***
Рикки неслась домой со всех ног, даже не останавливаясь, чтобы восстановить сбившийся ритм дыхания. Одышка — сущий пустяк, когда ты знаешь, что отец может устроить тебе настоящую пытку, если ты не вернёшься вовремя. Девушка спотыкалась, чувствовала, что её уже не держат ноги, однако упрямо продолжала бежать, пока не заметила вдалеке знакомые очертания. Во всех окнах горел свет. «Нет, нет...» — тихо бормочет отчаявшаяся Джонсон, не веря увиденному. — «Пожалуйста, нет...» Казалось, всё её тело оцепенело. Сердце тяжёлым камнем упало в груди, к глазам поступили горячие слёзы. Рикки остановилась посреди улицы и беспрерывно взирала на свой дом. «Тук-тук», — громко стучало сердце, — «тук-тук». Может, ещё не поздно развернуться и уйти? Может, лучше не возвращаться? Как будет действовать её отец, если она вдруг пропадёт? Будет ли искать? Напишет ли заявление в школу? Девушка знала ответ: он убьёт её, если она не вернётся сейчас. Так ведь поступают все отцы, верно? Джонсон делает один шаг вперёд, преодолевая сильнейший страх. Ноги стали ватными, не хотели слушаться и идти, но другого выбора не оставалось. «Я не могу вернуться к Лайту», — думает Рикки, безумно медленно приближаясь к калитке, — «не могу. Я не могу подвести свою семью снова. Моя мама хотела, чтобы я всегда возвращалась домой. Я не должна её расстраивать». Вытирая слёзы тыльной стороной ладони, девушка достаёт ключи из кармана. Открывает калитку, проходит вперёд и, затаив дыхание, втыкает ключ в замочную скважину входной двери. Не спеша поворачивает его, дрожа всем телом, и дёргает за ручку. — Явилась, — тут же раздаётся спокойным, но таящим в себе злобу голосом, — где ты шлялась? — Я была в гостях у друга, — виновато прикусила нижнюю губу Рикки, нерешительно шагнув в прихожую. — Какого ещё друга? — продолжает допрашивать её отец. — У Ягами Лайта, лучшего ученика в Японии. — снимая обувь дрожащими руками, отвечает Джонсон. — Что такая бездарность, как ты, может делать вместе с лучшим учеником Японии? Ты в курсе, что я запретил выходить тебе сегодня? И как раз по той причине, что ты снова хуже всех написала тест. — Я помню. — голос девушки стал сухим, без каких-либо ноток возражений: кажется, она смирилась с тем, что сегодня без новых синяков и ран ей не обойтись. — Ответь на вопрос. Что ты делала у него дома? — не отступает отец, глазами, полными не то ярости, не то безумства и сумасшествия, смотря на дочь. Но Рикки не отвечает: язык не поворачивался сказать. — Ты была его шлюхой? В один миг обречённость, тоска и отчаяние на лице младшей Джонсон сменились гневом и отвращением. Дыхание стало прерывистым, а в ушах начало звенеть. — Как ты можешь думать о нём в таком ключе?! — воскликнула девушка, сжав руки в кулаки. На душе стало как никогда гадко: все светлые чувства, привязанность и влюблённость были очернены и опошлены одной фразой. — Да ты — просто больной ублюдок, если видишь в моих словах то, чего нет! — Как ты разговариваешь со своим отцом?! — тоже повысил тон мужчина, схватив дочь за запястье. — Ты мне не отец! — кричит Рикки, изо всех сил пытаясь вырваться. — Я уживаюсь с тобой только потому, что мне больше негде жить! Я бы сбежала от тебя при первой же возможности! — Только её у тебя не будет. Никто не захочет приютить такую бесполезную тварь, как ты. — строго сказал отец. — А теперь пошли. Ты должна ответить за свои слова. — Нет, я никуда не пойду! Оставь меня в покое! — девушка пытается зацепиться свободной рукой за что-нибудь: вешалку, шкаф или полку, но тщетно. Совсем отчаявшись, она переходит на применение грубой силы, зарядив своим кулаком отцу в висок. Хоть внешне Рикки выглядела хрупкой и беззащитной, у неё была какая-никакая физическая подготовка и сила, а потому мужчина тотчас скорчился от боли и отпустил её запястье. Этого времени должно было хватить, чтобы вырваться и ринуться к входной двери, что младшая Джонсон и сделала. Но она не успевает убежать. В неё снова вцепились мёртвой хваткой и потянули назад. Капкан окончательно захлопнулся. Больше некуда бежать.***
Ну вот, снова наступило утро, и нужно собираться в школу. Дрожащими, окровавленными и израненными руками положить нужные учебники и тетради в рюкзак, переодеться в школьную форму, глядя на своё изуродованное тело в зеркале, в общем — как обычно. Ничего сверхъестественного. Рикки кое-как набирает сообщение Лайту, размазывая засохшую кровь на пальцах по всему экрану телефона. «Прости, вчера я не могла тебе позвонить. Я добралась до дома в целости и сохранности, со мной всё в порядке», — то, что увидит через несколько минут озадаченный и встревоженный парень. Джонсон хочет поднять левой рукой свой помятый рюкзак, но как только она касается его верхней лямки, невыносимая боль пронзает безымянный палец. Девушка отпрянула и схватилась за больное место. Под её ногтем был длинный деревянный опилок, вогнутый туда до предела — всё, что осталось от зубочистки. Отец отрезал другую часть, дабы Рикки не могла её вытащить самостоятельно. «Это будет хорошим уроком для тебя», — вспомнились сказанные им слова. В глазах начинает неприятно щипать. Младшая Джонсон падает на пол, больно ударяясь коленями. Эти страдания невозможно вынести. «Нет, соберись, соберись, ты должна пойти в школу», — противится девушка, потому что знает, что, если она не пойдет, будет ещё хуже, — «Лайт о тебе волнуется, он должен знать, что ты в порядке. Давай же, вставай, ты не должна падать духом». Пытаясь игнорировать боль в пальце, Рикки приподнимается, хватает рюкзак правой рукой и накидывает на одно плечо. Перед глазами всё плывёт, кружится, но она упрямо движется к выходу из своей комнаты, пошатываясь. «До школы совсем не далеко», — подбадривает себя Джонсон, — «всего-то свернуть налево, а потом идти прямо...» Спуск по лестнице становится настоящим испытанием. Каждая ступенька — пронзающая боль в пальце, ноющее колено, опухшие от слёз глаза, пересохшее горло, жар во всём теле и сплошное головокружение. Рикки чувствует, что скоро свалится в обморок. Но она во что бы то ни стало обязана явиться в школу, чтобы встретить там Лайта и хотя бы рядом с ним найти утешение. Девушка понимала: если она просидит в этом доме с отцом хотя бы один час, она точно не выдержит. Поэтому, сдерживая слёзы, шумно вздыхая от невыносимой боли, Джонсон спустилась по лестнице и, прихрамывая, направилась в школу. По дороге Рикки старалась не обращать внимания на то, как её постоянно толкали какие-нибудь школьники, видимо, тоже спешащие на уроки. Девушка лишь усерднее прятала больную руку, дожидаясь того момента, когда сможет войти в здание и сесть на ближайшую скамейку, дабы передохнуть. Наконец после долгих мучений Джонсон оказывается у входа в школу, возле которого как всегда столпилось много народу: из-за длительного обыска каждого ученика быстро попасть внутрь было несколько проблематично. Девушка небрежно поправляет на спине рюкзак и переминается с ноги на ногу, дабы отвлечь своё внимание от боли: под ноготь пальца левой руки будто вонзилась тысяча игл, внутри всё разъедало и щипало, казалось, этим острым ощущениям не будет конца. Рикки шумно втягивает воздух через нос, стиснув зубы и стараясь не показывать своим видом то, как ей плохо. — Вот ты где! Почему вчера не... — словно из неоткуда подошёл к ней Лайт и не договорил, так как увидел израненные, замёрзшие тонкие пальцы Джонсон, что она так усердно пыталась скрыть. Казалось, на её ладонях не осталось ни одного живого места: всё было в кровавых следах и ушибах. Ягами с серьёзным видом заглядывает в глаза Рикки. — Что произошло? Та не отвечает, а лишь делает пару шагов вперёд и прижимается к Лайту, уткнувшись носом в его пиджак, но не обнимает: боль в руках не давала сделать этого. Девушка замирает, ей кажется, что она готова стоять так целую вечность: вдыхать его успокаивающий, терпкий и сладкий запах, чем-то напоминающий вишню, касаться своим лбом кончиков его на удивление нежных, мягких волос. «Странно», — подмечает Рикки, — «в детстве его волосы всегда были жёсткими и колючими». Ягами немного мешкает и в конце концов обнимает Джонсон, ответно прижавшись к ней. Та на мгновение чувствует себя самым счастливым человеком на свете, ведь юноша треплет её блондинистые, вьющиеся локоны своей ладонью, как бы успокаивая и говоря, что он рядом. На душе становится значительно легче, а в районе груди — теплее, и Рикки полностью отдается этим ощущениям, игнорируя жгучую боль в пальцах. — Пойдём в медпункт, — тихим, но слышным голосом произносит Лайт, отстранившись, — о том, что случилось, расскажешь потом. Джонсон не возражает и следует за Ягами, который тотчас аккуратно взял её за нетронутое запястье и повёл к входу в здание. — Пожалуйста, пропустите нас вперёд, нам нужно срочно попасть в медпункт, — расталкивает негодующих учеников, рвущихся вперёд, Лайт, что не намеревался просто стоять и ждать своей очереди, в то время как из открывшихся ран его девушки во всю течёт кровь.***
Ягами с ужасом наблюдал изуродованные, искалеченные руки Джонсон. Такие нежные и изящные пальцы, словно предмет отдельного вида искусства, подверглись жестоким и незаслуженным издевательствам. Лайту было больно на них смотреть: мало того, что на ладонях и так были квадратные и продолговатые пластыри, теперь ран стало ещё больше. Каким злодеем должен быть тот человек, который позволил себе так издеваться над бедной и беззащитной Рикки? Она ведь такая хрупкая, ранимая и нежная, пусть и предпочитает хранить это в секрете. Да, порой она ведёт себя неподобающе, да, на её плечах висит виновность за убийство, но тем не менее, всё это — не повод так к ней относиться. Похоже, теперь Ягами понял: зло порождает зло, а потому, какой бы хорошей не была младшая Джонсон, она неосознанно переняла вспыльчивость и жестокость от своего отца, пусть и не любимого ей. Глядя на деревянный опилок внушительных размеров, загнанный девушке под ноготь, Лайту всё больше и больше не хотелось отпускать от себя Рикки, чтобы не видеть эти дурацкие пластыри, синяки и ссадины снова. Нет, он не может допустить повтор этих страданий, мучений и издевательств. Юноша должен что-то сделать, должен как-то предотвратить это. — Лайт, мне очень страшно, — тихо прошептала Джонсон, затаив дыхание. Медсестра сказала, что попытается вытащить занозу, а оттого пострадавшая девушка вмиг занервничала. — Закрой глаза, — ответил Ягами, сидящий рядом с ней. Он не знал, как ещё можно помочь в этой ситуации, кроме как самостоятельно закрыть глаза Рикки своей рукой: всё-таки заноза была действительно большой, и вытащить её безболезненно вряд ли удастся. — И помни, что я рядом. — Ничего страшного не случится, вы приняли обезболивающее, вам скоро должно полегчать, — успокаивает улыбчивая медсестра, — главное, не дергайтесь. Джонсон кивает и пытается заставить себя поверить этим словам, но тщетно: рана до сих пор ныла и отдавала в палец невыносимой болью. «Хочешь, после этого я куплю тебе острую лапшу?» — неожиданно спрашивает Лайт, наклонившись над ухом Рикки, на что та непременно соглашается, кажется, приподняв уголки своих губ. Ягами пытается поддержать и поднять ей настроение даже в такой ситуации, что не могло не радовать. Когда медсестра взяла в руки пинцет и начала пытаться вытащить занозу, пострадавшая девушка невольно ахнула, вздрогнув, но не стала сопротивляться, а лишь заткнула себе рот рукой, случайно прикусив язык. Кто знает, сколько продолжались эти страдания? Для юной Джонсон они длились вечность, для медсестры — совсем не долго, а Ягами вообще потерял счёт времени. Когда деревянный опилок был извлечён, из тонкого, изящного безымянного пальца хлынула кровь, и врач поспешила обработать рану и достаточно туго перевязать её. Чуть позже она занялась остальными травмами, которые, казалось, были разбросаны по всему телу Рикки. Пальцы, запястья, колени — все они нуждались в уходе. К тому же, бинты на старых ранах девушки уже начали пачкаться и развязываться, а потому они требовали повторной обработки и перевязки. К счастью, Лайт проявил инициативу помочь медсестре, и уже скоро та отпустила их, пожелав Джонсон скорейшего выздоровления. Ну и, конечно, сказав, что без помощи более опытного врача тут не обойтись: за всё то время, пока заноза находилась в пальце, туда без труда могла попасть инфекция. — Как ты? Чувствуешь себя лучше? — поинтересовался Ягами, когда они вышли в коридор. — Если только немного, — ответила уставшая Рикки, которую клонило в сон, — всё тело до сих пор болит, я без сил. Наверное, посвящу сегодняшний урок математики тому, чтобы выспаться. — Ты что, шутишь? — вопросительно поднял одну бровь Лайт, недоумевая. — Какая математика? Тебе нужно идти домой. К горлу Джонсон будто подступил ком. Нет, только не опять. Она не готова сейчас возвращаться к отцу. — Совсем забыл сказать, сегодня ты останешься у меня дома, и это не обсуждается. — добавил юноша, кажется, читая её мысли. — Уж не подумала ли ты, что я снова отпущу тебя к нему? Это ведь из-за него у тебя так много ран? Рикки едва заметно кивает, мигом почувствовав облегчение. «Как гора с плеч», — мысленно прокомментировала она, втайне радуясь тому, что ей снова удастся провести время с Лайтом. — Ну так вот... — снова начал Ягами, похоже, собираясь сказать что-то действительно важное. — Если ситуация не уладится, ты всегда можешь рассчитывать на помощь моей семьи. В плане жилья. Девушка изумлённо хлопает глазами, не веря словам Лайта. Как он может так просто разрешить ей жить в своём доме? Там ведь, наверное, и так тяжело со всеми уживаться (ещё бы, когда четыре человека под одной крышей, избежать конфликтов просто невозможно), а что же будет, если к ним присоединится Джонсон? — Пожалуй, оставим этот вариант на крайний случай, — неловко улыбнулась Рикки, отведя взгляд в сторону, — мне бы не хотелось обременять вас своим присутствием и добавлять ещё больше хлопот. — Обременять своим присутствием? — переспросил Ягами, кажется, нахмурившись. — О чём ты говоришь? Вся моя семья любит тебя, во всяком случае Саю уж точно готова принять тебя с распростёртыми объятиями. А насчёт хлопот можешь даже не волноваться. Я уже говорил тебе и готов повторить это ещё сотню раз: ты никогда не будешь обузой для меня, так что не выдумывай глупостей. Джонсон не в состоянии сказать что-либо, кроме робкого «спасибо», кажется, её щёки заливаются пунцовым, багряным цветом, а уголки её не слишком тонких, но и не слишком пухлых малиновых губ всё так же остаются приподнятыми. Хочется погладить эту девушку по щеке, на которой красуется квадратный пластырь, хочется нежно поцеловать её, прижать к себе и никогда не отпускать. Но нет, нельзя. Повсюду ученики, спешащие на уроки, и учителя, следующие за ними. И, конечно, все они непременно будут смотреть на пару. — Знаешь, Лайт, когда вся эта история закончится, может... — вдруг начала Рикки, в глазах которой зажглись озорные искорки. — Сходим на то, что простые смертные люди называют свиданием? Джонсон весело смеётся, несмотря на то, что её голос сейчас как никогда сиплый и уставший, а колени стремятся подогнуться. Она не позволяет себе падать духом. — Непременно, — ответил Ягами, аккуратно заправив прядь светлых волос, что небрежно выбивалась из причёски девушки.