Потерять всё

Леголас откинул волосы с плеча и, дотронувшись пальцами до шеи под воротником рубашки, нахмурил брови. Наблюдая за этим, Арагорн ощущал, что вот-вот сорвется с места и направится к эльфу, и даже дыхание человека слегка участилось. Как же он, оказывается, был слаб. Арагорн чувствовал злость на самого себя, он чувствовал, как эта злость уже начала проступать на его лице. Покинув Морию, где произошло такое непредвиденное и такое страшное, Братство продолжило свой путь по берегу реки Келебрант. На небольшой прибрежной поляне они устроили привал; здесь Арагорн помог Фродо и Сэму с их повреждениями, полученными в подземельях, после чего все уселись у костра, чтобы поесть. Все, кроме Леголаса. Эльф стоял неподалеку от своих спутников и с озадаченным видом дотрагивался до шеи. Он тоже получил повреждение? Даже если так, оно не представляло для эльфа опасности – в этом Арагорн был уверен. Но даже эта уверенность не могла удержать его на месте, и он направился к Леголасу, поражаясь собственному бессилию. – Ты поранился? – спросил он, когда приблизился к эльфу. – Почему же не сказал? – Ничего серьезного, Арагорн. – Леголас уже опустил руку. – Всего лишь царапина, которая исчезнет очень быстро. Ты же знаешь: эльфы могут справиться даже со смертельными для человека ранами. – Я хочу взглянуть, – без колебаний произнес Арагорн, понимая, что ни за что не отступит так просто. Внезапно ему показалось, что где-то в зарослях, сквозь которые путники пробивались на поляну, раздался неясный шорох. Одной рукой он моментально схватился за меч, а другую так же быстро протянул в сторону Леголаса, инстинктивно заслоняя его от возможной опасности. Нет, должно быть, ему действительно просто показалось. Но как бы там ни было, этот шорох создавали явно не пробирающиеся сквозь кусты орки. Эти мерзкие существа не стали бы преследовать отряд сейчас: при свете дня они не покидают пещер. Арагорн перевел дух и вместе с тем испытал некоторую неловкость. Пока он не собирался признаваться Леголасу в том, что тот уже долгое время не покидает его мысли, но он снова и снова так явственно выдавал себя! И Арагорн не мог иначе: даже отлично зная, что Леголас способен без труда постоять за себя в самом тяжком бою, он рвался защищать его, точно безумец. Признаться же Арагорн не мог, и на то было слишком много причин. Слишком много вопросов оставалось без ответов. Если он расскажет ему обо всем, то как в таком случае поступит дальше? Готов ли он к такому повороту? И как отреагирует на подобные откровения (такие рискованные откровения!) сам Леголас? Иногда Арагорну казалось, что на последний вопрос ответ ему все же известен. О да, иногда ему казалось, что эльф тоже что-то чувствует к нему, что он ждет от него какого-то шага… Леголас, конечно, знал об Арагорне и Арвен и, вероятно, именно по этой причине не желал рассекречивать душу. Эльф уж точно не собирался становиться между ними – в этом Арагорн не засомневался бы ни на один миг. Или Леголас все же пытался что-то сказать ему – по-своему? Разве не показалось Арагорну на мгновение, что, дотрагиваясь до царапины на шее, эльф в какой-то момент бросил на него неслучайный взгляд? Или же все это существовало лишь в воображении Арагорна? В любом случае сейчас было неподходящее время для признаний. Кажется, на Совете у Элронда они собирались совсем по другому вопросу. Может быть, Арагорн все расскажет Леголасу – но в более подходящий момент. – Я хочу взглянуть, – повторил он с прежней уверенностью. – Ты ведь не собираешься снова кипятить воду и использовать листья ацелас? – тихонько усмехнувшись, поинтересовался Леголас. – Их и так уже осталось у тебя очень мало. – Я собираюсь сделать именно это, – ответил Арагорн, а затем движением головы указал в сторону отряда. – Пока они едят. – Ты даже еще ничего не видел, – проговорил Леголас, пошатнув пальцем завязки на одежде Арагорна. – Да, но сейчас я увижу, – отозвался Арагорн и отодвинул воротник рубашки эльфа в сторону. Повреждение не было таким уж безобидным – и как только Леголас умудрился его получить? Этот вопрос можно было бы счесть странным, учитывая то, что всем им пришлось пережить в подгорном царстве некоторое время назад, но ведь в данном случае речь шла об очень особенном создании. – Тебе… больно? – спросил Арагорн, заглянув эльфу в глаза. Леголас помотал головой, слабо улыбнувшись. Улыбка вышла печальной и усталой: мысли о гибели Гэндальфа, бесспорно, еще никого не отпустили. Арагорн осторожно дотронулся пальцами до его шеи, внимательно осматривая повреждение. Совсем недавно Арагорн дал указания Сэму насчет его ссадины на лице, а затем обработал синяки Фродо. Разве мог он не помочь ему, своему любимому эльфу? – Не стоит так волноваться, Арагорн, – почти сочувственно произнес Леголас. – Ты уже и так потратил на меня много времени. Тебе нужно поесть. Не стоит возиться с приготовлениями, в которых даже нет необходимости. В конце концов, кто-нибудь другой может сделать это. Арагорн вдруг, не сдержавшись, провел кончиками пальцев по его щеке. «И это?» А затем ему в голову пришла мысль, что он, пожалуй, убил бы того, кто позволил бы себе вот так же дотронуться до его любимого эльфа. Леголас смущенно и растерянно посмотрел на него, и Арагорн отвел взгляд, только сейчас осознав, что за вещи он здесь вытворяет и сколь недопустимые мысли приходят ему в голову. Поразительно, каким слабым и уязвимым становится человек, когда им завладевают чувства. Можно защититься от вражеского копья, надев на себя кольчугу из мифрила, что прочнее стали, а как защититься от чувств? Если сделать этого никак нельзя, то, возможно, стоит хотя бы попытаться умолчать о них. Ведь, признавшись во всем, человек становится еще более уязвимым. Он словно целиком отдает себя в руки любимого и сообщает ему: «Знай, что ты легко можешь сделать меня самым счастливым, но ровно в той же степени ты можешь сделать меня и самым несчастным». – Давай иди к ним и поешь, – сказал Арагорн, вновь кивнув в сторону отряда. – А я займусь приготовлениями. Затем гасим костер и отправляемся дальше. Медлить нам нельзя: к ночи орки пустятся в погоню. Ничто не нарушило планы Арагорна, и, когда очередное целебное средство было готово, он обработал повреждение Леголаса, чувствуя удовлетворение от того, что он может быть полезен такому необыкновенному созданию, а остальные путники в это время спрятали следы от костра под ветками пихты: враги не должны были узнать о том, что кто-то останавливался в этих местах. Отряд двинулся дальше, к Золотому Лесу, и Арагорн был более хмур, чем обычно: мысли о возможном столкновении с орками в темноте никак не покидали его.

***

Солнце заходило, наступали сумерки. Путники шли быстро, и Арагорн, готовый в любую секунду стиснуть рукоять меча, чтобы вступить в бой со всяким желающим помешать их планам противником, старался держаться как можно ближе к Леголасу. Много значило уже то, что эльф не возражал против этого, но не казалось ли Арагорну, что Леголас не просто мирился с этими странными и вряд ли понятными ему до конца порывами? Не казалось ли ему, что эльф… был рад подобным проявлениям? Или же Арагорн просто напридумывал себе то, чего не было и в помине? Когда мы желаем чего-то слишком сильно, оно начинает мерещиться даже там, где этого не могло быть никогда. Но до чего же восхитительно было думать, что это приноровленное к самым жестоким битвам создание позволяет в каком-то смысле… ухаживать за собой. И пусть Леголас отказался бы от всех тех минут наслаждения, которые мог подарить ему Арагорн, – в своих мыслях эльф наверняка желал бы получить подобное удовольствие. Думая об этом, Арагорн почти в отчаянии сжал веки и закрыл ладонями лицо. Как он дошел до такого? Когда отряд остановился, чтобы немного отдохнуть, Леголас, обычно выбирающий держаться несколько обособленно, расположился рядом с Арагорном, которому стало от этого намного спокойнее, – если, конечно, во всех этих обстоятельствах было уместно говорить хоть о каком-нибудь покое. Пиппин, вероятно, все еще сосредоточенный на мыслях о гибели Гэндальфа или же опасающийся погони и отмщения орков, вдруг спросил Сэма: – Если бы у тебя была возможность спасти жизнь только одному из нас восьмерых, то кому бы ты ее спас? – Конечно, мистеру Фродо! – не раздумывая и почти с возмущением ответил Сэм. – Мы все спасли бы жизнь Фродо, – уверенно заявил Мерри. – И это правильно, ведь он несет Кольцо к Роковой Горе. – Забудьте на время о Кольце и прислушайтесь к тому, что говорит сердце, – подавленно отозвался Фродо. – Сердце это и говорит мне, – обиженно произнес Сэм. – И Кольцо, мистер Фродо, если хотите знать, здесь совершенно ни при чем. – Я бы тоже тебя выбрал, Сэм, – с благодарностью улыбнулся Фродо. – Что за нелепую игру вы придумали, когда мы и без того переживаем такие тяжелые времена? – строго поинтересовался Боромир, и мысленно Арагорн отметил, что он и сам, пожалуй, мог бы задать хоббитам тот же вопрос. – Наверное, в такие времена и не может быть других игр, – грустно отозвался Сэм. – Я думаю, в нашем Братстве каждый сражался бы до последнего, чтобы спасти кого угодно из присутствующих здесь! – вмешался Гимли. – Это так, – закивал Пиппин, а затем повернулся к сидящему рядом другу. – Я бы тебя выбрал, Мерри. А ты меня выберешь? – Не дави на него, – предупредил Сэм. – Конечно, я тебя выберу, Пиппин! – успокоил друга Мерри, а затем взглянул на Арагорна. – А ты, Арагорн? Кого бы выбрал ты? Арагорн не желал слышать этот вопрос. – Да, пусть каждый ответит, – едва ли не весело подхватил Пиппин. Ему уже не о чем было волноваться. Арагорн вздохнул – устало и несколько раздраженно. Он знал, что выбрал бы Леголаса, и он выбрал бы его не только лишь из тех, кто присутствовал здесь, но почему он должен объявлять об этом сейчас? Разве может он сообщить об этом вот так просто? Это казалось абсурдным. Все это вообще не стоило воспринимать серьезно, ничего не зависело от его слов, и он мог сделать случайный выбор, назвать того, на кого упадет ненароком взгляд, – просто затем, чтобы ему больше не задавали вопросов. И все-таки не мог. Этим нечестным выбором он будто предал бы, в первую очередь, самого себя. И будто, выбрав кого-то, он на самом деле отдал бы ему жизнь, а всех остальных этой жизни лишил. – Достаточно, – сухо произнес Арагорн и поднялся на ноги. – Нам пора идти дальше, поднимайтесь, если не хотите быть настигнуты орками. Если вы так желаете знать, то я скажу, что выбрал бы, пожалуй, самого себя. Не знаю, о чем думаете вы, но у меня впереди еще много дел. Все поднялись вслед за ним, и Арагорн вдруг понял, что не может взглянуть на Леголаса и что ощущает он себя до безумия скверно. Почему он ощущает себя так скверно? Потому что хоббиты затеяли глупую игру в такое неподходящее и опасное время? Или потому, что при всей своей готовности размахивать мечом и отрубать головы он не имеет смелости озвучить даже чистую правду? «Леголас, сердце мое, прости меня». Наверное, он мог бы озвучить эту правду, если бы не любил настолько сильно. Внутри у него обитали твари пострашнее тех, коих можно было сразить одним лишь ударом меча.

***

Скоро долину накрыла тьма и на небе заблестели звезды. Быстро двигаясь вперед, Арагорн снова злился на себя: он совершенно не знал, что ему делать с чувствами, которые нельзя было ни высвободить, ни заглушить. Эти чувства, без сомнения, вредили ему. Он уже не раз пытался подавить все в себе, отправить эти чувства в такой же безмолвный мрак, как тот, что господствует в зловещем морийском рву, и думать лишь об Арвен. Но стоило ли пытаться глушить все в себе и дальше? Как это сделать, если порой все трепетало у него внутри лишь оттого, что Леголас находился в поле его зрения? Простой разговор с эльфом, пусть даже очень короткий, не несущий в себе ни тени чего-то глубокого, случайный взгляд или прикосновение… все это подбрасывало ветки в костер, полыхающий в его душе. Может быть, ему следовало бы любым способом отдалиться от Леголаса, свести к минимуму всякое взаимодействие с ним? Может быть, хоть так у него получилось бы… забыть. Он не знал, что было верным в этой ситуации. В последнее время на него навалилось слишком многое. Каждый, пожалуй, иногда нуждается в том, чтобы время просто замерло, ведь тогда можно было бы неспешно все обдумать и так же неторопливо собраться с силами… без каких-либо последствий. «Лучше бы тебя просто не было с нами, Леголас». Арагорн шагал вперед все быстрее и быстрее, будто пытаясь тем самым воплотить в жизнь свою идею и отдалить от себя эльфа, умчаться от него так далеко, как это только возможно, будто этот стремительный шаг мог помочь ему убежать от собственных мыслей. И когда путники добрались до Золотого Леса и лориэнские эльфы позволили им заночевать на укрепленных в ветвях мэллорнов деревянных платформах, Арагорн все еще чувствовал себя настолько скверно, что ему казалось, будто тошнота подступает к его горлу.

***

Когда Арагорн проснулся, то сразу подумал о том, почему же он спал на земле, ведь он отлично помнил, что, как и все остальные, взбирался на вершину дерева по веревочной лестнице. Но что это? Кажется, никаких мэллорнов поблизости не было и вовсе. Он не понимал, где находится, его знобило, а голова нещадно разламывалась. Арагорн пошевелился, когда увидел перед собой Гимли, и даже эти небольшие движения дались ему не слишком легко. – Что происходит? – прохрипел он. – Ничего не помнишь? – Голос гнома был странен: он прозвучал слишком удрученно, и, хоть Арагорн действительно ничего не помнил, столь же странным показался ему и сам вопрос, заданный без какого-либо удивления. – Орки все же напали на нас с наступлением темноты, Арагорн. После удара по голове ты потерял сознание, но нам удалось доставить тебя в безопасное место. Пока еще… безопасное. Арагорн не мог до конца осмыслить эти слова, не мог даже поверить в них. – Где Леголас? – спросил он, подумав, что ему нужно увидеть эльфа прямо сейчас, иначе он просто умрет. Как он допустил все это? И как может ничего не помнить? Выходит, они так и не добрались до Золотого Леса и их прибытие туда лишь привиделось ему? Кажется, он видел не только это… но даже то, что Кольцо было уничтожено. – Нам пришлось оставить его, Арагорн, – произнес Гимли. – Ему… немало досталось. – Оставить? – Сердце Арагорна заколотилось, он попытался подняться, но его тело почему-то не слушалось его, а произносимые слова, казалось, отнимали последние силы. – Вы бросили его? Спасли меня, но бросили его? Где он? Нет, Арагорн больше не собирался лежать здесь. Страх, злость и нетерпение переполняли его. Он соберет все силы, он поднимется любой ценой и бросится на поиски. Он найдет Леголаса и будет нести его на руках столько, сколько потребуется; он не встанет на ноги лишь в том случае, если ему их отрежут, но и тогда он будет искать – даже если для этого ему придется ползти. – Дружище, – печально и безнадежно отозвался Гимли. – Думаешь, мы бросили бы его еще живого? – Что? – переспросил Арагорн, и перед его глазами замелькали какие-то невнятные изображения. – Нет. Этого не может быть. Эльфы могут справиться даже со смертельными для человека ранами. Вы все ошиблись. Они могут… справиться… Гимли тяжело вздохнул, и этот вздох не мог означать ничего хорошего. Взгляд Арагорна упал на четырех хоббитов, что расположились неподалеку. Все они смотрели на него с сочувствием и страхом; Сэм крепко обнимал Фродо, а Пиппин изо всех сил сжимал плащ Мерри. Ничто не отняло их друг у друга, и внутри каждого из них, казалось, затаилось облегчение, которое нельзя было демонстрировать, но нельзя было и не чувствовать. Арагорн смотрел на них в ужасе. Леголасу причиняли боль, а его не было рядом. «Леголас, сердце мое, прости меня… прости, что не защитил». Все до единой причины, из-за которых он медлил, молчал или бежал прочь, теперь не стоили ничего. Как глупо было ждать подходящих моментов, когда единственный по-настоящему неподходящий момент мог быть здесь лишь один. Если он потерял Леголаса, значит, он потерял все, и больше ничего не имело значения. – Но этого не может быть, – проговорил Арагорн, больше всего на свете сейчас желая вырваться из этого кошмара, который не мог, не должен был быть правдой. – Леголас! Я хочу проснуться! И он проснулся. Он проснулся на деревянной платформе, что располагалась на вершине лориэнского мэллорна, куда он взбирался по веревочной лестнице, как и его спутники, а рядом с ним был Леголас, и взгляд эльфа был заботливым и обеспокоенным. Эти глаза… В них блестела жизнь. И весь мир для Арагорна был в этих глазах. Если бы кто-то сказал ему, что прямо сейчас он может получить все, что пожелает, он выбрал бы продолжать видеть этот взгляд. Видеть жизнь в этом взгляде. Каждый в их отряде, казалось, уже смирился бы с какими угодно событиями, и Арагорн давно был готов даже к собственной смерти… но не к жизни без него. – Арагорн, я услышал, как ты звал меня, – встревоженно произнес Леголас. – Что случилось? – Пожалуйста, иди ко мне, – проговорил Арагорн так, словно эльф мог исчезнуть, испариться в любую секунду. – Я люблю тебя. И как же легко, оказывается, было произнести эти слова! Леголас подобрался ближе, и Арагорн притянул его, а затем уложил на себя, и эльф успел лишь ахнуть. Арагорн сжал его в объятиях так крепко, как только смог. – Зимой на вершине мэллорна спать довольно холодно, – зачем-то сказал он, улыбнувшись, и Леголас обнял его в ответ. Арагорн подумал, что даже если бы он проснулся среди снегов Карадраса во время самой свирепой бури, это не отняло бы у него того громадного облегчения, которое он испытывал сейчас. Разумно ли считать, что время для чего-то все еще не подошло, когда каждый момент с тем, кто дороже всех, может оказаться последним? Арагорн перевернул Леголаса на спину – так, что теперь сам оказался лежащим на нем сверху. Поглядев на эльфа несколько секунд, он коснулся губами его щеки, а затем царапины на шее. – Так исчезнет быстрее, – прошептал он. – Я хотел этого еще на той поляне у берега, – улыбнулся Леголас. Они вновь обнялись, и Арагорн подумал о том, как сильно он любит. И как легко потерять все.