Алый кварц для замерзшего сердца

К осени ночи стали холодные, и Альбедо все чаще приходилось закутываться в два одеяла, чтобы хоть как-то согреться и не околеть. Дом, что сняли для него в Ордо Фавониус, продувался всеми ветрами, щели в оконных рамах были с палец толщиной, и Альбедо попросился бы переехать, но по слухам, остальные дома были такими же. В Мондштадте будто бы не подозревали, что погода иногда портится, что на смену лету приходит осень, а потом и зима — местные, должно быть, каждый год делали для себя это удивительное открытие, а, может, за много лет жизни в городе ветров успели приноровиться. Альбедо часто вспоминал Драконий хребет и удивлялся — там-то было похуже, постоишь на месте — превратишься в ледяную статую; Мондштадт по сравнению с Драконьим хребтом теплый рай, а вот поди же ты, и здесь можно вусмерть замерзнуть. По утрам Альбедо выбирался из постели с трудом: велик соблазн был завернуться в одеяло, да так и топать на кухню завтракать. Кухня была пустая и необжитая, серая, как заброшенная усадьба. Альбедо зачерпывал холодную воду из котла, ставил чайник на огонь, засыпал кофейный порошок и, пока кофе варился, грел у очага замерзшие ладони. За окном светлело, первые лучи неохотно разгоняли темноту, пробиваясь сквозь туман, застеливший улицы. Еще одно хмурое утро, думал Альбедо, подходя со стаканом кофе к окну, хмуро и тихо, ни птиц, ни ветра не слышно. Он пил кофе мелкими глотками, стоял у окна долго-долго, пока не промерзал до костей, а потом быстро завтракал, одевался и собирался в лабораторию. Перед выходом выпивал чашку кофе еще — чтобы хватило бодрости дойти до штаба по сонному городу. Выходил Альбедо рано, и потому никак не мог зайти к печнику и договориться о ремонте. Раньше десяти утра тот с постели не вставал, а Альбедо с семи был в работе с головой — какой тут ремонт, когда от эксперимента не оторваться? На обратном пути зайти тоже не получалось: к тому времени, когда Альбедо выходил из лаборатории, печник успевал зайти в трактир, выпить пинту-другую вина, и говорить о работе у него уже не было настроения. — Чего вам надо? — проворчал он, когда Альбедо все же удалось его отловить на выходе из мастерской. — Завтра приходите, я сегодня все. — Мне бы с печью разобраться… — Да ясное дело, что не с сапогами! Что у вас стряслось? — Дымит она, — сказал Альбедо. — Затопить не могу, дым в трубу не уходит. То ли с заслонкой что-то, то ли… — Понятно, ерунда, короче, — печник помрачнел еще больше, — ну ладно, хрен с вами, господин колдун, и с печью вашей. Зараза, да сколько же вас, слетелись, как стервятники, отдохнуть не дают… — Не разговаривайте со мной в таком тоне, — рассердился Альбедо. — И я не колдун. Я алхимик. — Да ясное дело, что не сапожник! Заходите, в общем, завтра, или когда вам удобно там. Только я в ближайшую неделю не смогу, много вас тут таких, налетели все, что твои вороны… И продолжая бурчать себе под нос, он поплелся в сторону трактира «Кошкин хвост», просаживать на выпивку дневной заработок. Альбедо представил, как он, грузный и неповоротливый, сидит за маленьким дубовым столом, склонившись над кружкой, глушит самую дешевую бормотуху и жалуется таким же работягам: на клиентов, на погоду и в целом на тяжелую жизнь. Одни заботы, одна и та же ерунда каждый день, это же не разгибать спины еще неделю… — Подождите, еще неделю? — окликнул Альбедо печника, когда тот уже почти скрылся за поворотом, — я не могу ждать неделю! — Чего это не можете? Я же могу. — Да вы гляньте, какая погода! Я скоро спать без печки не смогу, в доме очень холодно! — Всем холодно, — бросил через плечо печник и, потеряв к Альбедо всякий интерес, направился дальше по улице. Глядя ему вслед, Альбедо вдруг понял, что ему ужасно не хочется домой. Хоть в лаборатории ночуй, честное слово. *** Ночи становились все холоднее, и в какой-то момент Альбедо стал просыпаться оттого, что сильно замерзал. Чаще к рассвету, но иногда сквозняк будил его часа в два ночи — было темно, с улицы не доносилось ни звука, кроме шума ветра и шагов ночного патруля. Альбедо лежал, укутавшись в одеяло до носа, и смотрел на звезды сквозь мутное оконное стекло. Звезды смотрели на него в ответ — голубые и холодные, как доисторический лед на Драконьем хребте. Почему-то в такие моменты Альбедо особенно сильно гложило одиночество. «Сейчас бы горячего вина», — думал он, — но в доме был только остывший кофе, да пара черствых крекеров на закуску. Он укрывался одеялом с головой и приказывал себе заснуть, но растревоженные мысли мелькали одна за другой, как отблески света в кристаллах: о работе, которую никто, кроме него толком не понимал, о друзьях, которых ему так и не удалось завести, о Драконьем хребте, на который не рвался никто, кроме него — и о холоде, сковывающем холоде, так впитавшимся в его сердце, что никакое одеяло не спасет. Даже мысль о том, что скоро починят печь, его совершенно не согревала. В одну такую ночь Альбедо не выдержал и, наспех одевшись, вышел из дома прогуляться по городу. Было темно, редко где в окнах горел свет, ветер разносил по мощенным улочкам осенние листья. Скрипели мельницы вдалеке: тихо и тяжело, будто им надоело вращаться. «Им наверное тоже холодно на этом ветру, как и мне…» — думал Альбедо, шагая куда-то вдоль городских стен. Дорога решила за него, куда идти, и вскоре привела его к порогу таверны, отчего-то не закрытой в столь поздний час. Посетителей уже не было, зазывала и охранник давно ушли, только усталый трактирщик подсчитывал выручку за день. На стук двери он поднял голову, удивленно вскинул брови, и Альбедо почудилось что-то знакомое в его сердитом лице, грустных глазах и растрепанной рыжей шевелюре. — Что-то припозднились вы, — сказал трактирщик. — Заработались? — Не спится, — ответил Альбедо. — Можно присесть? — Садитесь, конечно. Но если хотите перекусить, придется подождать до утра: повара я уже отпустил, а сам готовлю неважно. Но могу угостить вас вином. Соблазнитесь? — Спасибо, — сказал Альбедо, глядя ему в глаза. — Очень признателен. Трактирщик кивнул, повернул кран на бочке, налил вина в высокий стакан — Альбедо с изумлением смотрел, как от стакана начал подниматься пар. Будто вино в бочке было горячим, но нет, трактирщик нагрел его своими руками, как знал, что Альбедо продрог от холода! Поставив на стойку стакан, он снял фартук, отбросил в сторону — и пиро-глаз бога сверкнул у него на брючном ремне. «Вот как, — подумал Альбедо. — А я уж решил, что мне это от усталости и недосыпа привиделось…» — Сколько с меня? — спросил он, и сам удивился, как прозвучал его голос: жалобно и тихо, как мяуканье бездомного кота. — Бросьте. — ответил трактирщик. — За счет заведения. Альбедо поблагодарил коротким кивком и присел поближе к горящему очагу. Сделал глоток и прикрыл глаза. Горячее вино разлилось по горлу, согрело изнутри, растопило замерзшую душу — на мгновение, но и то хорошо. Трактирщик продолжал убираться за стойкой, что-то бормоча себе под нос, а Альбедо судорожно пытался вспомнить, где они с ним раньше пересекались. И пересекались ли?.. — Простите, — сказал он, все еще не открывая глаз, — а как вас зовут? — Надо же, — хмыкнул трактирщик, — похоже, вы единственный в этом городе, кто меня еще не знает. — Я не так давно приехал в Мондштадт. — Расскажете откуда? — С Драконьего хребта. Я занимался там исследованиями… впрочем, вам вряд ли будет интересно. И все-таки, кто вы? — Этот вопрос скорее я должен задавать — впервые вижу человека, жившего на Драконьем хребте, а замерзшего только по приезде в Мондштадт… А что до меня — вам не все ли равно? — Может, и не все равно. Пусть вы и не годитесь для алхимических опытов. — И, должен признать, меня это несказанно радует. — трактирщик засмеялся. У него был низкий и глубокий голос, а в смехе прорезалась странная интонация: то ли горечь, то ли злорадство. — Но все же вам лучше меня не знать. Не хочу, чтобы вы стали завсегдатаем этой таверны, подобно балбесам из Ордо Фавониус, которые напиваются здесь по вечерам, а наутро мучаются головной болью. Алкоголь… как бы сказать… не способствует мыслительной деятельности. Кстати, налить вам еще? — Да, пожалуйста. — кивнул Альбедо. — Будьте любезны. *** Разузнать о трактирщике даже при всей своей необщительности Альбедо труда не составило. Пара запросов в Ордо Фавониус, пара светских бесед с ассистентами за совместным обедом — и вот он уже выяснил, что трактирщик на самом деле не кто иной, как винный магнат Мондштадта, всем известный Дилюк Рагнвиндр, в которого одна половина города безумно влюблена, а вторая — столь же безумно ненавидит. — Почему так? — хотел бы Альбедо спросить. — Какая вам разница? — ответил бы Дилюк. — Мы ведь с вами даже не знакомы. Этот вопрос Альбедо так и не решился задать, поскольку после той ночи старался обходить таверну Дилюка стороной. Шел из штаба дальней дорогой, проходил мимо скрипучих мельниц, мастерских и трактира «Кошкин хвост», где усталые работяги искали правду жизни в стакане дешевого вина и жаловались всем подряд на опостылевшую работу. Альбедо в трактиры старался не заходить — фраза Дилюка об алкоголе засела у него в голове, но он боялся, что, если ему предложат горячего вина, отказаться уже не получится. Это чувство, когда тепло разливается изнутри… С каждым днем в Мондштадте становилось все холоднее и холоднее. Дело близилось к зиме, а к печнику Альбедо все не мог пробиться. Тот отговаривался то усталостью, то загруженностью, то несовпадением графиков, а иногда и прямо говорил, мол, неохота мне возиться с вами, господин алхимик, мне хватает своих дел, пусть Ордо Фавониус с вами разбираются. — Так они мне и посоветовали обратиться к вам! — Да все я сделаю, — печник отмахивался. — никуда ваша печка не убежит. Неужто вам после Драконьего хребта холодно? Или вам там отморозило башку? Вон какой нетерпеливый стали… — Знаете, что?! — разозлился Альбедо. — Не вам о моей работе рассуждать! Учтите, если вы… Договорить он не успел — печник развернулся и зашагал по улице прочь. Ломкие осенние листья крошились под его сапогами. С ночного визита в таверну Дилюка прошло уже недели две, и ночи становились порой до того холодными, что невозможно было заснуть. Альбедо спасался как мог: оставлял в штабе заявки на ремонт, пил по вечерам зелья, повышающие устойчивость к холоду и к ветру, пытался отвлечься, вспоминая Драконий хребет, но ничего не помогало. Словно дело было не сколько в погоде, а в том, что холодом пропитался весь дом: стылые стены, ледяной пол, окна, со щелями толщиной с палец — и вместе с домом холодом пропитался и сам Альбедо. «Я как доисторический лед на вершине горы, — думал он, — согревай его, не согревай — никакого толку не будет». Он пробовал спасаться по ночам горячим вином, но получалось почему-то совершенно невкусно. *** «Вам лучше меня не знать», — говорил Дилюк в ту единственную ночь, проведенную у очага в закрытой таверне, — «А то вы станете пьяницей и не сможете думать». Альбедо рылся в шкафу в поисках теплых вещей, а холодная луна заглядывала в окно, будто спрашивая, чего он не спит во втором часу ночи. «Впервые вижу человека, жившего на Драконьем хребте, а замерзшего по приезде в Мондштадт», — смеялся Дилюк, разогревая вино. Альбедо запирал свой дом, и ключ едва не выпадал у него из рук — так дрожали замершие пальцы. «Не все ли вам равно, кто я такой?» — спрашивал Дилюк. «Да что бы ты понимал во мне и в том, до чего мне есть дело?..» — думал Альбедо, шагая по сонному городу. Он торопился, тяжело дышал, и на каждом выдохе бледный пар поднимался от его губ и растворялся в холодном воздухе. Скоро, близко, уже близко… Вокруг таверны никого не было, только в окнах на первом этаже горел слабый свет. Альбедо остановился у двери, занес руку, чтобы постучать, но остановился в нерешительности. Вслушался в тишину. Ветер шумел, завывал на крышах и в голых ветвях, заставлял уставшие мельницы скрипеть, не давая им не минуты на передышку. Где-то вдалеке шел патруль, стучали тяжелые сапоги по мощеной дороге, все тише и тише, пока не замолчали совсем. На секунду Альбедо показалось, что он остался в этом мире совершенно один. Что вокруг не Мондштадт, а бескрайние льды Драконьего хребта, и что если он слишком долго здесь простоит, превратится в скульптуру из вечного льда, который не растопишь ни теплом чужих рук, ни горячим вином; но из-за двери донеслось: — Заходите. Открыто. *** — Снова не спится? — усмехнулся Дилюк. — Тоже страдаете бессонницей? — Холодно, — ответил Альбедо, — заснуть не могу. А как вы узнали, что я сегодня приду? Дилюк усмехнулся и отвернулся к бочке с вином. Добавил в стакан меда и каких-то специй. — Нет, правда, как вы узнали?! — Вы же гений, Альбедо, догадайтесь сами. — Послушайте, мастер Дилюк… — Я предпочитаю «господин трактирщик», — Дилюк засмеялся и протянул ему стакан с горячим вином. — Отбросьте вы эти формальности. И присядьте поближе к очагу. У вас зуб на зуб не попадает. Помедлив немного, Альбедо обошел стойку и присел на ковер возле печи, протянул к огню замерзшие руки. Пальцы начало покалывать, но быстро прошло, и Альбедо ненадолго прикрыл глаза, наслаждаясь теплом и уютом. В трактире стоял полумрак, света было только от очага, да нескольких свечей. Пахло пряностями и древесным дымом. Дилюк, повозившись за стойкой еще немного, присел рядом и протянул Альбедо стакан с вином — таким же горячим и ароматным, как в прошлый раз. Альбедо и не подозревал, как ему не хватало этого чувства, когда согреваешься изнутри. Дело было в самом вине? В специях? Или в том, что готовил Дилюк, а не кто-то другой? В том, что он снова согрел его своими ладонями… — Спасибо, — прошептал он, — вы так добры… — Да не за что, — пожал плечами Дилюк. — Как допьете, скажите, я сделаю еще. — И все же, сколько с меня? — Я же говорил — за счет заведения. — Я не понимаю… — Вам не надо понимать. Просто согревайтесь, — Дилюк откинулся спиной на стойку и закрыл глаза. — Но, если этот вопрос вас так беспокоит, можете придумать любое объяснение, которое достаточно правдоподобно для вас прозвучит. Например, что у меня сегодня настроение быть альтруистом. Или, что вы меня заинтересовали, и я пытаюсь вам понравиться. Или я беспокоюсь, что вы заболеете и перезаражаете весь Ордо Фавониус, они все слягут, и не будет от них никакого толку… хотя от них обычно и так толку нет. Не принимайте на свой счет, это я про рыцарей. — Я скорее поверю, что на Драконьем хребте наступило лето, — засмеялся Альбедо. Дилюк от этих слов как-то разом погрустнел, и у Альбедо вдруг промелькнуло желание подсесть к нему поближе. Соприкоснуться плечами, переплести пальцы — просто, чтобы ему было полегче. Не так одиноко. Не просто же так он сидит в таверне в столь поздний час, неужели ждал, надеялся, что Альбедо придет — нет, это глупость, чепуха, бред замерзшего в холодном доме… Альбедо допил вино и отставил пустой стакан в сторону. — Хотите еще? — спросил Дилюк. — Да, но не вина, а… — Альбедо замялся. — Можно вашу руку? — Что?.. — Вашу ладонь. Я хотел взглянуть. Вы руками нагрели в стакане вино, как вы это сделали? — Ах, это? — Дилюк засмеялся и постучал по пиро-глазу бога у себя на ремне. — Это ерунда. Все пиро так умеют. — Я видел других обладателей пиро-глаза, они бы скорее вскипятили вино за секунду, так, что в стакане бы ничего не осталось. — Это просто опыт. Я за стойкой не первый год. — И все же, господин трактирщик, позволите? Дилюк странно посмотрел на него, нервно заправил за ухо прядь волос, и Альбедо увидел, как заиграл румянец у него на скулах. Это было красиво… черт. Даже слишком. — Да, конечно, — он закатал рукав до локтя, — пожалуйста. Альбедо осторожно взял его руку, устроил у себя на коленях, вызвав у Дилюка тихий смешок, осторожно дотронулся. У Дилюка была большая ладонь, теплая, как камень, нагретый на солнце, но не грубая, а изящная, как у аристократа. Длинные пальцы, аккуратно подпиленные ногти, зажившие шрамы на предплечьях и кистях — как напоминание, что их владелец пережил немало боев, но старался скрыть это всеми силами. На безымянном пальце Альбедо заметил тонкий бледный след, едва заметный, почти слившийся с кожей по цвету. — След от обручального кольца? Вы были женаты? — Ах, это… — замялся Дилюк. — Это давнее дело. Не берите в голову. — В кого-то влюблены? — Послушайте, я просто носил фамильный перстень отца! — Фамильные перстни носят на мизинце, — засмеялся Альбедо, но тут же одернул себя. — Простите, не хотел вас задеть. Я не знаю, что с вами случилось… но мне жаль. Если бы я мог что-то сделать для вас… — Выбросите это из головы. Чего вам переживать за какого-то незнакомца? — А чего этому незнакомцу ждать меня в таверне в столь поздний час, понимая, что я скорее всего не приду? — Проницательный вы человек, — вздохнул Дилюк. — Не зря весь город вас зовет гением. С этими словами он прикрыл глаза и отвернулся, пряча снова вспыхнувший румянец на скулах, и Альбедо, поддавшись порыву, поднес его руку к губам. Поцеловал раскрытую ладонь, запястье, каждый палец, задержавшись на безымянном — и Дилюк застыл, едва дыша, чуть дрожал, будто одновременно хотел и отдернуть руку, и боролся с желанием не делать этого. Его пальцы стали горячими, как огонь. Обжигали губы. — Альбедо, вы… — прохрипел Дилюк. — Господин трактирщик, вам доводилось бывать на Драконьем хребте? — Да, доводилось, но… — Там меня от холода спасал алый кварц, — сказал Альбедо, и перед его глазами прокатились воспоминания об красных блестящих камнях, видневшихся из-под покрова снега, — кристаллизировавшаяся злоба древнего дракона, чей яд впитался в скалы горы, а сердце до сих пор бьется в темной пещере. Эти кристаллы излучают тепло, способное растопить даже доисторический лед. Я делал из них топливные элементы и лампы, а когда не спасали даже они, просто спал, держа осколки кварца в руках. Только потому и не замерз насмерть. — Я слышал об алом кварце, даже видел его, но к чему вы это? — удивился Дилюк. Альбедо последний раз поцеловал его ладонь, взял ее в свою. Переплел пальцы. — Я хотел принести несколько образцов алого кварца в Мондштадт, чтобы согреваться здесь, но, как я уже сказал… Эти кристаллы образовались из крови дракона. Они источают яд. Я к нему невосприимчив, ибо имел с ним дело всю жизнь, но жители города бы такого не вынесли. Не мог же я допустить, чтобы все, живущие недалеко от меня, начали болеть и умирали, сгорая изнутри? Это было бы воистину бесчеловечно. — И поэтому вы решили обратиться ко мне? Не проще ли было бы починить печь и залатать щели в оконных рамах? — Просто огонь тут бы не помог. Вы ведь соврали мне, когда сказали, что согрели вино с помощью пиро-стихии, я прав? — Альбедо усмехнулся и понял, что попал в точку, по тому, как дрогнул у Дилюка взгляд. — С помощью пиро-глаза вы бы вскипятили вино за секунду. Это был не огонь, скорее нерастраченное тепло вашей души, скопившееся с тех пор, как вас покинул тот, кого вы любили. Вам очень одиноко, ведь так? С чего бы еще вы подарили частичку своего тепла какому-то незнакомцу? Он сжал его пальцы, сосредоточился, собирая энергию гео, и секунду спустя над их руками расцвел винного цвета кристалл, и отблески пламени из очага играли в нем, преломлялись в бесчисленных гранях. Альбедо поймал его свободной рукой и прижал к груди. Кристалл был теплый, как ласковый огонь. Как горячее вино, выпитое холодной ночью. — Как вам это удалось?! — поразился Дилюк. — Теперь мне будет, чем согреваться в холодные ночи, — прошептал Альбедо и закрыл глаза. — Спасибо вам. Вы очень любезны. Мне уже не холодно, но можете мне повторить? — Конечно, — потерянным голосом ответил Дилюк. И с тихим стоном сгреб Альбедо в объятия. *** Может, в алхимии Альбедо и был гениален, но авторитета и навыков общения с людьми ему не доставало — чего нельзя было сказать о Дилюке. Едва он узнал, что печник все еще не приступил к работе, а вместо этого кормит Альбедо завтраками уже две недели, он нахмурился, сунул руки в карманы пальто и, бросив короткое: «Я разберусь», двинулся в сторону «Кошкиного хвоста». Альбедо ждал его на улице, не решаясь заходить, смотрел, как поднимается дым из труб жилых домов, как первый снег падает на землю, чтобы тут же растаять. Было холодное субботнее утро, пар валил изо рта, а от ветра не спасала даже теплая зимняя куртка. На улицах не было никого, кроме пары торговцев, да выпивох, ищущих чем бы опохмелиться с утра. Мондштадт был весь укутан сонным маревом, холодной туманной дымкой, только мельницы скрипели вдалеке, так и не урвав себе ни минуты отдыха. Альбедо зевнул и потряс головой. Не хватало еще поддаться всеобщей сонливости. Дилюк вышел из «Кошкиного хвоста» спустя еще минут пять, натягивая на ходу капюшон. Альбедо отлепился от стены и вышел ему навстречу. — Ну что? — Скажем так, повезло этому пройдохе, что напиваться он предпочитает здесь, а не у меня, — усмехнулся Дилюк. — Иначе я бы его давно пинком под зад выгнал. Завтра он придет чинить твою печку, обещал сделать все по высшему разряду. Знает, что я ему устрою, если не сделает. — Ты ему что, кулаками пригрозил? — Ну, зачем же так грубо? — Дилюка, похоже, веселила эта ситуация. — Я так, только поговорил с ним немного, засучил рукава, глаз бога ему показал, а он сразу перепугался, будто дракона увидел. Давай причитать, мол, конечно, мастер Дилюк, как скажете, да если бы я знал, что вы… Ну и прочий бред в таком духе. Впечатлительные они стали, скажу я тебе. Наверное, это от чрезмерного пьянства. — Не иначе, — улыбнулся Альбедо. — Спасибо тебе. — Да брось, ерунда, — отмахнулся Дилюк. — Ты главное запомни, что я тебе говорил? — Вчера ночью у очага? — Нет, в первую встречу! — Дилюк, казалось, смутился. — Что алкоголь угнетает мыслительную деятельность. Гениям напиваться вредно. Особенно тебе. Вино, конечно, согревает, но… — О, не волнуйся, — Альбедо подошел ближе и приобнял его за пояс, — мне теперь есть чем согреться и без вина. Дилюк засмеялся снова и прижал его к себе, поглаживая по плечам и целуя в макушку. Альбедо, разомлев, прикрыл глаза и впервые за много дней почувствовал, что ему больше не холодно и не одиноко. Он сунул свободную руку в карман, сжал алый кристалл в ладони, и по пальцам разлилось приятное мягкое тепло.