could i make you shy?

      любой контроль — иллюзия. льюис знает это; люди — всего лишь пешки во власти вселенского хаоса. он постоянно осознает тот факт, что, как бы он ни был подготовлен, садясь в машину, двигатель может выйти из строя, тормоза откажут, подвеска отвалится, и он врежется в стену на скорости 200 миль в час.       безусловно, контроль — это иллюзия.       но он ощущается реальным. достаточно реальным, чтобы взять его и передать кому-то другому.       некоторые нуждаются в большей помощи, чем другие, даже под опытными руками льюиса, но он не возражает. ему нравится проходить сложные уровни. он тратит время на создание корабля, который как можно спокойнее доставит его партнёра в убежище его господства. он спокоен. не хочет шокировать.              и уж тем более, не хочет шокировать вала.       (льюис прислал валу тот же рабочий лист, который он использует со всеми партнерами: список кинков — всё, от легких поцелуев, бондажа до крови и экстремальных ситуаций, таких как подвешивание тела — с инструкциями обвести кружком приемлемые вещи, зачеркнуть неприемлемые или оставить неотмеченными то, что безразлично; пространство для свободного заполнения текста о том, как они любят, чтобы о них заботились после сессии; всё остальное, что они хотят, чтобы он знал; пространство для стоп-слова и многое другое. льюис попросил вала заполнить форму и отправлять перед каждой их «игрой». это не то, о чём он просит всех, иногда достаточно одного раза, но «поскольку для тебя это ново», — спокойно говорит льюис, — «есть большая вероятность того, что предпочтения будут меняться от сессии к сессии, и я хочу быть в курсе». вал кивнул, поджав губы просматривал документ, всячески избегая взгляда льюиса.       в первый раз, когда он отправил анкету льюису по электронной почте, мало что было обведено кружком или зачеркнуто — многие вещи не были проверены. у него, казалось, было больше зачёркнутых вариантов, чем обведённых в кружочки, но это не беспокоило льюиса; он мог бы сделать так, чтобы хотя бы немного хорошего хватало надолго. и льюис был втайне доволен тем, что поцелуи были обведены кружком.       более интересным для льюиса был раздел содержащий предпочтения вала, где он написал, что «нижнее бельё остается на нём». необычная просьба, хотя и не редкая. что ещё более необычно, дальше по листу был вопрос «сексуальное завершение» с несколькими вариантами ответов: «да», «нет», «предстоит решить», и вал твердо обвёл «нет».       льюис никогда не был с кем-то, кто так стремился отрицать себя, но он уважал это. всегда помогал валу одеться и привести себя в порядок, прежде чем сесть на диван, друг напротив друга, рука льюиса обвивалась вокруг лодыжки вала как заземляющее прикосновение, пока вал не становился достаточно спокойным, чтобы поблагодарить льюиса поцелуем в щёку и уйти. в анкете вал обычно писал, что хочет спокойной, непринужденной заботы и чтобы ему предоставляли личное пространство.)       настоящее подтверждение терпения льюиса; потребовались годы, чтобы вал пришёл к льюису, а затем месяцы, в течение которых их сессии не были связанны сексом. и льюиса это определённо устраивало. в каком-то болезненном смысле (потому что, боже, он страдал от того, как сильно хотел сломать вала, сгладить все его острые углы, подарить ему рай, заставить его кончить, дать ему отдохнуть). но на этот раз...       на этот раз вал разрешил ему нарушить это целомудрие, «да» обведено просто, как если бы это не было монументальным сдвигом. в груди льюиса разливалась что-то тёплое и первобытное; он сумел сделать пространство достаточно безопасным, сумел сделать себя достаточно безопасным для вала, чтобы дать им обоим эту возможность. это высшая награда, которую льюис допускал никогда не получить. если бы это никогда не было тем, в чём нуждался или чего хотел от него вал, он бы смирился с этим и дал то, что было необходимо. но вот они здесь, спустя месяцы, и вал соизволил признать его достойным. и давление, которое оказывает на льюиса необходимость сделать всё достаточно хорошо, чтобы сохранить это, огромно. почти физический груз на его плечах.       возможно, с другим человеком это было бы не так. но редко был кто-то, кого он хотел и не имел до тех пор, пока вал ускользал от него, и никогда не было кого-то настолько значительного. он не хочет всё испортить, ни для вала, ни для них.       можно с уверенностью сказать, что его желудок исполнил кульбит, когда раздается стук в дверь.       вал приходит, как обычно: в уютной рубашке, сегодня из зеленой и синей фланели, со своим верным рюкзаком и очень немногословным приветствием. беглое «привет, как дела?» — это всё, что получает льюис в большинстве случаев. он опускается на колено, чтобы расшнуровать ботинки и снять, ставя рюкзак рядом с ними. к тому времени, как он выпрямляется и поворачивается, льюис стоит наготове с их знакомой повязкой на глаза в вытянутой руке, с вопросительно поднятой бровью.       потому что в последнее время он позволял повязке на глаза быть выбором вала, а не его собственным решением, предлагая её в начале сессии и позволяя ему решать. он всегда говорит «да». и льюис понимает. он знает, что это тяжело для вала — ему тоже было бы тяжело. тратить так много своего времени, пытаясь достичь чего-то экстраординарного, пытаясь показать людям, что ты этого стоишь, сражаешься и всегда пытаешься победить. нелегко смирить себя, когда в вас вплетён этот инстинкт, особенно с твоим главным конкурентом. льюис не уверен, что он действительно смог бы это сделать, если бы попытался; когда он думает об этом, это всё равно что удариться о кирпичную стену.       так что, если вал предпочитает повязку на глазах, потому что ему легче не видеть эту часть себя, льюис не осуждает. он допускает, что некоторые домы могут быть против этого, считать это своеволием, но сам он не имеет привычки патологизировать то, что комфортно его партнёрам.       он каждый раз предлагает повязку на глаза, и вал непременно берёт её, не колеблясь.       кроме.       сегодня. сегодня он колеблется. он рассматривает повязку на глаза, намотанную на руку льюиса, а затем переводит свой проницательный взгляд на льюиса.       — это навсегда? мой выбор?       он никогда не спрашивал об этом раньше. у льюиса сжимается горло.       — вовсе нет, — говорит он. — ты можешь передумать, когда захочешь.       вал кивает. затем наклоняет голову.       — надень, пожалуйста.       льюис моргает.       — хорошо, — вал поворачивается и ждёт, пока льюис натянет мягкую ткань на его глаза и завяжет её.       когда льюис заканчивает завязывать узел и отходит, вал оборачивается.       — спасибо, — говорит он очень вежливо, и от этого у льюиса, как всегда, порхают бабочки в животе.       льюис идёт к своему большому дивану, расположенному поодаль, и хватает пульт от телевизора.       — ты не возражаешь, если мы быстро досмотрим конец футбольного матча? — спрашивает он так непринужденно, как будто вал пришёл просто пообщаться.       даже когда треть лица закрыта, льюис может прочитать валттери по изгибу бровей, по тому, как его рот открывается, а затем закрывается, по мгновенному смещению веса, которое намекает, что он собирается сделать шаг. его тело передает его замешательство лучше, чем когда-либо могли бы передать его слова, льюис слышит его и сейчас, когда вал говорит:       — хорошо?       льюис улыбается про себя.       — повернись немного налево и пройди примерно четыре шага.       у вала на секунду сжимается челюсть, прежде чем он повинуется, вытянув руки вперёд в качестве меры предосторожности.       — теперь прямо и направо, да. ещё немного, — инструктирует льюис, когда вал обходит стену холла. это занимает минуту и ещё несколько указаний, но в конце концов вал полностью садится на диван. за всё время он спотыкается только один раз, когда обходил L-образную секцию дивана, но льюис всё равно видит, как его щёки от этого порозовели.       — подвинься ко мне, — говорит он, сидя по левую сторону от вала. вал подчиняется, быстро, но сдержанно. льюис не заставляет его обниматься, но хочет, чтобы он был достаточно близко, чтобы льюис мог обхватить рукой верхнюю часть бедра вала. он проводит пальцами по твёрдым, напряжённым мышцам, ощущая их контуры даже сквозь джинсы вала.       именно тогда вал понимает, что они всё-таки начали, что матч является частью этого, и льюис это понимает; его спина выпрямляется, и весь он замирает — более формальная неподвижность, чем его обычное состояние покоя. льюис оставляет руку на месте и увеличивает громкость матча.       осталось целых 20 минут. через некоторое время он начинает водить пальцами по бедру вала, медленно и дразняще. он смотрит на вала, а не на футболистов. наблюдая за ним достаточно внимательно, чтобы увидеть, что на прикосновение льюиса нет никакой внешней реакции, кроме этого прекрасного румянца, от которого вал не может избавиться. это предает его каждый раз.       льюису это хорошо знакомо; вал будет стараться подавлять как можно больше и как можно дольше. предмет гордости — соревноваться с льюисом, а также с самим собой. но льюис добьётся своего. хотя он никогда и не изводил вала специально, но всегда получал желаемое.       он больше ничего не говорит на протяжении всего оставшегося матча, просто чередует давление и размер кругов, которые он рисует, и следит за реакцией.       его реакции так мало, что делает их особо ценными. подергивание пальцев вала, лежащих на его собственном колене. вдох и выдох, которые явно тщательно выверены. и к 15-й минуте на его джинсах появилась небольшая выпуклость, что, по мнению льюиса, втрое превышает количество очков в его пользу.       в остальном он неподвижен, как статуя, тих, как церковная мышь. после окончания матча — команда льюиса проигрывает, что ж — льюис прижимается ближе к валу и хвалит его.       — очень хорошо, валттери, — пробормотал он. — ты почти не двигался.        места, где их кожа соприкасается, горячие.       — это так мило, что я всегда могу рассчитывать на твоё хорошее поведение, — заканчивает он фразу мягким поцелуем в челюсть вала, прямо под его ухом.       что-то в этом сочетании поражает. губы вала приоткрываются. непроизвольно, льюис готов поспорить, его дыхание сбивается, прежде чем он издает слабый стон, как будто это вырвалось против его воли:       — льюис.       льюис мысленно ликует. это мелочь, но в то же время огромное достижение.       со временем он понял, что его имя, произнесённое вот так, из уст вала, равносильно тому, к ак, если бы кто-то другой бессмысленно предлагал ему свою шею в мольбе.       это вызывает у него трепет, как звон колокольчика на аттракционе измерения силы, и льюис получает возможность выбрать свой приз прямо сейчас. он приподнимается и перекидывает ногу, чтобы принять сидячее положение на коленях вала, прижимая руки к покрытым тканью мышцам его груди. боковым зрением он замечает, что руки вала зависли над льюисом.       — ты можешь прикоснуться, — говорит он. он ценит два быстрых удара пальцами вала по его бедрам и сопровождающий их тихий вздох, как будто прикосновение к льюису приносит ему физическое облегчение.       он гладит щетинистый подбородок вала, проводит подушечкой большого пальца по губам.       — я собираюсь поцеловать тебя, — предупреждает он, прежде чем наклониться.       это опасное дело — целовать вала; где-то льюис может потерять голову от этого ощущения, потерять представление о себе, о том, что он должен делать. он сосредотачивается на прикосновении рук вала к своим бедрам, чтобы заземлиться, образная верёвка, удерживающая его на месте, когда он углубляет поцелуй, раскрывая губы вала.       вал фантастически целуется. чувственный и любознательный, дразнящий, но никогда не сопротивляющийся льюису, не здесь. знает свое место. следует указаниям. стремится угодить.       льюис поднимает руки, чтобы обхватить лицо вала, и продолжает, его большие пальцы бездумно поглаживают то место, где они приземляются. щёки вала широкие и теплые на ощупь, так и просятся, чтобы к ним прижались. но не сейчас.       льюис проводит языком по ряду зубов вала, по внутренней стороне щеки; чувствует, как вал крепче сжимает его бёдра. появляется порыв сорваться , и льюис улавливает его, останавливается. ты в опасности! верёвка, удерживающая его на месте предательски затрещала.       так и тянет остаться, проигнорировать свою тревожную сигнализацию и превратиться в сироп, впитаться в мягкие губы вала. но он собирается с мыслями и все-таки умудряется вырваться, достаточно мягко, чтобы ясно дать понять как ему не хотелось это прерывать. иногда он так благодарен, что вал выбирает повязку на глаза — это означает, что льюису не нужно беспокоиться о том, что он выглядит так, будто его сбил грузовик, когда он должен быть хладнокровным, спокойным и контролировать ситуацию.       губы вала остаются слегка приоткрытыми, как приглашение, но он не пытается последовать за льюисом.       — хорошо, — говорит льюис, снова проводя большим пальцем по припухшей нижней губе вала с любопытством. она горячая и блестящая от слюны, и льюису приходится сжать челюсти, чтобы не поддаться.       речь идёт о вале, и валу нужно от него что-то ещё, что-то конкретное.       — пойдем в постель.       вал побывал в большинстве мест этой квартиры. на кухне, где льюис однажды заставил его лечь на холодный бетонный пол, пока наливал горячий воск на голую спину вала. в коридоре, где вала много раз прижимали к стене. в ванной комнате, где есть огромная ванна, которой ему предлагали воспользоваться, но он так и не воспользовался (к огорчению льюиса). они проходят мимо комнаты для гостей, в которой вал действительно останавливался однажды, когда был более истощен, чем обычно, после сессии, проспал несколько часов и ушёл рано утром.       (льюису это не понравилось. проснувшись и приготовив завтрак, он обнаружил, что гостевая кровать идеально заправлена, как будто там спал призрак, и никаких следов вала. он боролся с пустотой в груди, глубоко дыша, когда писал ему: «хей, мы можем выпить кофе?»       прошло несколько минут, прежде чем вал ответил: «конечно. завтра утром?»       место и время были произвольными деталями, которые они проработали; важным был момент, когда вал сел напротив него во внутреннем дворике кафе. он был в тёмных очках и маске, на лице ничего нельзя было прочесть, но поза его была напряженной.       — мы оба вакцинированы, и мы на улице, — отметил льюис. — тебе некомфортно без маски?— он отчаянно хотел мельком увидеть выражение лица, но не стал бы форсировать проблему, если бы вал так предпочёл.       вал замешкался, прежде чем снять маску. льюис выбрал это место намеренно, и не потому, что напитки в кафе были восхитительными.       — хорошо, итак, — вздохнул льюис, складывая руки. — я хотел бы поговорить о вчерашнем, если ты не против?       льюис сделал глоток чая, чтобы прочистить горло.       — могу я спросить, почему ты ушел, ничего не сказав?       вал заёрзал. всё остальное в нём было настолько неподвижно, что это привлекало довольно много внимания к его рукам, пальцам, играющим с синим ремешком на запястье. льюис любил наблюдать за его руками.       — я не хотел тебя будить.       просто и непринужденно. льюис знал, что это правда. и он чувствовал, что вал предвкушает выговор, воздух между ними нервно завибрировал, чего ему совсем не хотелось.       — конечно, — сказал льюис, стараясь придать своему голосу как можно больше теплоты, — я понимаю.       он на мгновение отвел взгляд в сторону, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем снова взглянуть на вала, чьё лицо казалось, было высечены из камня, несмотря на все эмоции, которые оно не выражало.       — я знаю, что ты хотел как лучше, и я ценю это, но, пожалуйста, не делай этого снова,— он сделал паузу, чтобы облизать губы, пересохшие на воздухе. — есть определённые вещи, которые мне нужны от этого, — он демонстративно указал друг на друга. — мне нужно убедиться, что с тобой всё в порядке. мне нужно проводить тебя. если я этого не сделаю, я буду чувствовать себя безответственным и... испуганным.       что льюису действительно нужно сейчас, подумал он, так это обнять вала. отвергнутая потребность представляла собой тлеющие угольки в его животе, в груди, ведь вдруг он никогда не сможет обнять его, прижать к себе во время последующей сессии, тем более что он видел, как вал часто обнимается с шарлем. он не испытывал отвращения к прикосновениям; это было характерно для льюиса. но льюис с пониманием относился к нюансам этих вещей. он никогда не давил.       а вот это? это было бы обязательным условием.       он сделал ещё глоток чая, а затем закончил свою речь:       — я знаю, что ты в этом разбираешься, валттери. представь, если бы... кто-то бросил тебя, ничего не сказав, — это он сказал с особой мягкостью, глядя туда, куда, как он догадывался, смотрели глаза вала. они оба знали, кого он имеет в виду.       вал пошевелился, губы сжались до белизны, несомненно, не оценив сравнение. у него были другие ожидания от себя как от саба, чем от любого, кто подчинялся льюису. льюису не нравилось ставить его в неловкое положение таким образом, но достижение ясности имело первостепенное значение.       — хорошо, — сказал вал после жестокого молчания, от которого льюис едва дышал. — мне жаль.       у льюиса внутри все сжалось.       — тебе не нужно извиняться, и я не сержусь,—- объяснил он так спокойно и ровно, как если бы обращался с испуганным животным. — я просто хотел, чтобы мы пришли к единому мнению.       вал склонил голову набок, размышляя. льюис мог видеть свое отражение в этих непрозрачных солнцезащитных очках.       — так... — замялся вал, — я должен разбудить тебя? если ты спишь?       льюис усмехнулся, почувствовав внезапное облегчение. светило солнце, чай был вкусным, и вал не спорил с ним. все в выигрыше.       — да.       вал извиняюще улыбнулся ему в ответ.       — понял.)       даже имея представление о том, где всё находится, включая спальню льюиса, вал всё равно идёт медленно.       — вот, — бормочет льюис и протягивает руку, чтобы схватить кончики пальцев вала и слегка потянуть за собой. самое ничтожное руководство. он держится на столько шагов впереди, на сколько позволяет размах его рук, и пятится к своей спальне, наблюдая за тем, как вал следует за ним.       увидеть его неуверенность никогда не станет менее романтичным, чем когда льюис увидел это в первый раз. не то чтобы вал был особенно громогласен в своей уверенности, но в нём есть легкость, которая кажется такой естественной, частью его самого, которая настолько органична, что ты не задумываешься об этом дважды, пока не увидишь его без неё. видеть его осторожным, аккуратно передвигающим ноги в носках, со слегка приподнятыми плечами, всё равно, что видеть взрослого оленя с координацией неустойчивого оленёнка.       они без проблем добираются до спальни, льюис включает свет и тут же регулирует яркость, чтобы он был слабым и теплым — больше для удобства льюиса, чем для связанных глаз вала.       — хорошо, остановись, — говорит льюис, когда они поравнялись с кроватью, опуская кончики пальцев вала.       вал напрягается, ожидая следующего шага. следующим шагом оказывается льюис, который протягивает руку, чтобы ловко расстегнуть пуговицы на фланели, которую носит вал (льюис сказал ему в самом начале, чтобы он всегда приходил в одежде на пуговицах или молнии).       — мне нравится эта рубашка на тебе, — льюис говорит на ходу, мягко и непринужденно. — ты делаешь так, чтобы эта рубашка хорошо смотрелась на тебе.       вал сглатывает.       — ты можешь говорить, — говорит льюис.       — спасибо, — говорит вал, как всегда, по-английски с характерным акцентом.       льюис улыбается, всегда снискавший расположение к лаконичным манерам вала. он почти дошёл до последней пуговицы.       — за что?       голова вала слегка наклоняется к груди, и льюис замечает, как порозовели его уши.       — за комплимент.       — не за что, — тепло говорит льюис, отделяя половинки рубашки друг от друга. вал помогает ему освободить руки от рубашки, извиваясь, пока она не падает на пол. на нём никогда не было майки, и недавно льюис понял, что это потому, что он хочет подчиняться правилам льюиса в одежде. — я только говорю правду.       льюис скользит изучающим прикосновением по впадинке на шее вала, к ключице, к тёплому углублению между грудными мышцами. он уже хорошо знаком с этим телом, но всё же он всегда замечает что-то новое; на этот раз, вал укоротил волосы на груди до тени легкой щетины, которая безвредно трётся о кончики пальцев льюиса, когда он проводит по ней пальцами, проверяя.       вал не двигается, но льюис видит, как мурашки бегут по его коже.       следующим предметом, который он снимает, становятся часы. у льюиса есть теория, что часы символизируют многое. валттери не любитель аксессуаров, поэтому выбор носить их что-то значит. это символический трофей, означающий успех, ответственность, определённое самообладание. это то, как он хочет, чтобы его воспринимали. это замок на сейфе.       льюис проводит кончиками пальцев по венам на внутренней стороне запястья вала, отмечая мельчайшие движения мышц предплечья. прикосновение к нежному месту.       — сейчас я сниму это, — говорит он достаточно громко, чтобы его услышали. он отстёгивает тяжёлые часы, тёплые от прикосновения с запястьем вала, и кладёт их на тумбочку. вал не двигается.       джинсы льюис снимает без церемоний, а трусы-боксеры решает оставить.       расположить вала на кровати — это короткий ряд направляющих прикосновений и простых указаний, пока он не устроится лицом вверх среди уютных тёмных простыней льюиса и настоящего царства подушек. тем не менее, ему каким-то образом удается оставаться напряженным, даже принимая свою лучшую позу трупа. льюис почти уверен, что нервы у него от предвкушения, а не от страха, но для ясности:       — цвет?       вал облизывает губы, чтобы заговорить.       —зелёный.       его руки безвольно лежат по бокам.       льюис наклоняется, чтобы откинуть назад свои прекрасные волосы, подтверждая, что он услышал его. свободной рукой он открывает верхний ящик тумбочки и извлекает предметы, которые заранее выбрал для этой сессии: пару угольно-чёрных зажимов, широких и лишённых зубцов, с мягким матовым покрытием. по интенсивности они средние, и именно с этого он и хочет начать. что-нибудь меньшее, и вал будет оскорблён.       он бесшумно ставит их на тумбочку, в спутники к часам вала.       — протяни руку, — говорит он, и тихая интонация вызывает легкую рябь в тишине, которая непринужденно обволакивает их. льюис переплетает их пальцы и целует его ладонь, а затем заводит её за голову вала, вдавливая в подушки.       — другую, — говорит он. вал протягивает вторую руку, и льюис обхватывает обе руки, нежно прижимая их друг к другу. он наклоняется ближе к покрасневшему кончику уха вала, чтобы спросить:       — ты можешь держать их в таком положении, или мне нужно заставить тебя?       это вполне серьёзный вопрос, как бы дразняще он ни звучал. варианты здесь связаны по степени привлекательности: вал будет великолепен в наручниках из мягкой кожи, но не менее восхитительно видеть, как он будет бороться со своим отточенным самообладанием.       пальцы вала подрагивают в крепкой хватке льюиса, пока он обдумывает вопрос, нахмурив брови.       — я могу это сделать, — решает он хриплым голосом.       льюис отпускает его руки.       — хороший мальчик, — говорит он, голова вала откидывается на подушку, обнажая шею. льюис горит.       он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, прежде чем взять один зажим с прикроватной тумбочки и решить проверить дисциплину, которой так гордится вал. он проводит рукой по предплечью вала, пока не находит нежную, мягкую кожу его бицепса, оттягивает её так быстро, что вал не успевает сообразить, что происходит, прежде чем зажим смыкается на нём.       ноздри вала раздуваются, и его рука дёргается, скорее всего, больше от неожиданности и меньше от боли, но это всё. льюис отстраняется, чтобы понаблюдать за ним, высматривая что-нибудь ещё, но ничего не происходит. поэтому он берёт второй зажим и закрепляет его на том же месте другой руки вала, проводя пальцами по ключице, пока выпрямляется.       он бросает взгляд то на часы, то на вала, чьи руки даже не дрожат.       — даже не вспотел, да? — сладко поддразнивает льюис.       вал не может сдержать улыбку, очаровательно улыбаясь уголком рта, возможно, возможно, легче уступить тому факту, что он не может видеть, как льюис это видит.       — это легкая часть, — признаёт он, и льюис смеётся.       сложная часть наступит в своё время, льюис засекает несколько долгих минут, прежде чем ослабить зажимы. он открывает и ослабляет их одновременно, пристально вглядываясь в пятна на кожи, ставшие неестественно белыми от сжатия. это определённо больно, льюис знает, что больно — он испытал все зажимы и клипсы на себе. но вал просто делает глубокий вдох, пока кровь возвращается обратно, грудная клетка расправляется. он делает паузу на вдохе перед выдохом, ребра сжимаются, а затем он расслабляется. расслабляется!       — прекрасно, — спокойно говорит льюис, когда плечи вала опускаются, а живот становится мягким.       льюис пересаживается на край кровати и гладит ухоженную щетину вала, сжимая его подбородок, чтобы обеспечить связь с льюисом, пока ощущения проходят.       затем он перемещает один зажим на живот вала. оттянуть лишний кусочек кожи здесь немного сложнее, так как вал и достаточно подтянут, о льюису не нужно много времени для раздумий, и он помещает зажим прямо под пупком. это заставляет вала прикусить губу, а пальцы ног сжаться; когда льюис отпускает зажим, икроножные мышцы напрягаются, и он вжимает ноги в мягкие простыни.       льюис полон решимости добиться от него хоть какого-то звука.       он ищет более податливое место, более мягкое и останавливается на верхней части бедра вала, поднимая низ трусов до самого паха. здесь он снова пускает в ход второй зажим, фиксируя на бёдрах в одном и том же месте.       опять же, вал, похоже, не испытывает никакого неудобства. хотя, похоже, его заводит это место — с этой позиции легче заметить, что он возбуждается, несмотря на отсутствие внешней реакции. льюис с нескрываемым интересом смотрит на мокрое пятно, которое собирается на боксерах, и в воображении сразу проносится шквал фантазий.       когда на этот раз он снимает зажимы, всё тело вала вздрагивает, его позвоночник выгибается дугой на кровати. его пальцы крепко сплетены. и хотя он не издаёт ни звука, его рот приоткрывается, вызывая тихое, влажное дыхание, наполненное желанием. льюис одаривает поцелуями бёдра вала, касаясь губами мягких светлых волос и кожи, которая начинает по-настоящему нагреваться. с кем-то другим льюис мог бы попытаться помочь смягчить острую боль от отстегивания, но он знает, что жгучая ясность — это именно то, что нужно валу.       льюис поглаживает ноги вала, пока тот приходит в себя, с удовольствием обнаруживая немного пота под коленями. он покрывает маленькими поцелуями колени и смеётся, когда они заставляют вала рефлекторно подёргиваться от щекотки.       — отлично справляешься, малыш, — говорит льюис в утешение за щекотку, успокаивающе поглаживая вала. — ты так хорош в этом, это так впечатляет.       похвала заставляет вала сжать челюсти, едва заметное движение. льюис ухмыляется, быстро прикусывая зубами квадрицепс, прощаясь, поднимается и устраивается повыше на кровати.       — знаешь, дело не в том, сколько ты можешь выдержать, — говорит льюис, плавно стягивая один из сосков вала в зажим. это наконец-то заставляет его издавать звук: настоящий вздох — льюису удалось удивить его. — вместо этого это может быть о том, как сильно тебе нравится.        вал дрожит под ним, поворачивает голову набок, утыкаясь лицом в подушку, насколько это возможно. льюис наслаждается видом больших напряженных сухожилий на его шее, блестящих от тонкой плёнки пота.       он прикрепляет второй зажим к другому соску вала, за что награждается жалобным «ах…», которое сопровождается рваным вздохом; льюис мысленно прибавляет очередной балл в свою пользу.       он рад видеть, как вал наконец-то покачивает бёдрами в такт, наконец-то преследует что-то, наконец-то проявляет свое желание. льюис хватает эту нить пытается протянуть её через игольное ушко, наклоняясь, чтобы оказаться над ухом вала.       — тебе это нравится? — спрашивает он, — или это просто то, что ты считаешь должным принять? — вал стонет, невозмутимая тишина нарушена. он глотает воздух, его покрасневшая грудь вздымается. однако он не подаёт никаких признаков того, что собирается ответить, поэтому льюис щёлкает по одному из зажимов и наслаждается звуком любимого финского ругательства, которое это вызывает.       — ответь мне, пожалуйста.       вал втягивает плечи внутрь, от этого движения его грудь опускается. защищая себя, подсознательно пытаясь спрятаться, льюис знает. его шея напрягается сильнее, когда он запрокидывает голову, натягивая кожу так сильно, что льюис может поклясться, что видит, как бьётся пульс вала, прежде чем он осмеливается заговорить:       — и то, и другое.       это грубо, приглушенно подушкой, едва слышно, но льюис не просит его повторить. это не та битва, которую стоит затевать, не сейчас.       — хорошо, — говорит льюис, выпрямляясь и поглаживая руку вала. — спасибо.       он одновременно разжимает оба соска, и вал прикусывает нижнюю губу, пока она не бледнеет. вал пытается сдержать стон удовольствия, но он всё равно отзывается эхом в глубине его горла, льюис как будто разбивается на миллион осколков, слыша это.       он наклоняется, чтобы поцеловать каждую из грудных мышц вала, а затем поднимает руку, чтобы погладить его по волосам, ожидая, пока боль утихнет, и с безграничной нежностью пощипывает кожу головы. чёрт, ему это нравится. любит обмен доверием, уязвимость, веру, которую вал вкладывает в него… а также, эгоистично, любит то, как вал выглядит прямо сейчас? блестящий от пота и начинающий извиваться, порозовевший от жара, прилива крови и возбуждения, с полностью твердым членом? льюис мог утонуть в вале.       проходит пара минут, и льюис замечает, что вал всё ещё сильно закусывает губу, поэтому он нажимает на неё пальцем и толкает в рот вала.       — малыш, — говорит он, — ну же.       вал неохотно отпускает губу, смазанную слюной и ярко-красную от укуса, и берёт палец в рот.       звук, который издает вал — рай для его ушей; невнятный, сдавленный стон, его спина выгибается дугой, пальцы побелели от того, насколько сильно он пытается себя контролировать.       — о, — выдыхает льюис, проводя пальцами по горячей щеке вала, — вот оно что. — вал всхлипывает, снова безвольно падая на кровать, когда его губа немеет.       — вот так, да? — мурлычет льюис. на этот раз он позволил кивку вала быть для него достаточным ответом.       льюису приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не дать себе выкинуть своё самообладание в окно и не сломать вала. подергивание пальцев вала привлекает его внимание, и льюис оживляется.       — мне действительно не понадобились наручники, — восхищается он. — ты просто мечта.       вал вскрикивает, уже не так приглушенно, когда на его губе закрепляется зажим, и льюис теперь уверен, что он попал именно туда, куда хотел.       — можно я тебя поцелую? — шепчет льюис. — когда я его сниму.       он не хочет портить это ощущение, даже если вал действительно хочет ощутить острую вспышку боли.       но вал снова кивает, на этот раз быстро, и льюис чувствует, как его сердце замирает.       проходит ещё минута, а затем... а затем он целует вала. снимает зажим, сразу же становится расслабленным и небрежным, вливая в поцелуй всё своё желание и преданность, позволяя ему быть беспорядочным. льюис нежно тянет нижнюю губу вала, сосёт, проводит по ней языком, пока вал скулит от боли, извиваясь на простынях.       — ты был так хорош, — говорит он, отрываясь от губы, запуская пальцы под резинку боксеров вала.       он удивляется, когда вал заговаривает.       — подожди, — говорит он надломленным голосом, — подожди, льюис, — повторяет он, и страх сковывает его слова.       льюис убирает руки от вала.       — слышу, — говорит он. — что тебе нужно?       — ты можешь... — начинает вал, заикаясь, пытаясь собраться с мыслями. — ты можешь… повязку… — бормочет он, стыдливо отворачиваясь и прижимаясь щекой к вытянутой руке.       горячее, голодное «блять» вырывается прежде, чем льюис успевает это остановить, но в этот момент он уже меньше заботится о собственном самообладании.       — абсолютно, да, — он перекидывает ногу и полностью встаёт с кровати, подходит к голове, которую вал приподнимает над подушкой на несколько дюймов, так что пальцы льюиса могли развязать простой узел. ткань ослабевает и без сопротивления соскальзывает с лица вала.       вид глаз вала почти заставляет льюиса опустить повязку обратно, но ему удается за секунду аккуратно свернуть ткань и отложить её, не нарушая зрительного контакта. зрачки вала резко сужаются от внезапного притока света, и он моргает, чтобы приспособиться к нему. они такие голубые, такие пронзительные, что льюис чувствует себя захваченным ими. его пугают слёзы, собирающиеся в уголках глаз, и он понятия не имеет, что творится на его лице, когда он проводит кончиком большого пальца под глазами вала, чтобы смахнуть влагу.       из всех вещей, это якорит его, это прикосновение влаги, такое чистое; чистейшая реакция, полностью вышедшая из-под контроля вала. это напоминает ему о хрупкой природе этой конструкции.       — цвет? — он спрашивает по привычке. он всегда спрашивает, когда случаются слезы.       вал моргает, внимательно глядя на лицо льюиса.       — зеленый, — говорит он уверенно, несмотря на то, что физически разбит.       льюис опускается на колени обратно на кровать и снова целует его, отчасти для того, чтобы дать себе некоторую передышку от взгляда, который пытается содрать с льюиса кожу и сбросить с него слои забвения. но он делает это коротко и сладко, не желая снова отвлекаться. он вытягивается, ложится на бок, подпирая локтём подбородок и щёку своей рукой. он бросает жадный взгляд на лежащего вала.       — расслабься, — инструктирует он… потому что знает, что вал может. он практиковался в этом.       как обычно вал глубоко вдыхает, делая паузу перед выдохом, знакомая техника 4-7-8. На выдохе его напряжённые мышцы расслабляются, тело постепенно тяжелеет.       льюис целует его в щёку.       — хороший мальчик.       свободной рукой он проводит по животу вала, спускается ниже под боксеры. он осторожно берёт горячий член вала в руку, вынимая его из нижнего белья, твёрдый и истекающий смазкой. вал издаёт придушенный звук от прикосновения, и он становится немного громче, когда льюис снова опускает руку, чтобы обхватить его яйца и вытащить их, так чтобы резинка плотно прилегала к его животу, и льюис имел доступ к тому, что хочет, не отрываясь.       — такой хороший мальчик, — шепчет он, уткнувшись носом в шею вала, и сжимает член вала свободной рукой, медленно, дразняще гладит.       он с точностью может сказать, что вал хочет снова спрятаться, но льюис смотрит ему в лицо и с вызовом изгибает бровь. очевидно, это говорит о том, что валу не надо никуда прятаться, и он остаётся на месте, хотя его глаза закрываются от внезапного натиска ощущений.       член вала покраснел от возбуждения, пальцы льюиса скользят по мокрому члену беспрепятственно. он не может поверить, что на этот раз ему удастся что-то с этим сделать, прикусывает губу, усиливая хватку, сжимает член, давая валу возможность ощутить что-то плотное и теплое, пока он виляет бедрами навстречу, поддерживая подобный темп.       — такой красивый, валттери, — мурлычет льюис, и у вала перехватывает дыхание от этого, от его имени.       — льюис, — стонет он, отчаяние отражается в каждой черте и изгибе его лица, — пожалуйста.       — что это было? — дразнит льюис, ускоряя движение руки, подстраивая свой ритм под толчки вала, каждый раз проводя рукой от головки до яичек.       — пожалуйста, — тихо просит вал, открывая глаза, чтобы умоляюще посмотреть на льюиса. льюис снова целует его в щёку, затем в лоб, его глаза смотрят на вала , внимательно и с обожанием.       — хорошо, — так же тихо отвечает льюис. — как только будешь готов, малыш.       вал ругается, откидывая голову на подушку. льюис пользуется случаем и впивается поцелуями в его обнажённую шею. темп остаётся спокойным ещё несколько мгновений, прежде чем безумие овладевает валом, и он теряет всякое представление о намерениях и правилах, когда его бёдра начинают двигаться быстрее. льюис выкручивает запястье в начале каждого удара, прикусывает засос на горле вала, затем шепчет ему на ухо непрерывный поток нежных и бессмысленных слов, тихих и откровенных.       вал кончает на словах «люблю видеть тебя таким», его тело содрогается. гортанный, глубокий стон вырывается из его рта, и льюис готов поспорить, что никогда не слышал такого от вала; член пульсирует в руке льюиса, сперма течёт сквозь пальцы и капает на его живот. он подбадривает вала тихим бормотанием: «да, вот так» и «выпусти всё наружу, малыш», и к моменту, когда всё закончилось, на лице вала остаются следы от слёз. льюис целует их, наслаждаясь солоноватым привкусом.       вала трясёт, мышцы содрогаются, зубы стучат. льюис берёт влажные салфетки из тумбочки и тщательно вытирает себя и вала, а затем помогает ему разжать пальцы и расслабить руки.       — ты отлично справился, — натягивая нетронутое одеяло. он гладит вала по щеке.       — ты был великолепен. я только схожу за водой и скоро вернусь, хорошо? — щетина бороды вала царапает ладонь льюиса, когда тот кивает.       после того, как вал выпил достаточно воды, чтобы удовлетворить льюиса, он опускается обратно в уютное гнёздышко из подушек и сворачивается под одеялом, закрыв глаза. льюис кусает внутреннюю сторону щеки, пытаясь решить, куда пойти. он довольствуется тем, что сидит у изголовья, достаточно близко, чтобы наблюдать за валом. он полностью успокоился только тогда, когда вал переворачивается в сторону льюиса и утыкается лицом в его бедро.       это пытка. это дар. это зажигает синапсы льюиса и разбивает ему сердце. это ближе, чем когда-либо подходил вал, и всё же недостаточно близко. всё сразу, душераздирающее противоречие. он проводит пальцами по волосам вала, его сердце колотится.       — валттери… — тянет он, не зная, что вообще собирается сказать.       вал поворачивается, приоткрывает один глаз, чтобы посмотреть на льюиса.       — м?       льюис смотрит на него, замешкавшись, пытаясь разобраться в своих противоречивых порывах.       в конце концов, ему вообще не приходится ничего говорить, потому что вал открывает второй глаз, чтобы полностью рассмотреть льюиса, а затем поднимает руку, чтобы сонно поманить его.        — иди сюда, — говорит он нежно, немного хрипя, — пожалуйста.       — ты уверен? — шепчет льюис, виновато, но страстно желая этого.       вал улыбается ему.       — зеленый, — говорит он, дерзко улыбаясь, и льюис смеётся, охваченный благодарностью, и облегчением, и… и… и...       всем, думает льюис, когда опускается на кровать, вал прижимается к нему, чтобы его обняли, позволяя. льюис обхватывает его руками и прижимает к своей груди. вал для него — это всё. вал в его объятиях — бальзам и благословение. надежное и тёплое, дышащее рядом с ним, успокаивающее и насыщающее; льюис может заплакать от этого, от того, как это чувство захлестывает его и заставляет чувствовать себя целым. он снова рад, что вал не видит его лица.       вал прижимается к ключице льюиса.       — спасибо.       пальцы льюиса поглаживают спину вала, перебирая позвонки.       — спасибо тебе, — говорит он и целует вала в щёку. а затем позволяет им заснуть.       он довольно опытен в искусстве легкой дремоты; скользит по поверхности сна, но реагирует на малейшие изменения в окружающей обстановке. он немедленно проснётся при малейшем беспокойстве: свет, звук, движение. на этот раз он открывает глаза, потому что чувствует, как шевелится вал, уютно устраиваясь в объятиях льюиса.       льюис смотрит на время — прошло около 20 минут, полагает он, хотя не успел точно засечь, прежде чем они уснули. когда он опускает взгляд, вал смотрит прямо на него.       — привет, — говорит льюис, тепло и тихо.       вал глубоко вдыхает, медленно моргая.       — привет, — хрипит он ему в ответ.       льюис перемещается, отодвигаясь назад, чтобы дать ему немного больше пространства для передвижения.       — тебе нужна еда и, возможно, душ, — решительно говорит он. — что бы ты хотел в первую очередь?       вал ещё раз моргает, взгляд рассеян. на его щеке складки от подушки.       — м-м-м… — начинает он, — ...душ?       льюис помогает ему подняться с кровати в ванную, где вал снимает свое нижнее бельё и набирает колпачок корсодила из флакона на тумбочке. он брызгает холодной водой себе на лицо, пока льюис включает душ, вероятно, пытаясь немного снять сонливость.       когда вал готов, льюис открывает перед ним стеклянную дверь и впускает его внутрь. он смотрит, как тот ступает под водянистую простыню тропического душа, и спрашивает:       — хочешь, я останусь?       опять же, это не то, о чём он обычно спрашивает, но валттери не всегда нормален.       он доволен, когда вал хмурится.       — я хочу, чтобы ты был здесь, — поправляет он, жестом приглашая льюиса присоединиться к нему.       льюис быстро избавляется от тщательно подобранного спортивного костюма, наклоняя голову, чтобы скрыть ухмылку. он не хочет говорить, что шокирован тем, что ему разрешили всю эту опьяняющую близость с вал, но, в общем, он шокирован. и это всё равно, что стоять под ливнем после засухи; льюис никогда не хочет заходить внутрь.       струи душа тёплые, гостеприимные. это мгновенно успокаивает нервную энергию льюиса. у него перехватывает дыхание, когда он принимает мгновенное решение перестать сомневаться в себе, наклониться и поцеловать вала в щёку. вал целует его в висок, прежде чем он успевает отстраниться. на этот раз ему некуда спрятать улыбку.       некоторое время они почти не разговаривают — всё передаётся через жесты. льюис берёт шампунь и кивает в сторону валу, тот поворачивается, соглашаясь. он набирает в ладони каплю шампуня размером с 20 пенсов и нежно проводит ею по влажным волосам вала, круговыми движениями с небольшим нажимом делая легкий массаж. льюис в восторге, когда вал откидывает голову назад, призывая льюиса продолжить. затем следует кондиционер, и после того, как он смыт, льюис проводит большими пальцами по плотным и упругим мышцам на шее вала, опускаясь все ниже и ниже, вызывая у вала протяжный стон.       — как же приятно, — бормочет вал, но невнятно, так что получается «какжеприятно», что, конечно, льюис находит восхитительным.       — хорошо, — отвечает льюис, целуя плечо. он продолжает целовать его ещё мгновение, а затем переходит к мылу, нанося обильную порцию пены на рельефные плечи и спину вала, мыльные пузыри стекают струйками вниз, вниз, по его заднице и ногам, прежде чем льюис успевает зайти так далеко. зрелище просто потрясающее: кожа вала раскраснелась от жары, мимолетные линии мыла стали тонкими белыми, почти похожими на узор.       льюис закусывает губу. он не торопится намыливать задницу вала, как будто это подарок, которым она и является. ему хочется задержаться подольше, сделать... больше, но он знает, что вал не готов (может быть, никогда не будет), и он не хочет портить их момент, поэтому он сдерживается. восхищаться, да, но целомудренно.       он приседает, чтобы закончить мыть ноги вала и его ступни, слегка постукивая по каждой пятке по очереди, чтобы вал приподнял каждую из них, опираясь рукой о стену душа для равновесия, прежде чем подняться обратно и подталкивает бедром, показывая, что вал должен повернуться.       он так и делает, его внимание сначала скользит по лицу льюиса, затем по его телу и задерживается... ох. льюис кусает внутреннюю сторону щеки.       член уже был немного твёрд.       но можно ли его винить? пройти через все это, не прикоснувшись к себе для облегчения? наблюдать, как вал раскрывается перед ним, как воплощается мечта стольких лет, а теперь ещё и прижимается к нему, полностью обнажённая? как он мог ожидать, что его тело не отреагирует?       льюис уже собрался как-то отвлечь или перенаправить внимание, когда вал поднял голову и снова встретился с ним взглядом.       — почему ты не... раньше? — спрашивает он, неловко и с заминкой, но серьёзно.       льюиса редко можно застать врасплох во время сессий или даже после них. он тщательно планирует, он прилагает все усилия, чтобы понять своих партнёров и их мотивы, его доминирующее положение — это хорошо отточенный инструмент, который позволяет ему сохранять превосходство.       валттери не всегда нормален, звенит в голове льюиса, когда он обдумывает, что сказать. он решает озвучить часть правды:       — я хотел, чтобы это было для тебя, только для тебя.       я хотел, чтобы ты не думал, не считался ни с кем другим, я хотел, чтобы о тебе заботились и ничего больше — это то, что он добавляет про себя.       то, как вал скользит бедром между бёдер льюиса и прижимается к нему, происходит так быстро, что льюис не может сдержать легкого искреннего вздоха.       — я думаю, что хочу, чтобы ты кончил, — бормочет вал, капли воды стекают с его ресниц и бегут по лицу. льюис начинает возражать, но вал приближается, используя одно свое присутствие, чтобы подтолкнуть льюиса обратно к стенке душа.       — что, если это то, что я хочу для последующего ухода? — спрашивает он, лукаво глядя на льюиса. — ты собираешься сказать «нет»? я прекращу это, если ты откажешься.       он целует щёку льюиса, что кажется невероятно дерзким, учитывая, как плотно его торс прижимается к члену льюиса, как-то более интимно или, или… что-то в этом роде, думает льюис.       — но я хочу.       льюис стонет и откидывает голову на импортную мраморную плитку, тратя миллисекунду на то, чтобы подискутировать с самим собой:       — ты думаешь, что ты такой умный, — говорит он, но, чёрт возьми, если вал предлагает... — я не скажу «нет», — слабо признаётся он.       это первая искренняя улыбка, которую он получил от вала с момента начала сессии, его тон счастливый, когда он говорит, простой, но полный энергии:       — хорошо.