — Зуко, что я тебе говорил о заигрывании с клиентами? — шутливо пожурил он, подходя к столу, а потом протянул Сокке свободную от чашки с чаем руку, — Айро, дядя Зуко, очень приятно.       — Сокка, друг, наверное, Зуко, но мы решили не портить отношения ярлыками, тоже очень приятно.       Сокка ответил Айро крепким рукопожатием, и тот одобрительно закивал.       — Друзья племянника — мои друзья, особенно когда делают нам кассу по субботам. — Айро подмигнул и протянул чашку Сокке. — Раз уж ты здесь, окажи честь как гость «Жасминового дракона» и попробуй первым наш новый сорт чая.       Сокка вежливо принял чашку, отпил и поболтал чай во рту, привыкая ко вкусу, и только потом сглотнул, блаженно зажмурился и передал чашку Зуко, чтобы тот тоже попробовал.       Чай был великолепен, немного пряный, приятно покалывающий нёбо, с кисловатым послевкусием.       — Индэхун с кардамоном, шафраном и сумахом, — гордо пояснил Айро.       — Не знаю, что всё это значит, но звучит как рецепт зелья — профессор Снейп разрешил при магглах болтать? — пошутил Сокка, и Айро заливисто рассмеялся в ответ.       — Какой позитивный и остроумный юноша, — одобрил он и потрепал Сокку по макушке. — Я очень рад, что у Зуко наконец здесь появились друзья. Ты его береги. — Последнее было обращено уже к Зуко.       Айро удалился в свой кабинет, немного пританцовывая от радости, а Зуко смущённо посмотрел на Сокку.       — Ну вот, кое-что ты обо мне знаешь. Я работаю на своего дядю.       — Был бы у меня такой дядя, я бы и не поступал никуда. А кузены у тебя есть?       — Нет. То есть, да. Частично. Сын Айро погиб в юности. Наверное, он поэтому меня так опекает.       — А твои родители?       Зуко поморщился и отвернулся.       — Мамы нет.       Он уже морально приготовился отражать навязчивые расспросы об отце, но Сокка лишь молча протянул руку через стол и своей ладонью накрыл обе кисти Зуко, которые он держал на столе. Зуко удивлённо посмотрел на контраст их кожи, а потом поднял вопросительный взгляд на лицо Сокки, и увидел в его безнадёжно голубых глазах столько сострадания и нежности, что сжалось сердце.       — Но зато теперь есть друг.       Сокка улыбнулся, и Зуко невольно затаил дыхание. Они сидели в тишине и смотрели друг на друга, и Зуко казалось, что пространство сжимается внутри себя, и они становятся всё ближе и ближе, а может, они сами неосознанно тянулись навстречу.       В этот момент тренькнул колокольчик, вошёл гость, и Зуко случайно слишком резко высвободил свои руки, промямлил что-то в своё оправдание и побежал принимать заказ, на ходу тарабаня стандартное приветствие.       Сокка же допил свой чай, просматривая что-то в телефоне, и сам отнёс чашку на стойку для грязной посуды, а на прощание поймал кроткий взгляд Зуко, улыбнулся и помахал рукой. Зуко, не задумываясь, помахал в ответ и разбросал во все стороны чаинки с ложки, которую держал в той руке.

🕺🕺🕺

Он больше никогда не будет танцевать…       Засучив повыше форменные штаны и скинув мокасины, Зуко ступил босиком на достаточно гладкий для свободного скольжения, но недостаточно скользкий, чтобы навернуться с подносом чая, кафельный пол и стал разминать тазобедренный сустав правой ноги. Удар, и внутренности сковывает холодом, звон в ушах и режущая боль в висках.       Когда в тот последний раз Зуко упал со сцены, он вывихнул сустав, зацепившись ногой за какое-то оборудование. Сустав вправили, но потом ещё долго не могли понять, почему бедро отекает, пока не обнаружили излишек синовиальной жидкости, и Зуко провалялся в больнице добрый месяц, он даже начал сомневаться, что вообще сможет ходить, но смог, а потом ещё была долгая реабилитация, которой постоянные упрёки отца и насмешки сестры, порой переходившие в физические издевательства, никак не помогали.       Поэтому Зуко врезал отцу костылём и, в чём был, сбежал к дяде. Отец явился за ним самолично, но дядя пригрозил, что, если он ещё сунется в жизнь Зуко, дело пойдёт в суд, и плакала тогда вся его финансовая империя.       Отец тогда предрёк, что Зуко «приползёт потом обратно на коленях», и пригрозил вычеркнуть из завещания, а у Зуко зародился коварный план — завладеть компанией отца, вывести её на новый уровень, и сделать себе имя, которому позавидовал бы даже грозный прадедушка, основавший её.       Идея была манящая, но трудноосуществимая, хотя бы потому, что против отца у Зуко ничего кроме собственных жалоб на абьюз не было, а если бы и случилось чудо, сместившее отца с пьедестала, никто бы не доверил управление компанией «павшему» первенцу, и бразды перешли бы сестре (и на этом на компании можно было бы ставить крест).       Хуже всего было то, что вторая мечта после захвата власти в компании — танцевальная карьера тоже бы теперь вне досягаемости. Вот и оставалось прозябать в дядином кафе «чаистой». Он больше никогда не будет танцевать.       Последний понедельник месяца — санитарный день, большая уборка. Зуко вывесил на двери табличку «Закрыто» и заранее вытащил в зал весь хозяйственный инвентарь. На прилавок поставил беспроводную колонку — обычно в «Драконе» музыки не было, но убираться в тишине невероятно скучно.       Зуко вооружился тряпкой, включил музыку и начал протирать столы, оборудование и витрины.       Первая же песня была зажигательная и ритмичная. С первых аккордов Зуко поймал темп и несколько раз качнул корпусом и взмахнул руками в такт. Главное, не зазеваться и не швырнуть куда-нибудь дезинфицирующий спрей. И не поворачивать налево.       То переступая с мыска на мысок, то отчеканивая пятками ритм, Зуко перемещался от стола к столу, тёр тряпкой то мелкими кружками, то размашисто, ловя басы, подпевал одними губами. Его плейлист не менялся уже несколько лет, если исключить редкие новые поступления, подслушанные на радио. Почти все песни Зуко знал наизусть, и текст, и музыку. Он предугадывал каждый аккорд и каждую смену ритма. Музыка наполняет. Она не звучит снаружи из динамиков, она струится по венам.       С поверхностями покончено. Зуко вставил в уши наушники и включил пылесос. Неповоротливый и шумный драндулет норовил врезаться в столы и наехать на пляшущие ноги Зуко, но он ловко уворачивался и тянул пылесос за собой, как непослушного осла.       Сменилась одна песня, другая, следующая была в плейлисте Зуко настолько давно, что он невольно вернулся в школьные годы, класс 9–10, когда косил под гота-металлиста, пока прочие устраивали рэп-баттлы под трибунами на футбольном поле.       Кто сказал, что готик-метал не танцевальный жанр?       Раскинув руки и запрокинув голову, Зуко вращался на месте, опираясь на ручку пылесоса, как на ось, чтобы ни во что не влететь. Пронзительный голос солистки был словно его собственным — в юности Зуко жалел, что не умеет петь, но вокал наполнял только диафрагму и лёгкие, танец — был во всём теле, от пальцев ног до кончиков волос на голове.       Пылесос отправился в подсобку; чтобы не мешать, наушники — долой, только провода путаются, музыка снова полилась из колонки, отдаваясь эхом на пустой кухне.       Новая песня.       А она уже из разряда «это же обо мне». Размашисто моя пол, Зуко подпевал невпопад и старался не плакать, вспоминая.       Почему в тот день отец объявился в рабочее время? Почему он вообще поехал на квартиру, а не в загородный дом, где жил почти в уединении, если не считать охрану, оставив детей распоряжаться пентхаусом в центре? Может, сестра узнала и донесла, и это была спланированная атака?       Шрам вокруг незрячего глаза словно снова обдало обжигающим ударом. Он был последним перед тем, как Зуко потерял сознание. Сколько их было потом — уже никто не узнает, ведь никакого медицинского освидетельствования не было. Подумаешь, мальчишка по глупости влез в драку, с кем не бывает, подлатайте, и пусть катится.       Тогда Зуко нашёл в себе силы воспрять и снова встать на крыло, поймать ритм.       Но после падения… Он больше никогда не будет танцевать.       Из зала на кухню, из кухни — в подсобку, из подсобки в кабинет Айро. Какой же тут бардак, конечно, но Зуко не посмеет что-то менять в святая-святых.       Швабра отправилась на покой. Осталось помыть уборные — тут рассусоливать нечего, всё быстро и чётко, пока играет саундтрек из какого-то фильма, которого Зуко уже и не помнил, а музыка осталась с ним навсегда. До сих пор от самых мощных аккордов мурашки по коже.       Вот и все дела. Можно обесточивать помещение, переодеваться и отправляться по своим делам.       Которых у него нет.       Ещё немного, ещё пара минут этого благостного уединения и гармонии с собой и вселенной, пока их ещё связывает музыка и подсказывает движения. Так и хочется зажмуриться от удовольствия, но вокруг слишком много мебели.       В очередной раз сменился трек — это идеальная песня, одна из любимейших. Здесь безупречно слились содержание и ритм. Зуко хочется пересказать её танцем.       Движения становятся более хаотичными.       Изначально мама отвела его в школу современного танца, но оттуда Зуко вскоре сбежал. Делать как все — это слишком просто. Интернет и несколько видео с разными стилями, жест оттуда, отсюда шаг, Зуко наобум сочетал самые разные приёмы. Эклектика в танце — как портрет непостоянного и своенравного характера. Этим танцем Зуко хотел показать, кто он на самом деле. Он больше никогда не будет танцевать.       Кто-то схватил Зуко за руку, и он в ужасе обернулся — он ведь запирал дверь изнутри? Или нет? Он встретился взглядами с лучезарно улыбающимся Соккой. Он взял вторую руку Зуко, развёл их в стороны, свёл вместе, от себя, на себя, шаг назад, два вперёд…       Они танцевали.       Зуко на короткий миг опустил взгляд, чтобы увидеть, как Сокка мельтешит ногами в такт песне, подобно ему самому, и больше ни на что не отвлекался. Смотрел только Сокке в глаза и за миллисекунду считывал его следующее движение.       Поврозь, навстречу, разминуться, поймать друг друга, притянуть ближе, оттолкнуть. Взмах рук, переплетение, вращаться, разойтись, подойти, притопывая ногами, и снова разминуться. То ли дуэль, то ли ритуальный пляс, а то ли — брачный танец. Их движения выверенные, как работа механизма, и в то же время чувственные, заряженные эмоциями, это тайный язык, на котором они говорят только друг с другом.       Они сошлись в очередной раз, мелодия пошла на последнее нарастание пред спадом, Сокка обхватил одной рукой талию Зуко и закружил его, затем рука соскользнула, прошлась по торсу и, через плечо, пока Зуко довершал последний оборот, вдоль предплечья, пальцы сцепились самыми кончиками, и на последнем аккорде оба замерли, держась за руки, сбито дыша и не сводя друг с друга вдохновенных, осоловелых взглядов.       Заиграла новая песня, но никто её уже не слушал.       Сокка будто нехотя отпустил его руку, и Зуко пошёл выключить колонку.       Тишина была оглушительная. В ушах звенело и пульсировала разогнавшаяся кровь. Он больше никогда не будет танцевать.       — Ты танцуешь! — воскликнул Сокка и попытался броситься к Зуко, будто с объятиями, но тот изящно увернулся, как если бы танец продолжался.       — А дядя знает? — заговорщически поинтересовался Сокка продолжая преследовать Зуко, теперь уже в явно попытке то ли ущипнуть, то ли ткнуть под рёбра.       — Знает, только… Не знает, что я до сих пор.       — У-у, «ты не такой, это просто фаза», так что ли? — попытался пошутить Сокка, но эти слова мгновенно испортили настроение.       Зуко сник и пошёл на кухню налить им обоим воды. Сокка последовал за ним.       — Прости, я что-то не то сказал? — взволнованно спросил Сокка, маяча за спиной Зуко, пока он наливал из фильтра воду в кружки.       — Нет, только то, что мне твердил нанятый отцом психолог с одиннадцати лет, когда я начал танцевать, а потом с пятнадцати, когда я понял, что би, а потом ещё год, что я клялся покончить с собой после того, как отец застал меня с парнем и избил до потери сознания, чуть не лишив глаза. Лучше бы лишил — ходил бы сейчас как пират с крутой повязкой.       Слёзы подступили к горлу, и рука с кружкой задрожала. Зуко отставил её на стол и зажал рот рукой, чтобы звуками не выдать, что плачет.       Неожиданно вокруг его груди сомкнулись сильные руки Сокки, а его горячий после танца лоб уткнулся между лопаток. У Зуко ослабли ноги, и он сам опёрся руками о стол, чтобы не упасть.       Сокка молчал. Если бы он начал извиняться и оправдываться, это было бы невыносимо. Но он молчал, и Зуко будто чувствовал, как через прикосновение перетекает в него сочувствие и поддержка Сокки. В душе как будто открыли какой-то клапан. Дышать вдруг стало легко и естественно.       — Я слышу, как у тебя живот урчит. — Даже спиной Зуко почувствовал ухмылку Сокки. — Ты выходной сегодня? Пойдём поедим?       Зуко улыбнулся и только тут понял, что на щеках остались высыхающие солёные дорожки слёз. Он обернулся, и Сокка стёр их большим пальцем, тепло улыбаясь, а потом самыми кончиками пальцев нежно коснулся шрама, протянувшегося от брови через висок, заходя на веко, и Зуко закрыл глаза, вздохнув.       Он не то, чтобы стеснялся своего увечья, но понимал, что теперь привлекать потенциальных партнёров будет немного сложнее, придётся сразу пускать в ход тяжёлую артиллерию «богатого внутреннего мира». И уж точно не ждать, что кто-то решится прикоснуться к этому уродству.       И вот появился Сокка. С его тёплой, слегка мозолистой ладонью так идеально накрывавшей всю щёку. Зуко взял его руку в свою, отстраняя от лица, и крепко сжал. Только теперь он наконец смог снова заглянуть другу (другу?) в глаза, и тут улыбка сама собой тронула губы.       — Пойдём поедим. Расскажу тебе ещё офигительных историй.

🕺🕺🕺

      — … а однажды мама просто исчезла. Отец пытался её искать, но не нашёл, добился, чтобы её признали мёртвой. Я не хотел в это верить, даже плакал, отец на меня за это орал, дескать, ты же взрослый, будь мужиком. А сестра радовалась: теперь никто не будет читать ей нотаций за оторванные головы кукол. Я узнал, что она жива, только когда переехал к дяде. Она сменила имя, у неё теперь другая семья. Мы почти не общаемся, чтобы отец на неё не вышел. Но она мне на все праздники присылает открытки, у неё всё хорошо. А раз хорошо, то зачем мне искать её и тревожить? Пусть думает, что у меня тоже всё в порядке.       Сокка ничего не ответил, когда Зуко закончил историю. Только снова накрыл его руку своей.       Они сидели на самом верхнем ряду трибун на городском стадионе, смотрели на закат, ели взятый навынос фастфуд и разговаривали обо всём подряд. Зуко даже был удивлён, что после первого душеизлияния в «Драконе» у Сокки ещё осталось что рассказать, но ещё больше поразился, насколько ему самому оказалось просто впускать кого-то в свои переживания. И насколько легче становится на сердце от этой безмолвной поддержки.       Солнце почти скрылось за деревьями вокруг стадиона. Их кроны были очерчены золотым контуром, а зелёные осенние листья казались медными и лакированными. Где-то, словно за невидимой стеной, шумел вечерний город, а здесь, в этом кольце трибун, было тихо. Только едва слышно шуршали бумажные пакеты из-под еды.       — Отец твой знатная сволочь, — резюмировал Сокка, потягиваясь, — хотелось бы мне ему врезать.       — С этим я уже справился, — Зуко усмехнулся, — дядя бы добавил, да он пацифист.       — Почему ты не хочешь попробовать снова заняться танцами? У тебя отлично получается, даже не скажешь, что ты не видишь на один глаз, — резко сменил тему Сокка и требовательно заглянул Зуко в лицо.       Он удручённо отвернулся.       — Потому что моя жизнь мне не принадлежит. Однажды мне выпадет шанс исправить всё, что натворил отец. Я встану во главе крупной корпорации, будет не до танцев.       — Может, и не встанешь ещё, а время уходит. — Сокка сполз по скамейке пониже и привалился к стене, хлопая ладонями по животу.       Зуко встал, собрал мусор и вприпрыжку стал спускаться по лестнице к мусорному баку. Он слышал, как Сокка идёт за ним, но не видел, как тот подкрался слева и немужественно вскрикнул, когда Сокка взял его за руку и обхватил его за талию, вовлекая в неуклюжее подобие вальса, мыча какую-то растиражированную мелодию под нос.       — Ты теперь всё будешь в танце делать? — засмеялся Зуко, позволяя себя вести.       — Не могу удержаться: как увидел тебя со шваброй, сразу захотелось оказаться на её месте.       — Не уверен, кто из вас лучший партнёр.       Сокка рассмеялся и поднял руку, чтобы Зуко сделал поворот, и он послушался.       — Сколько ты знаешь стилей? — поинтересовался Сокка.       — Всего понемногу. В основном, контемп, могу немного вога, люблю этнические элементы. На самом деле я даже многому не знаю названия — ярлыки ужасно ограничивают. Просто делаю то, что чувствую.       — Мой любимый стиль. — Сокка дал зачин на ещё одно вращение, Зуко остался к нему спиной, они соединили руки крест-накрест, потом Зуко снова развернулся лицом к партнёру, пошёл на сближение, а затем они опять отступили друг от друга и продолжили вальсировать.       Трава под ногами немного мешала движениям. Зуко поначалу нервно вертел головой, чтобы в развороте не налететь на Сокку, но тот чувствовал его неуверенность и всегда оказывался справа, предвосхищая его движения.       — Ты никуда не торопишься? — спросил Зуко, мельком глянув на часы на своём запястье.       — Нет, а что?       — Хочу кое-что тебе показать. Не останавливайся.       Они продолжили танец. Зуко одной рукой достал из кармана телефон, отыскал подходящую песню и поставил на полную громкость. В котловине стадиона звук отражался от стен и поднимался над ним куполом. Солнце уже совсем скрылось, из-за трибун едва виднелся розовато-зеленоватый градиент горизонта, а всё небо уже стало сизым и постепенно погружалось в бархатную черноту. Из-за светового шума не было видно звёзд. Постепенно даже трибуны начали утопать во мраке.       Они протанцевали одну песню, ещё одну, следующая оказалась ритмичная, и вальс превратился в рок-н-ролл. Зуко не ожидал, и снова заверещал, когда Сокка без видимых усилий начал подбрасывать его и кружить на руках. Казалось, они были в равных весовых категориях, но почему-то в руках Сокки Зуко чувствовал себя маленьким и… Защищённым. Так комфортно ему было разве что в объятиях матери.       Тьма сгустилась, и теперь они уже едва видели силуэты друг друга.       — Не хочу портить момент, но это становится опасненько… — заговорил было Сокка, но тут стадион погрузился в ослепительный свет — это зажглись все прожектора, а из-под земли показались автоматические оросители и усеяли всё поле бриллиантовыми брызгами.       Одежда почти мгновенно промокла. Сокка запрокидывал голову и смеялся, продолжая кружить с Зуко под музыку. Их мокрые руки скользили и теряли друг друга, ноги так и норовили разъехаться на влажной траве, но они танцевали, танцевали, и не могли остановиться, как будто время замерло, мир продолжал существовать где-то за стенами стадиона, а у них была целая вечность на все двести с чем-то песен в плейлисте Зуко, а сколько их ещё может быть у Сокки…       Музыка вдруг прервалась и раздалось неприятное пиликанье. Отрезвлённые, они отступили друг от друга, и Зуко достал телефон из кармана.       — Батарейка села, — пояснил Зуко, огорчённо усмехнувшись.       Сокка собирался было что-то ответить, но откуда-то раздались саркастичные хлопки, и оба повернулись на звук.       У одного из входов стоял около газонокосилки работник стадиона в форменной кепке и лениво хлопал.       — Круто, очень, — похвалил он, — а теперь валите отсюда, мне к завтрашней игре косить нужно.       Зуко схватил Сокку за руку, и они бегом кинулись со стадиона, из последних сил сдерживая смущённый смех, но не удержались и расхохотались ещё в пустом коридоре, и Сокка снова дёрнул Зуко на себя, обнимая и кружа.       В темноте его глаза казались особенно яркими.       Сквозь слои одежды Зуко чувствовал, как бьётся его сердце.       Он вдруг подался вперёд и коснулся губами губ Сокки, почти тут же отстраняясь и отступая на пару шагов.       Сокка ошарашенно смотрел на него и неверующе коснулся губ кончиками пальцев.       — Прости… — прошептал Зуко, понурив голову.       Он слышал шаги — это Сокка уходит.       Но в следующий миг тёплая ладонь снова легла на поражённую шрамом скулу, Сокка мягко поднял голову Зуко и поцеловал его сам, неглубоко, но долго и чувственно, одними губами. Они у него были сухие и немного искусанные, Зуко даже почувствовал слабый привкус крови и обвил шею Сокки обеими руками, притягивая его к себе.       — Поедем ко мне? — предложил Зуко, почти не размыкая губ. — Я сварю тебе чай. У меня можно танцевать.       — Горизонтально тоже? — хмыкнул Сокка и в отместку был укушен за губу. — А дядя против не будет?       Вместо ответа Зуко выпустил Сокку из объятий, снова взял за руку и решительно повёл за собой. И Сокка послушно шёл, млея от того, как в этом удивительном парне сочетаются косолапость и грация, робость и деловая хватка.       Дядя, судя по всему, жил отдельно. Танцы у них были во всех плоскостях.

🕺🕺🕺

      Сокка приходил теперь в «Дракона» каждый день. Либо утром забегал взять чай и на прощание чмокнуть Зуко в губы, не стесняясь других посетителей кафе, либо в середине дня, в обеденный перерыв в колледже, и тогда он приводил с собой друзей и занимал столик поближе к прилавку, чтобы каждый раз, когда Зуко кидал на него беглый взгляд, различными жестами изображать свою любовь, отчего Зуко смущался и прятал взгляд под чёлкой, а из-за двери своего кабинета за ними подсматривал дядя Айро, счастливо улыбался и облегчённо вздыхал.       Зуко не знал, но Айро как-то раз подловил Сокку на выходе, пока Зуко был на кухне, и пригрозил, что, если тот разобьёт малышу Зу-зу сердце, Айро подмешает ему в чай такой ядовитый лист, что ни один криминалист не узнает, от чего помер.       Трудно даже представить, каких трудов стоило Сокке удержаться от того, чтобы впредь теперь не звать Зуко «Зу-зу».       Ну и, конечно, Сокка приходил иногда по вечерам, засиживался до конца смены Зуко и провожал его домой, чтобы остаться на ночь и вместе проснуться утром. Чаще всего это было по субботам, потому что по воскресеньям у обоих был выходной, и наутро Зуко готовил самые офигенные омлеты на свете. Конечно, он много чего ещё другого готовил, но омлеты возглавляли топ.       Они ходили на небольшую прогулку или в кино, а потом возвращались домой, раздвигали по углам мебель в тесной квартирке Зуко и танцевали.       Чаще всего начинали с того, чтобы показать друг другу своё видение танца для какой-нибудь песни. Очень быстро они поняли, что плейлисты у них почти одинаковые, и стало ещё интереснее увидеть чужое прочтение одной и той же композиции. А потом они объединяли и отрабатывали наиболее понравившиеся элементы, получая на выходе готовый номер.       Иногда Сокке нужно было срочно сдать что-то по учёбе, и в воскресенье он просиживал над учебниками, пока Зуко убирал квартиру и готовил обед. А в понедельник утром они вместе шли в «Дракона», Сокка брал чай и шёл дальше учиться, оставляя Зуко в приятном полузабытьи от воспоминаний о прошедшем уикенде.       Постепенно у Зуко в квартире скопилось много вещей Сокки по учёбе и его одежды: по понедельникам Сокка часто жаловался, что не во что переодеться, и Зуко давал ему свои футболки и рубашки, оставляя ношеные постирать, но одолженные к нему не возвращались, зато вещи Сокки постепенно оседали в шкафу. В один прекрасный день Зуко проспал и проснулся от запаха еды — Сокка влез в холодильник, нашёл всю нужную посуду и приборы и сам приготовил завтрак.       — Мне кажется, или мы встречаемся? — спросил однажды под китайскую лапшу и «Нетфликс» Зуко, лёжа на диване в объятиях Сокки.       — Встречаемся? Милый, мы почти женаты, — пошутил Сокка, зарываясь носом в волосы Зуко, и Зуко в ответ крепче сжал его руку в своей.       Почти полгода пролетели незаметно. Незадолго до летних каникул они сидели вечером в «Драконе», и Зуко прокручивал в голове, как повежливее и без намёков поинтересоваться у Сокки, уезжает ли он на лето домой, когда Сокка вдруг решительно отставил чашку, полез в свой рюкзак и выложил на стол какую-то рекламную листовку.       — Мы должны участвовать, — безапелляционно сказал Сокка.       Зуко прочитал листовку и похолодел, по спине побежали мурашки.       Это было объявление о наборе кандидатов на новый сезон одного из популярнейших шоу «Танцуй!» Его снимали каждое лето, всегда в разных городах, существовали как индивидуальный, так и парный конкурсы. Победитель в каждой категории получал денежный приз, но по-настоящему ценно было не это: если во время конкурса тебя заметят нужные люди, карьера обеспечена. Многие бывшие участники уже сами стали признанными хореографами.       Не то чтобы Зуко жаждал денег и славы, но…       — Я не смогу. — Зуко помотал головой и отодвинул от себя листовку. — У меня не хватило духу подать заявку, когда я был на пике, а теперь подавно.       — Вообще, я думал податься на парный конкурс, — пробормотал Сокка, задумчиво накручивая прядь волос на палец. — Да и основной этап в этом году у нас в Вашингтоне. Я бы познакомил тебя с папой.       — Ты не понимаешь. Я не могу у себя в квартире станцевать, чтобы в стену не влететь…       — А я буду рядом и защищу тебя от всех стен. — Сокка подсел к Зуко и обнял его за плечи, заглядывая в глаза. — Скажи честно, чего ты боишься?       — Опозориться, — прошептал Зуко и отвернулся. — А если ещё и отец увидит…       — Представляешь, какая его злость возьмёт, когда он увидит сына, несломленного, свободного, талантливого и выигрывающего сто тысяч долларов, на которые он не сможет наложить свою лапу? Да ещё и в объятиях такого красавца.       Сокка показал на себя и поиграл бровями. Зуко невольно рассмеялся — Сокка всегда умудрялся перетащить его на светлую сторону.       — А если мы вылетим до финала? А если нас вообще даже не возьмут? — продолжал тревожиться Зуко.       — Тогда будем сидеть у нас дома, жарить шпикачки, пить отцовский самогон и по ночам танцевать нагишом на пляже.       — У вас рядом с домом пляж? — ахнул Зуко.       — Типа того. Купаться не рекомендую, если только не хочешь скосплеить ДиКаприо в конце «Титаника», но виды шикарные. «Сумерки» смотрел? Вот это примерно наш вариант. А запах… — Сокка показательно втянул носом воздух. — Ты, поди, уже забыл, как пахнет океан. На севере он совсем другой.       Зуко почему-то очень живо всё это представил. И пляж, и шпикачки, и улыбающегося отца Сокки, даром что видел его только на фотографиях, и победу в конкурсе. Которая вдруг оказалась совсем не важна. Они будут делать это вместе, просто ещё одно воскресное развлечение с чуть повышенной долей азарта.       — До отборочного ещё надо видео-заявку успеть подать, — деловито напомнил Зуко, снова подтягивая к себе листовку и изучая информацию о порядке участия в конкурсе. — Говоришь, Аанг хорошо видео снимает?       Вместо ответа Сокка восторженно подпрыгнул на месте и победоносно взвизгнул, а потом заключил Зуко в объятия принялся расцеловывать в лицо, постепенно углубляя поцелуи в губы, а потом будто случайно заваливая его на диванчик…       Дошло бы до греха, но звонок колокольчика возвестил о приходе гостя, и Зуко поспешил заняться своим обязанностям.       Сокка ему никогда не скажет, но работающий Зуко, в форме, с деловым тоном, профессионально разливающий чай, был чем-то вроде личного фетиша. Возможно, однажды стоит его уломать осквернить сей храм чая и после закрытия поиграть в посетителя и официанта, даже не надо будет форму доставать.       Но потом Сокка представил, что сделает Айро, если узнает, и поспешил смочить чаем пересохшее от страха горло.

🕺🕺🕺

      Аанг взвыл на второй день съёмок. Разгневанная Катара явилась в «Жасминового дракона», прочитала «балерунам» нотацию, чтобы не отвлекали Аанга от учёбы, и в довесок самого Сокку утащила на занятия, которые он пунктуально прогуливал несколько раз в неделю, не дав допить божественный каркаде.       Но Сокка наверстал вечером, когда пришёл к Зуко репетировать.       В видео-заявку должен был входить рассказ о себе и танец на выбор. С музыкой для танца и его стилем определиться оказалось проще, чем с рассказом. Сокка считал, что Зуко следует рассказать про слепоту на один глаз и абьюз отца, ведь жертвы домашнего насилия вызывают больше сочувствия, но Зуко этого стеснялся, зато считал, что Сокке следует акцентировать принадлежность к национальному меньшинству, ведь все продюсеры сейчас гонятся за мультикультурализмом, но Сокка, напротив, не хотел этим спекулировать — ведь, что важнее: его талант или этнос?       В итоге решили все интимные подробности опустить и оставить только про основную занятость и танцы. А ещё Зуко отказался озвучивать на видео, что они пара. Сокка немного растерялся, но принял условия игры. Сделать каминг-аут всегда можно когда-нибудь потом.       Стилем танца оба видели рок-н-ролл, положив его в основу и добавив немного джаза и современного танца («нет, Сокка, никакой стрип-пластики!»). Позволив себе немного повторов на припеве, они сделали номер на две минуты с небольшим и теперь каждый вечер проводили у Зуко, репетируя. Чаще всего Сокка оставался на ночь, и Зуко даже думал: имеет смысл предложить ему переехать, или это само собой очевидно?       Наконец, когда оба были достаточно уверены в себе, пришёл день записи, и уже даже Аанг вошёл в азарт достаточно, чтобы вечером ускользнуть от зоркого глаза Катары и помочь ребятам со съёмками. Отдавая дань началу отношений, они решили снимать на стадионе, как в тот день — вечером, когда уже работают оросители. Аанг, конечно, проклял их за забрызганный объектив, но оно того стоило. После двух мучительных дней монтажа, когда то Зуко, то Сокка вдруг срывался и требовал всё удалить и плюнуть на эту безумную идею, изрядно пригубив для храбрости настойки производства отца Сокки, они отправили заявку на конкурс.       С тех пор оба были как на иголках и поминутно обновляли почту. Но прошёл день, два, неделя и десять дней. В нормативах конкурса было написано, что за это время жюри обычно дают фидбэк, но минуло две недели, и стояла гробовая тишина.       — Может, заявка не дошла? — обнадёженно предположил Аанг, вместе с Соккой сидя в обеденный перерыв в «Драконе» и потягивая через трубочку ледяной чай лимитированной летней серии.       — Или про нас забыли, — добавил Сокка.       — По-моему, это знак, — строго заметила Катара.       Зуко слабо улыбнулся, забирая с их столика посуду, и краем глаза видел, как Сокка корчит сестре сердитую гримасу.       Друзья собрались уходить, и Сокка по традиции подошёл на прощание поцеловать Зуко.       — Это не отменяет поездку в Вашингтон на лето, — прошептал он на ухо Зуко. — Устроим свои танцы.       Такой расклад Зуко даже больше нравился. В этот момент он был так чертовски счастлив, у него буквально чесались зубы сказать наконец Сокке, что он его любит, по-настоящему, уже даже открыл было рот, но тут у Сокки тренькнул телефон, и он поскорее полез посмотреть уведомления. Зуко прикусил язык и терпеливо ждал. Едва взгляд Сокки упал на экран, его глаза широко распахнулись, и Зуко показалось, что он весь аж завибрировал.       — Да!!! — заорал Сокка на всё кафе, подпрыгнул на месте. — Мы в танцах! В танцах!       Он вытащил Зуко из-за прилавка, заобнимал и закружил по залу, через одного пугая и умиляя посетителей. Некоторые даже зааплодировали.       Запыхавшись, Сокка наконец отпустил Зуко, несколько раз чмокнул его в лицо и поспешил на занятия, обещая вечером встретиться и вместе прочитать условия дальнейшего участия. А Зуко сомлело вернулся к работе, радуясь про себя, что не успел брякнуть лишнего.

🕺🕺🕺

      Следующие пара недель прошли в приятной суматохе. Выбирали музыку, пробовали разные стили танцев, придумывали костюмы и, главное, планировали поездку. Постепенно серьёзный настрой сходил на нет — мало ли будет на конкурсе доморощенных профи? Нужно что-то яркое, что-то самобытное, чего никто больше бы не сделал — визитная карточка, если угодно.       Они услышали «ту самую» песню по радио совершенно случайно: Зуко убирал квартиру, а Сокка в поте лица дописывал зачётный реферат за 12 часов до дедлайна. Сокка чуть не подскочил и хотел было привлечь внимание Зуко к песне, чтобы предложить её в качестве темы на конкурс, но Зуко его предвосхитил, исполняя самый умопомрачительный и самый идеальный для отборочного тура танец. До этого дня они успели пересмотреть записи нескольких выпусков и были уверены, что до них никто такого не делал.       — Порвём скрепы на радужный флаг. — Сокка довольно потирал руки, пока они сидели в онлайн-магазине и выбирали парные костюмы для выступления.       Черновой вариант танца был готов к утру. Каждый вечер они репетировали, оттачивая движения и синхронность, и у Зуко, отвыкшего на спокойной работе от физических упражнений, вскоре начал болеть пресс, но стресс сменился привычкой, а танец получался такой позитивный и зажигательный, что всё прочее уходило на второй план и хотелось только наслаждаться процессом. На конкурсе Зуко бы даже не пришлось вымучивать улыбку, как когда он приветствует гостей кафе, стоя за кассой — этот номер как будто был создан для того, чтобы дарить радость.       За три недели до записи программы они спланировали поездку, взяли билеты, сговорились с отцом Сокки — он был несказанно рад, что сын приедет с новым другом, «па-ап, Зуко мой парень» — «отлично, так даже лучше, обойдётесь одним одеялом». Зуко не терпелось познакомиться с этим замечательным, позитивным и понимающим человеком, вырастившим таких потрясающих детей (Катара тоже была, как ни крути, милашкой, несмотря на излишнюю временами суровость).       А потом был телефонный звонок.       Зуко стоял оцепеневший посреди кафе, сжимая в руке телефон, и в динамике всё ещё раздавались короткие гудки. Каждый отдавался в мозгу болью, как будто вбивали гвоздь. Зуко похолодел и тяжело дышал, изо всех сил он старался сдержать паническую атаку.       Вот оно. Это случилось. Конечно же, он знал, что этот день однажды настанет. У мироздания для каждого был план. Поэтому и не надо было поддаваться на уговоры и влезать в эту авантюру с танцами, ведь у него была настоящая мечта, цель всей жизни — и вот шанс её реализовать выпал. Какие там конкурсы!       Обеспокоенный Сокка усадил его за столик и протянул свой чай. Из кабинета выглянул заподозривший неладное Айро. К счастью, время было утреннее, посетителей немного и от паузы в работе никто не пострадал.       — Я должен ехать домой, — без прелюдий и тоном, не терпящим возражений, сказал Зуко. — Отца с сестрой поймали на финансовых махинациях, на имущество наложен арест, кто-то должен управлять компанией.       — Нет, стой, ты ничего не должен, — возмутился Сокка. — Ты же сам говорил, что в гробу видал эту компанию, а отцу поделом будет, если она развалится, и есть же совет директоров, и… И…       — И это значит, что ты ничего не знаешь и не понимаешь обо мне! — воскликнул Зуко, вскакивая на ноги, и тут уже Айро вышел в зал, предчувствуя скандал. — Это мой долг! Я родился, чтобы занять это место! Я готовился к этому полжизни! Если я этого не сделаю, больше некому. В моих руках снова сделать компанию честной и великой. Это… Это предназначение. Это — серьёзная, взрослая работа и настоящая жизнь, а не детские игры.       Не оставляя Сокке возможности начать его переубеждать, Зуко кинулся мимо дяди в подсобку, наскоро переоделся и также пулей вылетел обратно. Сердце бешено колотилось и от воодушевления перехватывало дыхание. Сокка и Айро стояли рядом и пытливо наблюдали за Зуко.       — Мне некогда, надо взять билет, — мимоходом рявкнул Зуко, направляясь к выходу, — у Айро есть запасной ключ за вещами потом зайдёшь.       Не оборачиваясь, Зуко выскочил из кафе и быстрым шагом направился к дому.       Дому…       Эта съёмная халупа не была его домом — временное убежище. Дом там, в Калифорнии, фамильный особняк на пляже. И Зуко наконец будет там полноправным хозяином. Наконец сделает там ремонт, выберет цветовую гамму по вкусу, на обед будет то, что ему хочется, и в компании Зуко наведёт порядок, наладит работу по современным стратегиям, решит раз и навсегда вопросы с коррупцией…       В квартире на спинке стула висели два одёжных чехла с костюмами для выступления. На столе всё ещё лежал устав конкурса, который они от нервов вызубрили наизусть. Зуко нарочно от них отворачивался, пока закидывал в сумку всё самое необходимое, не находя многих своих вещей, благополучно перекочевавших к Сокке. Да на самом Зуко и сейчас была чужая футболка! Он раздражённо скинул её с себя и переоделся в рубашку. Не идеально, но всё презентабельнее для первой встречи с советом директоров.       Время поджимает. Такси, в аэропорт, по дороге обзвон: надо, чтобы секретари и бухгалтеры подготовили хотя бы краткую отчётность за время отсутствия Зуко, — сколько дел, сколько дел.       В такси играла музыка, одна из песен, которую они с Соккой поначалу рассматривали для номера, и у Зуко свело зубы. Он попросил сменить станцию, но там тоже было что-то знакомое, и Зуко настоял, чтобы радио выключили. Таксист насупился. Зуко в тишине начал обзванивать членов правления, демонстрируя, какая он важная пташка. То и дело по второй линии пытался прорваться Сокка, в разговорах тренькали сигналы сообщений, но всё это Зуко игнорировал.       Прощайте иллюзии, прощай притворство. Наконец-то он едет навстречу судьбе, наконец будет заниматься своим делом и реализует свой потенциал, наконец-то у него появилась возможность оставить след в истории, отдельно от имени отца.

🕺🕺🕺

      Компания была флагманом военно-промышленного комплекса и во времена прадеда создала капитал на инвестициях в оружейное производство и военные конфликты на востоке, но с каждым поколением материального производства было всё меньше, а торговли воздухом всё больше, к тому же компания постепенно выползала из-под каблука госконтроля, и огромные средства оседали на оффшорных счетах и в материальных ценностях. Зуко обалдел, узнав, сколько килограммов золота и драгоценных камней числилось за отцом на момент ареста. И это он ещё не начинал подсчёт недвижимости в разных частях света и объектов культурного наследия.       Говоря проще, весь бюджет компании был, по сути, личными средствами отца, с которых он не платил налоги уже несколько лет, и после наложения ареста на его имущество Зуко оставалось только готовить бумаги на банкротство, но для этого надо было сначала привести в порядок бухгалтерию, найти хотя бы несколько действующих контрактов с заказчиками (которые ещё и придётся как-то исполнить, пока и они не подкинули иск за просрочку) и отделить мух от котлет — то есть имущество отца от реальных активов компании. И сделать всё это до того, как следователи пришлют независимую аудиторскую проверку.       Зуко буквально ночевал на работе: возвращаться в городскую квартиру и в тот страшный день, когда отец избил его, сил не было, а дорога до особняка и обратно займёт полдня. В одночасье став одним из самых влиятельных людей страны, такой роскошью как время Зуко был обделён.       Питался он едой с доставкой или сэндвичами из автомата, пил гадкий, горький кофе из машинки и с тоской вспоминал ароматный, обволакивающий дядин чай. Можно, конечно, было бы притащить в офис чайник, но это всё равно не то.       Глаза лезли на лоб от обилия цифр и терминов, но Зуко упорно продирался через этот лес, напоминая себе, что это его предназначение — восстановить репутацию компании и вписать своё имя в историю. Шанс показать отцу, сколького он смог достигнуть, насколько Зуко лучше и сильнее него. «Ничтожество! Ты никогда ничего не добьёшься!»       Зуко добивался и пробивался. Старался исправить то, что испортил и разрушил отец. Для человека с таким самомнением папаша как-то очень небрежно относился к делу всей своей и нескольких поколений до него жизни.       Удалось наскрести денег на залог для сестры — Азулы. К тому же на неё было недостаточно улик, поэтому до официального слушания её выпустили под домашний арест. Офис компании попадал в разрешённую ей для перемещений зону, и сестрица теперь видела своим долгом являться каждый день и капать Зуко на мозги неправомерными обвинениями, будто бы это он их бросил в критический момент, а не отец чуть ли не прямыми действиями отлучил Зуко от семейного дела.       Оправдываться Зуко не собирался. Только не перед этой заносчивой мерзавкой, которая за всю жизнь пальцем о палец не ударила, получая свои проценты с прибыли только за то, что в нужный момент поддакивала отцу и вместе с небольшой зондеркомандой рэкетиров выбивала долги и вымогала взятки. «От тебя никакого проку, займись уже полезным делом!»       И Зуко делал. Чуть ли не воя от усталости и скуки, но старательно убеждая себя, что наконец занял положенное ему и заслуженное место.       Первые пару дней до него пытался дозвониться дядя Айро, даже в офис звонил, но Зуко игнорировал все звонки. От Сокки ежедневно приходило по несколько сообщений, но Зуко даже оставлял их непрочитанными. Постепенно их становилось меньше. Спустя неделю после его отъезда сообщение пришло уже на почту — Сокка прислал подробности участия в отборочном туре конкурса и очерёдность выступающих, сообщил, что уехал домой, написал отцовский адрес. «Знай, что я не злюсь и не обижен. И буду ждать тебя до конца». Зуко кинул письмо в спам. «Позор семьи, ты ни на что не способен!»       Да нет, как оказалось, способен он на многое. Спать по четыре часа в сутки. Вести многочасовые переговоры. Выезжать на места с инспекциями и успокаивать рабочих, обещая компенсировать задержки зарплат премиями. Давать елейные показания в поддержку отца на допросах следователей. Смотреть отцу в глаза на очных ставках. Игнорировать подколки и нападки праздношатающейся по офисам и звереющей от скуки Азулы. Писать тысячи однотипных отчётов каким-то кастрированным и колченогим новоязом. Не слышать музыки в ритмичных звуках принтеров и клавиш. Игнорировать строчки любимых песен, навязчиво лезущих в голову, стоило увидеть или услышать навевающее воспоминание слово. Не чесать зудящие от отсутствия активности ноги. Не скучать по ароматам чая, въедавшимся в пальцы за долгий рабочий день, и по объятиям любимого. Не прокручивать снова и снова в памяти одни из последних слов матери: «Ты никогда не будешь таким, каким тебя хотят видеть, потому что ты — это ты. Не пытайся себя изменить в угоду другим. Окружай себя теми, кто не хочет тебя менять».       И Зуко очень убедительно врал себе, что и не пытается измениться. Что он счастлив заниматься семейным делом. Что он горд нести ответственность за эту компанию. Что он сожалеет о потраченных впустую годах в каком-то там кафе и на какие-то там танцы, а не о том, что больше никогда не попробует новый сорт чая, добытый Айро, и не будет рядом с Соккой в самый важный момент его творческого пути. Он больше никогда не будет танцевать.       Азула сидела на столе, игриво покачивая ногой, придавив собой папку с важными документами, а Зуко растирал больные виски́, пытаясь сосредоточиться на присланных ему отчётах об убытках за последние два года. Дебет, кредит, приход, расход, лимит… Зуко так часто прочитывал за день одни и те же слова, что ему иногда начинало казаться, что он забывает их значения.       — Боюсь представить, что отец с тобой сделает, когда вернётся, — лениво протянула Азула, зевая и потягиваясь. — Хотя, нет, это будет увлекательно. Уже хочу на это посмотреть.       Зуко демонстративно молчал, откладывая один лист и принимаясь за следующий. Прочитать. Внести правки и пометки. Отложить. И снова. И так ещё несколько тысяч раз.       — Дай свой телефон, мне скучно, — потребовала Азула, протягивая руку.       В рамках домашнего ареста ей запретили пользоваться средствами связи и интернетом.       — Не дам, мне могут позвонить.       Азула закатила глаза и спрыгнула со стола, нарочно свалив несколько стопок бумаг. Зуко вздохнул и присел на корточки, чтобы их собрать. Азула пнула несколько листков, и они залетели под шкаф, а сама она плюхнулась на диванчик в углу, закинула ноги на журнальный столик и уставилась в потолок.       — Если скучно, иди домой, — проворчал Зуко, распластываясь по полу в тщетной попытке достать листы из-под шкафа, но дальше пальцев рука не пролезала, и всё говорило о том, что придётся кого-то звать, чтобы отодвинули шкаф. Или просмотреть все листы, определить, которых не хватает, и распечатать их заново. От раздражения Зуко схватил целую охапку от отшвырнул от себя. Бумаги разлетелись по всему кабинету. Теперь ещё не один час уйдёт на то, чтобы упорядочить их снова.       Азула скептически присвистнула и похлопала.       — Браво, бис! Держи ещё. — Она протянула ему ещё стопку, лежавшую на журнальном столике.       Зуко показал ей средний палец, наобум сгрёб все бумаги в одну кучу и вернулся к прерванному занятию. Кинул безнадёжный взгляд на часы. Десять утра, а он уже задолбался.       В кабинет заглянула не менее усталая секретарша с сочувствующим лицом.       — Звонили японские партнёры, попросили перенести переговоры на час раньше. Может, вам пока кофе? На вас уже лица нет.       — Чаю, — неожиданно для себя сказал Зуко. — Просто крепкого зелёного чаю.       Секретарша кивнула и удалилась. Зуко открыл в телефоне планировщик и стал думать, как перетасовать остальные встречи и видеоконференции на день, да так, чтобы успеть поесть и хоть что-то сделать по бухгалтерии.       — Малыш Зу-Зу хочет чаю, — проворковала Азула, — соскучился по дядиному вареву?       — Я тебе этот чай за шкирку вылью, если не заткнёшься, — пригрозил Зуко, впопыхах набирая сообщение одному из инвесторов с просьбой провести созвон пораньше.       — Ой, как страшно. Тронь только пальцем — тебе отец второй глаз выбьет, — фыркнула Азула.       — Да ничего он не сделает, — резко сказал Зуко, удивив сестру неожиданным ответом после продолжительной паузы. — Он смелый, только когда ему отпор дать не могут. В тюрьме по стеночке ходить будет. И ты такая же. Петушиться можешь, только пока тебя покрывают. И единственная причина, по которой отец тебя приблизил, что у тебя кишка тонка была ему в чём-то возразить. Он помыкал тобой всю жизнь, как хотел, а ты и рада была думать, что такая крутая и сама всего добилась.       — Ах ты мерзкое, паршивое ничтожество! — возопила Азула, хватая со стола карандашницу и кидая в Зуко, от чего он, разумеется, увернулся, и карандашница разлетелась на куски, врезавшись в стену.       Вошедшая в этот момент секретарша запнулась на пороге и испуганно взвизгнула, чай из чашки в её руках выплеснулся на блюдце. У Зуко ёкнуло сердце, когда он вспомнил, как сам точно также расплескал чай, когда Сокка впервые заговорил с ним про шрам. Сокка, с которым не приходилось выверять каждое движение в танце, чтобы ненароком не столкнуться. Сокка, который сам стал его глазами и подстраивался так, чтобы Зуко ни на мгновение не приходилось задумываться, чтобы он мог просто танцевать. Просто жить.       — Это я должна сейчас сидеть за этим столом и возвращать компании былое величие! — не унималась Азула. — Отец тебе никогда не доверял. Ты был бесполезным прицепом. Да если бы ты сдох, отец был бы счастливее!       Зуко не слушал. Он открыл в почте на телефоне спам и нашёл последнее письмо от Сокки с информацией об отборочном туре. Запись программы только вечером, отрепетировать не успеют, но это не нужно: Зуко помнил наизусть каждое движение. А если что пойдёт не так… «Правила нужны тем, кто не умеет импровизировать», — сказал однажды дядя Айро, создавая очередной чайный шедевр, который потом было невозможно пить, зато он отлично помогал от похмелья.       — Знаешь, ты права, — заявил Зуко, и не ожидавшая такой спокойно реакции Азула тут же растеряла спесь. — Ты всегда этого хотела, отец тебе доверял, ты во всём ему помогала и знаешь, что тут к чему. Отбросим патриархально-гендерные установки.       Зуко достал из кармана другой телефон — корпоративный и вложил в руку Азуле.       — Вот, руководи. А у меня есть дела поважнее.       Подойдя к удивлённой секретарше, Зуко взял с блюдца порядком остывшую чашку и выпил её залпом, а потом сказал:       — Забронируйте мне билет на ближайший рейс до Сиэтла и подайте машину ко входу. С этого момента во всём подчиняться Азуле.       На ходу развязывая галстук, Зуко направился к лифтам, игнорируя истошные вопли сестры с требованиями вернуться. Среди них он, кажется, слышал, что секретарша заявила, что увольняется.       К нему то и дело бросались сотрудники с вопросами, а он с беззаботной улыбкой слал их к сестре, прикидывая, разнесла уже она кабинет или нет.       Автомобиль ждал у входа. Зуко скомандовал в аэропорт и побыстрее. В пути проверил почту — секретарша уже переслала ему бронь билета. Рейс через два часа, три часа полёта, с небольшим опозданием, но Зуко успевал к началу конкурса.       Он подумал было написать Сокке и предупредить, что приедет, чтобы тот слишком не волновался, но семейная страсть к мелодраматизму подтолкнула его сделать сюрприз.       — Вы не могли бы включить музыку? — попросил Зуко водителя, и тот, кивнув, включил его любимую радиостанцию.       Зуко закрыл глаза и блаженно откинулся на спинку сидения.       Внутри всё кипело и искрило от нетерпения. Он больше не боялся проиграть конкурс или в разгар номера свалиться со сцены и навлечь на себя позор. Позором было предать любимого человека, свои увлечения и идеалы ради какого-то навязанного стереотипа об успешности. Позором было пытаться спасти прогнившую, коррумпированную компанию, которую давно пора было похоронить. Позором было притворяться кем-то, кем не являешься, и жить чью-то чужую жизнь. Он снова будет танцевать.

🕺🕺🕺

      На студии творилось что-то страшное. Коридоры и гримёрные кишели людьми разной степени одетости, кто-то ругался, у кого-то уже начиналась паника, некоторые особо одарённые пытались тут же репетировать, и среди всего этого шныряли организаторы, силясь отловить следующих в списке участников и навести хоть какой-то порядок, поскольку зачастую одного члена пары можно было обнаружить в раздевалке, другого в туалете, их костюмы где-то ещё, и тут же выяснялось, что они забыли передать музыку звукорежиссёрам.       В этом хаосе Зуко даже не пытался у кого-то узнать про Сокку и просто высматривал в толпе его смуглую кожу и высокий хвостик. Интересно, он посыпался блёстками, как хотел?       Навстречу прошествовала пара, явно только что вернувшаяся со смотра — оба раскрасневшиеся и взопревшие, девушка грозно материлась, парень пытался её успокоить. Видимо, им отказали. Только теперь Зуко в глаза бросилась интересная вещь: мужчин и женщин было ровно пополам. Но, учитывая, что сегодня был парный конкурс, это было закономерно. Шоу было довольно старым, а парная категория появилась всего несколько лет назад, с тех пор в ней участвовали только разнополые пары, и Зуко испытывал даже некоторую гордость оттого, что им с Соккой предстоит нарушить эту традицию.       Если, конечно, Зуко успеет его найти. И если обещавший ждать до последнего Сокка додумался заодно взять на ожидание костюм для Зуко. Зуко, конечно, может станцевать и в брюках, но целостность номера это нарушит.       Сокка нашёлся у лестницы, ведущей на сцену. Он подсматривал за другими выступающими и подслушивал, что говорят судьи. Зуко решил отомстить за все те разы, что Сокка подкрадывался к нему со слепой зоны, подошёл со спины и ткнул в оголённые рёбра. Сокка взвизгнул, обернулся и оцепенел.       — Не бей меня, — виновато попросил Зуко и тут оказался заключён в стальные объятия.       — Побью потом: шрамы мужчину украшают, а вот синяком на сцене светить такое себе, — ответил Сокка, наспех поцеловал Зуко и за руку потащил за собой в одну из гримёрных, нашёл под кучей чужой одежды чехол с костюмом Зуко и дал ему переодеться.       — Мне столько надо тебе объяснить, я так виноват, что повёл себя как мудак, — впопыхах бормотал Зуко, выпутываясь из штанов и натягивая алые шёлковые шаровары.       — Ты вернулся — вот и всё объяснение. — Сокка махнул рукой и стал помогать Зуко опоясаться золотистым поясом с монетами, пока Зуко надевал болеро с короткими рукавами в цвет шаровар.       Сам Сокка был одет похоже, но в сине-голубых тонах. «Вода и камень, стихи и проза, лёд и пламень», — скептически процитировала Катара, когда они первый раз примерили для неё и Аанга костюмы.       Вместе они смотрелись великолепно.       Поспорив немного, делать ли Зуко хвостик или идти с распущенными полосами, Сокка помог ему накидать тени, чтобы подчеркнуть глаза, и хайлайтер с блёстками (да! Да! Он всё-таки это сделал!), и они поспешили к сцене, так как подходила их очередь.       Только теперь реальность происходящего наваливалась на Зуко, когда они продирались через людный коридор, звеня монетами на поясах, и на них оборачивались прочие участники. Сейчас он будет выступать перед сотенной аудиторией. А если номер удастся, его включат в финальный монтаж передачи, и, даже если они не пройдут отбор, их покажут на всю страну. А если уж пройдут… Ой, мамочки!       У лестницы уже ждала одна из организаторов, сверившись по спискам, она поругала их за промедление и выгнала на сцену.       В первый момент свет софитов ослепил, Зуко прищурился и с трудом поборол желание прикрыть глаза рукой. Их появление тут же вызвало волну оваций в зрительном зале, единственная судья-женщина тут же состроила кокетливую мордашку, один из судей-мужчин скорчил физиономию «not bad», а другой странно нахмурился. Зуко и Сокка никогда не обсуждали, к кому в команду хотели бы попасть. Они на самом деле вообще не говорили о том, что будет после отбора. Главное было сделать это — выступить, показать себя, побороть страхи и комплексы и поделиться своим искусством с народом.       — Так, ну что, парни на каблуках и на пилоне у нас уже были, но это что-то новенькое, — прокомментировал их появление судья «нот бэд». — Сначала познакомимся или потанцуем?       — Потанцуем, — ответил за обоих Сокка, и Зуко кивнул.       — А что будем танцевать? — спросил тот же судья.       — Сюрприз, — ответил на этот раз Зуко.       — Сюрпризы я люблю, — одобрила кокетливая судья.       Ассистент унёс со сцены микрофон, свет притушили, чтобы танцоры смогли встать в исходные позы, а когда свет зажегся, зазвучали первые звуки заводного бита и были выполнены первые движения танца, в зале началась истерика восторга.       Потому что два парня в блестящих топах, исполняющие танец живота под зажигательные индийские мотивы другой реакции вызвать и не могли.       Это были самые незабываемые две минуты в жизни Зуко. Таким уверенным в себе он не был никогда. И не потому, что он отлично отрепетировал номер и был убеждён в его исключительности, а потому что рядом был Сокка, и они делали это вместе, и его моральная поддержка придавала сил и энергии.       Часть элементов они выполняли синхронно, и они специально спланировали номер так, чтобы Сокка в эти моменты оказывался справа, чтобы Зуко было легче на него ориентироваться. Когда были элементы со сменой позиций, они также рассчитали движения по часовой стрелке, чтобы бо́льшую часть времени Сокка был на виду у партнёра, или же Зуко исполнял статичные элементы, а Сокка двигался вокруг него.       Ну и, конечно, были контактные элементы, и когда они прикасались к разгорячённой и немного скользкой от испарины коже друг друга, обоим казалось, что по телу пробегает небольшой электрический разряд.       Музыка набирала обороты, и распалялся танец. Эти две минуты стали для них вечностью. Свет топил зал и даже судейский стол, и им казалось, что есть только они вдвоём, короли мира, ангелы, парящие в бескрайнем небесном пространстве, и всё земное им чуждо, не нужно даже дышать.       Но вот отгремел последний бит, и, как по щелчку, они замерли в финальной позе. Оглушительные овации стали командой «вольно», оба облегчённо выдохнули и обнялись, Сокка бегло поцеловал Зуко в щёку.       — Это было божественно! — воскликнула кокетливая судья. — Можно вас себе оставить?       Оба в ответ только ухмыльнулись и смущённо опустили головы.       Они уже знали, что скажет им эта судья: у неё была слабость к красивым мальчикам, но к себе в команду она набирала более академичных танцоров, в особенности со спортивными бальными танцами.       Чтобы всё это сказать ей потребовалось минуты две восторгов и ещё минуты три сюсюкающих оправданий.       — Так, ну что я могу сказать, — взял слово тот судья, с которым они говорили в начале. — Это смело, это дерзко, это, ну, буквально глоток свежего воздуха. Мне кажется, вы бросили вызов токсичной маскулинности и размазали её по стенке.       И, как всегда, за похвалой крылось «но»: но — «номер слишком самобытный», но — «непонятно, что с вами делать в рамках шоу», но — «неизвестно, как вы себя проявите в общении с хореографами», но — «мне кажется, вы вообще не из тех, кто будет делать то, что им говорят».       Зуко и Сокка слушали и смиренно кивали. Аргументы, конечно, были за уши притянуты и вдвойне обидно было слушать их от общего любимого хореографа, но доля правды здесь была: они слишком привыкли танцевать то, что им нравится, в случайном порыве, просто услышав заводную музыку.       — Ну я не буду долго рассусоливать, скажу прямо: вас вообще на этом конкурсе не должно было быть, — заявил до того отмалчивавшийся хмурый судья, и от этих слов тишина повисла во всём зале. — Это не к вам претензия, а к ребятам, которые отбирали заявки — где они тут? Они каким местом заявку смотрели? Они не видели, что на видео два парня? А вы по их милости заняли чьё-то место.       — Не понял, а в чём проблема? — вмешался второй судья-мужчина.       — Так-то у нас по уставу в парном конкурсе только разнополые пары.       В зале поднялся гул, а Сокка почувствовал, как рядом с ним вибрирует от злости Зуко, и поспешил утешительно взять его за руку, но не помогло — Зуко вырвался.       — Мы читали устав, там такого нет, — сквозь зубы процедил он.       — Ну надо было внимательнее читать, — судья развёл руками. — Слушайте, ребят, я что могу сделать? Приходите в следующем году на одиночный…       Зуко не стал дослушивать и пулей бросился со сцены, только пятки сверкали. Сокка поспешил за ним.       Расталкивая других участников, за сценой Зуко бросился к первому же организатору.       — Устав где? Дайте мне устав конкурса! — закричал он, и испуганный организатор побежал в кабинет администратора.       Подошёл Сокка.       — Послушай, мы же обсуждали, что дело не в победе…       — О нет, не в победе, — подтвердил Зуко и выхватил у вернувшегося организатора бумаги, принялся их листать. — Дело не в победе. Дело в правде.       Зуко остановился и стал вчитываться в один из параграфов. От злости у него заходили желваки.       — Вот сука, — процедил он и вместе с бумагами рванул обратно на лестницу, не слушая окликов.       Зуко прорвался через двух охранников и выскочил на сцену, столкнувшись с уже выступавшей следующей парой. Девушка вскрикнула и испуганно кинулась к партнёру, он было шагнул к Зуко, но тот жестом велел стоять, и в его виде было что-то такое, что парень понял: лучше послушаться. Звукорежиссёр выключил музыку.       — Ну это уже знаете ли… — попытался возмутиться огорошивший их судья, но Зуко его перебил.       — По уставу, значит? По уставу? Вот ваш устав, у меня в руках, читайте: с 16 лет, без половых ограничений.       — Имелось в виду, что…       — Нахер идёт ваше «имелось в виду». — Зуко кинул устав на судейский стол, и в этот момент к нему подбежал Сокка и попытался увести со сцены, но Зуко только вырывался.       — Господи, ну что вы хотите? В фигурном катании тоже не прописано, но все же понимают, что в парном катании выступают разнополые пары, нет? Ну не хочет зритель в прайм-тайм по телевизору видеть геев!       Зуко оторопело одними губами повторил сказанную фразу, нахмурился, а потом притянул к себе Сокку поцеловал в губы. Сокка пытался отбиваться и махать руками, но в кои-то веки Зуко вспомнил, что в силе они равны, и воспользовался этим. Зал поддержал их одобрительным гулом, посвистом, несколько человек даже поаплодировали. Только тогда Зуко отпустил Сокку.       — По-моему, зритель не против, — Зуко пожал плечами. — Так что, сдаётся мне, это вы не хотите видеть геев. Никогда и нигде. — Зуко обернулся к ошарашенному Сокке и взял его за руку. — Пошли домой.       Сокка примирительно улыбнулся в ответ, и они ушли со сцены, оставив недоумевающих участников конкурса, препирающихся судей и паникующего продюсера.

🕺🕺🕺

      На следующие несколько недель они стали одними из самых обсуждаемых людей в стране.       Хотя скандальную сцену, да и само их выступление из финального монтажа передачи вырезали, кто-то из зрителей успели записать ссору Зуко с судьёй и слили запись в интернет. Общественность всколыхнулась. Блогеры, правозащитники и простые обыватели вели ожесточённые дискуссии и за редкими исключениями все ополчились против судьи.       Продюсерам шоу обрывали телефоны, и в итоге состав жюри пришлось пересмотреть, а шоураннер пришёл домой к Сокке и предложил им с Зуко в качестве компенсации место в шоу, в парном конкурсе, как они и хотели.       Они отказались. Если уж изначально они шли туда не ради победы, а лишь чтобы поделиться со зрителями своим творчеством, то теперь, со скандалом и кумовством, им это и подавно было не надо. Тем более что средство поделиться уже давно изобрели.       Пользователи социальных сетей так активно обсуждали, каким же должен был быть номер, учитывая костюмы Зуко и Сокки во время скандала, что им ничего не оставалось кроме как создать свой канал и выложить туда злополучный танец. За сутки видео набрало миллион просмотров, и с подачи Аанга они решили выложить танец из заявки на конкурс. С чуть меньшим фурором оно также обрело популярность. Потом было ещё несколько танцев на любимые песни друг друга, потом Сокка подловил Зуко танцующим во время уборки и слил это видео, в одночасье сделав Зуко эталоном современного мужчины, и Катара заявила, что на её с Аангом свадьбе этим двоим танцевать запрещено, чтобы не отвлекать внимание от молодожёнов, «на своей свадьбе и танцуйте».       До свадьбы, конечно, было далеко, но Сокка сопровождал Зуко, когда того вызвали в суд по делу отца, и он наконец рассказал всю правду про домашнее насилие с его стороны, про шантаж и коррупцию, про угрозы жизни матери, и хотя новые дела заводить не стали, к уже светившему отцу сроку прицепили ещё пару статей, а акции и без того подыхающей компании рухнули ниже плинтуса, и Азулу увезли в больницу с нервным срывом, а оттуда в психиатрическую лечебницу с явным помутнением. Зуко её даже несколько раз навестил, но потом ему надоело, что при каждой встрече в него кидаются всяким, даже не помня его имени.       После летних каникул все четверо вернулись в город, Сокка и Зуко окончательно съехались и стабильно каждую неделю выпускали новые видео с танцами. Скандал с шоу сошёл на нет, а популярность в интернете осталась, их номера даже стали копировать.       — Что мы будем делать, когда у нас в плейлисте кончатся песни? — в шутку поинтересовался как-то утром Зуко.       — Начнём выпускать кулинарные видео, боже, как ты это делаешь? Признавайся, ты в этот омлет кокаин кладёшь вместо муки? Как ж хорошо-то, господи!       Зуко засмеялся и перегнулся через стол, чтобы поцеловать Сокку.       На годовщину их отношений Сокка всё-таки исполнил наконец стриптиз, а Зуко подарил ему щенка: Сокка жаловался, что мечтал о собаке с детства, но у Катары аллергия. Пса назвали Момо — потому что это был очаровательный рыжий шпиц, а «момо» — это по-японски персик, и Зуко как раз начал самостоятельно учить японский, — ну, потому что, когда ещё чудить, если не в двадцать лет?       — Скажи мне, что ты видишь? — спросил как-то раз Айро, когда вся четвёрка собралась в обеденный перерыв в «Драконе», и Сокка подошёл к нему за добавкой чая.       Сокка вопросительно поднял бровь и посмотрел, куда указывал Айро — на столик, за которым сидели друзья.       — Вижу мою занудную, но очаровательную сестру, её жениха-недоросля, который заслуживает всей любви и заботы в мире, и своего самого прекрасного на свете парня. — Сокка пожал плечами.       — А точнее? Посмотри на Зуко.       — Ну, он… Улыбается, — сказал Сокка и сам не заметил, как блаженно улыбнулся.       — Да. Я давно не видел его таким. До встречи с тобой. Постарайся, чтобы всё так и осталось.       — Не сомневайтесь, сэр, у меня на него далекоидущие планы, — пообещал Сокка и с наполненной чашкой вернулся за столик, где уже вовсю шла далеко не холодная война за рассадку гостей на свадьбе, прерываемая взрывами смеха, и Айро, наблюдая за этим, тоже умиротворённо улыбнулся.       У них впереди была долгая, интересная, насыщенная жизнь. Будут и ссоры, и примирения, будут переезды, будут путешествия, смена работ, беззаботные дурачества и важные решения, будет взросление и зрелость. Будет целая своя, неповторимая история. И они больше никогда не перестанут танцевать.