Подопытная крыса

Резкое пробуждение. Ломота во всем теле. Головная боль. Сухость во рту. Жажда. Холод. Это были первые признаки того, что жизнь вернулась в тело. Того, что время снова действует на разум так, как то завещала мать природа. Заель Апорро Грантц, бывший Октава Эспада очнулся от своего кошмара. Взгляд был полностью расфокусирован, поэтому понять, где находится, арранкар не смог. Бледная кожа была покрыта мурашками от холода. Пальцы покалывало. Чувствительность возвращалась медленно, с каждой секундой позволяя понять, что это может быть болезненно - чувствовать свое собственное тело. Вертикальное положение. Руки и ноги зафиксированы. Металлический прямоугольный каркас, по углам которого расположены крепления. Уже к этим креплениям и прикованы конечности арранкара. Гладкий материал, похожий на черный пластик, плотно обхватывал запястья и лодыжки. Эти оковы тоже холодили. Полностью раздет, изможден, обречен. На теле Восьмого не было никаких внешних повреждений. Однако это не сильно обнадеживало. Грантц чувствовал, что его рейяцу скована. Скована так же, как его руки и ноги. Так же, как разум скован усталостью. - О, ты очнулся, арранкар? Голос. Неприятный и знакомый голос. Как будто что-то скребет по барабанным перепонкам, вызывая противное звучание, эхом отдающееся на задворках сознания и памяти. Взгляд выловил едва различимую расплывающуюся фигуру в белом хаори. "Шинигами... Тот... Который..." - Почему?... я...? - Настоящий ученый всегда знает, как обратить действие его изобретений. Капитан Куротсучи Маюри. Ученый, чья страсть к исследованиям еще больше, чем у Восьмого, который был для этого создан. Сумасшедший гений, который не заботится об объекте исследований, поддерживая в нем жизнь только для того, чтобы получить больше информации. Ни грамма жалости. Ни капли сострадания. - Даже удивительно, что ты можешь хоть как-то говорить... Холодный взгляд светло-карих глаз. Такой холодный... Кажется, этим холодом пропитано все помещение. Никаких эмоций не отражается на матовой поверхности радужки. Но на вымазанном краской лице появляется ухмылка. Ухмылка, полная самодовольства и чувства собственной победы. Грантц помнит эту ухмылку. Такой же он одаривал всех тех, с кем ему приходилось сражаться раньше. Точно такой же ухмылкой. Быть уверенным в своей победе... Не столько из-за слабости соперника, а из-за собственной неуязвимости. Идеальное существование... Октава Эспада вдруг осознал, что такое идеальное существование может сильно испортить впечатление о себе, стоит только пригрозить ему вечным адом. Один раз ему удалось выбраться... То, что будет дальше - вряд ли будет столь ужасным. Однако Куротсучи знал свое дело. Точнее, не знал жалости. Бесконечные анализы, образцы, мазки и пункции истощили арранкара. Кожа, ставшая почти белой от постоянной темноты и холода, теперь плотно обтягивала кости. Было видно, как расходятся ребра при дыхании. Теперь не нужны были никакие рентгены - тело арранкара разве что не просвечивало насквозь. Отчаяние. Знать, что ты целиком и полностью находишься во власти человека... шинигами... который может сотворить с тобой нечто настолько ужасное, что бессмертие покажется самым страшным наказанием, настоящей адской пыткой. Постоянная слабость. Быть в сознании, когда тебя разбирают по кусочкам, чтобы собрать заново, но уже в компьютере... Видеть, как длинные пальцы бегло порхают над клавиатурой, занося информацию о тебе в базу данных... Видеть взгляд, в котором так и читается: "Ну, что еще я не проверил?" или "Не пора ли избавиться от хлама?". Чувство обреченности. И ведь все было бы совершенно иначе, если бы финал был. Смерть была бы спасением от этой жестокости, от этого холода. Но не может умереть бессмертный. Великое наказание, осознать которое дано не каждому. Вечные муки... И ведь они будут. После этого размеренного кошмара наступит другой. Лишенный времени. Лишенный движения. Лишенный осознания. Лишенный всего. Будет только чернота. Нужно будет только успеть закрыть глаза, когда Капитан снова погрузит Восьмого в это состояние. Чтобы не видеть ничего. Чтобы позволить мозгу синтезировать какие-то образы сквозь черноту. Чтобы сходить с ума не так быстро. Отчаяние. Знать, что скоро тебя ждут мучения, большие, чем в самом Аду... Осознавать, что не случится чуда, способного спасти. Что никто не придет спасать, никто не отпустит его, обессиленного и измученного, никто не сможет окончить его страдания смертью. Знать, что придется вечность существовать в таком состоянии. Очередной опыт. Электроды, присоединенные к активным биологическим точкам организма, словно новогодние гирлянды, опутывали все тело арранкара. Провода аккуратным "дождиком" свисали к полу, нигде не спутавшись. Куротсучи, присоединяющий еще несколько электродов к груди Восьмого. Затуманенный разум. Желание прекратить все это. Желание, чтобы все скорее закончилось. И холод, бесконечный холод. Везде. И на коже, и глубоко внутри. Холод когтистой лапой скручивал внутренности. "Прекратилось... Хочу, чтобы прекратилось..." - Убей меня... - Что ты сказал? - Убей меня. - Еще есть несколько опытов, которые я хотел бы провести над тобой. К тому же, арранкар, ты кое-что забыл. - Что?.. - Не ты ли хвалился своим бессмертием во время нашего сражения? - Точно... Но ты ведь можешь... - Могу. Но не вижу смысла. После последних экспериментов я снова погружу тебя в состояние изменения времени и выброшу. - Убей... - Ты слишком многого просишь, арранкар. Мне легче будет ввести тебе препарат, чем вытягивать рейяцу. Рейяцу... Что это вообще такое? Неужели наличие этого мешает смерти? Раз так, то зачем держать ее? Зачем она нужна? Пусть исчезнет вся! Чтобы ни капли не осталось! Пусть это тело разлетится тысячью мелких пылинок, а разум навсегда отключится. Пусть, как только веки сомкнутся, реальность исчезнет. Пусть исчезнет жизнь, что теплится в этом теле. Пусть исчезнут даже мельчайшие молекулы этого тела! Пусть все исчезнет! И страдания, и обреченность, и холод! Чертов холод! Пусть он сменится на тепло! Или... Или лучше просто исчезнет... Пусть этот холод заменит... Ничто. Великое Ничто, поглощающее и разлагающее в доли мгновения. Беззвучные рыдания подкатили так неожиданно. Слезы... Солоноватая жидкость, с которой из организма выходят гормоны, вызывающие депрессии и стрессы. Почему же с их помощью нельзя изменить будущее?! Нельзя изменить предначертанную реальность?! Почему рыдания помогают только избавиться от эмоций, а не от ужасного будущего? Почему?! - Нему, сними его, положи на стол и согрей. Мне нужно более быстрое кровообращение, - слышит сквозь беззвучные рыдания Грантц. Смысл слов проносится мимо. С невероятной скоростью. Скоростью... Скоро это понятие станет таким неважным. Таким лишним. Скорость. А ведь когда-то Восьмой очень много придавал этому значения. Но реальность, в которой нет времени не нуждается в скорости. Она вообще ни в чем не нуждается. Обволакивающая чернота поглотила истощенный разум. Очнулся Грантц в тот момент, когда его истерзанного тела коснулось теплое одеяло. Глаза снова подводят - окружающее выглядит размытым, нечетким, но даже сквозь эту пелену Восьмой видит Нему - девушку, которая была создана Куротсучи, как живая кукла. Сейчас он и себя чувствовал живой куклой. Но к его сожалению, иной куклой он стать и не сможет. Тепло долго не собиралось проникать под кожу. Но через несколько минут, под пристальным взглядом такой же живой куклы, Грантц почувствовал... благодарность. Вместе с теплом. "Я благодарен... Благодарен этому холодному бездушному созданию за это смертельное тепло. Скоро. Совсем скоро начнется действительно настоящий ад. А пока. Спасибо тебе за это тепло". Холод отступил. Ненадолго. Это как томиться в ледяной темнице, ждать своего сожжения на костре, бояться этого... Но первым почувствовать не боль от ожогов, а тепло. Благодатное тепло. И только потом - жар, палящий кожу, запах жженой плоти и дыхание смерти. Но последнее - неимоверная роскошь для бессмертного. Роскошь, о которой просить - кощунство. Смирение. Нужно смириться. Нужно принять неизбежное. Нет иного выхода, кроме как смириться. Привыкнуть к мысли о вечном страдании. Привыкнуть... К вечности. К мукам. К страданиям. Подсознание кричит: "Бесполезно! Ты никогда не привыкнешь!", а остатки разума пытаются доказать, что по-другому будет больнее. Смысл сопротивляться , если нет ни сил, ни какого бы то ни было желания? Вместе с последним экспериментом Капитана для арранкара окончится и время. Исчезнет. Растворится. Вот бы так же растворился холод... И сомнения. И отчаяние. И обреченность. Пусть будут эти муки... Но только в черноте... С теплом. Последний опыт проведен. Вся информация, которую только можно было выкачать из арранкара, была получена и задокументированная. Сам же Восьмой кучкой измученной плоти лежал на холодном жестком полу, ожидая начала кошмара. Он почти смирился. По крайней мере он достаточно убедил себя в этом, чтобы не испытывать паники. Он знает, что сейчас Куротсучи введет его в это ужасное состояние и выбросит неизвестно куда. Но сам арранкар сообразит это уже через несколько сотен лет. Этот ужас будет продолжаться долго. Бесконечно долго. Настолько долго, что вечность кажется проклятием. Снова. И с каждой секундой все больше. Пытаться убедить себя в том, что надо смириться. Что выхода больше нет. Что нет никаких шансов избежать этой участи. Единственный выход. Капитан возвышается над бледным телом, решая, что делать дальше. И снова безразличие во взгляде. Отсутствие какого бы то ни было выражения на лице, все так же измазанном краской. Наверное, это приятно - чувствовать, что ты во власти сотворить с другим все, что только вздумается. - Сделай уже это, Куротсучи... - шепот из последних сил. - Ты не в том положении, чтобы диктовать условия. - Сказано без эмоций. Никакого чувства. Ни радости, ни сожаления, ни досады, ни ненависти... Ничего... Это вводит в отчаяние сильнее, чем шприц с препаратом в правой руке шинигами. Но что-то его останавливает. Что-то не дает вот так сразу взять и уничтожить время для этого арранкара. Что-то заставляет отложить шприц, перевернуть костлявое тело на спину. Что-то заставляет возжелать истерзанную плоть. Что-то... Возможно, это и есть прелесть власти над другими. Когда можно делать действительно все. Когда ничто не будет наказано. Тогда зачем противиться низменному желанию? Зачем сдерживать себя? Зачем отталкивать это ощущение, пытаясь вызвать омерзение? Когда можно просто использовать это тело, почти лишенное чувствительности. Без всяких нежностей. Без всякой ласки. Без всяких последствий. Без какой-либо ответственности. Вспомнить о животной природе вещей. Помочь чем-то проникнуть без дискомфорта. Деловито избавиться от возбуждения. Без изысков. Без ласк и нежностей. Почти безжизненное тело трепещет в руках. От боли. От очередного приступа жалости к себе. И от наслаждения теплом. Только теплом. Теплом чужого тела. Этот трепет заставляет чувства обостриться. Заставляет вцепиться зубами в тощие плечи арранкара. Получилась своеобразная ласка. - Подожди... - едва различимо шепчет обреченный на вечную муку. От неожиданности Куротсучи замирает, вслушиваясь в судорожные вздохи арранкара, пытаясь различить слова. - Ты можешь... сразу после этого... ввести препарат?.. Молчание. Понимающий кивок. Все-таки вечность - слишком жестокое наказание... А так... Она будет скрашена хотя бы теплом... Пусть и смешанным с болью, но все таким же благодатным теплом чужого тела. Шприц с препаратом оказывается в руке шинигами, а потом короткая игла полностью уходит в плечо арранкара. Тот только благодарно улыбается, прикрывает глаза и ждет. Ждет того момента, когда время остановится. Восьмой не хочет ничего видеть в этот момент. Не хочет, чтобы эти образы вечно плясали перед глазами. Он хочет просто, попытавшись открыть глаза, понять, что это не получается, что время уже исчезло. Препарат введен. Капитан, поправляя одежду, смотрит на тощее тело у своих ног. На сухих, потрескавшихся губах улыбка, тело расслабленно. Можно было бы сказать, что арранкар мертв. Пусть так. Благодарность за огромные объемы информации. Пусть теперь чувствует тепло. Приемлемая плата за вечное страдание. Чернота. Все так, как и хотел арранкар. Чернота поглощает разум. Но это на первое время. Потом из этой черноты начнут проявляться образы, нашептанные воспаленным сознанием. Тепло. Тепло чужого тела. Такое ощущение, будто два тела все еще соприкасаются. Будто бы это прикосновение до сих пор не разорвано. И так будет долго. Бесконечно долго. Вечно. - Нему! Вынеси мусор из лаборатории! Холодный зал лаборатории. Никаких следов пребывания арранкара. Только несколько новых файлов на главном компьютере Куротсучи Маюри, Капитана Бюро Технологического Исследования. Все, что осталось. ***