Амбивалентность сердца

Обрыв. Такое привлекательное место. Кажется, я невольно задумывался о том, каково это было, улететь прямиком туда. Возможно, попав под колеса какого-то из множества автомобилей на оживлённой дороге. А возможно просто размазавшись по асфальту. Для второго варианта здесь вполне хватало высоты.  Пора ли было делать ставки на то, какого цвета была бы машина, убившая меня? Может быть чёрной. Это был бы самый подходящий цвет. А возможно, это должен был быть ангельски белый цвет. Такой же, как и у цветков жасмина, такой же, какими должны были быть крылья у Хейман, будь она вымышленным существом. Это было бы символично. Чертовски символично. Останавливала меня в этот месяц лишь глупая, упрямая рациональность. И впрямь, сколько было бы логики в моём поступке? Обречь на проблемы возможного водителя, который того никак не заслуживал? Это не имело смысла. Да и вряд ли смерть помогла бы мне избавиться от дыры в груди. Осязаемой, чёрной, с рваными концами, прям на том самом месте, где обычно у людей располагается ритмично бьющееся сердце. Сколько осталось до конца года? Месяц, два, три? Я замечал лишь то, как погода из абсолютного холода медленно, слишком медленно становилась теплее. Но, кажется, я и на это не обращал внимания, когда пытался сконцентрироваться. А лица, настолько мерзкие и отвратительные, вызывали во мне желание кого-то прикончить. Возможно, это больше походило на безумие, но мне на это было абсолютно плевать.  А сейчас, кажется, родители могли гордиться мной. Первый прогул за всё время, пока я учился в начальной и средней школе, произошёл лишь сейчас. Я знал, что это было не слишком хорошо. Знал, что дальше была старшая школа, но мне было катастрофически плевать. Хотелось хотя бы мгновения отдыха от этого всего. На миг закрыться от мыслей и ощущений, отгородиться от мира и всех вокруг. Всего один день, этого мне должно было хватить. После того как семья Хейман уехала, едва ли прошло больше месяца. А в голове всё ещё стоял образ Энни. Насколько она похудела? Её, казалось, в тот момент, зимой, мог сломить малейший поток холодного воздуха. Да и лицо её было крайне бледным и заострённым из-за болезненной худобы. А мне доводилось лишь наблюдать за ней со стороны. Как сталкеру. Она вряд ли могла подозревать, что я следил за ней издалека. Да и с чего бы, если она, скорее всего, считала, будто я ненавидел её, и старалась также относиться ко мне в ответ. После случившегося в особенности. Это почти рвало на клочки, но вместе с тем я пытался убедить себя в том, что так было лучше. Действительно, ведь в конце концов именно этого я, в какой-то мере, и добивался. Но только достигнув цели осознал, насколько стал жалок. Цель оказалась лишь миражом того, что мне в действительности стоило сделать.   Ярость в любом случае не проходила, даже если я пытался её подавить. Она тлела во мне чёрными, неугасающими углями, которые постоянно подбрасывали. Они были как вечный огонь, их невозможно было затушить, сколько бы усилий мне не доводилось прилагать. Хотя, кажется, я давно перестал это делать. Я уселся прямиком на край обрыва. Всего несколько метров отделяли меня от падения. А впереди было яркое солнце, сияющее более насыщенно с наступлением весны. Кто когда-то мог посчитать это время года красивым? Только тот, кто видел всё через розовые линзы очков и не пытался найти другой способ рассмотреть хоть что-то реальное. И хотя сейчас я, вероятно, сам использовал тёмные стекла, не желая увидеть иную картинку. Но это было всё же лучше, чем наивность и глупость. Для меня. Это было также лучше, чем притворство. Намного лучше. И даже если бы у меня был выбор, я бы всё равно ничего не изменил. Зачем менять то, где ты всё равно беспомощен? В конечном счёте всё сложилось почти так, как я и хотел. Но только почти. Ведь в мои планы не входила огромная дыра, появившаяся после отъезда Энни, так же как и то, что с ней произойдёт нечто подобное, заставив уехать с Бостона. Я почти верил в то, что это была чёртова судьба, которой необходимо было продемонстрировать мне мою жалость. Я обхватил лицо руками, пытаясь прийти в себя. Хотелось простого спокойствия, но когда я его получил, это стало лишь очередной удавкой на моей шее.  Прозвучавший очень резко и громко звонок отвлëк меня, хотя вряд ли его можно было считать помощью для меня. Особенно учитывая имя, которое я увидел на экране мобильного. Лора. Ответить нужно лишь из-за того, что в другом случае мне бы пришлось иметь дело с её возмущённым причитанием. Если подумать, то мало какому родителю может понравиться, когда ребёнок приходит довольно поздно вечером. Хотя вряд ли Крис и Лора полагали, что дело в том, что я знал. Знал о том, что они не были верны друг другу ещё очень и очень давно. И продолжали строить комедию передо мной. Театр трёх актёров, плохо справляющихся со своими ролями. Лора и Кристофер плохо играли роль любящих, верных и бесконечно счастливых родителей, тогда как мне крайне отвратительно давалась роль примерного сына. Я лишь смотрел в экран всё время звонка, пока тот не прекратился, и высветился пропущенный вызов. Я знал, что будут возмущения и недовольства, но предпочёл подумать об этом потом, когда это будет иметь значение. Сейчас же значение имела лишь тишина, пустота и спокойствие. Да, на данный момент.

***

— Рэй, я ведь просила не возвращаться так поздно, — мать нахмурила свой небольшой лоб, глядя на то, как я хмуро отставил в сторону рюкзак, а после стал скидывать ботинки. Вскоре, в сторону отлетела ветровка, но Лора не отводила взгляд. Отвечать я явно не спешил, да и не видел в своём ответе смысла. — Я просто прогулялся после школы, а перед этим зашёл в библиотеку, — спокойно выдал я, едва ли высказывая раздражение, на самом деле царящее во мне. Я даже почти не врал ей, разве что в некоторой незначительной мелочи. Это было почти также, как и у них — они врали мне, лишь в незначительной мелочи. Не учитывая, что эта мелочь может оказаться важной. — Скоро ужин, переодевайся, — она наконец-то дала мне возможность пройти в свою комнату, что я и сделал, ничего не ответив на её слова. Хотелось как можно меньше времени находиться в их обществе, но для этого сначала стоило потерпеть ещё пол часа, именно столько длился ужин, чтобы окончательно избавиться от всех на остаток дня. В конечном счёте, когда я оказался на кухне, то заметил, что Кристофер и Лора выглядели напряжёнными. Возможно они о чём-то успели поспорить и сейчас между ними висела обида или злость. Хотя я, конечно, не планировал спрашивать об этом. Поэтому я лишь сел за стул, даже не утруждаясь тем, чтобы съесть свою порцию еды. Мне хватило простого чёрного кофе, наспех сделанного моими усилиями. Родители стали о чём-то переговариваться, хотя вскоре разговор снова стал больше походить на скандал. А я среди потока слов, кое-где переходящих в итальянский, даже не успевал улавливать, из-за чего происходил спор. Лишь спустя минут пять всё же понял: речь о поездке. Кажется, моей, в Италию. Только вот мне было категорически непонятно, каким образом они хотели без моего участия решить то, что касалось непосредственно меня. — Может быть вы хотели бы спросить у меня, интересует ли то, что вы пытаетесь решить без моего участия? — произнеся одну фразу, я заставил спор прекратиться. А после сделал глоток кофе,  и отставил чашку, поочерёдно останавливая взгляд на Лоре и Крисе. —  Мы просто не можем решить, кому лучше остаться здесь, а с кем тебе будет лучше поехать, — миролюбиво подметила мать, слабо улыбнувшись и заправив за ухо выбившуюся прядь волос. Я же задумался о том, почему произошёл спор. И вскоре понял настоящую его причину. Кажется, не только в их взаимоотношениях, но и в отношении ко мне давно ничего настоящего не осталось. Лишь иллюзия, притворство, фальшь.  — Я вполне могу полететь сам, если вас это устроит, — мой голос, кажется, звучал максимально равнодушно. Хотя внутри кипела ярость, подобно раскаленной лаве выжигая на пути абсолютно всё. — Главное, чтобы меня кто-то встретил. И вам не нужно будет беспокоиться о том, чтобы надолго оставить своих любовников. Я встал со стола, оставив чашку с недопитым кофе у края. Кажется, мои слова настолько поразили родителей, что те даже не сразу осознали их и как-либо отреагировали. Кажется, тот факт, что я понял, их шокировал не меньше того, что я знал об их неверности.  — Рэй! — до меня донëсся злой крик отца, а после звон разбившейся чашки, но я уже был в своей комнате. Закрыв дверь, я прикрыл глаза, вдохнув. Я помнил о поездке, в конце концов родители обсуждали её ещё с начала года планируя, что мы уедем туда все вместе. Как оказалось, ехать им не хотелось, ведь они оба были больше заинтересованы в том, чтобы остаться в Бостоне. В конечном счёте из-за этого даже начался спор. А я осознавал, насколько это было глупо. Да и моё предположение, что для них поездка стала обузой, как и я, оказалось очевидно верным. Мне не нужно было смотреть на телефон, чтобы догадаться, что мне написал Стэнли. Чак Стэнли был, можно сказать, другом. Он тоже любил баскетбол, хоть и играл крайне отвратительно, а потому его не взяли в команду. Помимо этого, он был весьма прилипчивым. И всего за прошедший месяц решил, словно мы были прекрасными друзьями, хотя я считал его не больше, чем знакомым. Хоть он был, стоило признать, хорошим знакомым. По большей части я время от времени поддерживал с ним диалог, размышления или попытки обсудить то, что происходило в школе. Но почти никогда не высказывался, а уж тем более, не делился чем-то сам. Я уже взял телефон и начал печатать ответ, когда в моей комнате объявилась мать, постучав предварительно и зайдя, не получив ответа. Кажется, она не была намерена отпустить разговор или переносить его, так что мне оставалось лишь согласиться с её желанием. Я прекратил печатать СМС, подняв взгляд на стоявшую напротив меня Лору. — Рэй, ты давно знаешь об этом? — она виновато отвела взгляд, заставив меня недовольно цокнуть языком. — Дольше, чем вам двоим кажется, — я сказал правду, хотя имел право и возможность солгать. — Если бы вы были более внимательны, то возможно, поняли бы, что я не ребёнок, который внезапно ослеп. Я тоже могу замечать и видеть. — Прости… Милый, мы не понимали, что для тебя это значит так много, — голос родительницы стал тёплым и сочувствующим, хотя я всё равно не мог ответить на это тепло. Словно и мои мысли, и сердце, и душа, и даже тело отвергали его, принимая в ответ лишь холод. — Мне всегда было интересно, почему. Но сейчас понимаю, что не хочу знать, — я смотрел в одну точку, на стол, где, несвойственно мне, кипой валялись тетради и учебники. Кажется, точно такой же хаос, как и в моих вещах, стал руководить моей жизнью. — Всё дело в том, что у нас… У нас не было выбора, — мать говорила мягко, хотя меня подобный тон раздражал. Теперь она села рядом со мной, улыбаясь до ужаса виновато. Со мной говорили как с трёхлетним, тогда как до этого момента они предпочли строить фальшь, но не говорить простую правду, которая могла бы поменять хоть что-то. — Нам с Кристофером пришлось быть вместе, так как наши родители слишком зависели от возможностей, что принёс бы им наш брак. В последствии, мы пытались принять и понять друг друга, жить в любви, но это было притворство… А со временем это стало слишком трудно делать, и мы приняли решение дать свободу друг другу и не вмешиваться. Хотя удалось это лишь когда мы переехали. Таким образом, мы помогли родителям, но и сами живём в довольно хороших отношениях. Правда, как кислота на поверхности, мгновенно начала разъедать меня. Я — лишь плод притворства с их стороны. Это было до скрежета зубов смешно. И приносило ещё больше боли, чем всё, что было раньше взятое вместе и навалившееся разом. Кажется, лишь отсутствие Энни было способно пробить такого же размера дыру во мне. Как можно было быть настолько одержимым, при этом осознавая, что любые чувства чаще всего лишь притворство? Почему каждый раз, каждый чëртов раз я чувствовал трепет, словно это действительно имело до безобразия огромное значение. Как я мог до истошности любить, если толком не осознавал, где настоящее, а где лишь иллюзия? — Спасибо за пояснение, хотя я, кажется, говорил, что мне это больше не нужно, — голос стал слишком глухим и неожиданно хриплым. Я всё ещё смотрел, смотрел на хаос на столе, пытаясь понять, где в нëм и в своей жизни найти хоть толику упорядоченности, правильности. —Я просто решила, что тебе стоит это знать. Также мы с отцом приняли решение, что я поеду с тобой к тётушке Марлен и родителям, — она встала и коснулась моего плеча, улыбнувшись, но я видел это как-то смазано, глядя мимо неё.  Поэтому мне пришлось лишь кивнуть на её слова.  А после того этого меня наконец-то оставили одного. Со своим набором тараканов в голове, медленно, но верно съедающих мне мозг. В конце концов мне пришлось согласиться на приглашение Чака. Тот хотел поиграть и ему нужен был ещё один человек для возможности сыграть в баскетбол на ближайшей к его дому площадке. Для меня же это оказалось отличной возможностью убраться подальше и прийти в себя. И хотя прийти в себя мне так и не удалось, но занять мысли на какое-то время, как оказалось, слегка легче.