We were broken (till we met)

Never opened myself this way Life is ours, we live it our way All this words, I don’t just say And nothing else matters… Просыпаться в шесть утра, когда ты только четыре часа как лёг — удовольствие так себе. Просыпаться в шесть утра, когда весь организм каждой клеточкой буквально вопит о долгожданном отдыхе — уже похоже на изощренное издевательство. Просыпаться в шесть утра от того, что в твоей голове гремит басами Metallica — Nothing else matters — ну вы поняли, да? Юнги обреченно стонет, переворачиваясь на другой бок, и накрывая голову подушкой. Спать хочется настолько сильно, что возникает острое желание послать весь мир в пешее эротическое, и попросить Чонгука нарисовать маршрут, с подробными иллюстрациями всех, обязательных к посещению, мест. Но чертова песня не даёт снова провалиться в такие желанные, такие манящие объятия Морфея. Голос Хэтфилда ввинчивается в уши, звенит по натянутым нервам, перекатываясь, словно металлический шарик, внутри черепной коробки. Спать хочется настолько сильно, что логическая цепочка о том, откуда в его голове вообще звучит эта песня, никак не желает выстраиваться до конца. Юнги пытается снова заснуть, когда песня сменяется на что-то медленное, лирическое, кажется на французском, но он не вслушивается, все-таки проваливаясь обратно в сон. Следующее пробуждение уже более сносное, потому, что на часах почти два часа дня, хотя слышать вместо привычного будильника играющее прямо в мозгу Highway to hell в исполнении AC/DC несколько непривычно. Если обтекаемо, опустив все рвущиеся на язык маты, говоря. С губ срывается очередной стон, но причинно-следственные связи все ещё отказываются запускаться, вывесив табличку «Ушли в себя, вернуться не обещаем». Юнги спускает ноги с кровати, все ещё не проснувшись до конца, нашаривает тапки и ползёт в ванную, где-то на полпути отмечая, как музыка сменяется. Он не узнаёт песню, да и сил никаких нет, чтобы сосредотачиваться. Только отмечает краем сознания, что это явно какой-то рок-исполнитель. К тому моменту, когда он заканчивает принимать душ, музыка в голове стихает, зато организм начинает более-менее функционировать. С кухни доносится заманчивый аромат свежесваренного кофе, и стрелка внутреннего компаса автоматически ведёт его туда. — Полжизни за чашку кофе. — Мин падает на стул возле барной стойки рядом с таким же сонным Намджуном, который то ли медитирует над тарелкой омлета, то ли залипает на пританцовывающую у плиты девушку. У них обоих была крайне напряженная ночь в преддверии дедлайна по важному проекту, дополнительным грузчиком — работа в студии, и нет ничего удивительного в том, что состояние организма напоминает переваренный овощ. Джин помешивает что-то умопомрачительно пахнущее на сковородке, успевая поглядывать на турку с кофе, и периодически бросать недовольные взгляды на своего мужа. И Юнги бы ухмыльнулся, как обычно, при виде этой картины, но сейчас хочется кофе, снова кофе и ещё раз кофе. Когда на стол перед ним опускается кружка божественного напитка, он обхватывает ее пальцами и с наслаждением делает первый глоток. — Джин-а, ты святая. — Эй, не заигрыва… Ауч, чаги, за что? — Джун огребает полотенцем по шее, и с обидой смотрит на свою половинку. Но тут же расплывается в шкодливой улыбке, глядя, как его благоверная хмурится, уперев руки в бока. — Ты знаешь, за что. — Она поворачивается к Юнги, ставя перед ним тарелку с омлетом. — Ты какой-то слишком задумчивый даже для твоего обычного сонного состояния, Юн. — Юнги мычит что-то неопределенное, делая ещё один глоток кофе. Джин варит просто нереально вкусный напиток, ради которого он готов практически прописаться у этой парочки. А ещё у неё непреодолимая тяга постоянно пытаться откормить их всех. Хотя, возражать никто из их банды даже не думает потому, что готовит она тоже прекрасно. Но вопрос, конечно, интересный, и заставляет собрать таки разбегающиеся, словно тараканы по кухне, мысли. — Я музыку в мыслях слышу. — Чувак, это нормально. Ты же ее пишешь… Ай, дорогая, за что на этот раз? — Джун потирает шею, по которой снова прилетело полотенцем. Джин же только закатывает глаза, выключает плиту, и поворачивается в Юнги. — Не обращай внимания на этого идиота, если бы я при нашем знакомстве не сделала первый шаг, он бы до сих пор не знал, что мы соулмейты. Так что за музыка? — Часов с шести утра, сначала Металлика, потом что-то медленное и сопливое, потом опять рок. — Он все ещё не понимает, зато кажется понимает сидящая напротив девушка потому, что ее глаза потешно округляются. А потом она начинает смеяться, почти истерично, заставляя офигевшего Намджуна подскочить со стула, в попытке добраться до жены. Правда, он запинается о ножку стола, и падает на задницу, отчего смех становится громче. Джин требуется пара минут, чтобы более-менее успокоиться под недоумевающими взглядами мужчин. — Теперь я понимаю, почему вы дружите. Юнги-я, не знаю, как бы помягче тебе сказать, но ты — такой же баран, как и эти вот 33 несчастья. — Мин уже собирается возмутиться, что он не баран, и вообще сравнивать его, во всех отношениях гениального, умного, обаятельного мужчину, с этим вот изначально нечестно. Но ему не дают вставить и слова. — Это твой соулмейт. — Казалось бы, всего три слова, набор букв, но у него возникает такое ощущение, словно по голове бетонной плитой прилетело. Потому, что этого не может быть. Потому, что он уже лет пять как смирился с тем, что у него нет предназначенной (или предназначенного, чем черт не шутит). Это наверняка какая-то ошибка, почти рвётся с его языка, но застревает где-то на полпути. Потому, что в голове снова врубается музыка, заставляя застыть с чашкой в поднятой руке. — Что ты слышишь, Юнги? — Друзья смотрят на него с любопытством, заставляя сфокусировать взгляд и собраться. — Понятия не имею. Я вообще не знаю, что это за язык. — Звучит как-то слишком потеряно, а от понимающих улыбок почему-то хочется застрелиться. Мелодия приятная, ненавязчивая, хотя и вообще не в его вкусе. Он правда не понимает, что это за язык, но звучит очень мягко. Джин тянется через стол, чтобы погладить его по руке, в ее шоколадно-карих глазах понимание пополам с поддержкой. А Юнги слегка накрывает. Ему двадцать семь, у них с Намджуном и Хоби своя строительная компания, весьма успешная, небольшая студия, тоже популярная. Он богат, умён, талантлив и безумно одинок. Он ещё помнит то время, когда, будучи студентом старших курсов, мечтал о том, что вот-вот ещё немного, и в его голове зазвучит музыка, которую слушает его вторая половинка, предначертанная самой судьбой. Представлял, как будет делиться с ней той музыкой, которая нравится ему. Рисовал себе их встречу в ярких красках, и писал, писал, писал песни, которые хотел бы посвятить ей одной. Но годы шли, и ничего не менялось. В голове все так же звенела тишина, и в какой-то момент он практически смирился с тем, что останется один, что вошёл в тот мизерный процент несчастных, которым не везёт при рождении. И вот сегодняшнее утро буквально размазало его спокойствие, раскидало мысли на атомы, заставляя то и дело зависать, прислушиваясь к тому, что теперь звучало внутри. Сердце невольно сбивалось на неровный ритм, а голова слегка кружилась, словно он выпил пару бокалов виски. Все таки то самое чувство, которое он старательно давил в себе последние пять лет, чувство трепетного ожидания чуда, никуда на самом деле не делось. Оно просто спряталось, затаилось где-то в самом темном уголке души, чтобы сейчас застенчиво улыбаться, помахивая воображаемыми кончиками пальцев, и растекаясь ощущением чего-то очень тёплого в груди. Спустя почти два месяца Мин уже не так радовался появлению такого желанного когда-то соулмейта. Честно говоря, ему хотелось убивать — медленно, долго и мучительно. А ещё очень кроваво, и желательно с пытками. Потому, что его половинка оказалась тем ещё меломаном, буквально живущим музыкой, а ещё немножко роботом, вообще не нуждающимся во сне, судя по тому графику, в котором она жила. Ему бы порадоваться, что музыка продолжала звучать, но когда тебя ежедневно будят часов в шесть-семь утра, и не всегда это что-то достаточно мирное, когда организм постоянно требует нормального сна, нервы рано или поздно сдают. И не смотря на поддержку друзей, Юнги чувствовал, что ещё немного, и у него просто поедет крыша. Все, чего ему хотелось в последнее время — это спать. Рухнуть в кровать, накрыться одеялом с головой, и проспать пару дней как минимум. Или лучше вообще впасть в летаргический сон, навечно. — Она — сумасшедшая. И я в душе не ебу, как с этим жить. — Мин рухнул на стул в их студии, хотя с куда большим удовольствием примостился бы на диван, желательно — в горизонтальном положении. Но в голове снова звучало что-то на одном из двух ещё не известных ему языков. Сидящие на соседних стульях Намджун и Хосок только понимающе переглянулись. — Что на этот раз? — Они старались особенно не докучать вопросами потому, что Шуга и так был слишком злым и раздражительным в последнее время, но ситуация была слишком уж любопытной, чтобы не попытаться выяснить хоть какие-то детали. — Почему она не может спать по утрам, как все нормальные люди, Бога ради? — Прозвучало глухо потому, что Юнги буквально уткнулся головой в сложённые на столе руки. Его дико клонило в сон, но работа сама себя не сделает. — А тебе не приходило в голову, что у вас могут быть разные часовые пояса? Судя по тому, что из тебя удалось таки выжать, твоя половинка — скорее всего иностранка. — Звонкий голос, прозвучавший со стороны двери, заставил всех троих обернуться с одинаково ошарашенными взглядами. Потому что да, эта мысль почему-то не пришла в голову никому из них. Чимин, наконец зашедший в комнату, и прикрывший за собой двери, только снисходительно улыбнулся. Его хёны были иногда такими детьми, хотя казалось бы взрослые люди. — Имеет смысл. — Намджун принял протянутый донсеном стаканчик с кофе, и задумчиво потёр кончик носа свободной рукой. — Ну пиздец. Мне от этого должно сейчас легче стать? — Юнги, тоже получивший свою порцию напитка от Чимина, только страдальчески поморщился. Осознание того, что его половинка — иностранка, и может жить где-то в жопе мира, о которой он понятия не имеет, жизнь легче не делало. Но хотя бы объясняло, откуда такой дикий ритм ее жизни. — Можем попробовать хотя бы определить, откуда именно. Юнги-хён, попробуй запомнить мелодию на тех языках, которые ты не узнаешь, и поискать в сети. — Чим едва не подпрыгивал на месте от возбуждения, рискуя разлить свой собственный кофе. Не смотря на то, что свою предназначенную он встретил полгода назад, и сейчас они все ещё находились в конфетно-букетном периоде, его эта тема с соулмейтами до сих пор приводила в полный восторг. Поэтому он был готов помогать любимому хёну, который единственный из их маленькой, но дружной компании пока оставался не пристроенным в хорошие руки, со всем своим энтузиазмом. Мин раздраженно зашипел, но к совету решил прислушаться. Привычный в это время дня Linkin Park в перемешку со Skillet, как раз очень удачно сменился на один из двух непонятных языков, и руки сами затанцевали по клавиатуре, записывая минусовку звучащей мелодии. Что, в общем-то, не помешало ему высказать своё фе, когда Хосок поинтересовался музыкальными вкусами неизвестной пока девушки. — Она вообще не знакома с логикой. Там такой салат из жанров, направлений и исполнителей, что моя психика не выдерживает. Вообще не понимаю, чем она руководствуется, когда выбирает, что слушать. — Прозвучало так обижено, что трое из четырёх присутствующих с трудом удержались от рвущегося наружу хохота. Музыка всегда была той темой, неуважение к которой могло вывести Мин Юнги из себя быстрее, чем спорткар разгоняется от нуля и до ста. — Вот как можно слушать Kiss, а через пару песен переключаться на Эдит Пиаф или Моцарта? И да, я выяснял. — Она у тебя просто очень разносторонняя, хён. Это же здорово! — Если бы не опасение огрести тяжелой миновой рукой по затылку, Чимин бы даже в ладоши захлопал. Но жить хотелось больше, чем конкретно сейчас порадоваться за будущее прибавление в их немножко сумасшедшей компании. — Угу, зашибись, как здорово. Сейчас прям помру от счастья. — Юнги, наконец, закончил с записью мелодии и загнал ее в поиск, откидываясь на стуле и складывая руки на груди. Он никогда бы не признался в этом вслух, но сама мысль о том, что придётся ждать ещё хрен знает сколько времени, если догадка Чимини подтвердится, вызывала почти ощутимое отчаяние. Он и так ждал слишком долго. И не то, чтобы полететь туда, где бы его половинка сейчас не обреталась, было проблемой. Больше всего его мучил страх, что они не найдут общего языка. Или что она не слишком ему обрадуется. Эти опасения были не то, чтобы совсем беспочвенными, особенно если учитывать последний эксперимент. — Слушай, Юн, а ты ей музыку включал? — Джун даже вперёд подался заинтересованно, рискуя навернуться со своего стула. Ну вот, тот неловкий момент, когда послать бы их нахрен, но ведь не отстанут же. — Включал. В ответ прилетело то, что можно дословно перевести «Ещё раз включишь подобную херню, и до конца жизни будешь попсу слушать». — На этот раз смех удержать уже не удалось, даже не смотря явно недовольное лицо Мина. Ребята едва по полу не катались, истерично хохоча. — А она у тебя с характером, и явно не очень жалует рэп. — С трудом проржавшись, Хоуп утешительно похлопал друга по плечу. — Вы точно найдёте общий язык. Ну что там с поиском? — Все взгляды обратились на монитор компьютера, и задержав дыхание, словно какой-то чертов школьник перед важным экзаменом, Юнги кликнул по первой ссылке. Что странно, это оказалась та самая песня, и вернувшись обратно на страничку поиска, он уже увереннее вбил название группы. — Хмм… The Hardkiss, украинская рок-группа. Прикольно, они и в мире довольно известны. — Намджун снова потёр переносицу, читая вслух для всех. — Значит она либо украинка, либо русская. Вот теперь даже не знаю, что тебе сказать, Юн. — И да, сказать действительно было нечего потому, что любые слова сейчас могли вызвать вспышку гнева, после которой они втроём сильно рисковали не выжить. Если судить по тому, как потемнело лицо Юнги, буря была близко, и ребята максимально тихо постарались ретироваться из студии, пока их друг немного подвис, продолжая смотреть на монитор. Protect me from different chases I am so proud! I’ll tell everyone All about things that you have done С того памятного дня, когда они выясняют, где примерно может обитать его половинка, проходит полторы недели. И Юнги медленно, но уверенно впадает в отчаяние. В голове сумбур из мыслей и эмоций, и желание то побиться этой самой головой о ближайшую стену, то выйти в окно. Он не представляет, как найти ее в другой стране. Это и в пределах одного-то города достаточно сложно, и плевать на то, что судьба обычно находит способ столкнуть соулмейтов между собой. На этот раз шансов настолько мало, учитывая километры между ними, что хочется выть, как оборотень в полнолуние. Нервы звенят туго натянутыми струнами, и он уже успел расколотить парочку ни в чем не повинных чашек в порыве злости, но пока совершенно не представляет, что делать. Все эти полторы недели тихо сходит с ума, закрывшись в своей квартире, нагло сбросив на Намджуна с Хоупом управление компанией, и просиживая часы перед ноутбуком в попытках выудить всю имеющуюся информацию по соулмейтам, которая только есть в сети. Кофе, кажется, скоро начнёт вытекать из ушей, а в мешки под глазами можно загружать продукты. Юнги старается мимо зеркал лишний раз не проходить потому, что смотреть страшно на своё отражение. Бледный, как упырь, чёрные волосы отросли и неровными прядями падают на лицо, но сходить постричься нет никаких сил, глаза красные от недосыпа. В общем, жуть та ещё. И в очередной раз принёсшая еду Джин, с боем прорвавшись к нему в квартиру, сначала едва не крестится, увидев пародию на тень отца Гамлета в его исполнении. А потом пинками гонит в душ, параллельно вызванивая мужа, и отдавая кое какие распоряжения. Когда Мин вползает на кухню, вытирая ещё влажные после душа волосы, его уже ждёт тарелка вкуснейшей еды, и разъяренная фурия в придачу. — Чем, позволь, поинтересоваться, ты вообще думаешь, Мин Юнги? — Злая Джин-а ещё прекраснее, чем обычно спокойная, и Шуга мельком отмечает, как же Намджуну с ней подфартило. Он жуёт, чтобы оттянуть момент оправданий и покаяний, поскольку слишком хорошо знает девушку. Она с него живого не слезет. — Хотя, о чем это я. Ты не думаешь, нечем. — Устраивается напротив, грея ладошки о чашку с травяным чаем, и смотрит так, словно собирается сообщить, что он неизлечимо болен, и жить ему осталось ну вообще всего ничего. Он не из пугливых, да и не пристало ему бояться женщины, но вот конкретно эту и прямо сейчас Юнги очень даже опасается. Поскольку прекрасно знает, какой характер у жены Джуна, и кто в их семье главный. И это совершенно точно не его лучший друг. — Я уже устала смотреть на эту сопливую дораму, поэтому дам тебе совет — попробуй с ней пообщаться. — Юнги в полном офигевании округляет глаза, про себя радуясь, что успел прожевать, иначе точно подавился бы. Уставший мозг отказывается соображать, и ему почти слышится скрип несмазанных шестеренок, с которым мысли прокручиваются в жерновах сознания. Та самая логика, в отсутствии наличия которой он не так давно обвинял свою вторую половинку, сейчас отказывает ему самому. Потому, что всмысле, попробуй с ней пообщаться? Видимо, это так явно читается на его лице, что Джин с трудом удерживается от всемирно известного жеста рукалицо, и со снисходительной улыбкой умудрённого опытом старца, поясняющего очевидное сопливому юницу уточняет. — Пообщайся с ней песнями, которые помогут тебе выяснить о ней хоть что-то. Возможно, сузить круг поисков, узнать город, в котором она живет. — И это оказывается таким очевидным, что жест все-таки применяется, но уже самим Юнги. Поскольку решение настолько явное, что не додуматься самому — это надо быть тем самым бараном. И оно так окрыляет, что мужчина на спринтерской скорости закидывает в себя оставшуюся еду, подрывается с места, и чмокнув напоследок смеющуюся подругу в щечку, улетучивается в сторону спальни, где стоит ноутбук. Судя по времени на часах, его предназначенная ещё не спит, и ему надо подумать, что именно включать, чтобы наладить связь. И очень хочется надеяться, что она поймёт. Он так спешит, что не замечает провожающей его улыбки, и того, как девушка качает головой, про себя поражаясь тому, как ещё не спятила с этим детским садом. Она прячет остальные контейнеры, которые принесла с собой, в холодильник, пишет короткую записку с напоминанием поесть на стикере, и покидает квартиру друга, захлопнув за собой дверь. В отличие от ее любимого мужа, который в вопросах отношений до их встречи был тем ещё столбом бетонным, Юнги — мальчик сообразительный, когда включает свой гениальный мозг для чего-то ещё, помимо музыки… Cause I'll be there and I'll be strong Where are you? Where are you? Even the shadows call your name Найти первый более-менее подходящий трек с нужным ему посылом удаётся далеко не сразу, но Юнги упорно шерстит интернет, и когда отыскивает — тут же включает, стоит музыке в его мыслях ненадолго смолкнуть. Когда песня доигрывает до конца, он закрывает глаза в ожидании ответа, нервно покусывая кончик большого пальца. И молится про себя, чтобы она поняла посыл, верит, что его девочка обязательно сообразит, что именно он хочет до неё донести совершенно не свойственной ему песней. Тишина в голове кажется почти оглушительной, а время словно растягивается жевательной резинкой. Минута, за ней другая. Когда время ожидания переваливает за полчаса, Мин уже едва по потолку не бегает, не в состоянии усидеть на месте. Привычное спокойствие и хладнокровие давно и основательно посланы, пальцы путаются в волосах, превращая их в натуральное воронье гнездо, когда это наконец случается. Вот только, кажется, ответ звучит на родном языке его половинки, в который он вообще не в зуб ногой. Хочется взвыть, но вместо этого он старательно запоминает мелодию, и как только она заканчивается, несётся в домашнюю студию, где тут же принимается записывать ее. Поиск выдаёт несколько вариантов с текстом, приходится озадачиться и поискать ещё перевод, но путём несложных логических вычислений он догадывается, о чем она хочет сказать. Значит все-таки Украина. И Киев. Столица — это хорошо, овер дохуя жителей — не очень. Стараемся дальше. Задумчиво выдаёт внутренний голос, и Юнги принимается за поиск песен, которые помогут ему узнать время и место встречи. В мыслях восхитительно тихо, и это радует потому, что он понимает — она ждёт его ответа, и это так приятно, что хочется буквально расплавиться на кресле. Полчаса и миллион убитых нервных клеток спустя, нужное находится и он тут же включает первую песню, задавая временной промежуток в три дня. Пока играет, руки сами находят и бронируют вечерний рейс до Киева, а потом он открывает переписку с друзьями и печатает, что улетает на некоторое время. Они даже не спрашивают куда, и почему так срочно, прекрасно понимают. Джун желает удачи, Хоби и остальные отправляют смайлики пальцев вверх, и обещают, что все будет хорошо. Маленький наивный мальчик внутри хочет в это верить. Когда обе песни доигрывают, Юнги неосознанно стискивает кулаки, ожидая ответа. И озадаченно хмурится, снова возвращаясь к переводу той, первой, песни, чтобы понять почему она снова играет. Когда включается вторая, картина становится яснее некуда. Значит, метро и Крещатик. Останется только понять, как узнать ее в толпе. I’ll be waiting for you when you open your eyes And the light feel the skies I’ll be waiting for you When the day’s fresh and new I’ll be reaching my arms out to you Юнги едва не роняет все, что собирался запихнуть в чемодан, когда слышит эту песню. По губам против воли расползается широкая улыбка. Все сомнения, которые терзали его до этого буквально растворяются, словно последние сугробы под лучами весеннего солнца. Она ждёт его, и от осознания этой простой истины сердце сбивается на неровный ритм. Да, где-то на подкорке все ещё крутятся вопросы о том, как они найдут общий язык, как вообще пройдёт первая встреча, и ещё целая пачка мелких вроде того, как она выглядит, сколько ей лет, как отреагирует на него. Но вызывая такси до аэропорта, он старается ненадолго отложить все опасения… Длительный перелёт, пересадка добавляет стресса, вместе с молчанием в эфире. За два месяца он так привык к постоянной музыке в мыслях, что сейчас тишина немного подбешивает. Отчасти, Мин понимает, что это нужно им обоим, чтобы собраться, успокоиться, подготовиться в конце концов. Но все равно страшно. Он даже поспать нормально не может. Поэтому из здания аэропорта в Борисполе вываливается в состоянии, близком к зомби этак годичной давности. К счастью, его невеликих знаний английского хватает, чтобы поймать машину, заселиться в гостиницу по приезде в город, предварительно уточнив, чтобы была поближе к Крещатику. И добравшись до номера, просто рухнуть в кровать, не раздеваясь, и отрубиться… Просыпается он уже на следующее утро, впервые за долгое время вполне отдохнувшим, отписывается буквально обрывающим телефон друзьям, и плетётся в душ. Три часа до встречи, и приходится собрать буквально все силы и спокойствие, на которые он только способен, чтобы не сгрызть ногти буквально до мяса, и не начать бегать по потолку. В итоге Юнги одевается, как никогда тщательно, на ресепшене не без труда выясняет маршрут до нужного места, и отправляется туда пешком, чтобы немного проветрить мозги. До точки невозврата остаётся десять минут, когда Мин замирает неподалёку от входа в метро. Взгляд скользит по снующим туда-сюда людям, в мыслях все ещё тишина, которая все так же напрягает. Он пытается вспомнить все, что успел прочесть за это время о соулмейтах, но в сети так много чуши, что сложно понять, на что именно полагаться. Ее он замечает спустя пару минут разглядывания окружающих. Взгляд словно притягивает к невысокой, тонкой фигурке, стоящей рядом с кофейным павильончиком. На ней чёрные, облегающие ноги, словно вторая кожа, джинсы, тяжелые ботинки, явно великоватый светло-голубой свитер и кожаная куртка. Юнги улыбается, радуясь, что маска скрывает выражение лица потому, что девушка вообще не вяжется с тем образом, который он успел себе нарисовать. Ее лицо тоже скрыто под чёрной маской, длинные волосы совершенно потрясающего цвета, цвета гречишного мёда, с карамельными переливами, собраны в высокий хвост, насколько прядей обрамляют лицо. Она держит в руках телефон, тоже оглядывая толпу. В какой-то момент их взгляды пересекаются, и мужчина направляется к ней с уверенностью, которой на самом деле не ощущает. Замирает буквально в шаге, отмечая, что глаза у неё необычные, светло-серые, напоминающие снеговые тучи, опушённые длинными угольно-чёрными ресницами, очень красивые. — Ну… Привет. — Видимо, от неожиданности, он говорит на родном корейском, но прежде, чем успевает исправиться и повторить на английском, понимает, что она улыбается, судя по тому, как собираются в уголках глаз морщинки. — Привет. В угадайку играем? — Голос у неё тоже безумно красивый, глубокий, грудной, отзывающийся мурашками по позвоночнику. Юнги так очарован, что не сразу соображает, что именно от него хотят, и что ответ тоже прозвучал на родном ему языке. Потом обращает внимание на телефон в ее руках, и кивает. Девушка прячет от него экран, и видимо нажимает на Play. В мыслях тут же звучит та самая, первая песня, с которой все началось. — Nothing else matters. После неё я забыл, что такое — нормальный сон. — Он улыбается, чуть склонив голову, и когда она прячет наушники и телефон, протягивает руку. — Юнги. — В ее глазах мелькает какое-то странное выражение, но изящная ладошка ложится в протянутые пальцы, и он автоматически сжимает ее. Тело словно прошивает разрядом тока, а запястье обжигает короткой вспышкой боли, заставляя выпустить ее руку из своей. — Лана. И предлагаю посмотреть, что там. — Уточнять не требуется, и отметив краем сознания непонятную пока нервозность в ее голосе, Шуга приподнимает рукав пальто, затем свитер и с трудом удерживает изумленный возглас. Ярко выделяясь на бледной коже, чёрными чернилами расцветает лотос, с небольшим нераскрывшимся бутоном. — Странно. — Что именно? — Он смотрит на протянутое тонкое запястье с точно такой же меткой, а потом поднимает взгляд на саму девушку. — Все странно. Но здесь не место для разговоров. Пойдём. — Происходящее начинает напоминать какой-то сон, в лучших традициях Льюиса Кэрролла с его Алисой и Безумным Шляпником, но Юнги послушно идёт следом за потянувшей его в сторону ближайшего подземного перехода, девушкой. Вот только непонятно, кто из них сейчас Алиса, а кто — Белый Кролик. Ее тонкие пальчики так правильно ощущаются в его ладони, посылая искорки тепла по телу. Мысленно он перекатывает ее имя на языке, такое же необычное, как и она сама. И заодно пытается понять, что именно его сейчас так напрягает. Вроде радоваться надо, что все прошло намного лучше, чем он ожидал, он больше не один, его половинка души шагает рядом. Но зудит что-то на задворках сознания. — Я примерно представляю, сколько вопросов сейчас крутится в твоей голове, и обязательно отвечу на все, но не здесь. — И спросить бы, она что, мысли читает, но вместо этого с языка слетает совсем другой вопрос. — Ты очень хорошо говоришь по-корейски. Я не ожидал. — И ещё на шести языках, помимо него. — Ему не нужно видеть, чтобы знать — она улыбается. — Впечатляет. Профессия связана? — Нет. Языки — это скорее хобби. По профессии я — веб-дизайнер. — Лана смеётся в ответ на его удивленный возглас, и Мину хочется немедленно записать этот чудесный звук, чтобы слушать его вечно. — А я — архитектор. Есть ещё своя звукозаписывающая компания, открыл с друзьями пару лет назад. — Оу, это здорово. Я обожаю музыку, под настроение играю на синтезаторе. — Когда я включал тебе свои песни, мне показалось, что твой ответ был весьма…кхм…однозначным. — Прости, на самом деле мне понравилось, не смотря на то, что обычно именно рэп мне не заходит. — Юнги отмечает, как забавно розовеют кончики ее ушей, и не может сдержать улыбки. — Хотел, кстати, спросить при встрече, чем ты руководствуешься при выборе музыки потому, что я… — Не нашёл там логики. — И снова этот чудесный смех. — Ее никто не находит. На самом деле, все очень просто. Мне вообще не важно, кто поёт, какой жанр или насколько популярна та или иная песня. Если меня вдохновляет, если я чувствую эмоциональный отклик, я буду слушать. К слову, из того, что ты включал, мне безумно понравилась First love. — Это можно расценивать как то, что она тебя вдохновляет? — Он чуть насмешливо приподнимает бровь, отмечая, что они заворачивают во двор, сходя с проспекта. И да, это вот сейчас вообще неожиданно. — Можно. — Они замирают перед дверью в подъезд. Точнее, замирает девушка, а Юнги просто послушно останавливается рядом, все так же не выпуская ее ладонь из своей. — К себе домой девушки на первом свидании меня ещё не приглашали. — Предлагаешь подождать до второго? Хотя, обещаю не приставать, если что. — Они смеются в унисон, и Мин вспоминает слова Хоупа о том, что его половинка ему однозначно подойдёт. Теперь он не сомневается в этом и сам. Она умная, образованная, острая на язык, и их чувство юмора явно очень похоже. Идеальная, в общем, да? Ехидно хрипит внутренний голос, но он только отмахивается, поддерживая предложенную ей игру. — Эй, это моя фраза. — Будем меряться дальше, или все же зайдёшь? — И насмешливо так вскидывает тонкую, изящную бровь. В светлых глазах черти отплясывают что-то среднее между канканом и джигой. И это так офигенно притягательно, что Юнги немного кроет, и хочется прямо сейчас наплевать на обоюдное «обещаю не приставать». Потому, что он вот очень даже за всякие и всяческие приставания, вот прямо не сходя с этого места. Искры в глазах напротив приобретают какой-то почти дъявольский отблеск, но Лана просто тянет его к подъезду, и дальше вверх по лестнице, давая им обоим время немного прийти в себя после этой вспышки… Она живет на третьем этаже, за солидной металлической дверью открывается вид на небольшую, аккуратную прихожую, два арочных проема — кухня и гостиная, и закрытая дверь — очевидно спальня. На последнем его сознание спотыкается, и Мин чувствует, как к щекам приливает кровь. Девушка скидывает ботинки, вешает куртку в небольшой стенной шкаф, и скрывается за той самой дверью, улыбнувшись одними глазами напоследок. — Чувствуй себя, как дома. Я скоро. Легко сказать, чувствуй себя, как дома… Юнги усмехается про себя, и честно стараясь не прислушиваться к звукам за дверью, разувается, стаскивает с себя маску, прячет в карман пальто, и вешает его в тот же шкаф. Затем осторожно проходит в первую арку. Гостиная очень светлая, почти воздушная, полная противоположность его любви к массивной мебели и темным оттенкам. Кремовые обои, бежевый угловой диван возле окна, пушистый фисташковый ковёр, несколько секционных этажерок с книгами и разными безделушками, тот самый синтезатор, о котором она говорила. Его словно притягивает к той этажерке, что визуально делит комнату на две части. На одной из полок несколько рамок с фотографиями, и мужчина с какой-то болезненной жадностью разглядывает их. Всего четыре, но словно целая маленькая жизнь. На одной Лана обнимает мужчину и женщину, явно родителей, фамильное сходство налицо. На второй, чуть поменьше — она же с темноволосой девушкой. Третья вызывает неконтролируемую улыбку, снимок яркий, какой-то солнечный, девушка сидит на корточках, голубое платье колокольчиком раскинулось вокруг неё, а рядом с ней самое очаровательное маленькое существо, которое он когда-либо видел. Девчушке на фото на вид годика полтора, и она — крохотное чудо. Взгляд скользит к четвёртой фотографии, и в груди что-то болезненно сжимается, словно воткнули длинную спицу прямо в сердце, и теперь проворачивают. На нем его предназначенная с высоким, симпатичным парнем, и они так очевидно влюблены и счастливы, что смотреть на это физически больно не смотря на то, что он понимает — связи между ними не возникло бы, если бы она все ещё была с ним. Он интуитивно чувствует, что за этим фото скрывается какая-то тайна. — Нашёл что-нибудь интересное? — Ее голос вырывает из мыслей, и Мин оборачивается чуть резче, чем следовало бы. Лана стоит в дверях, скрестив руки на груди, и он безбожно залипает потому, что она без маски. На ней чёрные леггинсы и белая свободная футболка, необычного оттенка волосы распущены, и окутывают ее густой волной. В них так и хочется запустить пальцы, чтобы проверить, такие ли они мягкие на ощупь, как на вид. А ещё она почти противозаконно красива, и выглядит совсем юной. Внешность настолько отличается от того, к чему он привык у себя в Корее, что его просто пиздец как кроет от контраста. Так что слова находятся не сразу. — У тебя очень уютно. — И да, сказать он хочет вот вообще не это. Но мозг пока ещё функционирует. Девушка улыбается, явно разглядев эту заминку. — Чай, кофе? — Тебя. — И блять, он действительно произносит это вслух, судя по тому, как на мгновение расширяются эти удивительные глаза. Права была Джин, когда говорила, что он — баран. Хочется откусить себе язык, но не вариант. Ее смех колокольчиками разливается в воздухе. — Данная опция в меню пока не предусмотрена. Но я поговорю с шеф-поваром. — Тогда пока остановимся на кофе. — Она кивает, и уходит на кухню, а Юнги решает не сдерживать желание видеть ее, и топает следом. И точно так же залипает в проеме. Лана колдует над стоящей на плите туркой, и по кухне плывет яркий аромат кофе, к которому примешивается легкая нотка корицы. Он удивленно приподнимает бровь, и ловит ее взгляд. — Надеюсь, ты не против дозы кофеина по моему фирменному рецепту? Я редко пью кофе, но всегда добавляю немного корицы и мёда, когда его готовлю. — Звучит вкусно. — И он совершенно не кривит душой. За один только запах можно продать душу, это он может сказать, как самый настоящий кофейный маньяк. Некоторое время они проводят в тишине, и когда она протягивает ему чашку, Юнги с наслаждением вдыхает пряный аромат. Лана заваривает себе чай, и делает приглашающий жест в сторону гостиной. Они устраиваются на диване, и ещё немного сидят в тишине, наслаждаясь напитками. Кофе действительно невероятно вкусный. Надо будет их с Джин познакомить. Устроят обмен опытом. Мелькает веселая мысль в голове, заставляя его усмехнуться. Он уже заранее представляет, как эти две споются, а если к ним подключатся чиминова Мэй, хосокова Юна и Тэ, мужскую часть их коллектива будет ждать локальный апокалипсис. — Скажи, Юнги, про общение музыкой сам догадался или подсказал кто? — Его имя в ее исполнении звучит прямо-таки чувственной лаской, стекая волной мурашек вниз по позвоночнику, и он заставляет себя затолкать совершенно неуместные сейчас мысли поглубже. — Подруга подсказала, когда устала наблюдать за моими мучениями. — У тебя очень умная подруга. — Лана прикрывает глаза на мгновение, затем отставлять чашку на журнальный столик, и сцепляет пальцы на колене. Юнги невооружённым взглядом видит, что его половинка нервничает, и сам невольно напрягается. — Позволь мне зайти издалека, поскольку это довольно сложная тема. Что ты вообще знаешь о соулмейтах? — Не смотря на количество прочитанного, в основном только в общих чертах. Практически у каждого в мире есть вторая половинка, свой предназначенный. По достижении определенного возраста один может слышать музыку, которую слушает другой. При встрече и первом прикосновении на запястьях образуется метка. Есть ещё небольшой процент тех, кому при рождении не везёт получить соулмейта. Честно говоря, я до недавнего времени думал, что тоже вхожу в этот процент. — Правда срывается с губ неожиданно легко, и на душе становится как-то свободнее, словно вытащили застарелую занозу. — Я почти на 99 процентов уверена, что ты был прав в своих предположениях. Вот только есть ещё одна категория, о которой мало кто знает. Я защищала докторскую по теме соулмейтов, и мне удалось кое-что раскопать. — Голос девушки немного срывается, и она откашливается. Мин видит, как дрожат сцепленные на колене ладошки, и инстинктивно тянется, берет в свои, начиная успокаивающе поглаживать. Лана улыбается благодарно, и немного расслабляется. А он чувствует, что то, что она собирается ему рассказать, явно будет слишком тяжело для неё, но не перебивает. Вопросы, если они ещё будут, можно будет задать после. — За все историю таких случаев было всего около десятка. Поскольку выполнить то, что требуется, практически нереально. Тот, кому не досталось истинного при рождении, вполне может найти свою вторую половинку. При одном условии — вторая часть пары должна пережить и принять гибель первого соулмейта. И на этом моменте Юнги чувствует, как внутри что-то с грохотом трескается. Он смотрит в глаза напротив, и видит там БОЛЬ, именно так, заглавными буквами, и ее так много, что он почти захлебывается в ней. Ее пальцы в его ладонях совсем ледяные, и сложно сказать, чей именно пульс сейчас грохочет в висках — его собственный или ее. Притянуть дрожащую девушку в объятия оказывается таким естественным, что он делает это не задумываясь, желая только одного — укрыть ее собой, забрать эту тьму, что плещется на дне уже любимых глаз. Лана утыкается носом в его ключицу, стискивая тонкими пальцами ткань свитера, но не плачет, чего он опасался немного. Просто делает глубокий вдох, затем выдыхает и продолжает. А Мин слушает, почти затаив дыхание, боясь упустить хоть мгновение. — Его звали Александр, и мы были вместе практически с детского сада. Когда мне стукнуло восемнадцать, и появилась музыка, мы как-то очень быстро поняли, что к чему. Ещё через год поженились. Я была так счастлива, что казалось, могу обнять весь мир. Две идеальные половинки одного целого… Он был пилотом, и погиб два года назад. Один из двигателей отказал прямо в воздухе. Сто шестьдесят пассажиров, шесть членов экипажа. Не выжил никто. — Юнги помнит эту авиакатастрофу, она была по всем новостям. Подозревали терракт, но оказалось, что виной всему ошибка, допущенная при предполётной проверке. Ошибка, стоившая стольких жизней. Из мыслей его снова вырывает ее голос. — Я в тот день находилась у родителей. Вероятно, именно это меня спасло. При гибели соулмейта вторая половинка всегда уходит следом, слишком велика боль от потери. Но меня удержали на краю. Год жесточайшей депрессии, когда мне не хотелось ничего. Более-менее все стало налаживаться, только когда родилась племянница. И постепенно мне становилось лучше. Окончательно смириться и отпустить я смогла только два месяца назад. Именно тогда… — Я впервые услышал твою музыку. — Юнги сжимает объятия крепче, хотя бы так стараясь передать ей все то, что чувствует. Сколько же пережила его маленькая, хрупкая девочка. Как вообще смогла выжить, оправиться после такого? Сколько силы в этом хрупком теле? И какой драгоценный подарок он, на самом деле, получил. Ему хочется забрать всю ее боль, сделать самой счастливой. Но где-то скребется на задворках мысль, не будут ли его сравнивать с тем, кто был до. Ядовитая мысль, очень опасная мысль… которая не успевает закрепиться потому, что его щеки касается ее ладошка, заставляя опустить взгляд. — Я практически вижу, как ты загоняешься. Не надо, Юнги. Метка не возникла бы, если бы я не была готова принять тебя. — Я не… Окей, да, есть немного. Но я исправлюсь. Джин-а вечно называет нас идиотами, склонен теперь верить, что она была права. — Ты — не идиот. Просто пока ещё не веришь до конца в произошедшее. И я понимаю, каково тебе было жить, зная, что судьба посмеялась. А потом получить такой сюрприз. — Она продолжает гладить его по щеке, и Мин не отказывает себе в удовольствии все-таки зарыться пальцами одной руки в медовые пряди, и уткнуться носом в макушку, тонко пахнущую чем-то цветочным. — Ты — удивительная, знаешь? — В ответ звучит приглушённый смешок. — Знаю. Останешься сегодня со мной? — И вот тут сердце пропускает пару ударов. Потому, что он определенно не ожидал услышать от неё именно это. И да, ему совершенно точно даже в голову не приходит отказаться. — Только сегодня? — Голос хрипит больше обычного, и немного страшно услышать ответ, хотя где-то глубоко в душе он прекрасно знает, каким он будет. — Всегда. — Останусь.

2 года спустя

Искренний смех и веселые крики, звучащие с просторного внутреннего двора вызывают широкую улыбку. За прошедшее время он успел так к этому привыкнуть, что теперь просто не представляет, как мог жить без этого раньше. Как ему не хватало не просто этих семейных собраний, на которых он долгие годы чувствовал себя лишним. Ему не хватало осознания того, что он теперь — полноправная часть. Что можно просто протянуть руку и коснуться тонких пальцев, притянуть в крепкие объятия, утыкаясь носом в пахнущую цветами макушку, оставить поцелуй в уголке полных, красиво очерченных губ. Что можно просыпаться по утрам, и наблюдать, как она сонно морщит носик, по которому ползёт пробравшийся сквозь шторы солнечный лучик. Готовить завтрак вдвоём, не отказывая себе в удовольствии просто обнять, прижимая к груди. Юнги вспоминает их первую встречу. Всю ту боль, что ещё жила в душе его солнышка, которую он планомерно забирал у неё все эти два года. Вспоминает, как Лана заснула тогда в его руках, а он полночи просто любовался ее идеальным профилем, вслушиваясь в тихое дыхание на своём плече. А потом просто сдался, засыпая следом за ней, чтобы проснуться утром, накрытый пушистым пледом, от умопомрачительно вкусных запахов, ползущих по квартире. Вспоминает, как не сдержался тогда, подошёл к ней, пританцовывающей у плиты, и обнял, целуя в обнаженное плечо, и буквально растворяясь в звонком смехе. Вспоминает, как предложил ей уехать с ним, внутренне обмирая от мысли, что она может отказаться. И едва не теряя сознание, когда слышит, что теперь от неё не отделается. Вспоминает совершенно сумасшедшие две недели, когда Лана буквально летала по городу, чтобы завершить все имеющиеся дела, а он за ней, не желая расставаться ни на мгновение. Вспоминает знакомство с ее родными, чудесную малышку Миру, которой понравилось висеть на дяде Юни обезьянкой, то, насколько тепло его приняли не смотря на языковой барьер. И то чувство пузырящегося в груди счастья, которое грозило сорвать ему крышу ко всем чертям. Вспоминает перелёт, и собственный страх за бледную до синевы любимую, не сказавшую за всю дорогу ни слова. Из самолета в Инчхоне он выносит ее на руках потому, что Лана теряет сознание, стоит им только приземлиться. Вспоминает обеспокоенные взгляды друзей, моментально окруживших их в зале ожидания, словно защищая, их молчаливую поддержку. Ее тихое «прости», когда она приходит в себя, и собственные слёзы облегчения, которые его маленькая девочка стирает ладошками. Вспоминает немного сумбурное знакомство с остальными, моментально облепивших ее девчонок, и паникующую мужскую часть, когда они с Ланой рассказывают всю историю, и девушки ревут полвечера, обнявшись одной тесной кучкой. Вспоминает все то, через что они проходят, выстраивая свою теперь уже совместную жизнь. Мелкие ссоры и недопонимание, периодическую головную боль, когда вся женская часть коллектива кооперируется вместе, вынося им мозги напрочь. Вспоминает тихую, скромную свадебную церемонию год назад потому, что его малышка не хотела пышного торжества, только родные и близкие. Звёзды в ее глазах, которые буквально гипнотизируют, и собственный частящий пульс, когда с губ срывается заветное «Согласна». — Ты стоишь там так долго, что я начинаю переживать. — Родной голос вырывает из воспоминаний, заставляя Юнги перевести взгляд на веранду. Его до сих пор поражает эта ее способность чувствовать его всегда и везде. Лана стоит, опираясь ладошками о деревянные перила, длинные волосы собраны в низкий пучок, на ней свободное синее платье, открывающее точеные плечики, которые он обожает целовать. И сейчас точно не собирается отказывать себе в удовольствии, просто шагает сквозь открытую стеклянную дверь, и привычно обнимает любимую со спины, устраивая ладони на округлившемся животике. — О чем так долго думал? — Она откидывает голову на его плечо, смотря снизу вверх с той самой нежной улыбкой, за которую он готов на все. — Просто вспоминал о том, что с нами произошло за эти два года. Мне так повезло с тобой. — Юнги целует кончик чуть вздернутого носа любимой, и тут же изумленно охает, когда чувствует толчок под ладонью. — Кажется, наш малыш решил таки познакомиться с папочкой. — Мин помнит тот момент, когда Лана сказала ему, что беременна. Помнит, как кружил ее по квартире, сходя с ума от счастья. Помнит тот тяжелый разговор, когда спросил, почему у них с Алексом не было детей, и ее идею о том, что просто было не суждено. И окончательное принятие того, что Судьба свела два одиночества не просто так, что они действительно должны были встретиться, чтобы починить друг друга… — Он уже не в первый раз пинается, просто ты вечно пропускаешь эти моменты. — Понял, принял, осознал, исправлюсь. — Они смеются, со двора вторит взрыв хохота, заставляя перевести взгляд на суетящуюся там толпу народа. Джин и Юна колдуют у мангала, не подпуская к нему мужскую часть. Мэй гоняет Чимина и Хоби, которые сервируют стол, с опаской поглядывая на девушку, и не рискуя возражать потому, что та такая же кругленькая, как Лана, и Чим давно уяснил, что беременных лучше не раздражать. Джун с философским видом сидит на шезлонге в сторонке, сложив руки на коленях, как примерный школьник. В отличие от всех остальных, инстинкт самосохранения у него отточен до уровня Бог, и огрести от супруги, если накосячит, ему очень не хочется. Чонгук обнимает Тэ со спины, с интересом наблюдая, как та настраивает диджейский пульт, обеспечивая им музыкальное сопровождение на этот вечер. Идеальная картина их маленького мира. Юнги целует жену за ушком, и улыбается. — Люблю тебя, мой ангел. — И я люблю тебя. Et si tu n'existais pas Je ne serais qu'un point de plus Dans ce monde qui vient et qui va Je me sentirais perdu J'aurais besoin de toi