***
Он действительно собирался прикрыть глаза лишь на минуту или две. Через неизвестное количество времени он просыпается из-за сухости в горле и онемения нижних конечностей из-за нарушения кровообращения. Он энергично встряхивает их и потягивается. Его комната находится ближе к центру поместья, и поэтому в ней нет окна. Тем не менее, он слышит далекий раскат грома откуда-то сверху, и когда его зрение привыкает к темноте, он нащупывает в одном из внутренних карманов раздавленный спичечный коробок. Он с привычной легкостью зажигает канделябр и на этот раз замечает, что рядом с ним лежит книга в кожаном переплете и ручка, заметка торчит между страницами, как закладка. "Уважаемый господин Наиб Субедар, Добро пожаловать в поместье Олетус. Для нас большая честь, что человек вашего опыта и калибра стал игроком в нашей скромной игре. Игра начнется, как только прибудут все четыре гостя. А до тех пор, пожалуйста, ощущайте себя как дома. Однако есть несколько основных правил, которые вы должны строго соблюдать в течение всего вашего пребывания тут: - Вы не должны покидать поместье до тех пор, пока игра не будет завершена. - Вы должны вести дневник и документировать свой опыт. Крайне важно, чтобы ваши записи и отзывы можно было легко получить, чтобы усовершенствовать игру. Мы предоставили журнал для вашего использования. Однако, если у вас уже есть личный дневник, который вы принесли извне, вы можете продолжать им пользоваться. - Вы не должны вмешиваться в механизмы поместья. Это обычная вежливость — не открывать силой запертую дверь. Будьте уверены, что такие помещения, как столовая и ванные комнаты, всегда находятся в открытом доступе. Несоблюдение любого из правил влечет за собой наказание. Мы надеемся, что вам понравится ваше пребывание. Удачи и пусть результаты предоставленных нами шансов обернутся в вашу пользу, Хозяин Поместья." Наиб с подозрением смотрит и на записку, и на дневник. Наказание? Ему не нравится то, что подразумевают правила. Другие гости прибыли сюда раньше, чем он; возможно, они смогут ответить на его вопросы. Он не планирует долго оставаться в комнате. Вместо того чтобы зажигать больше ламп, он разносит канделябры по четырем углам своей комнаты, чтобы убедиться, что ничего не упустил. В первом ящике еще спичечные коробки, а в шкафу — парафиновая лампа, которую он берет. Он обнаруживает, что расплывчатая картина над его головой темна по своей натуре, и свет не влияет на это. "Дедушкины" часы в дальнем углу не тикают. Наиб берет масляную лампу и вешает свое высохшее пальто в шкаф, помещая лампу в более доступное место, такое как ящик. Задув канделябр, он выходит из своей комнаты, желая познакомиться с новым жильем. Все двери на втором этаже заперты, за исключением его комнаты и ванной, которая одна заставляет его задерживаться. Он прямо из каталога для богачей, оснащен туалетом с прикрепленным бачком, фарфоровой раковиной со сверкающим чистым зеркалом и наполовину закрытой ванной с настенной насадкой для душа. Разве это не ванная комната, достойная личного пользования знатного господина? Наиб поворачивается к раковине, наклоняет ручку для горячей воды и шипит от удивления, когда запускает пальцы под кран. Трубам не потребовалось времени, чтобы прогреться, и он видит свое отражение, когда его глаза следят за облаками пара, образованных дыханием. Лицо, которое смотрит на него в ответ, раздражающе экзотично; опущенная тень капюшона и четко очерченный нос – черта со стороны его отца — не могут полностью скрыть его неглубокую переносицу и мягкий профиль, подчеркнутый его темными глазами и волосами. В то время как воспоминания о его матери совсем поблекли, он думает, что его кожа светлее, чем у нее, хотя она коричневая, как у любого человека, который провел долгие часы под солнцем, в отличие от типичных британцев, которые не склонны загорать. Именно из-за этого лица Рассел ограничил его ночными миссиями; если бы были какие-нибудь свидетели, отчетливые черты Наиба немедленно выделили бы его из любой толпы. Наемник смачивает лицо и рот, прежде чем двинуться дальше. Он спускается в фойе. Уильям и Курт сидят на смехотворно изящном круглом столе у подножия лестницы, Курт дико жестикулирует, рассказывая историю. — ...и там я был, ползал в темноте с лунным светом в качестве моего проводника, пока не нашел яму в земле. Великолепно! Это оказался вход в подземный туннель, о котором я узнал из своих исследований, где однажды произошла трагедия... Ах, с возвращением! — Как долго я спал? — спросил Наиб. — Может быть, через час или два? Время летит, когда ты по колено в истории, может быть и пять, насколько я знаю! — восклицает Курт. — У тебя в комнате тоже сломанны часы? — спрашивает Уильям. — Тоже? — эхом отзывается Наиб. — Все часы, которые мы нашли, сломаны, включая те, что в наших комнатах. Наиб хмурится. — Значит, это нарочно. Поломка одних часов — это несчастный случай, но если нескольких? — Все это довольно загадочно. Возможно, это как-то связано с игрой? — предположил Уильям. —Тогда я сомневаюсь, что мы будем играем в регби, — отвечает Наиб, многозначительно глядя на униформу мужчины. — Нет, Хозяин писал, что игра начнется с четырьмя игроками. Для настоящего матча по регби требуется пятнадцать игроков в одной команде. Любая версия регби с таким количеством игроков больше не может называться регби! — Хм. — Наиб проверяет ручку правой двери в фойе. Тоже заперта. Курт встал. — Та сторона закрыта. Слева есть на что посмотреть, — более высокий мужчина, называющий себя неофициальным гидом вместо их отсутствующего Хозяина присоединяется к Наибу в его исследовании. Они идут в столовую, где Наиб бросает взгляд на список гостей на столе (1F02 - Мурро, 1F03 – Уильям Эллис, 2F01 – Наиб Субедар, 2F03 – Курт Франк; он делит второй этаж с Куртом), кухню, прачечную и сад. В каждой комнате есть элемент искусства – ваза, картина, статуя, разные складные ширмы, расположение которых ускользает от него. Уильям парит позади них, время от времени дополняя многословные комментарии Курта о каждой комнате, хотя в конечном счете кажется, что он здесь больше для того, чтобы его не оставляли одного, чем для того, чтобы помочь. Наиб может его понять. Поместье большое, несмотря на то, как мало территории они охватили. Его открытые пространства еще более усугубляются немногочисленностью его жителей. Что делает это еще более жутким, так это то, что мраморные полы чисто вытерты, мебель очищена от пыли – черт возьми, садовые кусты идеально подстрижены, и все же Наиб не видел ни одного слуги. В таком большом месте должен быть свой персонал. — Здесь только мы? — он задаёт вопрос. — Возможно, — отвечает Курт. — Я прибыл в полдень и не видел здесь ни души, кроме Уильяма, да и он пришел вскоре после меня. — Пауза. — Я думаю, я прибыл в полдень. В последнее время штормило. При такой погоде не отличишь утро от ночи. — Я довольно регулярно ем, и мой живот урчит от голода. Если нет никого, кто мог бы сказать мне время, то это может сделать мое тело. Должно быть, семь, — уверенно заявляет спортсмен. При напоминании о еде Наиб поворачивается, чтобы выйти из сада. — Кухня. — говорит он, когда Курт интересуется его направлением. Есть там персонал или нет, он не будет голодать. Кухня была отперта раньше, и там сушилось мясо… Однако, как только он приходит в столовую через кухню, его встречает вид серебряных брошей и сервировочной посуды, разбросанных по столу, как будто они всегда были там. Посуда и столовые приборы аккуратно расставлены перед тремя отдельными стульями для трех гостей. — Я что, вижу еду? Значит, там все-таки был персонал! — кричит Курт сзади. — Ты сказал еда? — Словно по зову, Уильям появился перед сбитым с толку Наибом, растянув губы в широкой ухмылке. — Как раз тогда, когда я проголодался. Идеально! — И без лишних вопросов усаживается на ближайший стул. Курт бросается к кухонной двери. Он заглядывает за дверь и закрывает ее, разочаровано восклицая: — Внутри никого нет. Черт возьми, я скучал по персоналу! У меня есть к ним вопросы. Они скользкие, как только что вылупившиеся морские змеи. — Морские змеи? — спрашивает Уильям. — Действительно! Ах, это выражение твоего лица. Полагаю, ты никогда не сталкивался с такими, благослови тебя господь, Уильям. — Курт снимает свой вездесущий рюкзак, закрепляя ремни на стуле. — Им не нравятся Британские острова – видите ли, здесь слишком холодно. Им нравится более теплый климат, чаще можно увидеть их в Персидском заливе. Мерзкие твари, я наткнулся на пятерых из них, когда плыл вокруг побережья... О, это что, новая записка, которую я проглядел? Действительно, появилась заметка, которой, как и посуды, которой раньше на столе не было. Курт подхватил ее. — А, это от нашего Хозяина! Давайте посмотрим, что написано здесь… "возникло срочное дело, и мы должны заняться этим... Не ждите, и, пожалуйста, наслаждайтесь..." — Ну, без лишних слов, — ухмыляется Уильям, уже открывая блюдо за блюдом, восторгаясь при виде ряда нарезанной жареной утки на подстилке из листьев салата. — Хозяин, безусловно, знает, как обращаться с гостями! Ошеломленный, Наиб может только смотреть. Неужели он единственный, кто находит странным, что за то короткое время, пока они прогуливались по территории поместья – и не так уж далеко от столовой, если на то пошло, – персонал, успешно избежав встречи с ними, быстро приготовил еду и словно растворился в воздухе? Возможно, Наиб несправедливо оценивает свое чувство времени, но это не отменяет странности этого решительного избегания. "Они, должны быть, следуют приказу, чтобы не вступать с нами в бой," — думает Наиб. Сломанные часы и уклончивый персонал. Все это подстроено, но для чего? Для предстоящей игры? Это так тщательно продумано. Возможно, Хозяин опасается, что игроки будут приставать к персоналу, чтобы получить преимущество на игровом поле. Это единственное разумное объяснение, которое может выдать Наиб. С этой мыслью Наиб, наконец, садится по другую сторону стола от двух других мужчин. Он сразу же рад избавиться от своего личного скептицизма, потому что еда визуально и ароматически привлекательна и от нее было бы трудно отказаться. По его опыту, британская еда имеет тенденцию быть пресной. Варится и мутирует, пока не перестанет напоминать свою первоначальную форму, загадка, учитывая, насколько богата империя. Кто-то в его прежнем подразделении объяснил, что это связано с противостоянием против греха обжорства — как будто это имело значение для людей, которые уже прошли ад. Но, это одни из самых вкусных блюд, которые он когда-либо пробовал в своей жизни: жареная утка, фаршированный картофель, грибы, тушеные в сливочном соусе, и спаржа на гриле, все приправленное и приправленное специями. Есть два скромные, но пикантые суп и салат, немного тепловатый, но вкусный, когда Наиб пробует его, и тарелка свежих булочек для ужина дышит паром. Самая приятная еда, которую Наиб ел в последнее время, была, когда Рассел угощал его после успешной миссии в Кэмдене, и это вряд ли шло в сравнение с этим. Это тошнотворно снисходительно. Каково это — есть такое всегда? Свободно тратить на роскошные блюда, не беспокоясь? Желудок Наиба, приученный к спартанскому рациону, уже страдает от избытка. — Вина? — Уильям предлагает, от чего Наиб отказывается. Он предпочитает держать свое сознание и ум при себе. К концу ужина спортсмен издает могучий зевок, и, явно сонный от еды и вина, прощается с Наибом и Куртом, собираясь пораньше уйти спать. Курт собирается уйти, но замечает, что Наиб остается на месте. — Кто-то должен прийти, чтобы все это убрать, — объяснил Наиб на вопросительный взгляд другого мужчины. Курт оживляется. — Ах, умно! Тогда я присоединюсь к тебе в твоих поисках правды. Говоря о поисках, я вернулся из удивительного путешествия с Востока, прежде чем получил приглашение... Путешественник начинает свой рассказ о том, как он поднялся на борт поезда, направлявшегося в Испанию, но случайно сел на поезд, который шел в противоположном направлении, так глубоко погрузившись в свою любимую книгу во время поездки, что оказался в Китае, не задавая вопросов проводнику. Затем ему пришлось возвращаться в Соединенное Королевство, сталкиваясь по пути с дикими неудачами. Некоторые части явно преувеличены, но в целом занимательны. Наибу вспоминаются его ранние годы в пехоте. В казармах был один мрачный мальчик, который тоже был начитан. Загорается, как солнце, когда кто-то спрашивает его о книгах, которые он охраняет ревностно, как пьяница пиво. Иногда он делился своими историями, и у него это очень хорошо получалось, всякий раз собирая вокруг себя толпу. Такое ощущение, что это было целую жизнь назад. —...Но когда я попытался стряхнуть ворону с лица, проклятая тварь взлетела и назло мне проделала дыру в моем воздушном шаре! Я крепко ухватился за край, молясь о спасении, пока мой воздушный шар падал с неба. Я думал, что вот и все, это конец для Исследователя Курта Фрэнка, но потом мой воздушный шар начал падать вниз с лесистой горы, врезаясь в одно дерево за другим, и еще, и ещё... Подняв одну руку вверх, Курт демонстрирует свой разбивающийся воздушный шар, используя другой кулак, делая резкие движения над рукой, подразумевающей склон горы. —...Пока, наконец, это не замедлило мой спуск. Таким образом, я выжил без каких-либо серьезных травм. Я попытался опознать свое местоположение по картам, но у меня появились проблемы, я впал в отчаяние и стал звать на помощь! Имей в виду, у меня пара здоровых легких, и, к счастью, мой голос разнесся далеко – достаточно далеко, чтобы эхом разнесся по всему огромному горному хребту и призвал этих странных людей в мантиях. Они говорят мне, что я прибыл к подножию великой горы Эверест... Наиб моргает. —...И они говорят, что если я захочу найти убежище, то лучшим вариантом будет подняться на гору и найти Шамбалу, их дом. Однако они не могли вести меня, потому что войти в столь уважаемое место — привилегия для достойных, самых прилежных и выносливых из всех паломников. Я не был паломником, но не мог упустить возможность самому увидеть этот легендарный город, и... — Падение воздушного шара было более правдоподобным. - не удерживается от комментария Наиб. —...Прошу прощения? Ты…ты называешь меня лжецом? — Вы пытались выдать свою историю за правду? — Наиб не думал, что мужчина был таким. — Пытался? Ничего я не "пытался"! Благодарю, но все, что я сказал, было правдой! Я не шарлатан! — пробормотал Курт. Неуверенно глядя на другого мужчину, Наиб говорит медленно, как будто разговаривает с ребенком. — Вы говорили о горе Эверест. Чомолунгма. Никто в здравом уме не будет жить там... Курт резко встает, роняя стул и нависая сверху над сидящим наемником. Его дружелюбное поведение исчезает без следа, широко распахнутые глаза выглядят дико, напряжённые плечи опущены. Если раньше Наиб не обращал на это должного внимания, то сейчас он столкнулся с весьма быстрыми изменениями. Наиб, подпиравший подбородок рукой, выпрямляется на своем стуле, медленно убирая локоть со стола так, чтобы он повис рядом с ним, рука снова на талии. Предосторожность. — Что значит в здравом уме? Я тронут до глубины души. Что ты пытаешься сказать? Ранее Наиб не думал об этом, но сейчас пришлось задуматься. Эта реакция неестественная. — Говоришь, что вру — не так ли? Тц, ты такой же, как они. Зависть — вот что это такое, — бормочет Курт себе под нос. Он качает головой, и когда он снова смотрит на Наиба, в глазах читается сочувствуе и понимание. — Тяжелая работа в твоем обычном состоянии сузила твои перспективы. Ты бы разжег конфликт только из-за такой мелочи, потому что это все, что ты можете видишь. Ну что ж, тогда я желаю тебе спокойной ночи. Я ухожу и оставляю тебя со своим наблюдением. Но ты лучше можешь потратит это время, думая о том, что ты говоришь другим. Ты можешь в конечном итоге выглядеть скупым на слова, ведомым иррациональностью ваших неконтролируемых эмоций. Пыхтя, сильно обиженный Курт отталкивается от стола, с силой надевая рюкзак. Он уходит, больше не сказав ни слова, и хотя эмоции Наиба не отражаются на его лице, он пытается понять, что, черт возьми, только что произошло. Столь краткий и странный эпизод, Наиб отмахивается от этого как от мухи. Он был свидетелем перевоплощения знакомого человека в незнакомца. Оставшись один в столовой, Наиб ждет, пока его желудок успокоится, прежде чем занять угол и начать потягиваться. После этого он завершает раунд отжиманий и приседаний, и использует один из стульев в качестве замены для прыжков со скамьи. Слегка вспотев, Наиб входит в удобное, медитативное состояние, и только когда он заканчивает все упражнения, которые можно выполнять в помещении, он возвращается в свое нынешнее состояние. О пробежке на улице не может быть и речи, ведь он не должен пропустить ни души. Но никто не приходит. Не в первый раз Наиб жалеет, что не купил карманные часы, чтобы иметь общее представление о неизвестном расписании, по которому работает поместье. Однажды он наткнулся на распродажу карманных часов в магазине в Каттерике, принадлежащему пожилому мужчине, у которого не было преемника и который был готов официально уйти на пенсию. Стоимость самых дешевых серебряных часов все еще составляла десять фунтов — все еще чертовски дорого, несмотря на то, что они продавались, – и Наиб, который был намного моложе и беднее, нежели ныне, вышел с отвращением. Прокручивая прошлое, он не помнит, чтобы находил более дешевых часов, чем те. Теперь он сожалеет об этом. Незнание времени компрометирует его больше, чем ему хотелось бы. Чтобы иметь такие часы, пришлось бы пожертвовать едой и согласиться на более грязную работу, но, по крайней мере, он не оказался бы в таком затруднительном положении. Черные как смоль окна говорят Наибу, что оставаться на ногах в таком состоянии контрпродуктивно. "В следующий раз поймаю, будет время" — заключает он, думая о таинственных слугах и покидает столовую, направляясь в отведённую ему комнату. Он видит дневник на ящике стола и вспоминает второе правило. Весь смысл этого конкретного правила в том, что Хозяин хочет получить точную обратную связь; кажется бессмысленным записывать что-либо, когда игра еще не началась. Тем не менее, Наиб использовал дневники в прошлом - или, точнее, он таскал с собой ужасно ограниченную коллекцию статей. Старые учебные заметки, сделанные им в бытность новобранцем, когда бригада стремилась участвовать в наступательных операциях, полевом искусстве, обращении с оружием и тренировках, врезались в его маленький череп, и от него ожидали, что он будет повторять их по команде. В какой-то момент он начал записывать свои собственные идеи и размышления и счел это полезным для того, чтобы разобраться в своих запутанных мыслях в трудные времена — не то чтобы он открыто признавался в этом. Справедливости ради, их должны были отправить домой, когда Наиб верил, что он у него еще есть. В настоящее время нет никаких неуверенностей, которые нужно было бы проанализировать, и поэтому ничто не заставляет его брать в руки ручку. Тем не менее, он достает из кармана бумажник, достает пару пожелтевших и помятых фотографий, которые он чудесным образом сохранил на протяжении многих лет. На первой фотографии изображена женщина в оружейном костюме гхоло и его детское "я" перед военкоматом Покхары. Слово “мама” в левом нижнем углу едва разборчиво, настолько выцветшее, что нужно сознательно искать его, чтобы знать, что оно там есть. Вторая — из лучших времен, когда ему и Лахиману – другому лучшему выпускнику — было приказано выбрать оружие из старого арсенала Суррея, а затем позировать оператору. Ост-Индская компания хотела подать больше заявок на Gorkhali, и кто лучше подойдет для их рекламы, чем подлинная статья? Как только они поняли смысл зрелища, двое молодых парней решили поднять свои кукри; ничто не было более подлинным. Оставив обе фотографии между страницами дневника, Наиб ложится спать.***
Он слышит новоприбывших еще до того, как видит их. Наиб дергается в испачканной по́том одежде, вслух проклиная как тревожный шум снаружи, так и нежелательные воспоминания, исчезающие вместе с его прерванным сном. Вытащив кукри из-под подушки, Наиб быстро моргает, выходя из своей комнаты, борясь со сном в глазах и привыкая к темноте. Он не берет масляную лампу. Субедар надевает парку и набрасывает капюшон. Он выходит со своей стороны второго этажа, прижимаясь спиной к стене, и молча пробирается в угол, где стоит фарфоровая ваза. Он знает, что кто бы ни ворвался в парадную дверь, тот не увидел бы его под таким углом. В фойе не горит ни одной свечи. Даже если бы он и горели, их бы безжалостно затушил ветер, что неистово завывал за окном. Хнычущий рассвет, проникающий через открытые парадные двери, - единственное освещение в этот ранний час. Из-за предполагаемого восхода солнца Наиб предполагает, что сейчас около восьми часов, как это бывает зимой в Англии. Длинные тени, отбрасываемые углом, окутывают Наиба, как плащ, когда он пытается на дюйм приблизиться к перилам. Он не хочет выдавать свою позицию, более настороженный теперь, когда слышит шаги, которые явно не человеческие — отрывистое цоканье, похожее на лошадиное. Затем запах обрушивается на него, и сильная дрожь накрывает его тело. Дерьмо, моча и мокрый мех, превращенные во что-то настолько ужасающе сильное, что естественный аромат земли и петрихора не может уравновеситься. Его воспоминания вызывают перед собой рычащую морду презренного дикого кабана. Словно в подтверждение его подозрений, гортанные визги пронзают эхом фойе. Наиб поднимает голову выше, чтобы лучше разглядеть своего врага только для того, чтобы его усилия по засаде были сорваны, когда Курт бесцеремонно врывается в помещение. Мужчина подбегает к перилам, как ребенок на Рождество, прижимаясь к ним так сильно, что деревянная постройка дрожит под его весом, тощее тело опасно вытягивается на ней. Он так увлечен чьим-то приходом, что совершенно не замечает Наиба в тени. Как у ребенка, глаза Курта сияют, как звезды, при виде того, что он обнаружит внизу. — Ей-богу, это что, свинья?! О нет, нет, нет, я не хотел тебя пугать, моя вина, — восклицает Курт, исчезая из поля зрения Наиба, летя вниз по лестнице. — Я впечатлен, мой милый друг! Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь приручал такого зверя! Что? Наиб подходит к перилам, чтобы убедиться самому. И вот перед его глазами ненавистный кабан, которого он учуял, его длинная пасть роется под алым ковром, неразумное всеядное существо, каким-то образом еще не проглотившее настоящий ковер. Почему-то присутствие дикой свиньи в престижном поместье Олетус не является поразительным объектом; тут же его всадник, столь же дикий, неряшливый худощавый мужчина, чьи редкие волосы с солью и перцем усеяны листьями и ветками, как будто он задел голову деревом. Этот человек — словно пародия на элиту, расхаживающий в том, что, должно быть, когда-то было прекрасным костюмом для верховой езды, подходящим для хозяина с полной конюшней. Он покрыт грязью, к сожалению, потраченной впустую на нетрадиционный транспорт и его владельца. — Что, черт возьми, это был за шум? — сокрушается Уильям, выходя из столовой, протирая глаза. Он тут же полностью просыпается при виде неестественной сцены. — Черное дерьмо и педерастия! Я все еще сплю или это свинья?! — Меня пригласили, - защищаясь, сказал всадник, слезая с кабана и нежно поглаживая его. Из его кармана появляется яблоко, которое быстро исчезает в пасти кабана. — Куда я, туда и она. И Ведущий знает об этом. Уильям озадаченно смотрит на него. — Он...а обучена? — Если ты будешь уважать ее, она будет уважать тебя, — многозначительно отвечает странный мужчина. —...Тогда, пожалуй, уважаю. — Если вас пригласили, означает ли это то, что вы Мурро, сэр? — спрашивает Курт. — Мурро – единственное имя, которое у меня когда-либо было. — Ага! Тогда, наша компания в сборе. Игра наконец-то сможет начаться. И Курт, и Уильям представились, Курт более энергично, в то время как напряженное поведение Уильяма выдавало его дискомфорт, вероятно, он находился тут из вежливости. Время от времени Уильям вежливо кашлял в кулак, прижимая при этом кончик пальца к ноздрям. Не впечатленный цирковым представлением, Наиб собирался вернуться туда, откуда пришел, пока Мурро не закричал: — Постойте! Кто прячется в тени там, наверху? Нет смысла, моя спутница может учуять все в радиусе фарлонга. Покажись! — Это твое имя или королевы на Касам-хане? — Наиб огрызается. У бывшего солдата возникает соблазн пренебречь приказом назло. Тем не менее, ненависть к тому, когда его называют трусом, пересиливает, и он открыто выходит на свет, бросая резкий взгляд на кабана и его всадника с открытой неприязнью. Разум Наиба мгновенно предоставляет ему пять различных способов, которыми он может вывести из строя долговязого человека, которого он видит под собой, вручную. Что касается кабана... 8с СМИНу, винтовка была бы удобнее, но ничего такого, чего нельзя было бы добиться с помощью быстрой работы ножом. — Наиб Субедар, — тихо отвечает наемник. — И держи свое животное на поводке. Не давай мне повода выпотрошить его. Не дожидаясь ответа, Наиб покидает помещение, слыша, как Курт добавляет: “Тихий и грубый, таков. Не беспокойтесь о таких, как он”, — прежде чем закрыть за собой дверь. Кабаны. Действительно. Если бы неприязнь Наиба к кабанам не было нечастым случаем, он бы подумал, что Хозяин пригласил этого человека специально, чтобы разозлить его. Наиб достает из рюкзака запасной комплект одежды и направляется в ванную. Он стягивает с себя одежду со скоростью, граничащей с гневом, его рубашка все еще влажная от холодного пота прошлой ночью. Это смехотворно мелкий дискомфорт – Наиб терпел гораздо худшее, — но присутствием кабана? Он не может перестать чувствовать запах железа и трупной гнили. Это в его одежде, его волосах, его коже. В ванной есть пара красочных мыл, которые Наиб не использовал. Он машинально хватает ближайший и тяжело обрушает его себе на голову. Именно когда до него доходит аромат, он хмуро смотрит на безобидную розовую штуковину в своей руке. За этим этажем что, следила Хозяйка, а не Хозяин? Тихо фыркнув, Наиб продолжает тереть мыло, не заботясь об этом, пока он моется. Несмотря на то, что он обычно не любит ходить, пахнущий как цветок, этот аромат необычный, настолько незнакомый, что он более хорошо переносит его в настоящее. Он знает, что прошлое мертво. Могла бы только понять это его остальная часть тоже. Как только утреннее возбуждение полностью покидает его, Наиб спускается в столовую, морща нос от затяжного запаха кабана. К счастью, он недостаточно силен, чтобы вызвать у него рвоту. Обеденный стол безупречно чист, выметен от посуды и остатков еды. Похоже, слуги были заняты работой посреди ночи. Кухня не заперта, но внутри никого нет. Наиб отодвигает занавески на окнах в сторону, впуская больше света, пока он исследует. Над центральным рабочим столом на плавающей сушильной стойке висят сушеные травы, вяленое мясо и сосиски, которые кажутся совершенно нетронутыми. На столе плетеная корзинка с хлебом. Наиб хватает прохладную на ощупь булочку. Вчера Наиб не исследовал эту комнату хорошо, но теперь он задается вопросом: был ли здесь вчерашний ужин? Как это может быть, когда в поле зрения нет холодильника? К его ужасу, верхние шкафы находятся вне его досягаемости, и знание того, что даже у Уильяма, самого высокого среди них, будут проблемы, мало что могло его успокоить. Он хватает белую стремянку рядом, чтобы просмотреть содержимое. Шкафчики набиты достаточным количеством посуды, чтобы с комфортом сервировать грандиозный банкет, что создает еще одну загадку. Если на кухне нет раковины, то где персонал мыл посуду? Наемник быстро выходит из кухни, напугав Уильяма, который собирался войти с другой стороны. Наиб проверяет каждый доступный квадратный сантиметр первого этажа, за исключением сада, где он находит Курта и Мурро, беседующих в углу. Он уходит, прежде чем они его заметили. Снаружи погода оказывается неумолимым противником. Наиб берет свое пальто, но это слабая защита от непогоды; температура еще больше упала со вчерашнего дня, и резкий ветер злобно колотит его. Оно режет ему лицо, набрасывает на него одежду и хихикает, играя капюшоном, швыряя его, как скучающий ребенок. Туман и облака — белые завесы со всех сторон, такие плотные, что Наиб не может сказать, в каком направлении светит солнце. Наиб сначала обходит усадьбу, рассматривая стены многочисленных карнизов и башен. Каждая дверь, через которую он проходит, закрыта, и никто не отвечает, когда он стучит. Он блуждает по садам и двору, сворачивая на опушку, где раскинулся лес. Вдалеке он видит силуэты других зданий, их очертания расплываются в белой пелене. Когда Наиб подходит достаточно близко, чтобы разглядеть что-то похожее на приходскую церковь, его прерывает железная ограда. Поддерживаемые толстыми кирпичами до шеи Наиба, декоративные железные столбы нависают над ним, оканчиваясь заостренными шипами. Прохождение вдоль забора ничего ему не дает. Хоть ему и кажется, что он шел долго, найти врата не удается. Забор продолжается вечно. Погода, его растущий голод и неудачное путешествие в сочетании отбивают у него охоту идти дальше. Наиб возвращается в главный дом со свежим слоем влаги на пальто. Его неудача, должно быть, отразилась на его лице, потому что после того, как он сбросил пальто в прачечной, Уильям, перекусывая свернутой булочкой и вяленым мясом за обеденным столом, прокомментировал его внешний вид: — Не самая подходящая погода для пробежек, я так понимаю? Наиб уклончиво хмыкает. Следуя примеру Уильяма, он берет с кухни пару съестных припасов и садится. — Пенни за твои мысли? — подсказывает Уильям. Наиб отвечает не сразу, пытаясь сформулировать правильный ответ. В ответ на стоицизм другого человека Уильям издает тихий неловкий смешок, рассматривая молчание наемника как презрение, которое, как ни странно, заставляет Наиба чувствовать себя так, будто он пнул беззащитного кролика (и как такое сравнение только можно сделать с кем-то, чья фигура сложена больше как у льва). Хотя он не обязан отвечать, Наиб пытается, сначала выстраивая контекст. — Как много ты видел снаружи поместья? — Гораздо меньше, чем ты с тех пор, как ты был на свободе, — послушно отвечает Уильям, понимая, что Наиб ведет это к чему-то. — А как насчет тебя? Ты видел там что-нибудь интересное? — Я прошел большое расстояние и видел только заборы и закрытые двери. Я больше никого не видел, кроме нас. Как ты попал в поместье? — Я взял таксиста*¹. — Так и думал*². И ты прибыл сюда не раньше вчерашнего дня? — Да. — Я заметил, - как можно небрежнее начинает Наиб, - что тут нет ни телефонов, ни телеграмм. Я так же не видел почтового ящика по дороге с главной дороги. — Нет почтового ящика? Можно подумать, что у человека, который может позволить себе эту землю, он должна быть здесь. — Эллис, — медленно произносит Наиб, — как бы ты вызвал такси без телефона, телеграммы или почты, если бы хотел уехать? При этих словах Уильям замедляет жевание. — Я думаю, мы можем оставить запрос на поиск персонала, — так же медленно говорит Уильям. — Ты же не думаешь уйти до начала игры, не так ли? Если вы получили правила, как я, то вы должны знать, что никто не должен уходить, пока она не закончится. — Это игра, — бросает Наиб в ответ. — Просто игра. Самое худшее, что должно произойти, - это дисквалификация, и это должно быть нашим решением. Нам должна быть предоставлена возможность изменить свое мнение. Не предоставляя нам средства связи, Хозяин усложняет нам задачу. Это похоже на ловушку, Наиб держится настороже. — В этом ты действительно прав, — признает Уильям с ноткой неуверенности. — Это может быть упущением с их стороны? Хозяин кажется ужасно эксцентричным, чтобы собрать вместе таких маловероятных людей для "охоты за сокровищами". Ты можешь рассказать ему об этом сегодня вечером. На вопросительный взгляд Наиба Уильям объясняет: — Ты, должно быть, еще не видели этого. Я предлагаю осмотреть вашу комнату. Для тебя должно быть письмо, как и для меня. Еще письмо? И действительно, в щели двери его ждало письмо. В письме подчеркивается важность участия в сегодняшнем ужине, который состоится в зале для приемов, расположенном справа от фойе. "Рекомендуем как следует отдохнуть, так как игра должна происходить после еды. Сегодня ночью Вы будете мало спать." Часть Наиба звонила в его внутренние "полицейские колокола", убеждая, что в этом деле есть что-то коварное. Разочарованный, наемник легкомысленно прыгает на свою кровать, уставившись в потолок. Он зашел так далеко не только для того, чтобы выслушивать эти навязчивые предложения до того, как что-то началось. Какая это была бы пустая трата времени! Когда Наиб приподнимается, чтобы положить голову на подушку, темная картина над кроватью попадает в поле его зрения. Он запрокидывает голову назад, чтобы увидеть это полностью. Наиб раньше не интересовался картиной – на самом деле он мало что знает об искусстве в целом, – но если его память не обманывает его, изменилась? Трудно сказать, в чем может быть разница, так как он только сейчас смотрит на на нее, сконцентрировав внимание. Картина имеет абстрактный оттенок в том, насколько беспорядочны штрихи, хотя Наиб может разглядеть окно и затененную фигуру перед ним, как будто выглядывающую наружу. Он предполагает, что темный, пурпурный блок — это кровать, и, следуя перспективе, длинные черные массы, обрамляющие картину, могут быть очертаниями двери. Это картина, на которой зритель заглядывает в комнату. Наиб хлопает себя ладонью по лицу. Должно быть, это побочный эффект его проклятой паранойи, он слишком много вглядывается в это, вот и все. Ему нужно немного вздремнуть. Натянув одеяло на голову, Наиб пытается не обращать внимания на то, как он жаждет более жесткой постели.***
Существует размытая грань между паранойей и интуицией. Сейчас уже слишком поздно чтобы что-либо с этим делать. Наиб ненавидит, что у него хватило предусмотрительности надеть налокотники (и это было по совету письма, чтобы должным образом экипироваться!), но не присутствовать на этом проклятом ужине. Еда была чем-то отравлена. Как кабан Мурро, он потерял бдительность и бездумно все это поглотил. Он выпил суп из маллигатауни, попробовал жареные подошвы и съел омара с карри и жареный капрон, как человек в окопах. Будь у него хоть капля дисциплины, возможно, он не проглотил бы столько наркотика. Он мог бы быть достаточно трезв, чтобы увидеть, кто его похитил, может быть, даже дать отпор! И теперь он расплачивается за последствия. Застонав сквозь туман в голове, Наиб отталкивается от обледенелой земли. Из его руки выпадает письмо. Конечно, там есть письмо. Черт возьми. “Условие победы: по крайней мере двое выживших должны успешно сбежать. Закончите расшифровку машин и удачи.” Условие победы? Условие победы? Это и есть та самая игра? Не веря своим глазам, Наиб яростно оглядывается, разглядывая одинокие участки пожелтевшей травы, разбросанные металлические каркасные кровати с деревянными ящиками и неприступные деревья, похожие на надгробия, и зловещий красный туман, нависающий над ним. Он видит обветшалое здание и желтый мигающий огонек вдалеке, сияющий, как маяк. Затем душераздирающий крик разрывает воздух. Рядом с ним взлетает ворона. Наиб побежал.